капиллярное откровение, или как зацеловать порезы под повязками.

нил думает, что стоило взять с собой кофту — прохладный ветер гуляет по крыше беспокойным потоком и пускает зябкие мурашки по коже под футболкой. заходящее солнце поджигает небо до алых оттенков, но нил впервые за долгое время не вспоминает кровь, когда смотрит на него. это странно и непривычно, и, наверное, всё дело в эндрю, сидящем рядом — нил не может достойно объяснить причину, но рядом с эндрю ему почему-то совершенно не думается о смерти. это не панацея, но что-то очень близкое к ней. нил неспешно курит, смотрит вместо заката на профиль эндрю — тот явно ощущает его взгляд, но возражений не высказывает — и чувствует себя до странного спокойно. словно сейчас его ничего не сможет потревожить, словно сейчас ничего не способно ему навредить. несвязный поток мыслей не слишком грубо прерывают: — так странно, — вдруг шепчет эндрю. нил замирает, обратившись в слух всем своим существом. — словно я совершенно тебя не хочу, но при этом никого не хотел так, как тебя. внезапная искренность бьёт по лёгким с такой оглушительной силой, что нил понимает, что начинает задыхаться. эндрю, впившийся зрачками в закат, чуть позорно не вздрагивает от звука чужого сбитого дыхания. не поворачивается, но чувствует взгляд нила на себе. эндрю боится смотреть — боится, что сорвётся, что не выдержит, что сознается в таком, о чём никто и никогда не должен узнать. — эндрю, — нил зовёт, просит, почти отчаянно. «посмотри на меня, я хочу тебя видеть». эндрю знает, что пожалет, но оборачивается всё равно. с каких пор он потерял способность сопротивляться этому мальчишке? у нила в радужке столько эмоций, что эндрю хочется сбежать. врущий нил — это хорошо, это привычно, с этим можно работать. нил, исходящийся честностью — это мгновенная красная тревога в мозгу и абсолютное непонимание, как действовать дальше. эндрю хочет отскочить от него, желательно на несколько километров, желательно никогда его не встречать, желательно выгнать его к чертям из команды и ни за что не давать ваймаку ехать за ним в милпорт. нил понятия не имеет, что творит со своей жизнью, и ещё меньшее осознание имеет о том, что делает с эндрю, но оглушает вопросом без малейших сомнений: — да или нет? эндрю почти роняет из пальцев сигарету, но удерживает и её, и равнодушие на лице. он знает, что маска уже успела дать брешь, что нил уже понял, уже увидел, но это никак не мешает эндрю попытаться закрыться так глубоко, как только получится. не получается никак. эндрю теряет контроль лишь на секунду, но её становится более, чем достаточно, чтобы нил перехватил свободный конец поводка. осознание, что нил будет непременно держать, но ни за что не потянет, не сделает ошейник туже, почти разбивает эндрю. они оба знают ответ, но то, что нил покорно ждёт, что обязательно отступит, если эндрю соврёт ему в лицо и откажет — так блядски ценно, что эндрю едва может прошептать: — да. нил подаётся корпусом вперёд, привычно протягивает ладонь к его лицу, но по итогу прикасается только губами — он не спросил разрешение ни на что другое. эндрю дал ему добро на касания к голове в прошлый раз, но не в этот, и факт того, что нил запомнил, что нил сдержался, делает с эндрю что-то абсолютно незаконное — ему тоже перекрывает дыхание. нил реагирует мгновенно, как только чувствует его оцепенение — сразу отстраняется и смотрит в глаза едва ли не испуганно: «что я сделал не так? я причинил тебе боль? я перешёл черту?». эндрю почти умирает от того, как легко нил выдаёт всю свою подноготную и как не хочет ему вредить. — двести процентов, джостен, — еле как вырывается из него, прежде чем эндрю сам бросается вперёд, опрокидывая нила на спину. нил охает, когда слишком резкое соприкосновение спины с покрытием крыши выбивает из лёгких часть кислорода, но на поцелуй отвечает без малейших сомнений. эндрю всегда целует так, словно берёт на себя ответственность за обе жизни, словно клянётся защищать до победного, словно весь мир для него концентрируется в губах нила, но на этот раз что-то меняется — нил не успевает понять, что именно, потому что эндрю не скрывает ответа и секундно шепчет между поцелуями: — волосы, шея, плечи. нил еле удерживает судорожный вздох в груди и незамедлительно цепляется пальцами за разрешённую шею, притягивая его ближе. понимание разбирает сознание на атомы — эндрю впервые отдаёт ему право вести, право заботиться о себе хоть немного, право защищать, а не быть защищённым, пусть и всего на пару жалких минут, когда им гарантированно ничего не грозит. нил чувствует себя одновременно незначимым набором распавшихся частиц и центром вселенной, и это чувство настолько вскручивает ему голову, что он почти пропускает момент, когда рука эндрю проскальзывает под подол его футболки. эндрю вдруг отстраняется, а его ладонь, лёгшая на ощутимые старые шрамы, слишком заметно вздрагивает. нил незамедлительно убирает руки от его тела, пусть его об этом и не просили. эндрю смотрит на него нечитаемо, бегает глазами по лицу, тяжело вздымающейся грудной клетке, останавливается на глазах. зрительный контакт тянется минуту, вторую, третью, пока нил наконец не находит в себе силы спросить: — всё-таки совершенно не хочешь? эндрю не задумывается над ответом дольше нескольких секунд и без сожалений добивает что-то в ниле: — всё-таки никого так, как тебя. нил чувствует себя оглушённым и непозволительно, абсолютно непозволительно спокойным. кажется, так должен ощущаться дом. странное чувство напрягает мышцы лица, и нил запоздало понимает, что на него лезет улыбка. — да или.. — да, — перебивает его эндрю. нил, на этот раз не сомневаясь, вплетает пальцы в светлые волосы и перехватывает инициативу поцелуя. эндрю позволяет, поддаётся, открывается ему, и это так ценно, так чертовски ценно, что нил уверен, что с этим чувством он может победить весь мир, забрать кубок чемпионата и уничтожить отца. и защитить, да. всех лисов, без исключения, потому что все они этого заслуживают, но в первую очередь, разумеется, именно эндрю, потому что нил уже не знает, как быть, если эндрю не будет рядом. нил не знает, сколько проходит минут, часов, лет, когда они отстраняются друг от друга (им не хватило, конечно, им всё ещё мало, но пока что этого достаточно, чтобы дожить до следующего раза), но как только эндрю получает возможность сказать хоть слово, то сразу говорит: — я ненавижу тебя. и нил почти готов возненавидеть себя самого за то, как от этих слов становится тепло, легко и просто жить, как сердце предательски частит, сбиваясь с ровного ритма, как на губы опять лезет идиотская улыбка, и как ему не хочется, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. — ненавидишь, — спокойно кивает нил. — я знаю. эндрю бросает на него сложный взгляд и поднимается обратно в сидячее положение так быстро, что это похоже на побег. эндрю закуривает одну, вторую, позволяет нилу украсть из пальцев первую и предсказуемо закрывается опять. нил не обижается и тем более не требует ничего от эндрю — он готов ждать столько, сколько потребуется. даже если эндрю никогда не откроется ему до конца, нил всё равно будет рядом и будет терпеливо ждать. даже если весной ему суждено будет умереть, нил не будет жалеть ни о чём. эндрю тихо курит рядом и смотрит на тёмное небо. в черноте медленно разгораются звезды. нил прослеживает его взгляд, тоже застывает и делает очередную затяжку. нил думает, что в этот раз даже не соврёт, если скажет, что он в порядке.