Он — галактика, он — яркое солнце среди ясного неба, он — самые звонкие ноты, когда губы растекаются в улыбке, он — звёзды, что рассыпаны рыжими пятнышками по всему телу.
Я — Солнечная система, существующая благодаря галактике, я — луна, что преследует закат, я — зритель, который прячется за кулисами, я — астроном, каждый раз находящий новые созвездия на небе***
«Мой милый, — чернила бегло красят белую бумагу широким почерком. — привет. Сегодня мне совершенно не спалось и я случайно застал восход солнца. Это было волшебно: краски красного, жёлтого и розового растеклись вокруг светила, птицы защебетали твои любимые песни, а листва стала их аккомпаниатором. А ты видел? Конечно, видел… наверное, как обычно, стоя на холодном полу балкона, переминаясь с одной ноги на другую, под серым дымом сигареты, зажатой между указательным и средним пальцами. Твои глаза блестят, рассматривая утренние пейзажи Пусана. А я, как обычно, искал рукой твоё тёплое тело, раз уж расстался с тобой из сна…» — молодой влюбленный юноша повествовал «всё и ничего» в письме своему любимому. Он старался над каждой буквой, ведь его прекрасный должен смотреть только на красивое. Сонхва любил смотреть в глаза своего ненаглядного, когда тот читал, рассматривал, плакал, ведь в них тёмным зеркалом отображалась целая Вселенная. В конце письма Пак по своей памяти нарисовал в хаотичном порядке звёздочки, а после соединил их в созвездие, — «… Созвездие по имени тебя.»***
Дымка от сигарет лентой пробралась с балкона в комнату. Запах табака вытянул из сна парня, что нежился в белых одеялах и перьевых подушках. Тихо простонав спросонья, Сонхва потянулся к краю кровати, дабы нащупать бархатную кожу рядом, а после, прогулявшись пальцами по тонкой шее, задевая губы и прочерчивая аккуратный носик вверх. Он бы зарылся в волосы цвета пшеницы и накрыл алые губы своими, чтобы согреться, но рука не нашла тепла и ласки, она провалилась куда-то вниз на простыни. Пак нехотя открыл глаза. Он увидел своего ангела за открытым окном среди ярких лучей раннего солнца и дымкой уже привычных Сонхва «Vincent». Этого ангела звали Кан Ёсан. Пак всегда сравнивает своего парня с этим мифическим существом, проводя между ними параллели. Чистота, свет, невинность — таким он видит своего милого. Сам Кан отрицает все сравнения, порой раздражаясь тем, что Сонхва преувеличивает, но сам Пак только улыбается на это и разглядывает каждую морщинку на лбу Ёсана, когда тот хмурится. Стопы мягко касаются пола, совершенно тихо проходясь дальше к открытой двери на балкон. Нельзя, чтобы его обнаружили. Хочется ещё минуту полюбоваться россыпью веснушек, что виднеются из-под мятой рубашки (своей). Пальцы уже по наитию тянутся к маленьким звёздам на коже любимого человека. Кан дёргается от лёгкого касания, но не поворачивается, знает, что Пак снова хочет соединить новое созвездие на его теле. Подушечкой указательного пальца, Сонхва почти невесомо рисует между точек отрезки, вызывая табун мурашек у обоих. Не выдержав, Ёсан разворачивается к старшему лицом. — Я нашёл на плече созвездие Кассиопея. — Созвездие любви? — усмехнувшись, Кан заглянул из-под ресниц в глаза напротив и затянул очередную порцию табака через фильтр в лёгкие. Младшего всегда забавляло это «хобби» — выискивать новые созвездия из рыжих пятен, а Пак, просто зачарованный своим мальчиком, считал, что тот целый космос. Сонхва простой землянин-астроном, которому дали шанс не просто изучать издалека, а притронуться к этому необъятному парню, что хранит в себе целую галактику. Пак протянул свою руку и аккуратно коснулся фарфоровой щеки. Он выжидал реакции Ёсана, ему всегда было интересно наблюдать за его эмоциями, ведь с ним это не как у всех — определённая модель поведения при определённом совершенном действии, тут другое. Никогда не узнаешь его алгоритм в этот или в следующий раз: неожиданный смех, злость и агрессия, слёзы то ли радости, то ли грусти, удивление на что-то очевидное, нежность… вот такой он странный или, как говорит Пак: — Неземной, — Кан мягко улыбнулся и прикрыл