Полудьявол-полудитя

― Что вы думаете о моей невесте? ― Она показалась мне очень достойной и умной особой, ― отрывается Диана от своих записей, и её удивление тлеет досадой, ― ну а в чём я полностью уверена: мисс Шарма безусловно очень красива. А она уж обрадовалась, что её патрон ничего не исправил в расписании на следующую неделю. Уж похвалила себя, а он-то просто отшуршал её набросками положенные несколько минут, и сам поди различил только фамилию Шарма в её списке. «О, что за гордый ум сражен!» ― как сетовала Офелия, конечно же, та Офелия, что лишилась рассудка от горя, а не та которой в этом смысле и терять-то нечего. ― Красива? ― улыбается лорд де Клер, придвигая ей чашку чая. ― Вы как всегда осторожны в своих суждениях, но всё же я хотел бы услышать ваше мнение. Обещаю, что не стану вас упрекать, если в будущем выяснится, что вы ошиблись. ― Я отнюдь не козыряю своим чувством прекрасного и не пытаюсь польстить мисс Шарма, когда говорю, что она красива. Это чистая правда, боюсь только, что найдутся те, кто, не пожелав быть врагом генерал-губернатора, не смогут держаться той же политики с мужем красивой женщины, ― отпивает Диана немного чая, отмечая, что он совсем не остыл. Дома только заболтаешься немного, а всё уже и холодное, а тут придётся выдвинуться в небольшую экспедицию в Гималаи с чашкой в руке, чтобы чай не казался теплее слюны. ― Индийские нравы отстают от наших века на три, личные страсти, обиды здесь играют не последнюю роль, если позволите, сер. И всё же она работает на необыкновенного человека, достаточно того, что он вовсе её нанял. Грустно будет, если кто-то из туземных князьков его зарежет от ревности, да и Диане самой что без него делать? Позабыть о своём чистоплюйстве и написать мемуары «Английская секретарша при калькуттском дворе»? Тут нет двора, а «Английская секретарша и калькуттская Дюжина» звучит не столь интригующе, уж очень англичане любят подглядывать сквозь светскую хронику за монархами, а впрочем, она так мало знает, что всё равно придётся фантазировать. ― Вы намекаете на кого-то конкретного? ― По-моему, многие гости смотрели на танец мисс Шарма с интересом, а ещё я знаю, что мистер Рай третирует её охранника, чтобы тот от неё ни на шаг не отступал, ― ещё один большой глоток липкой терпкости, чтобы запить им свой стыд. И почему Её Величество не назначила лорда де Клера губернатором в какой-то колонии, где помощники обсуждают со своим начальством, кто в кого влюблён, только чтобы развлечь их сплетнями? ― Это Архат вам пожаловался на бдительность мистера Райя? ― с той же ухмылкой уточняет лорд де Клер. ― Нет… Нет, ― с первого раза не получается улизнуть от образа вездесущего подручного госпожи Шарма, ― мисс Басу упоминала мистера Рая, когда показывала мне сад. ― Когда она пыталась вас заболтать? ― веселится? Хоть половина её слов прорывается к его сознанию сквозь взрывные рулады ситара? ― Да, именно тогда, сер, ― даже не поджимает она губы, хотя ироничность её патрона, ранее предмет зависти Дианы, начинает её беспокоить. ― Она представила мне слугу мисс Шарма, сказала, что он очень надёжный и преданный, и что не сносить ему головы, если с ней хоть что-то случится. ― Сдаётся мне, мистер Рай представляет для меня опасность как излишне суровый тесть, а не как ревнивый соперник, но я учту ваше замечание. Знать бы об нём побольше, ― уже без грозной тени мечтательности вздыхает он, ― Рай ведь на короткой ноге с Видией Басу. И сладкие воды сделаются солёными, чтобы это не означало в видениях Ездры. Неужели в мыслях лорда де Клера ещё трепыхается здравый смысл? ― Сер, вы хотите, чтобы я расспросила Архата? ― скорее подсказывает она ему идею, нежели угадывает её, хотя Диана предпочла бы выудить сведенья из обитателя Бедлама. В паре собеседников, из которых