***
Дверь от удара ногой открылась с жалобным скрипом, позволяя Сугуру выбежать на улицу. Переполнявший гнев нес в непонятном ему самому направлении. Главное — убежать подальше от этого дурдома и желательно никогда больше туда не возвращаться. Однако, как назло, за спиной послышались громкие шаги. — Да стой ты! Куда так бежишь? — Отвали! — даже не оборачиваясь, Сугуру прибавил скорость. Он теперь вряд ли сможет забыть этот голос (возможно, вплоть до своей смерти, которая вполне может скоро его настигнуть), поэтому даже не нужно оглядываться, чтобы распознать его владельца. Все-таки до срыва пришлось целый час терпеливо выносить его дурные, совсем неуместные шутки и действующий на нервы смех. К сожалению, ноги у этого недоразумения оказываются длиннее, поэтому он не только догоняет, но и обгоняет, загораживая собой дорогу. — Да чего тебе надо от меня? — возмущению уже не было предела. — Меня Годжо Сатору звать. А тебя, вроде, Сугуру, да? — с улыбкой во все тридцать два зуба произнес объект раздражения. — Для тебя — Гето. Либо говори, чего тебе надо от меня, либо проваливай. Мне же будет лучше, если выберешь второе. Складывалось впечатление, что у нового знакомого был абсолютный иммунитет на грубость, потому что улыбка не стала у́же ни на миллиметр. — Просто ты мне понравился, и захотелось угостить тебя кофе... — Понравился? — Сугуру в голос рассмеялся. — Чем же? Что практически послал тебя прямым текстом? — Ты кажешься честным и прямолинейным человеком, а я это в людях очень ценю. Так что насчет кофе? — Слушай, я не собираюсь тут заводить друзей или что-то такое, мне это неинтересно. Там еще человек двадцать добровольцев сидит, выбери кого-то из них, а ко мне больше не лезь, — даже не дав собеседнику ответить, Сугуру обошел его и направился в неизвестность с еще большей скоростью. Бесцельное плутание по улицам в полном одиночестве оказало в конечном счете психотерапевтический эффект, и уже через пару часов он наконец-то смог полностью подавить вышедшую из-под контроля бурю внутри себя. Теперь даже стало жалко этого простодушного Сатору. Однако проблем и без того вагон и маленькая тележка, чтобы переживать о том, кого он уже точно больше никогда не увидит.***
Следующая встреча онкологических больных прошла намного более спокойно. Сугуру был сыт по горло первым визитом и в принципе не планировал возвращаться туда, но родители силком затолкали его в машину и довезли до места встречи. Теперь он уже и не особо об этом жалел, потому что тот, кто смог его так сильно взбесить в прошлый раз, попросту отсутствовал. Придерживаясь привычных тактик молчания и избегания, он просто час слушал о проблемах и переживаниях других людей, не вникая в суть. Даже вздремнуть немного получилось под монотонные диалоги и тихие сочувствующие вздохи, а это было как нельзя кстати: привычный здоровый сон он с недавних пор утратил.***
Не явился Сатору и на следующей неделе.***
Через неделю он тоже не почтил своим визитом. Былая радость начинала меркнуть, а на ее место заступала тревога за судьбу малознакомого человека, чье отсутствие теперь казалось чем-то неправильным, как бельмо на глазу. «Не мог же он, в самом деле, помереть. Да в нем жизни больше, чем во всех вместе взятых присутствующих... И молодой ведь совсем, наверняка мы примерно одного возраста... Нет, если в этом мире осталась еще хотя бы капля справедливости, этого точно не могло произойти», — убеждал себя Сугуру.***
— Извините, а куда пропал клоун белобрысый? — Сатору-то? — Сугуру молча кивнул. — У него не так давно операция была. Сейчас восстанавливается. «Фух. Я ж ведь чуть не похоронил его мысленно... Надо будет обязательно в святилище заглянуть на обратном пути». — А он... Ну... Вернется еще? — спрашивать это было отчего-то очень неловко. — Да, на следующей неделе должен. Коротко поблагодарив за информацию, Сугуру стрелой умчался в сторону выхода. Спустя столько недель он окончательно пришел к неутешительному выводу, что был необоснованно груб и резок с тем, кто впервые за долгое время проявил дружелюбие. Иначе говоря, обошелся с ни в чем не повинным