Одна башня, стоящая по среди развалин, храбро выдерживает порыв ветра, гнет дождя, грозы и молнии, но спустя время ее оплетает цветок. Прекрасный, цветущий в никогда и нигде. Он оплетает эту башню, захватывая своими лепестками кирпичик и разламывая его на пополам, превращая в пыль и крошки. Но башня стоит, ждет чего-то. Наверное, принца на черном коне, скачущем на поле, среди развален. Ищущего ее, но слепого. И оклик принцессы, заточенной в эту башню, прерывает его тишину в сердце. Та зовет его, помогает пройти через все трудности, не обнадеживает, поддерживает. И вот, стоит принц у башни, а цветок все цветет и растет, пролезая внутрь комнаты принцессы. Девушка испугано кричит принцу: Я прыгаю, я верю в тебя! И получается! Он словил ее, будь слепым и немощным, доказав всем, а главное себе, что не бессилен. а потом прекрасная принцесса целует его, и этот поцелуй силен. Могущественен, потому что наполнен искренними эмоциями, чувствами. А принц после мягко, нежно отстраняется, открывает глаза и поражается: этот мир прекрасен! Сколько же он был слеп сам с собой, играя со своей жизнью. Поворачивает голову и видит, принцесса улыбается, смотрит своими прекрасными карими глазами на него и тихо шепчет: мы справимся, я помогу, а ты эту помощь примешь! И решил для себя принц тогда, начнет все с начала, не упустит просто так старые ошибки, и будет учится жить настоящим. Увез он принцессу к себе во дворец, сыграли они свадьбу, пригласили гостей иностранных, да счастливы стали оба!
И жили они долго и счастливо!
Вечер в Лос-Анджелесе, как всегда, был шумным и светлым. Миллион огней освещали город своими красками, не давая отдохнуть уставшим от шума горожанам. Многие спешат по домам, мечтая о теплом доме, кровати, об общении с близкими, родными, но есть исключения из таковых правил: молодежь. Да и не всегда, кстати говоря. Многие бары начинают работать поздно, после окончания рабочего дня. Тем, кому не к кому идти, приходят именно сюда. их всегда тянет в такие места: шумные, где много народа, где есть с кем пообщаться. Так они забывают о своих дневных, рутинных делах, обязанностях, проблемах, окружающих нас постоянно. Так они заглушают громкую пустоту внутри себя, тем самым оберегая от съедения их души тишиной, страхом или одиночеством. И Бобби один из таких. Да, у него есть команда, но разве можно вешать свои проблемы, грузом свисающие с обрыва под названием «одинокая и больная душа Бобби Неша»? Нет, такого он себе позволить не мог, не может и, пожалуй не посмеет даже заикнутся о желании таком. У них и так много проблем, решение которых съедает их, пока те не видят. Множества людей даже в клубе АА высказывают свои пережитки старого, Бобби так не может. Вина… Это чертово чувство, не позволяющее сделать шаг в какое-либо направление. Чувство съедающее изнутри. Он бы многое отдал, чтобы, наконец, почувствовать какого же это — не испытывать это. У многих есть такая проблема, возникающая, когда от рук них самих страдает, попадает в неприятности близкий, родной человек. И со временем либо ты исправляешься и искупаешь свою вину, либо… продолжаешь жить с ней всю оставшуюся жизнь. Мы сами выбираем путь, по которому намереваемся пойти. И даже когда нам кажется, что это не так, то стоит просто взглянуть на ситуацию под другим углом, под призмой другого человека, мы стремимся к этому. Как бы невзначай люди делают все, чтобы добиться этого, даже, когда сами говорят: Нет, я не могу, я не заслуживаю. А вот Бобби опять так не может. Смотри ты хоть через призму самого Бога, этот поступок будет напоминать Нешу о его слабости и о том, какие последствия повлекла она. Он не может просто так забыть из-за кого начался пожар в доме, из-за кого погибло больше сотни людей. Это не просто забыть, даже невозможно. Но он честно пытался. Пытался совладать с собой старым, превратившись в себя нового. Пытается держаться контакт с людьми, дорогим ему, на расстоянии. Очень, но иногда тянуть такой вес в одиночку просто не возможно. В какой-то момент ты просто понимаешь: я больше не смогу. И падаешь. Так на колени, прямо перед людьми. пытаешься вымолвить у них хоть одно прощение, хоть слово пусть из их уст вырвется, но они продолжают молчать, гневно сверкать глазами, пытаясь порушить оставшееся целое. Поэтому Неш приходит в бар. В суматохе дня, на вызовах, когда голова полностью погружена в работу, когда ты приходишь без сил настолько, что даже думать об этом перестаешь. На какое-то время. А потом все вновь возвращается просто с увеличенной, преумноженной силой, начиная давить на все что осталось, а осталось не много.