один здоров, а другой безумец, лучше всё же быть первым. ― Нет, Архата не стоит спрашивать. Ничего он вам не скажет, но насторожится, ― хмурится лорд де Клер. ― Нельзя недооценивать противника. Впрочем, они нам теперь не противники, однако не хотелось бы, чтобы моя невеста заподозрила меня в том, что я за ней шпионю и шпионю без всякого результата к тому же. Какое облегчение, что этот план ему не приглянулся, ведь хорошему секретарю и без того часто приходится ставить во главу угла чужие вкусы, а она безусловно хороший секретарь, потому что только очень преданный помощник может из подсознательной солидарности подцепить ту же горячку, что и его патрон. И ладно бы это была обыкновенная тропическая лихорадка… Сколько Диана себя помнила, общество женщин ей было в тягость. Немудрено, презрение это тебе не кольдкрем на обгоревшие щёки ― приятного мало. Больше всего её раздражало, что её соседки, родственницы, приятельницы в школе и колледже позволяли собственным капризам помыкать собой, ощущая себя при том нежными и возвышенными. Даже эти горлопанки в первую очередь озабочены тем, что они чувствуют ― чувствуют! ― себя униженными, не имея права голосовать и избираться. Мужчины тоже идут на поводу у своих прихотей и переживаний, но хотя бы не кичатся этим, поэтому с ними как-то проще. И вот на глазах у изумлённой публики генерал-губернатор собирается войти в клетку со львом, тигром и всем остальным зверинцем с гербов местной знати, а её волнует не безопасность её патрона после свадьбы, не приданое мисс Шарма, не количество лояльных им семей из Дюжины ― по-настоящему её интересует, означает ли этот брак, что охранник новоиспечённой леди де Клер будет жить с ней под одной крышей? Тут у кого угодно взопреет в черепе мозг, однако её увлечение почти эпигонское по сравнению с влюблённостью генерала-губернатора: к тому же он даже может похвастаться, как в его силки, расставленные на кротких голубок, попалась и пёстрая лори ― его драгоценная, сапфировая наречённая... А она и четверти часа, пятнадцати минут, девятисот секунд с Архатом не говорила. Первое время её ужасно конфузило, что его зовут Рахат ― она даже не запомнила его имени, хотя про себя шутила о том, что брата Рахата зовут Лукум, чаще, чем её бабушка шутила о том, что несметные богатства семьи Браун лежат на дне Суэцкого канала. Слишком часто. Наверное, никакого огромного секрета в этом наваждении нет, если, конечно, если не искать загадки на каждом шагу, чтобы потом наслаждаться флёром таинственности вокруг собственной персоны. Просто сад Шарма, самоцветы в пыли и щебет смешливой мисс Басу больше подходили Индии, какой она виделась Диане из Англии. Индия из детской книги. Индия с хрустящих страниц повести «Знака четырёх». Индия из воображения долговязой школьницы, уверенной в том, то грязь и вонь водится только в Хартфордшире и Лондоне. Свод густой жасминовых ветвей, обвитых вместе с розами, берег в цветах, свежее утро ― и посреди этого вымечтанного великолепия безмолвная бронзовая тень, следующей то за мисс Шарма, то за мисс Басу, то, может быть, и за мисс Браун. Пойдём к тому пруду, где радостно резвятся лебеди с белоснежными крылами, собирать синие лотосы. Пожалуй, ближе, чем с последних рядов в Ковент-Гардене на «Лакме», куда она водила маму, с Индией ей знакомиться не стоило. Жемчужина британской короны! Если чумной бубон можно сравнить с жемчугом, то Индия и впрямь жемчужина. Диана споткнулась о едкую духоту, ещё спускаясь с трапа парохода, а привычка так и не забила этот смрад. Улицы уже второй год кишат людьми, плывущими в какой-то сладковатой мути, и иногда ей кажется, что она обливается потом не от жары, а от отвращения, чтобы хоть что-нибудь стояло между её кожей и Калькуттой. Если бы не преданность королеве и её