Поздней ночью в голову всегда приползают черти на своих сломанных, кривых ножках и начинают водить хороводы вокруг мыслей, оскверняя душу и окуная её в омут. Однако эти ненасытные сволочи не останавливаются на простой головной боли. Они до ужаса жадные, потому сразу после сокрушительной победы над мыслями черти ползут дальше, пятная грязными лапками путь. Они съезжают вниз по пищеводу, будто с водяной горки, пробираются в лёгкие и вместе с кислородом растекаются по венам и артериям. Сердце окрашивается в мрачный чёрный. Тело немеет.
Весьма затягивающее занятие.
Гето знает. Гето ежедневно клеймит своё сердце грязью. Но чтобы не держать внутри всю гниль, Гето берёт карандаш в руки и пишет. Пишет, аккуратно выводя иероглифы на тонкой бумаге, пишет, боясь забыть, каково это — писать.
Рано или поздно каждый писатель сталкивается с одной единственной проблемой — отсутствием всякой идеи. Вот, казалось бы, твой мозг переполнен мыслями, из-под твоей руки текут реки слов и предложений. Ты находишься на пике: весь сияешь и излучаешь свет; можешь всё; знаешь, чего хочешь. И в мгновенье ока твой запал исчезает, растворяется в гуще толпы. Ты больно бьёшься о землю, бежишь к перу, а там — пустота.
И приходится справляться с этой пустотой, пока она только на бумаге, а не в голове. Потому что место долго не может пустовать. Черти на стрёме и днём и ночью, внимательно бдят, и стоит лишь раз проявить слабость, как они утащат тебя к себе.
Гето не посчастливилось обойти стороной эту кочку. Гето поддался соблазну и пошёл на поводу у чертей. Пути отступления перегрызли мыши.
Пустая бумага тяготит мысли. Сугуру устало вздыхает, выпрямляет сгорбившуюся спину. Тело затекло от длительного нахождения в положении сидя. Оно не слушается, когда Гето пытается вылезти из-за стола, поэтому груда костей и мышц цепляется за несчастный угол и валится на пол.
За окном поздний ноябрь. Деревья стоят голые: листья давно облетели, оставив ветви мёрзнуть; снег ещё не торопится припорошить землю и согреть её хотя бы на мгновенье; а свинцовые тучи гуляют над городом в своё удовольствие, беспощадно заливая Токио нескончаемыми потоками воды. Ноябрь обычно не такой. Потому противно и тоскливо на душе. Всё внутри просит декабря и снега.
Гето любит зиму. Декабрь приносит в сердце вьюгу и устраивает переполох тараканов в голове. Мысли начинают прыгать, крутиться, выскакивать из черепной коробки и в красивые строки укладываться на бумагу. Декабрь пропитывается атмосферой приближающейся новой жизни, вдохновляет двигаться дальше и нестись только вперёд. Декабрь дарит новый год и новую попытку.
А Сугуру, к своему несчастью, застрял где-то в ноябре, где холодно и одиноко, где все люди с грустными масками бродят по улице и ждут, ждут, вечно чего-то ждут.
Гето потерял вдохновение. Потеря вдохновения приводит к остановке сердца. Мир вокруг замирает: часы замедляются, дни спрыгивают с поезда и плетутся пешком, а всё остальное переходит в режим ожидания. Заставить механизмы вновь заработать исправно тяжело, да и не особо хочется. Лень.
На полу становится холодно лежать. Зябко. Сугуру с усилием отрывается от плоской поверхности, поднимается и, пошатываясь, бредёт на кухню. Там хозяина квартиры встречает кружка, стоящая в гордом одиночестве на пустом столе. Чай в ней давно остыл и потерял вкус и аромат. Гето безжалостно выливает его в раковину и включает электрический чайник.
Вода красиво булькает в неоновом синем свете. Сугуру немного засматривается на быстро скользящие вверх пузырьки, что пропускает, когда прибор издаёт писклявый звук и отключается. Новый пакетик в кружке, кипяток, и аромат бергамота снова расплывается по кухне.
Забытый на подоконнике телефон вибрирует и с грохотом падает вниз.
— Сёко? — Гето включает громкую связь и рассматривает разбитый экран. — Чего звонишь так поздно?
— Убедиться в том, что ты всё ещё не скукожился в своей берлоге, — на другом конце провода раздаётся искажённый сломанным телефоном смех девушки. — Ты когда последний раз выходил из дома?
— Вчера.
И Сугуру даже не врёт. Он действительно вчера вышел на улицу и прошёлся до ближайшего магазина за сигаретами. Пачка в этот раз кончилась слишком быстро.
Обычно, Гето никогда не курил, когда работал над книгами или писал статьи для издательств, однако эта осень выдалась особо тяжёлой: горели все дедлайны. Нужно было успеть до конца ноября отправить книгу редактору, а перед этим его завалили отчётами в офисе. Доход от издания текстов не был маленьким, но мать настояла устроиться на «нормальную» работу.
— Твои книги — непостоянный заработок, — говорила она, — ты в любой момент можешь просто перестать писать. И что тогда делать будешь? Сядешь нам с отцом на шею?