Сегодня четверг, завтра выходной, смену перенесли из-за сегодняшнего вызова: пожар на химическом складе. Никто не погиб, но пострадали многие. Всему виной — не правильное хранение огнеопасных веществ, но пожарных об этом никто не предупредил. Вскрылось все лишь через полчаса после начала тушения. Всех срочно эвакуировали на 45 метров от здания, но бригада 118 осталась последней. Их задело слегка, но все сильно перепугались. Неш тогда так злился на всех: на пожарных, за то, что не досмотрели; на работников, за не соблюдение техники безопасности; на колл-центр, за долгую переработку информации и ее донесение; и себя самого. Кажется еще пара ребят тз соседней части разделили это мнение с Бобби, но потом быстро их заткнул Бак с Чимни. Но вот как на это отреагирует сам кэп, они понятия не имели. А тот в свою очередь сказал, что те правильно поступили, найдя часть вины мужчины. Сказать что вся 118 была в шоке, ничего не сказать. Хэн еще долго ходила и проверяла его. Не оставляла одного, и Неш за это очень ей благодарен. Но смена кончилась и вот, теперь он один (и никого не винит в этом). Ходит по пустеющему городу один, в своих раздумьях. Вэндол сказал, что после переезда сюда, будет не очень «удобно», как он выразился тогда, но он был абсолютно прав. Неш занял чужое место, с новой командой, не смотря на ее сплоченность, с трудом впустили в нее новичка. Но и за это спасибо. Он управляет 118 уже 3 месяца и ни одного большого происшествия, кроме сегодняшнего и крушения самолета не наблюдалось. С командой он возвел не видимый барьер, сквозь который остро не хочет просачиваться. Священник ему сказал, что надо открыться им, они не бросят, почему-то именно в этом он так и настаивал. Но Бобби не убедить. Он не знает, что подтолкнуло его к очередному срыву. То состояние он уже даже вспомнить не может. Он тогда пытался найти средство, чтобы уменьшить сэкние в районе груди. Поэтому направился в Бар. Чтобы напиться, при чем жестко. Ему надо отвлечься от всего мира, и он заходит в ближайший к нему «Бар билли и Барнса» а спустя два часа выходит из него не очень уверенной походкой. Проходит к лавочке, стоявшей у дороги, садиться на нее и… плачет, навзрыд. Прохожие странно перешептываются, поглядывают на него, пытаются заснять, но все это быстро прекращается, стоит увидеть как по улице едет полицейская машина. Кажется, у Бобби есть проблемы, он не взял с собой документы, но похоже, что его еще и с работы попрут задним числом, весело…
Пока Бобби све так же сидел, опустив голову руки, Грант припарковала машину чуть позади мужчины.
— Сэр, с вами все в порядке? — она подошла поближе, но только потом увидела, кто перед ней. — Капитан? Вы в норме?
— Да, я… я в порядке. Простите, что заставил волноваться, — он на секунду поднял голову и глаза вместе наверх, на Грант. Почему-то ей тогда показалось, будто он стоит на какой-то острой грани, и если тот провалиться в любую из них, то ему конец. Его, обычно светящиеся глаза, сейчас настолько потемнели, что можно было подумать про отсутсвие зрачка и вовсе. Но она знала его и, если быть правдивой, частенько заглядывала туда. Афина честно не знала от чего мог быть такой эффект, это либо от выпитого алкоголя, запах которого уже начинал выветривается, но все равно держался на мужчине, либо от тонн накрывающей его боли. Придя к неутешительным выводам (хотя про боль: то была лишь гипотеза, которую, кстати, подтвердили дальнейшие действия), женщина все же решилась действовать. Недавний разговор натолкнул ее на это:
— Афина, мне очень нравится Бобби в роли капитана, и это ведь единственный человек, который смог совладать с характером 118 части, но он за 3,5 месяца своей работы ни разу не говорил о себе.