глаза. — Я вроде человек, — Ёсана забавляло это прозвище. Он накрыл своей ладонью родную руку и сильнее прижал к себе. Мягкие губы прильнули к чужой коже, совсем ненавязчиво оставляя поцелуи. — Чувствуешь? — Кан остановился и взглянул в глаза напротив. В те глаза, что застыли от выброса эндорфина по всему разгорячившемуся телу. Пак потянулся к губам за ответом, чтобы показать все свои истинные чувства. Его жадность, собственничество, власть над этим парнем — Кан это прекрасно чувствовал. Ощущал и кончиками пальцев, гуляя руками по оголённому телу и обжигаясь о разгоряченную кожу. Бедный мальчик утопал в ласках и нежности, при этом захлёбываясь в слишком долгом поцелуе и горячем дыхании. Это можно было сравнить с чем-то кисло-сладким, тут нет одного, здесь всегда двое и таких разных. Позабытая мгновением сигарета упала на пол, рассыпавшись чёрным пеплом. Жадные, ненасытные поцелуи заменили собой табачный дым в лёгких. Сонхва не желал разделять губы любимого с тёмным фильтром, он забирал всё до единого. Руки касались каждого сантиметра тела, гуляли, хозяйничали, обнимали. Кан таял, его лёгкие вздохи мешались то с тихим протяжным стоном, то с утренней хрипотцой в горле. Сами того не заметив, двое парней оказались на белых простынях, сминая их. Температура поднималась, на телах уже появилась испарина от сильного напряжения. Не церемонясь, Ёсан первый сбросил с себя ненужную ткань и потянулся к одежде Сонхва. Паку нравилась его нетерпимость, он позволил себя раздеть, дав полную инициативу в руки младшего. — Нетерпеливый. — ласково обратился старший, зарываясь пальцами в светлые локоны. — Ты первый начал. — спускаясь ниже, прошептал Кан. С усмешкой Пак опрокинул голову на подушку, но улыбка и смех быстро растворились в громком вздохе. Тело выгибалось и билось мелкой дрожью от удовольствия, пока бесстыдные глазки наблюдали за своим результатом.***
По комнате раздалась громкая мелодия мобильного. Кан нехотя, потянулся за телефоном с прикроватной тумбочки. Кажется, это был кто-то важный, раз Кан сразу ответил, а не послал звонящего на три буквы. Раннее утро, выходной, время, созданное лишь для них двоих. Третье лицо, кажется, сильно озадачило парня внеплановыми помарками, Сонхва заметил напряжение в теле возлюбленного. — Кто звонил? — Пак приподнялся на локти, ожидая ответа. — Господин Мин, — Ёсан метался по комнате в поиске одежды, — вызвал в офис срочно, кажется, Миён заболела и не может выйти сегодня на смену. — чуть ли не падая, впопыхах Ёсан натянул вчерашний носок на пятку. — А больше никто не может выйти? Почему совесть есть только у тебя? — злость тихонько подкрадывалась, сменяя истому на раздражение. — Знаю какой я хороший, но ничего не поделать, я уже ответил, что буду через час. Странное чувство подкрадывалось к Сонхва. Пустота, одиночество — примерно так можно назвать этих чертей. Такого обычно не было, отпускать было легче. Нотка обиды и не более, но не сейчас. Казалось, что эти минуты должны принадлежать только им двоим и всё идёт не по тому сценарию. — Не ходи, — резко ответил Пак, что Кан на секунду растерялся, — не сегодня, прошу. — пальца сжали итак смятую простынь в кулаки. — П-почему? — шёпотом спросил младший. Его удивила реакция своего парня и даже насторожила. Пак смотрел на него из-под чёлки, после опустил взгляд куда-то вниз. — Откуда такая реакция, а? — мягко, по-доброму произнёс Кан. Он медленно подошёл к Сонхва и присел на край кровати. Рукой он провёл по волосам брюнета, успокаивая. Тот откинулся обратно на кровать, пытаясь самостоятельно привести мысли в порядок. — У меня странное предчувствие, поэтому не уходи. — это было скорее не утверждение, а мольба. Ёсан улыбнулся, поцеловал в макушку Сонхва и направился к входной двери. — У нас ещё завтра совместный выходной, обещаю, что никуда не подорвусь и мы проведём день вместе. С каким-то недоверием Пак кивнул в знак согласия. Улыбка сама растянулась на его лице, не сумев по-другому ответить на блестящие глаза своего милого. Пак прекрасно запомнил его растрёпанные волосы этим утром, красный