Мне нужны чёртовы ответы!

      Синяя головка Митейон возвышалась над зарослями стрелолиста как невиданный цветок — если бы цветы были с крыльями, конечно. Что-то из разряда несочетаемого, что покоробило Гермеса, и он поневоле поморщился.       Чуткая к изменению настроения, особенно — его, Митейон обернулась, вперилась в создателя удивлёнными глазами. Тревоги в них не было. Сочувствие и эмпатию Гермес своим творениям уреза́л, полагая, что это позволит им мыслить аналитически.       Как выяснилось потом, очень зря.       — Всё в порядке, — сказал Гермес и в очередной раз укорил себя во лжи. В порядке не было ничего: ни привычная жизненная рутина, ни работа, ни его эмоциональное состояние.       Митейон, конечно, это почувствовала.       — Мне просто нужны чёртовы ответы.       Объяснение, которое не раскрывало девяноста девяти процентов того, что он хотел.       А хотел он знать будущее.       Митейон безмятежно улыбнулась. Она не страшилась будущего, и её цель была проста: лететь. Лететь и искать цивилизации, анализировать и собирать данные и отправить их создателю — так просто. Она не понимала, что такое неудача, и не имела сомнений.       Благословенное незнание.       Гермес завидовал ему.       — Пришло твоё время, — сказал он девочке, когда они достигли края платформы, и синяя искра пронзила ночное элписское небо, оставив Гермеса наедине с собой. Он провожал взглядом улетевшую к очередной звезде очередную Митейон и рассеянно, но с долей самолюбования думал о том, что эти маленькие осколки творения станут его сигнатурой.       Разумные. Связанные одной цепью. С приятным внешним видом. Кто откажется от такой армии соглядатаев? Следить за врагом или конкурентом, собирать компромат и делать выводы...       Остановись, Гермес, ты заигрался.       К сожалению, некому было сказать ему об этом вовремя. А слушать сам себя он давно уже разучился.       

***

      Гермес так и не понял, в какой момент что-то пошло не так. А, осознав, ужаснулся тому, что исправить было уже нельзя.       Посеревшими, жёсткими губами Митейон бросала в него слова, которые он не хотел слышать.       — О возлюбленное человечество, мерцающие драгоценности прекрасного Этейриса... Радуйтесь, ибо мы освободим вас от жестокой шутки существования. Не надо бороться напрасно, ибо в уничтожении вас ждёт спасение. Вы познаете мир и безмятежность... и это будет прекрасно...       — ...мы, Митейи, совьём своё гнездо на краю Вселенной — там, где во тьме мёртвых миров копятся скорбь и страдания. И там мы будем петь, всё громче и яснее, чтобы наша общая песня могла достичь даже этой окутанной эфиром звезды...       — ...именно такой ответ мы нашли в звёздах. Именно такой подарок мы предлагаем Этейрису.       Ведомая рукой Гермеса и наставленная его словами, маленькая девочка, слепленная из привычного эфира и неведомого Динамиса, собралась разрушить его возлюбленный, но, как оказалось, такой хрупкий мир, чьё будущее резко перестало казаться туманным. Этейрису был вынесен приговор, и виноват в этом был он сам.       Первородный ужас, который вызывали в Гермесе её фразы, был несравним даже со страхом перед вечной смертью.       Он получил ответ на свой вопрос: будущего у его возлюбленного Этейриса — нет и не будет.       Гермес спиной чувствовал гнев Эмет-Селка, непонимание Гитлодея, сожаление Венат, тихую ярость фамильяра Азема. И осознавал, что его путь теперь только один.       Бороться с системой.       И его пальцы судорожно сжали прохладную рукоять посоха.