— Может у него есть на то свои причины. Я не думаю, что ему есть что скрывать. Мы сегодня встретились на вызове, мне он показался милым…
— Серьезно? Грант, а когда это ты в последний раз на мужчин заглядывала? Я что-то в отношении майкла упустила?
— Нет, ничего. Я говорю о его… не о его внешнем виде, хотя он накаченный пожарный, в возрасте 51 года. я про его внутреннюю составляющую. точно не могу сказать, но что-то внутри меня прямо-таки и хочет рассказать всему свету, что он никого в своей жизни не убивал… но если ты хочешь, я могу… скажем, пробить его прошлое. Оно же тебя интересует?
— Нет, не надо. У него и так с доверием проблемы, не хочу, чтобы он снова закрылся, как в самом начале.
Из раздумий ее вывел тихий, на грани истерики смех. Зловещий и беспомощный, счастливый и отчаянный. Она вновь перевела взгляд на лицо пожарного. Улыбка, слабая, из последних сил выдавленная, но улыбка. Он все так же смотрит перед собой, буквально в «никуда». Афина думает, что мыслями, навряд ли, он здесь, с ней. Сержант отходит в сторону, переговариваясь с диспетчером, что будет занята какое-то время и вызовы принимать не сможет, а затем возвращается к Нешу.
— Вас подвезти? — вопрос прозвучал буднично. Как будто она каждый день подвозила его к дому.
— Да, если вас не затруднит… — молчание затянулось. Оно давило на все, что окружало этих двоих. Единственным, что могло разрушить ее, это крики из соседнего бара.— Сержант Грант, вы… Я могу вам в кое в чем признаться?
— Да.
— Я могу быть уверенным, что после моего признания, у вас полностью уйдет желание как-либо помогать мне, поэтому… Можете обещать, что не убьете меня здесь? — он настолько пьян? Речь не заплетается, да и глаза стали прояснятся. Но, почему это вдруг, ей желать его убить?
— Да, я обещаю.
— Хорошо… Я… Надо, пожалуй начать из далека. Вы ведь знаете откуда я приехал? Наверняка Хэн вам все уши прожужжала, — он горько усмехается и откидывается назад, спиной прислоняясь к скамейке. Афина в ответ лишь согласно кивнула. Да, она знала откуда он приехал, и Хэн правда весь день потом говорила о величайшей способности и неумению кэпа ориентироваться в Лос-Анджелесе. — Я приехал из Миннесоты, город Сан-Пол. Там было буквально все! — он театрально развел руки в стороны. На лице отражалось столько эмоций, разных, противоречащих сами себе. Боль и счастье, вина и смирение. — У меня была своя семья. Жена — Марси и дети, старший сын Бобби и младшая дочка Брук. Я работал тогда так же, капитаном одной из части города. На одном из вызовов произошел несчастный случай, подо мной провалился пол, травма спины, 2 месяца больницы, 3 месяца жома, в 4 стенах, 3 месяца реабилитации и боли. Я просто не мог больше терпеть, понимаете? Мне нужна была передышка, пауза среди всего Хауса. И я начал пить. А потом употреблять. Крайней стадией была водка, почти каждый день и обезболивающие. Марси знала, конечно, она такая умная была, красивая… Прекрасная девушка, полюбившая чудище! Мы жили в многоэтажном доме, множество квартир, множество соседей, людей и семей. Идеал, что еще надо для шикарной жизни? Но я все испортил, — он замолчал на некоторое время, будто бы обдумывая, стоит ли рассказывать. Но в конце-концов решается и продолжает. Грант в это время сидит в растерянности. — Дом был сплошь покрыт пожароопасными материалами, куча несоответствий с регламентом о пожароопасной безопасности в таких домах, и был бы я трезв, то заметил все нарушения… Но я был пьян. Я ничего тогда не заметил и даже не подозревал о возможном исходе, правда. Однажды, после очередного рабочего дня, я поднялся на этаж к семье, мы поужинали, я уложил детей спать и соврал жене о том, что мне требуется прогуляйся, что бы спина не болела. Она поверила, а я отправился на этаж ниже. Там была моя вторая, тайная квартира. Отопления не было, я включил обогреватель и пил. Потом пошел обратно, но Марси все узнала, мы поссорились. Я решил уйти на крышу, подышать свежим воздухом, но из-за своего же пьянства уснул. А