Может быть

      Каждая битва похожа одновременно на танец и на игру. Меч со звоном отражает удар индукционного кнута, лезвие ножа с жалобным стоном врезается в магнитные наручи, острый кулак, метивший куда-то под дых, встречается с прочной твёрдостью доспеха — и ни одного серьёзного ранения за годы противостояния. Конечно, гематомы и порезы заживают неделями, но Кира знает, что у Весельчака, орудовавшего излюбленными клинками, в кобуре за пазухой был спрятан бластер, заряд которого ей просто нечем было бы отразить.       Каждый раз Кира обещает себе, что не вступит в словесную перепалку, больше напоминающую агрессивный флирт, при следующей встрече, — а в том, что встреча произойдёт, женщина не сомневается, — но раз за разом нарушает данное себе слово. У смеётся — не тем надрывным, почти истерическим смехом, который Кире доводилось слышать несколько раз, а искренне, скаля зубы в улыбке, до морщинок под глазами. И Кира не может сдержать ответную улыбку.       Каждый раз, когда Весельчак издевательски зовёт её "малышкой", прекрасно зная, как Киру бесит это прозвище, она срывается на особо яростные удары, но пират лишь счастливо хохочет, отбивая смертоносные выпады.       Странно то, что спустя некоторое время она различает среди эмоций У, с которыми тот произносит её прозвище, нечто, напоминающее нежность. Весельчак и нежность? Кажется, в этот раз её приложило об стену сильнее, чем обычно. И всё же, она не чувствует страха. Не боится одного из самых опасных преступников Галактики, которому собственноручно оставила шрам, рассекающий бровь и кончающийся у щеки. У, кажется, этим шрамом гордится — не свёл же его, хотя в будущем возможности медицины поражают; нет, щерится довольно, отчего синяя полоса шрама, едва не стоившая ему глаза, кривится.       Когда однажды их ожесточённый бой прерывает нападение представителей банды, крышующей местную планетку, Кира и Весельчак, не сговариваясь, встают плечом к плечу. Сражаться с У в одной команде до абсурдного просто; им даже не нужны слова, чтобы понимать друг друга: Кира наносит удар, и прогибается в развороте, пока клинок Весельчака, просвистевший над макушкой, разрубает бандита-иликрейца на две части. Спина У в этот момент открыта перед Кирой — казалось бы, стоит нанести один удар и многолетнему противостоянию будет положен конец, но Кира лишь бьёт уже занесшего щупальце для удара бандита, рассекая ему лезвием глотку. Кира рубит и режет, отключив сознание и положившись на инстинкты, и не сразу понимает, что бой кончился, а Весельчак стоит напротив, уперевшись руками в колени, и пытается отдышаться.       Пират издаёт смешок, потом другой, и, наконец, хохочет, запрокинув голову так, что серёжка в его ухе забавно болтается, и Кира тоже не может сдержать смех. Они стоят — грязные, помятые, окровавленные — и непонятно, своя кровь или чужая, и смеются в окружении трупов. Когда вспышка усталого, странного смеха проходит, У, продолжая фыркать, неспешно подходит ближе к Кире, словно боясь спугнуть, и осторожно касается пальцами её скулы. Кира не двигается, и только смотрит, забывая дышать. Весельчак ласково касается скулы, ведёт пальцами к виску, а когда убирает руку — на ладони видна кровь. Красная, не синяя. Кира выдыхает, только теперь осознавая, что задержала дыхание, и понимает, что кожу в том месте саднит — кажется, её задело, но адреналин не позволил ощутить боль от пореза. У стоит молча, глядит во все глаза, и зрачки у него расширены. — А может... — чуть хрипло и вопросительно тянет он и замолкает.       Кира делает шаг вперёд, приподнимается на цыпочки, — Весельчак высокий, — подаётся вперёд и склоняется к пирату. Тот замирает, перестаёт, кажется даже дышать, и только губы нервно подергиваются, едва не срываясь в привычную ухмылку. — Может быть, в другой раз, — шепчет Кира, щекоча тёплым дыханием его висок, а потом выхватывает небольшое устройство телепорта из кармана У, отпрыгивает в сторону, и, не сдержавшись, отправляет Весельчаку воздушный поцелуй перед тем, как исчезнуть в голубом сиянии.       Какое-то время Весельчак просто стоит, возмущённо глядя на то место, где недавно закрылся портал, а потом касается щеки, как бы поймав поцелуй, и счастливо хохочет.       Всё может быть.       У них впереди — всё время этого мира.