Узник и его примадонна

— Люблю тебя. Узник тут же опешил, отпрянув от жалюзей, уставившись на неё мрачным взглядом. Она просто сказала это, не думая ни о чём. Просто так. Как же глупо. Джевил начал тихо смеяться про себя. Конечно, ирония хитрой судьбы. Бубенчики режут слух, когда он наклоняет голову, а она подрагивает от холода подземелья. Она приходила каждый день. Сначала не знала, что тут кто-то есть. Читала стихи, напевала мелодии, что-то записывая, и уходила, пока шут, не издавая ни шороха, внимательно слушал. Возможно, ей хотелось скрыться от внешнего мира в темноте подвала, а может она могла творить лишь в одиночестве или стеснялась лишнего внимания. Так или иначе, Джевил слушал, а она не знала. Впрочем, на стихах не остановилась. Начала вести дневник, а ему удавалось услышать половину её мыслей, что она бормотала при письме. Плохая привычка, думает он, но не может перестать слушать. Ему всегда было присуще любопытство, любовь к слухам и коварным секретам. Ему были даже интересны, те кто говорят руками за деревьями и драгоценности, что лишь отбрасывают тень. Но сейчас не об этом. Прибегала и плакать. В первый раз, Джевил даже подумал попробовать успокоить её, но отбросил эту милосердную мысль, считая, что так только усугубит её терзания. И был прав, ведь причины были дурацкими, а она рыдала и рыдала. Даже кричала, внутри радуясь, что не услышат. Шут лишь вздыхает, хотя, чтобы она скорее вернулась к здравомыслию. Роль безумца играть у неё получается плохо, а он просто устал что-либо играть. К счастью, такое случалось редко. В основном, она продолжала писать. Однажды, не могла подобрать нормальный синоним мучительно долго. Сидела, крутила слова, безнадежно хватала себя за голову. И все шептала одни и те же слова.. Не выдержав, шут просто высказал его вариант. — Спасибо. — сказала она, наверное, по привычке и поспешно записала в блокнот, а затем с осознанием и вытаращенными глазами, уставилась во тьму и тихо побледнела. — По смыслу, вроде, подходит, подходит. — пожал шут плечами, будто не понимал её удивления. — Зато тавтологии нету. Девушка встала и испуганно попятилась. Что должен был он ожидать? Ничего страшного, посидит в тишине еще одну сотню лет. Хотя и будет гораздо скучнее без каких-либо развлечений. И глупостей. Но она не убежала. Была в шоке, испытывала стыд за прошлые истерики, но вернулась. И в следующий день, и в следующий. Теперь заставляла его высказывать его мнение обо всём, что она пишет. Будь то стих или рассказ или, как она говорит, 'фанфик'. Эти он, особенно, не любил. Слишком слащавые, розовые, драматичные, наивные и детские, но неопытный автор не щадил узника. Начала расспрашивать его обо всём, что могла придумать. В большинстве случаев, шут избегал ответа или очень его сокращал и видоизменял. К счастью, она понимает, что такое личные границы и дальше поставленной черты не лезет. Он, собственно, тоже. Приносит ему нормальные книги и какую-никакую еду. Джевил приятно удивился, ведь есть свободным не обязательно и скромно поблагодарил. Книги были современные, а он не против посмотреть, что в мире пишется. Были странные книги о мальчике со шрамом, вампирах, волшебниках и обо всей подобной тематике, к которой ему пришлось приспособиться. А он рассказывает ей о театрах, пьесах и о примадоннах, что она ему напоминает, когда читает выразительным громким тоном стихи. Делится глупыми шутками и забавами, что нравились капризным королям, которым трудно было угодить. Она слушает с нескрываемым интересом и иногда что-то записывает. Текли дни, а может и месяцы. Джевил что-то подозревал, конечно, но старался просто спрятаться от каких-либо домыслов. Но куда ему бежать теперь? Когда она сказала худшую фразу в его мире прямо в лицо? А шут даже не знает, что ему делать или говорить. — Прости.. — она виновато смотрела в сторону. — Я не хотела.. Это просто случилось. Я должна была сказать. А я должен был это предотвратить. Он молчит. Она должна уйти. Навсегда. Забыть его и найти кого-то кто будет слушать её стихи, разговаривать с ней, шутить. Она должна стать счастливой, а не спускаться в темноту ради безумного шута, который намного хуже, чем она себе представляет. — Мне найти ключи? Тебе же одиноко. Джевил привык к одиночеству, а мнимая свобода ему не нужна. Тем более, он не хочет, чтобы она разговаривала со старым лавочником и слушала байки о его проказах. Шут отрицательно качает головой. — А ты.. меня любишь? — её голос такой по-детски наивный, что его начинает тошнить. Он вопросительно наклоняет голову. Что это изменит? Ей придется уйти. Молчание царит долгое время. Или им так кажется, а её начинает трясти. — Т-т.. Тебе п-п.. плевать? — дрожь в голосе и покрасневшие глаза пугали его. Он видел их раньше, но теперь Джевил являлся причиной этой печали. Больно, но он терпит. Отрицательно качает головой. — Тогда.. Тогда ответь! — она стояла и кричала на узника. Джевил не знает ответа. Не знает, что он чувствует. Не хочет давать ей призрачные надежды. Его примадонна плачет, бормоча неразборчивые слова. Шут глядит на пол. И, вспомнив, ищет что-то в кармане. Показывает ей теневой кристалл. Любопытствуя, она подходит ближе, вытирая слёзы, а он протягивает ей таинственный артефакт, как прощальный подарок или подарок на память. — Возьми и не возвращайся, возвращайся. — и через несколько секунд добавляет. — Пожалуйста. Она смотрит то во мрак, то на камень, ожидая что Джевил скажет что-то еще, что-то важное, что-то на прощание, но он молчал. И она тоже молчала. Молчали, молчали и.. молчали. Ей так хотелось, чтобы он сказал какую-то абсолютную глупость. Или что-то за что можно сильно зацепится и посидеть пару часиков, растягивая время. Но он был умнее этого. Конец разговорам, время игр тоже кончено. В итоге, она, хрупкая, уже спокойная, поднимается по лестнице, иногда оглядываясь, но продолжая уверенно идти вперёд. Надеется, что Джевил остановит её, но все пусто. Стоит на предпоследней ступени и осматривает подземелье в последний раз. Шут уже боялся, что сейчас прибежит обратно, но она лишь прослезилась и крикнула, разрушив долгую тишь. — Прощай! И быстро скрылась. Будто её и не было. Так должно было быть с самого начала.