наместнику, ноги бы Дианы здесь не было, умчалась бы в Англию и благодарила широту, долготу и Гольфстрим за мелкий как бисер дождь, не напоминающей злые слёзы какого-то истерика. Но чем-то стоящим заниматься у неё есть шанс только здесь, а сортируй она письма от любовников жены кого-то из членов парламента в Лондоне, о ней бы перешёптывались, что она и без того слишком высоко взлетела. Единственное существо в Индии, завоевавшее её симпатию, или взявшее это чувство штурмом, достаточно быстро отошло мисс Шарма, хотя Диана до последнего надеялась, что лорд де Клер одумается и проведёт в дом невесты телефонную связь в качестве подарка на помолвку, однако Корсар, названный так в честь седеющего в Хартфордшире кота, к облегчению трусливой прислуги, увезли в резиденцию Шарма. А, хотела бы продлить династию из династии кошачьих с кличкой Корсара, путающимися у неё под ногами, завела бы кота. Но всё же убеждать Рахата-Архата в том, что у тигра миролюбивый и ласковый характер, слегка обидно. Он не пожимает выброшенную ему руку ― бывают сволочи, выворачивавшие ей кисть, чтобы старомодно причмокнуть над её пальцами, но Архат только глубоко кланяется, будто перед ним принцесса Уэльская ― не меньше. ― Намасте, госпожа. Есть что-то дерзкое в его покорности. Гордость кроется под покровом вежливости? Традиция согнула его пополам? По местным обычаям её отец имеет право отсечь ему руку, если он дотронется до неё? Он служит женщине, не уважая их племя? Англичанин тоже может голос сорвать, подобострастно повторяя «Боже, храни королеву!» и восторгаясь Елизаветой Тюдор, но это не означает, что он верит в то, что его жена умнее коровы. Или он не уважает не женщин, а англичан и козыряет тем, что здоровается с ней по-здешнему? Всё равно, её всё равно ― так разминка для ума. ― Будете скучать по тигру? ― ошарашивает он её своим любопытством. ― Да. Чуть-чуть. Немного. Слегка. Разве что иногда. Не такие уж сложные слова, чтобы индус их не понял. Почему она не произнесла одно из них? «Да» годится для дачи показаний в суде перед присяжными, а не для светской беседы. У неё слишком тонкая шляпа для такого тяжеловесного зноя… В следующий раз, когда она попадёт к шляпнице, прямо заявит, что некому ей томно падать на руки в случае солнечного удара. Мисс Шарма может больше не трястись, что жених подарил её тигру, а не наоборот, так что надобно надобности говорить с Архатом больше нет. Ну и отлично, ведь потешный булькающий акцент ещё не означает, что он не пытается втереться ей в доверие, наивно вскидывая брови: «госпожа, молю, не так быстро, я же за вами не поспеваю». Положим, Вольтер написал, что вся мудрость пришла из Индии, на рупиях красуется профиль особы, не принадлежащей ни к роду Басу, ни к касте кшатриев, а номинал чеканят не на бенгальском, так что хладнокровие не ведающее очарований, разоблачит хитрость. Да только с подручным мисс Шарма силами не померяться ― вечно стоит у стены позабытой немой статуей, пока их благодетели милуются за дверью. На третий или четвёртый раз молчать становится более неловко, чем говорить. ― Архат, ― обращается к нему Диана, не то он ещё оскорбится, если она с ним не поболтает до следующего новолуния. Между цивилизованности и щепетильностью, как она давно, отметила, действует закон обратной пропорциональности. ― А это ничего, что жених и невеста остаются наедине? У мисс Дивии ведь есть дядя, не хотелось бы, чтобы он её ругал. Я не знаю ваших обычаев… ― ну же, ответь, что дяде всё равно, а вот господин Рай осатанеет, если узнает, что кто-то покушается на его привилегии, или что госпожа Шарма запирается так не только с лордом де Клером, но и с друзьями детства. Ну же… ― Господин Анил ругать не станет, он знает, что его племянница воплощённая скромность, ― сообразительный паршивец, не