Полутьма

В таверне ее лицо напротив снова оказывается в мягком полумраке — и это точно не способствует душевному равновесию Дирка Хейдена. Он как наяву видит иную полутьму: в душном нутре палатки посреди походного лагеря. Накануне их последнего боя с демонопоклонниками, накануне смерти Андре Велтена… На следующую ночь после того, как Дирк, кажется, попрощался с последними иллюзиями насчет Закатных Земель и их обитателей — эти иллюзии и так прожили слишком долго. Вот только сейчас он думает: по идее, ему бы должно сниться раскаленными ночами и вставать перед глазами совсем иное. Он должен вспоминать крики жертв под ножом того, кого совсем недавно считал одним из своих. Распотрошенные детские тела на алтаре, оглушающий ужас и выжигающее изнутри презрение к собственному бессилию. Но все эти картины невольно затмевает то, что было после. Лик живой языческой богини, плывущий в скудном свете свечей, в мареве жара и похоти, которые выжигают сомнения и стыд. Загрубевшие женские пальцы на его бедрах — умелые и своевольные. Резко очерченный профиль и шальной блеск в светлых глазах того, кого Дирк совсем недавно искренне ненавидел. Теперь — счастлив назвать другом, теперь — даже не думает отшатнуться, когда жесткие обветренные губы Андре касаются уголка рта. Сначала — только уголка. Видимо, Дирк уже никогда не вымарает это из памяти. Как и пару накрепко сплетенных — бледное и смуглое — тел, за которыми он наблюдает с нарастающей жадностью. Жадностью — и жаждой очутиться между ними, в самом жерле раскаленного вулкана… Впрочем, скоро эта жажда оказывается удовлетворенной — и даже более чем. — Выпьем, — рука Кармелы чуть неловко пододвигает к нему через стол тяжелую кружку — темная жидкость выплескивается на засаленные доски. Небеса и Бездна, да о чем он только думает?! Сидя напротив женщины своего друга — погибшего, отдавшего свою жизнь за его! Однако… ведь и не думать невозможно, дьявол! — Выпьем, — а вот Кармеле, кажется, сомнения и смущение до сих пор неведомы. — За Андре Велтена: темного мага, брехуна, язву — и героя. Дирку остается только молча последовать ее предложению: в пару глотков, почти не чувствуя, как ром обжигает горло. Но перевести дух все же приходится — чтобы спустя пару минут промямлить, мысленно проклиная себя: — Кармела, я… Ты, наверное, понимаешь, что… Она отмахивается, едва не сшибив свою кружку на пол: — Не надо, — и после некоторой паузы добавляет строго и четко: — Не жалей меня, Дирк Хейден. Этого точно не стоит делать. Если хочешь знать: я была очень счастливой и очень несчастной. А это — куда лучше, нежели не узнать в жизни ни того и ни другого. — Но я хочу, чтобы знала, что… — И не думай, что если мы с Андре разок помогли тебе выкинуть из головы ненужный мусор… приятным для всех, заметь, участников способом — то ты после этого мне чем-то обязан. Не ищи своих долгов там, где их нет. — И все-таки, если что-то понадобится — я всегда к твоим услугам. — Вряд ли мы еще встретимся, Хейден. Я увольняюсь. — Что?! — Что слышал — я не Велтен, и не искупала никаких грехов. Я вольная чародейка, а мой контракт разрывается в любой момент. — Это… из-за Андре? — Это из-за того, что мы с Церковью Троих достаточно сделали друг для друга. — А… — Неприятностей из-за того пленного у меня не будет, если тебе интересно. Гончим самим сейчас крайне невыгодны разбирательства с магами на службе — так что всем удобнее это замять. Но, чтобы ты знал — я бы и опять сделала то же. Если бы не эти паскудные восточные тараканы-зеннави, я бы сейчас, наверное, примеряла свадебное платье. Дирк