человеком ровно как те, кого сам всегда презирал. Это не отменяет того, что Сатору ведет себя раздражающе, но каждый справляется со сложившейся ситуацией по-своему, и никто не в праве осуждать за это. К тому же тот определенно оказался умнее и просек, что Сугуру не ушел дальше стадий отрицания или гнева, ведь на колкости совсем не реагировал. В любом случае, есть в нем что-то такое, что отталкивает, но одновременно притягивает, заставляя часто о себе вспоминать. Но и нельзя исключать, что, вероятно, все намного проще, и загадка кроется исключительно в подкупающем радушии с его стороны, которое удалось оценить в полной мере лишь спустя время. Уже дома, листая социальные сети перед сном, Сугуру не смог сдержаться и отыскал страничку Сатору. Надпись под именем гласила: «был в сети сегодня в 20:31». Получив дополнительное подтверждение тому, что клоун жив, он окончательно успокоился. Теперь он хотя бы точно знает, что успеет извиниться за свои непозволительно грубые высказывания. Однако просто так покинуть чужую станицу Сугуру не смог и опомнился лишь тогда, когда листал фотографии, коих оказалось больше трехсот, но он даже и не заметил, как просмотрел их все до единой. Как оказалось, Сатору — фотограф. И, признаться честно, свое дело он определенно знает хорошо: оторваться от его фотографий невозможно. Несмотря на то, что меняются такие переменные, как люди и обстановка, в каждой из них видишь душу творца: яркую, светлую, жизнерадостную. На этом Сугуру не остановился и отправился прямиком в раздел любимой музыки, где снова был впечатлен. Во многом их плейлисты совпадали, поэтому он взялся прослушать ту часть, что оказалась для него незнакомой. Так он и заснул в наушниках под очередной трек группы Luck Life с мыслями о человеке, который еще недавно заставлял все внутренности закипать от ярости, но который теперь вызывает по непонятной до конца причине желание узнать о нем больше, чем доступно в данный момент.***
На этот раз Сугуру явился в числе первых. Он уселся на стул, который был ближе всего ко входу в помещение, и, уставившись на него, нервно постукивал пальцами по колену в ожидании. Когда встреча уже началась, он хотел уже, движимый разочарованием от отсутствия весьма конкретной личности, вскочить и уйти, как вдруг из-за двери показалась белая макушка. Клоун быстро прошмыгнул к свободному месту, даже ни с кем не поздоровавшись. Вот только сейчас он совсем не походил на клоуна: кажется, за время отсутствия он нехило похудел, а под глазами залегли темные синяки, слишком сильно контрастирующие с белой кожей. Не было и прежней улыбки, как и бесконечных шуток. Он просто просидел все время встречи, уставившись в одну единственную точку на деревянном полу, ковыряя носком ботинка прореху меж половиц, пока Сугуру все это время смотрел на него, будто пытался прочесть в пустом взгляде ответ на вопрос «что же, черт возьми, с тобой произошло за это время?». Когда встреча подошла к концу и все уже начали расходиться, Сатору так и не сдвинулся с места, словно заснул с открытыми глазами. Куратор уже хотела было к нему подойти, но Сугуру, даже не успев подумать, рванул к нему быстрее и пугливо коснулся чужого плеча. — А... Эм-м-м... — все слова резко забылись, а те единственные, что были, и то застряли где-то в горле. — Привет? Сатору медленно поднял голову и посмотрел на него. Небольшая улыбка украсила его уставшее лицо. — Привет. Все уже разошлись? — он стал заторможенно озираться по сторонам, сразу найдя ответ на свой же вопрос. — Вообще, да. Пошли, пока и нас ссаными тряпками не выгнали. И они покинули комнату, провожаемые теплым взглядом куратора. «Вот ведь здорово, подружились все-таки».***