упустил возможности похвалить свою хозяйку перед её женихом, хотя выглядит лишь приложением к собственному кинжалу. ― Госпожа Дивия чиста как лунный свет. ― Как лунный свет? ― если индусы в чём и превосходят европейцев, так это в искусстве подхалимства, сама бы Диана разве что в бреду отвесила своему патрону столь патетичный комплимент. В ответ — ни звука. Он уступает свою очередь оправдываться ей, и с двусмысленной тишиной за дверью его выжидающее молчание ещё оглушительнее. Тьма, тьма кругом. И бесконечна мука. Молчат и бог и ад. И ты молчишь. ― Я просто удивилась, что у вас луна это тоже благочестивая девица, ― спешит она объяснить свою гримасу. Кто знает, вдруг останки Джеймса Кука не превратились бы в мясной ряд, будь он капельку серьёзней с аборигенами? ― Ваш народ поклоняется лунной богине? ― простодушно спрашивает Архат, вроде бы и обидевшейся на её скепсис. ― Нет, у нас один бог, ― на этом разговор точно не закончится. Что ж, это ей кара за её английскую саркастичность, национальным достоянием, в конце концов, лучше жадничать. ― А разве не трое? Старик, Юноша, его первого аватара принесли в жертву Старику, чтобы тот не сердился, и Голубь, правда? ― шустро перечисляет Архат, явно намереваясь впечатлить её глубиной своих познаний о вере пришельцев. Корона посылает миссионеров в колонии, потому что на всех священников в Британии не хватает приходов, или чем они тут занимаются? Два века проповедей, а индусы считают, что христиане молятся птице. ― Да, только это не много отдельных богов, а один, ― преподобного Уивера, игравшего в бридж с её тётей по средам, хватил бы удар, если бы он узнал, что у неё отыскалось лишь одно замечание к тираде невежественного язычника, но лекция по богословию вряд развяжет Архату язык. ― Брахманы тоже так считают, но это слишком сложно для обыкновенных людей. Но если лунная дева это не богиня, то кто? Дух? ― Это богиня римлян, ― тщетно пытается она различить, о чём вновь затолковали на веранде, сквозь шум собственного голоса. ― Ваши соседи? ― не унимался Архат. Верно, любознательность у детей продиктована не возрастом, а недостатком знаний. К двадцати пяти европеец уже перекормлен ними, а варвару в этом возрасте ещё всё интересно и ново. Хотя, не факт, что Архату двадцать пять, Диана ведь нарочно старалась не рассматривать его, так что от неё могла ускользнуть какая-то морщинка на его лице или наоборот слишком прозрачный пух над его губой. ― Не самые близкие соседи, давайте я вам покажу, ― шагает она к блестящему, будто до сих пор лажному от лака глобусу. Из него получится неплохой щит от неловкости и разочарования в своём патроне ― она не сумеет и дальше уважать лорда де Клера, если услышит, как он унижается перед невестой. ― Знаете, где Индия? ― должно быть, знает, по крайней мере взгляд упал куда надо, хотя он и позволяет ей ткнуть худым пальцем в Калькутту. ― Вот здесь. А это моя Родина, ― глобус чуть поворачивается. На а Азию опускаются сумерки, в Англии полдень. ― Далеко, целая рука, ― прикидывает Архат. ― Моих две, ― и к чему это вы, мисс Браун? К тому, что уже много раз воображали свою ладонь в его лапище с тех пор, как он не подал вам руку для приветствия, или к тому, что не раз замеряли, сколько отсюда до покоящегося среди тёмно-синей краски Альбиона? ― Это Италия. Полторы тысячи лет назад здесь была Римская империя, вернее, не только здесь, римляне завоевали ещё много земель, ― медленно обводит она берега Средиземного моря. ― И у них в числе прочих божеств в том числе была и богиня луны. Лишь бы он только не задал вопрос, как её величали. ― Как её зовут? ― Диана, ― быстро выплёвывает она имя своей божественной тёзки на случай, если подручный мисс Шарма только прикидывается малограмотным. Человек, который не в курсе, где его страна на