таращится на нее, не в силах скрыть изумление. Однако Кармела лишь смеется: — Что, совсем не представляешь меня в платье, милый? — но уже через мгновение ее лицо снова приобретает строгость древней статуи: — Я любила его, Хейден. Мы с ним, конечно, то и дело грызлись похуже бешеных шакалов. А последний раз я и вовсе скинула поганца со своей лестницы — его и шесть его несвежих кошачьих трупов, бесова мать!.. Но мы с ним были как железо и магнит — и ничего, в конце концов, не могло разделить нас надолго. Ничего — кроме смерти. — Мне так… — Я же сказала — не нужно. Лучше, если захочешь, позволь дать тебе один совет. Дирк немного растерянно пожимает плечами: — Конечно. — Я решила признаться Андре еще там, в джунглях. Он ведь сам спрашивал меня, и я… я думала над этим, да. Думала и решила. Но рассчитала так что лучше будет рассказать обо всем, когда мы вернемся в Хайнрихштадт. В спокойной, сука, обстановке!.. — она с силой прикладывает кулаком по столу — и даже не морщится. — Так что вот совет, Хейден: к черту расчеты! К черту — если хочешь хоть что-то успеть в этой жизни. Нет никакого лучшего времени для любви — есть лишь то, что нам отпущено. Дирк так и не находится с ответом на это признание — и только серьезно кивает, глядя собеседнице в глаза. Однако он не забывает ее слов — ни за те пару часов, что они еще сидят, продолжая напиваться вместе, ни — гораздо позже. Ему совсем не хочется оставлять Кармелу в такой ситуации одну. Но, разгадав его беспокойство, она только с новой усмешкой говорит, что у нее здесь комната наверху, а хозяин заведения — старый знакомец. Так что — скорее самому Дирку надо поискать надежного провожатого. От такого, впрочем, Дирк наотрез отказывается и, неторопливо распрощавшись с Кармелой, наконец вываливается в черную тропическую ночь. Последняя, увы, не особенно освежает его уже порядком затуманенную голову. Так что когда, всего за несколько шагов от порога таверны, перед ним вырастает невысокий темный силуэт, Дирк вовсе не уверен в его материальности. Но вот мягкий лутецийский выговор, с которым нараспев произносится его в общем-то совсем не мелодичная мидландская фамилия, спутать с чем-то откровенно сложно: — Хе-е-ейден, Хейден, — тянет знакомый негромкий голос. — Как же тебя тянет-то в разные сомнительные места, друг! — Крезье, — выдыхает Дирк, сам несколько удивленный, что фамилия дается ему с первой попытки. — Что… ч-что, опять меня в чем подозреваешь, а? — Ага, в попытке утопиться в ближайшей канаве, — рука Иво уверенно подхватывает его под локоть. — Поперся на ночь глядя в самые дальние местные трущобы… Без меня! Вот оно, колониальное гостеприимство, тьфу ты, пропасть! Дирка вдруг неудержимо разбирает смех: — Слу-ушай, Крезье… — Да? — А этот твой… серенький, ушастый. Он может тоже тут, а? Через мгновение щеку Дирка обжигает жаркое дыхание: — Еще одно слово про мои уши — и я охотно вытяну твои потроха оттуда же, куда сам запихивал. Понял, человечек? — а плечо, даже сквозь плотную ткань мундира, ощутимо царапают острые альвские когти. И Дирк понятия не имеет, отчего вдруг в этот момент чувствует себя так спокойно и уютно — наверное, выпивка все же отшибла ему последние мозги. Но не память: он думает про их с Кармелой разговор, когда (какое-то время спустя и уже по другую сторону океана) все же успевает признаться в своих чувствах — и с надеждой смотрит в широко распахнутые глаза напротив. Кажется, неудачные моменты для подобного все равно существуют — какую бы горькую мудрость не успела обрести поделившаяся ею с ним церковная чародейка. Или, все же?..