Доселе бледное лицо Сатору немного оживилось легким румянцем, когда они вышли на улицу, где апрельское солнце ласково грело своими лучами. Сугуру тем временем продолжал бесстыдно его разглядывать, вполне оправданно не опасаясь быть пойманным с поличным. В первую встречу он запомнил не так уж много деталей внешности Сатору, но теперь была возможность рассмотреть его без пелены гнева и при свете дня, и то, что он видел перед собой, удачно совпадало с так заинтересовавшей его частью внутреннего мира, с которой удалось познакомиться через личную страницу в социальной сети. «Красивый... Нет. Не так. Охренеть какой красивый». — Ты так дыру во мне просверлишь, — подметил с улыбкой Сатору, подставляя лицо под теплый свет. — Чего? У тебя же ведь глаза закрыты. — Я все вижу-у-у-у, — он резко открыл глаза, поймал взгляд Сугуру на себе и усмехнулся. — Чего хотел то? Или так, от скуки заговорил? — А. Ну, это... Я, в общем, извиниться хотел, — Сугуру опустил глаза, словно нашкодивший ребенок. — Обычно я себя так никогда не веду. Правда не знаю, что на меня нашло, ведь... — Да я и не злюсь, можешь не переживать об этом, — произнес Сатору действительно искренне. — Я все понимаю, правда. Повисло неловкое молчание, во время которого Сугуру думал, что нужно сказать дальше. «А нужно ли? Может, просто проститься и разойтись? Или все-таки что-то еще сказать? Но что вообще можно сказать в такой ситуации? Он же не захочет теперь со мной разговаривать, да? Я ведь сам послал его. Или почти послал, не суть... Но ведь чертовски тянет к нему». — Боже, как же ты громко думаешь. Пошли уже, знаю хорошую кофейню рядом, — не дожидаясь ответа, Сатору направился к пешеходному переходу, но через пару метров обернулся. — Так и будешь там стоять? Сугуру не сдвинулся с места, уставившись круглыми от удивления глазами на своего чересчур проницательного знакомого. Тот церемониться не стал, поэтому, скоро преодолев расстояние между ними, схватил за руку и потащил в сторону известной лишь ему кофейни.***
Глаза продолжили округляться, пока Сугуру смотрел на полулитровый стакан с розовой жидкостью и большущей шапкой из взбитых сливок, обильно политой карамелью разных цветов. — Ты точно уверен, что это кофейный напиток? — Если верить описанию, тут затесались два шота эспрессо. А вот от тебя я такого не ожидал. Типа, серьезно? Воронка? Ты бы хоть сахар добавил в эту нефтяную жижу, а то пить же невозможно. Кофейня с виду была неплохой: особым убранством не пестрила, да и людей было немного внутри, но от этого становилось только комфортнее отгородившему себя от общества Сугуру. Легкая музыка плавно разливалась по всему помещению, пока на единственном телевизоре крутили беззвучно видеозаписи с полным циклом обработки и обжарки кофейных зерен. — Нет уж, так издеваться над прекрасным напитком недопустимо. К тому же, если к списку болячек еще и сахарный диабет второго типа добавится, то, пожалуй, я лучше сразу в умиральную яму полезу. Сатору усмехнулся с того, что Сугуру это запомнил. — А ты забавный, когда не грубишь. — Я же... Извини... — Все-все-все. Проехали, — с лучезарной улыбкой он вскинул руки в примирительном жесте. Сатору принялся серпать с явным удовольствием свой убийственный по количеству сахара напиток, пока Сугуру скромно попивал кофе, который, к слову, оказался на удивление приятным. Горечь была слабой, преимущественно ощущались кислотность и сладость, а по дескрипторам отчетливо узнавалась Кения. — Признаю, кофе здесь действительно отличный, — Сугуру улыбнулся одними лишь уголками губ, но Сатору, кажется, был доволен и этим. К настоящему моменту оба чуть ли не забыли уже, при каких обстоятельствах познакомились, но каждому в тайне хотелось понимать, насколько все плохо у другого. Это неосознанное желание мотивировалось исключительно страхом причинить боль другому или стать тем, кому причинят эту же боль. Поэтому рискнул начать Сугуру издалека: — Тебя четыре недели не было, — словно невзначай подметил Сугуру. Теперь уже кажется, что он нагло лезет не в свое дело, но очень хотелось понять причину столь явной и тревожащей перемены как во внешности, так и в поведении. — Оу! Ты считал! Я польщен, — Сатору рассмеялся, но, как показалось Сугуру, совсем не таким раздражающим смехом, как тот его запомнил. Тем не менее Сугуру ненамеренно кинул на него серьезный взгляд, поэтому он продолжил, но теперь уже без шуток. — Операция. Остеосаркома. Мне повезло, наверное, ведь кость смогли сохранить, поэтому рука все еще при мне, — в подтверждение