карте, вызывает куда меньше опасений, не так ли? ― Какой мудрец подбирал вам имя? ― хоть бы лорд де Клер с невестой уже нацеловались и отворили дверь или попросили её принести джин, к примеру, пока у этого Казанова на калькуттский пошиб только завязывается на лице восторг, а в голове громоздкий комплимент, который будет саднить ей слух, как целый стакан жидкого мёда саднит горло. ― Папа настоял, мама хотела просто Мери, но он, ― он заявил, что Мери Браун во всей империи столько, что никто не поверит их дочери, что её в действительности так зовут, ― уговорил её, что Диана красивее. Нет, довольно петь оды её имени. Вот каких страданий ей стоит мамина уступчивость! ― Ах да, о чём это я? Римляне завоевали часть Британии, но потом мы их выгнали, хотя и не с первого раза. Вот королева Боудикка подымала против власти императора восстание, у неё ничего не получилось, но мы по сей день очень чтим её память, ― прекрасная тема для разговора: подстрекательство к восстанию! Идиотка, а если бы не вспомнила о Боудикке, можно было бы рассказать, где генерал-губернатор хранит самые важные письма и кто из Дюжины лижет ему руки как верный пёс! ― Храбрая госпожа, ― многозначительно кивает Архат. Храбрее ли Боудикка фурий Басу или его хозяйки? ― Надеюсь, вы что-то запомнили. Родители мне прочили карьеру учительницы, раз уж я не хотела, чтобы моё образование оставалось чисто декоративным, но у меня нет таланта к преподаванию, ― а если честно, то дети ей нравились ещё реже, чем взрослые, да и учителей вечно засасывает болото так называемой общественной жизни, что противопоказано людям с отшельническими наклонностями, как у неё. Естественно, Архат рассыпается в благодарностях за её маленький урок ― как же иначе? Когда бы он ещё, натасканный на лесть, посмел ей перечить, как не защищая её от собственной самокритичности? Диана так явственно видит разглагольствующую над деревянным земным шаром мисс Браун, словно она фотографирует себя же с сияющим помощником Шарма. Какая очаровательная картинка, жаль, что Брильянтовый юбилей уже прошёл, сколько бы народу умилялось открытке с подобным сюжетцем: щуплая англичанка в строгом наряде просвещает полуголого индуса. Пририсовать ей шлем, сдобную грудь и трезубец в руки ― и завтра же в новый выпуск «Панча», ещё стоит переделать Корсара в льва, стерегущего её. Архат же со своей блаженной улыбкой и так сойдёт. Однако мисс Шарма уж слишком высоко задрала носик, чтобы со своего пьедестала самой желанной невесты в Бенгалии видеть что-то, кроме узорчатого потолка своего дворца, и постичь простую истину: даже такой выдубленный в чопорности синий чулок как секретарша лорда де Клера в состоянии понять, какую игру с ней затеяли, и отчего Архат так любезен с ней. ― Заморочь её, соблазни, сделай своей рабой, ― как прибоем раз за разом подносит Диане фантазия беспринципный приказ мисс Шарма. Дивия валяется среди лоснящихся шёлковых подушек на диване, две безъязыкие служанки разрисовывают её ноги, а подручный полулежит на полу, повторяя её позу будто в зеркале. ― А если исполнишь мою волю, то я награжу тебя, ― и они целуются где-то на заставе между подозрением и вымыслом. Лишь гипотеза, но эта гипотеза помешала ей хоть оскалиться будущей леди де Клер на прощание, и ночью по кровати влево-вправо, ниже-выше, зюйд-норд её гоняет не азарт и не желание разоблачить интриганку Шарма, а ревность. Победитель никогда не довольствуется тем, чтобы лишь отбиваться, и Диане даже жаль, что из общего у него с фам фаталь разве что ведьминские тёмно-рыжие космы. Я встретил девушку в лугах ― дитя пленительное фей, был гибок стан, воздушен шаг, дик блеск очей.