вязаный шарф, бежевое пальто с пятнышком от кофе, кеды не подходящие по погоде, яркий румянец на щеках, нежную улыбку и блестящие глаза от ожидания вечерней встречи. Одна рука задержалась в этот момент на ручке входной двери. — Вечером давай посмотрим фильм. — Хорошо, я приготовлю пиццу к твоему приходу, так что не задерживайся. Кан кивнул и будто ещё на пару секунд задержал свой взгляд на таком уютном Сонхва. Конечно, ему не хотелось уходить из пропитанной теплом и любовью маленькой квартирки на окраине Пусана. А у Сонхва аж свело в животе от его прощания, это было схоже с бабочками, но почему так неприятно. Рука потянулась поглаживать живот, пытаясь унять своё внутреннее волнение. Дверь захлопнулась вслед за вышедшим парнем, оставляя Сонхва в одинокой однушке. По телу прошёлся неприятный холодок с улицы. До этого он как-то не замечал скверную погоду за окном, да и день не казался уже таким приветливым. Он запрокинул руку на подушку Ёсана и прижал крепко к себе. Вдыхая аромат полной грудью, Пак провалился в сон. За окном уже темень, город погряз в ярких фонарях и уличных неоновых вывесках. Сонхва успел к этому времени прибрать квартирку, обставить свечами полки и поставить в духовку пиццу собственного приготовления. Ожидание чесало руки, усидеть на месте было невозможным. Метаясь весь вечер по кухне, занимаясь не столь важными мелочами, Пак услышал писк о готовности пищи, а следом звонок телефона. Он подбежал к духовке вытащив быстренько противень на плиту и ринулся к телефону. Парень ожидал имя своего любимого на экране, но там горел неизвестный номер. Немного помедлив, Сонхва взял трубку от неизвестного. — Алло? — почему-то в этот момент голос заранее задрожал. — Здравствуйте, это больница ***, Сонхва, верно? Первый удар — страх и оцепенение. Тело начало потрясывать, сердце сжалось до боли в груди, перекрывая дыхательные пути. — Да всё верно, что случилось? Это касается Кан Ёсана? — хотелось задать ещё миллион вопросов, узнать, почему именно сегодня, зачем звонить, когда Кан должен уже подходить к их дому и стучаться в дверь. — Подскажите, кем Вы приходитесь Кан Ёсану? — этот холодный голос на другом конце провода будто тянул, готовил к чему-то, утаивал. — Я… я его парень. Мы состоим в отношениях. Ч-что случилось, почему Вы мне звоните? Что с Ёсаном? — Пак перешёл на повышенные тона, эмоции брали верх, нужны ответы. Здесь и сейчас. — Господин Пак, произошла авария на перекрёстке ***. Кан Ёсан один и опознанных пострадавших в происшествии. К сожалению, нам не удалось спасти жизнь Кана, парень скончался по пути в больницу из-за скопления крови в лёгких. Нам очень жаль… Пальцы сильнее сжали мобильник, а за ними сковало всё тело. Медленно опустившись на корточки, Пак рухнул на пол, как карточный домик, что они с Ёсаном строили шесть лет вместе. Это ведь ложь, неправда. Сейчас должен раздаться звон кода по ту сторону входной двери. Уставший, но такой мягкий голос позвал бы его, а пальцы, холодные, красные после улицы, искали бы тепло на чужом теле. Только сейчас собственные руки цеплялись за свою майку, волосы царапали кожу, дабы найти эти прикосновения. Пак кричал, вопил от боли и от осознания, что же ему сказал тот голос. Но почему же так страшно? Он теперь один? Где его родной? Почему он не здесь? Почему именно сегодня ему понадобилось бежать на работу? Почему именно в ту минуту был на этом проклятом перекрёстке? — Почему чёрт возьми? Почему? — а в ответ тишина. Ответа на этот вопрос нет, просто несчастное стечение обстоятельств. В 19:06 Кан вышел с работы, в 19:20 пришёл на автобусную остановку, в 19:25 приехал автобус, а в 19:39 случилась авария, забравшая юную душу парня, у которого были планы на этот вечер, на завтра, послезавтра, неделю и несколько лет вперёд.***
Он — память. Он — тепло от солнышка в морозную зиму. Он — книга с большой историей. Он — мгновение. Он был всем.
Я — тот, кто всегда хранит о нём память. Я — зима, что ждёт весну. Я — писатель, посвятивший свою жизнь ему. Я — стрелка часов, что живёт мгновениями. Я был его любовью.