своим словам он слабо помахал левой рукой. Все эти два раза, что они пересекались, Сугуру не видел Сатору в чем-то ином, кроме как в больших толстовках, поэтому даже и предположить не мог, что его проблема была настолько близка и даже могла быть видна. По крайней мере до операции. — И-и-и... Теперь все будет в порядке? — Да ты еще и оптимист, оказывается! По тебе и не скажешь, — усмехнулся Сатору, после чего сделал недолгую паузу. — Нет. Конечно, нет, — продолжил теперь уже совершенно серьезно и даже без тени улыбки. — Пока еще не пришли результаты гистологического ответа. В любом случае продолжат добивать химиотерапией. Какие-то ошметки метастаз в легких еще точно остались. Выражение лица Сатору было нечитаемым, отчего Сугуру не знал, что ему и думать. Чувство вины укололо грудную клетку, ведь это именно он спровоцировал поднятие темы, хотя мог бы засунуть поглубже свое любопытство. — Знаешь, это ведь не та вещь, которую можно будет хоть когда-то оставить позади. Я реалист и полностью осознаю тот факт, что рано или поздно меня это убьет. Ремиссия — не какая-то волшебная таблетка, в моем случае уж точно... Но я верю, что она наступит. Жизнь идет, и она прекрасна в любом случае, даже если пихает палки в колеса, — Сатору тепло улыбнулся. — Я тогда не соврал, ты мне правда понравился, поэтому хочу быть честен с самого начала, если ты не против. До этого момента Сугуру еще не общался лицом к лицу с людьми, больными онкологией, поэтому на сердце стало тяжелеть от всего услышанного. Ведь перед ним сидит молодой и красивый парень, у которого, казалось бы, еще вся жизнь впереди. А на деле его медленно, но верно убивает болезнь, пока он продолжает искренне улыбаться, несмотря ни на что, и любить эту жизнь такой, какая она есть. Все, что он прежде слышал об остеосаркоме, сводилось к тому, что она редко диагностируется вовремя, крайне стремительно развивается и ведет прямой дорогой к смерти. Эта мысль зациклилась в голове, наводя все больше ужаса. Глаза отчего-то стали медленно наполняться слезами. — Эй, ты чего? Плачешь, что ли? — Ничего я не плачу, что за бред, — Сугуру отвернулся в сторону окна, чтобы ясные глаза перестали пытать его своим прозорливым взглядом. Потеряв счет времени, они просидели в кофейне до самого вечера. Больше они не обсуждали больную тему, и Сатору даже не пытался выведать хоть какие-то подробности болезни нового друга, боясь задеть или оттолкнуть. Еще будет много времени, чтобы поделиться и этим. По крайней мере Сугуру очень хочет в это верить.***
Сугуру не понимал поначалу, для чего его родители прогоняют на эти встречи. Разве станет легче в окружении таких же безнадежно больных? Какой толк заводить знакомства, которые будут обречены с самого начала? Он не только не хотел ставить себя в положение, в котором ему бы пришлось хоронить знакомых или, пуще того, друзей, но и не собирался сам наблюдать боль окружавших его людей за себя. По этой причине Сугуру осознанно оттолкнул всех тех, с кем был близок, не раскрывая настоящей причины своего поступка. Он намеренно выставил себя «злодеем», но лишь из благих намерений, ведь нет никаких гарантий, что он выйдет победителем из боя с болезнью. Страх причинить боль своей смертью дорогим сердцу людям многократно превосходит боязнь остаться в одиночестве и в нем же умереть. Многое изменилось, когда в его жизнь с ноги ворвался Сатору, и сейчас он был невероятно благодарен своим родителям за их настойчивость. Ведь без этого они могли так никогда и не встретиться. С того дня в кофейне они начали не переставая переписываться. Преимущественно говорили обо всем на свете и одновременно ни о чем. Сугуру, сам того не заметив, снова начал часто улыбаться, смеяться и порой ощущать радость от самых простых вещей. Пока Сугуру и сам не может дать ответ на вопрос, почему же он сделал исключение из всех своих правил ради одного человека, но одно он знал наверняка: как бы все ни сложилось, он не пожалеет о своем выборе. Ведь Сатору ощущается как глоток свежего воздуха в разреженной атмосфере, как луч света в кромешной тьме, указывающий путь к спасению.