Да одними волосами волю человека не задушишь, хотя местные и Архат в том числе ― в кое-то веки он не исключение из правил! ― часто глазеют на них. Что они думают о цвете её волос? Что он думает? Как ей надоело выделать его среди других, но нечего прятаться от правды, ей и впрямь дела нету, воображает ли господин Дубей или рикша на улице, что её отметил огненный демон или поцеловали в макушку окровавленными устами плотоядные боги. Ловкое и жестокое точно зверь солнце оставляет несколько отметин на её щеках и, верно, тяга к экзотике порок общечеловеческий, раз индус рассматривает её веснушки, ежегодно пробегающие по лицу каждой третьей англичанки. Теперь ясно, почему общепризнанные красавицы все сплошь пустоголовые: всякая мысль увядает под такими восхищёнными взглядами. Но нет, джентльмены многозначительно приподымают котелки, когда встречают на улице красивую женщины, не джентльмены присвистывают, но никто из них не смотрит на очередную красотку как на шедевр, на произведение искусства. Та же разница, что между осмотром дома, уходящего под стук аукционного молотка новому владельцу, и прогулкой по горной долине. Но может быть, она вопреки всем законам здравого смысла, политики и подлой человеческой натуры ошиблась? Бенгальцы народ тёмный, тут и месяц на боку лежит… Соблазнить секретаршу генерал-губернатора тридцать три раза рационально, влюбиться в неё тридцать три раза нерационально, и тем не менее Архат любуется ею издали, не смея переходить хотя бы в робкое наступление. Неужели только лишь с той целью, чтобы вопрос, когда же он станет решительней, затмил вопрос, а хочет ли она, чтобы он стал решительней? За ней не раз пытались приударить, и без лишнего бахвальства ― она ценный экземпляр для браконьера, почётно ведь как-то упомянуть в компании, что даже девица, у которой на уме одно делопроизводство, перед тобой не устояла. Британец или тот, кого у британцев принято с настороженным придыханием называть иностранец, уже бы давным-давно сорвал у неё поцелуй-другой, а этот… Если кто-то звал кого-то сквозь густую рожь и кого-то обнял кто-то, что с него возьмёшь? И какая нам забота, если у межи целовался с кем-то кто-то вечером во ржи. Ликуйте и ужасайтесь, общество подданных Хартфордшира, неравнодушных к счастью ближнего: зазнайка мисс Браун, готовая дать отставку выпускнику Оксфорда, если он запамятовал, что будущий государственный секретарь по делам колоний избирался в парламент от их графства уже как тори, а не виг, проклинает эту средневековую индийскую целомудренность и краснеет до кончиков ногтей, если встречается взглядом с верзилой на побегушках у богатой туземки! Всегда её безучастное хмыканье выбивалось из стройного хора охов и вздохов других барышень, когда речь заходила об офицерах даже при высоких чинах, а теперь она млеет от необразованного солдафона. Цыгане, как утверждают лингвисты, разбежались по всему миру как раз с севера Индии, стоит ли удивляться, что на их родине искусство колдовства ещё не забыто? Никто ведь не брался сосчитать, сколько англичанок, маявшихся желанием капитулировать перед кем-то из аборигенов, похоронили самообладание в этой пыльной земле до того, как Абдула Карима отправили окрутить Её Величество? Что ж, если и королева Виктория в без малого семьдесят лет не устояла, то по крайне мере Диане можно утешаться тем, что её чем-то тронул сам Архат, а не его широкие плечи, положим. Но разве старушка будет думать о том, что её бледная ладонь в смуглой колыбели мужских рук походила бы на жемчуг в золотой оправе. «К ледяным губам прижми животворный трепет губ» , ― почему ей раньше казалось, что эти строки Шелли вложил в уста юноше, если сейчас она уверена, что их произносит именно девушка? Чем он покорил её? Тем, что предлагает ей мир, хотя своим пассиям обычно навязывают войну? Тем, как наивно он расположен к ней? Но подлинная ли его искренность? Клевещет ли она на это простодушное создание, когда