потом стало поздно что-либо делать. Дом горел, все материалы начали плавится под жаром огня. Я побежал за семьей, но дверь была заперта. Я ломился, но пол провалился, я упал ниже на этаж. Меня вывели силой остальные пожарные, буквально вынося из здания. Я получил ожоги второй степени на обе руки, мне помогли. А семья… Дети погибли на месте, они задохнулись в своих кроватках, видя прекрасные, надеюсь, сны, и продолжая думать, что из отец — герой. А Марси пролежала пару суток в коме, потом придя в сознание, ушла на совсем… — под конец, он совсем скрючившись на скамейке, согнулся, пытаясь превратится в наименьший комок. Плечи слегка подрагивали, но из глаз слез не было. Его голос был убитым горем, стольким отчаянием. Самой Афине было трудно поверить: капитан 118 части, Бобби Неш, который даже мухи не обидит, он… Буквально убил свою семью. Оставит ли Афина его одного? Бросит ли его, с осознанием, что еще один человек презирает его? Нет, это же очевидно. На ее памяти новый Неш не пил никогда, кроме этого случая. Ему нужна помощь, посильная ей. Он уже не сможет вынырнуть без помощи со стороны из моря вины. Ему нужен человек, который будет помогать прокладывать путь, путь, ведущий к жизни без этой страшной и погубившей больше сотни людей ошибки. — 148 человек, любых, там даже еще дети есть, они все погибли из-за меня, моей слабости, моей жалости к самому себе. Я пойму прекрасно если вы захотите убить меня, и это вполне правильное решение, приятное адекватно. Я… Не заслуживаю ничего, что у меня сейчас есть.
— Но вы изменились! Вы больше не тот человек, подбитый болью и отчаянием, человек, который ищет спасение в бутылке виски. Вы — герой, спасающий каждый день множество жизни, находящий смысл в своем существовании каждый день. Вы… — она не успевает договорить. Ее резко и внезапно обрывают на середине. Объятия настигли ее резко. Она толком не успела понять, что произошло. Неш, порываемый одной мыслью, в порыве чувств, захвативших его разум, без раздумий утянул сержанта полиции ЛА в свои руки, обнимая и стискивая. Рубашка Афины начинает намокать: из глаз Бобби полились слезы. Он плакал лишь единожды, когда хоронил детей, и сейчас, когда в его жизни появился человек, помогающий ему нести груз ответственности. — Я тебя больше не оставлю одного с болью. Ты всегда можешь прийти ко мне, к команде 118 за поддержкой, ты понял? Ты теперь не один…
Бобби открывает тяжелые, весящие словно по тонне, веки. Под низ просачивается солнечный свет, просвечивающий через окно. Он лежит на постели, определенно не у себя дома. Что же было вчера… Он резко поднимается с кровати, голова начинает болеть, все тело — ныть. Воспоминания лавиной накрывают его разум. Сержант Грант… Надо бы извинится…
— Вы уже встали? Тебе нужна таблетка от головы? — в гостевую спальню заходит Афина. Она одета так по домашнему. В этом наряде охота ее видеть постоянно. Образ железной леди на работе в форме и домашней и нежной Афины никак не вяжется в голове. — Ты в норме?
— Я? Да, ничего… Простите пожалуйста, я не должен был на тебя все скидывать… Я… Мне правда жаль…
— Из-за чего ты извиняешься? Каждый раз. Я ни в чем тебя не виню, ты рассказал мне правду, это хорошо. Теперь стоит разобраться с твоим психическом здоровьем, пока ты его совсем не угробил. Я буду рядом, ты можешь всегда прийти ко мне и выговориться. К Хэн, Баку, к своей команде. Они, я поддержат тебя. Не стоит извиняться из-за таких мелочей. Ладно? — она нежно улыбается и смотрит на него с такой нежностью… Взору Бобби вдруг предстают красивые, пропитанные жизнью краски, покрывающие все поверхности. А взгляд Бобби становится светлей. Радужка глаза светлеет, на лице Неша расцветает улыбка.
Он прозрел. Смог увидеть красоту, наполнявшую мир. С Афиной. Она помогла ему, он поможет ей. Тандем, включающий в себя поддержку друг друга. Они не смогут в будущем раздельно. Им судьбой предначертано быть вместе, помогать проходить трудности вдвоём.
Они верят в это, а остальное не важно!