вменяет ему в вину коварство? Или весь яд его хитрости запрятан как раз в этой простоте? Полудьявол, полудитя ― о вы правы, мистер Киплинг, намекните только, опубликуйте новое стихотворение, если есть надежда, что в этой двойственности отразились сомнения каждого англичанина, покинувшего родные края ради очередного закоулка цивилизации, а не национальный индийский характер… Изворотливый или невинный? Невинный и изворотливый? Изворотливый в своей невинности, невинный в своей изворотливости? Как бы то ни было, она не захмелеет настолько, чтобы её слабость оскорбила кого-то, кроме неё самой. Что он имел ввиду, когда буквально пригнал их разговор к значению её имени? Точнее, что имела ввиду его хозяйка, когда он это произносил? Диану назвал Дианой мудрец, так в чём его догадливость? В том, что она красива как луна? Она кругла как луна? Бела, может быть? Она холодна как лунный свет? Чиста как лунный свет? Загадочна? Луна ещё и переменчива, к вашему сведенью, и никто не знает, что находится на её обратной стороне. Не знают этого, конечно же, только те, кто учил в школе, что луна — это спутник Земли, а не бельмо на глазу великана Ночи. Лорд де Клер словно хочет испытать её на следующее утро после того, как она клянётся себе, если не победить, то хотя бы не проиграть, и просит её поехать вместе с ним к Шарма. Что ж, благоразумия верной помощницы хватит остудить и вашу голову, а два острых локтя постоят за вашу жизнь, если понадобится, сер. Десятая, совсем необязательная перетасовка документов по шахтам, и они идут вчетвером гулять: хозяйка с женихом верхом, их помощники пешком. Поле, горящее закатом на западе неплохая декорация для завязки или развязки амурной истории, но чем дольше тянется предисловие, тем труднее его в итоге закончить, так что пускай лорд де Клер объясняется с мисс Шарма, а их подручным просто достаточно идти в ногу, как солдатам, несущим караул. Верно, почуяв, что Диана скоро возомнит, что её портрет так и просится в психиатрический справочник к разделу об эротомании, или догадавшись, что она сердится, Архат протягивает ей ладонь. Стеклянными глазами исследуя траву — не хватало ещё, чтобы в щиколотку ей впилась кобра! — она даже не замечает этот жест сразу, а когда замечает, то ей кажется, что он как минимум полчаса предлагает ей свою руку. Между горизонтом и низкими полями её шляпы туда-сюда носятся как будто вырезанные из траурной повязки на плечо два всадника. Нехорошо всё же, что лорд де Клер согласился на эту странную лошадь с ушами колечком. Диана заставляет себя представить, как конюхи по приказу своей госпожи или кого-то из её воздыхателей кормят бедное животное беленой перед их приездом, дабы потом в Дюжине ехидно сокрушались: ну не умеют англичане обращаться с марвари, вот и свернул генерал-губернатор шею, нечего было куражиться перед собственной невестой! И не отрывая глаз от своего патрона, она вкладывает свою ладонь в руку Архата, будто это получается само собой. И солёные воды сделаются сладкими. Что за сентиментальная глупость двум взрослым людям держаться за руку? Они что две девочки, которые спешат в кондитерскую купить бисквитов для пикника или возвращаются домой после хора? Хотя никто этого не видит, а ни румянца на собственных щеках, ни своей смешной радости, ни переплетения её пальцев с пальцами Архата, ни его красоты Диана не боится. Мисс Шарма не так уж проницательна, если поручила соблазнять её такому застенчивому человеку, который со стыда ещё того гляди сам ею увлечётся. Было бы совсем недурно... А впрочем, она слышит, как быстро колотится у него сердце, может, суровая пришелица ему и самому нравится без подсказок его госпожи? Повод ли это улыбнуться ему? Вдруг у туземцев всегда такой частый пульс, чтобы кровь не успевала свернуться от жары?