Отчасти она была права. Писательство — дело сложное. Тяжело угадать, примет ли твою работу издательство, будет ли она продаваться и ещё много чего. Можно легко слететь вниз и остаться без денег в съёмной квартире. А потом и без квартиры. Поэтому, чтобы успокоить родителей, Гето устроился на удалённую работу в офисе. Идеальный вариант. Работать из дома, а всё остальное время уделять написанию книг. Кто же знал, что на него свалится куча отчётов?
— За сигаретами?
— Да.
Сёко знала его как облупленного. Годы крепкой дружбы связали их по руками и ногам.
— Опять налегаешь на алкоголь?
— Не переживай, — Гето криво улыбается и отпивает из кружки немного чая, — налегаю только на безалкогольные напитки. Ты знала, сколько видов чая существует?
— Нет! И знать не хочу! — протестует девушка и заливается смехом. — Надеюсь, с таким успехом ты не превратишься в миловидную бабульку, которая будет гостям впихивать настойки с травами собственного приготовления.
— А это интересная мысль!
Гето тихо смеётся и наконец расслабляется. Иери умела поднять настроение, когда это необходимо. Она появлялась в жизни Сугуру в нужное время, тормошила его ленивую и мрачную душу и неизменно оставалась всегда рядом. Незримая поддержка и опора, что Сёко давала ему, помогала двигаться дальше и бороться.
— Гето, — мягко произносит девушка, когда их тишина на проводе затягивается. — Не грузи себя слишком сильно. Я знаю, это тяжело признать, но тебе тоже нужен отдых. Ты можешь изнурять себя как Стивен Кинг, вытаскивая из себя по десять листов текста каждый день, только не забывай о том, что ты Гето Сугуру, а не он.
Гето знает, что он не великий и ужасный Кинг. Он всего лишь Гето Сугуру, маленький Гето Сугуру. Но принятие факта того, что все мы в конце концов обычные люди и имеем право уставать, — не подъёмный груз, который не хочет сдвигаться с места. Мысль о том, что люди не всесильны, терзает сердце и давит на разыгравшееся чувство вины за слабость.
— Я знаю, Сёко. Я знаю.
Привыкшему переживать всё в одиночестве сложно делиться чем-то с другими. Потому и сказать в ответ на слова поддержки нечего.
Спустя пятнадцать минут после завершения разговора с девушкой Гето всё же выходит на улицу, а причина сего явления вовсе не кроется в опять закончившихся сигаретах. Какое-то странное чувство толкает его пройтись по безлюдным закоулкам города.
Жизнь кипит в Токио даже ночью. Этот незатихающий гогот веселья бурлит, шипит и брыкается, словно снадобье в котле у ведьмы. Город сияет всеми цветами радуги и, кажется, будто и нет в Токио никакой ночи — вечный день царит в этих местах. Хочется спрятаться от непрерывно спешащих куда-то людей, свернуть в самый тёмный, забытый всеми переулок и пробежаться по пустующим дорогам.
Но мёртвый город никому не нужен, а шумный быстро надоедает, и в конце концов не остаётся ничего более, как ступить на кривую дорожку и жить двойной жизнью.
Гето прожил в Токио всю сознательную жизнь. Он знает его наизусть, помнит каждый закоулок. Тут всё вокруг родное, и куда он не посмотрит, оно будто бы приветствует его, говоря «давно не виделись», точно старому знакомому. Поэтому, ни на секунду не задумавшись, Сугуру не спеша направляется к излюбленному месту, вдали от чужих глаз и любопытных ушей.
Небольшой парк, что расположился рядом с домом Гето, всегда пустует в тёмное время суток. Возможно, это связано со страхом напороться на кого-нибудь ужасного в этом плохо освещённом месте, возможно, нет. Так или иначе, ночью здесь не водится ни единой души, а если и водится, то скорее всего это неупокоенные души или заблудшие призраки. На радость, они никогда не беспокоили Сугуру, а значит, бояться их — решение нерациональное.
Гето останавливается у одной из лавочек, на которую падает бледнеющий свет фонаря. Рядом никого, лишь только он и осенний ветер, гуляющий по ночи. Тишина успокаивает, а пустой сквер нисколько не напрягает.
Можно так и сидеть тут, в гордом одиночестве, и ни о чём не думать. Одиночество завлекает, обнимает и принимает целиком, пряча от мира каждую часть тебя.
— Не против, если я подсяду?
Гето вздрагивает и вертит головой. Рядом с противоположным концом скамейки стоит долговязый молодой человек. Его белые, как молоко, волосы красиво переливаются серебром в свете луны и мгновенно притягивают к себе внимание.
— Конечно.
Парень осторожно усаживается на край лавки и вытягивает ноги, издавая протяжный болезненный стон, словно он длительное время не имел возможности передохнуть. Длинные руки скатываются вниз, по бокам от туловища, и в тусклом свете фонаря кажутся неестественно бледными и худыми. Сугуру отводит взгляд, дабы не напугать незнакомца. Странный тип.
— Чем тут занят посреди ночи?
Сугуру опять дёргается, невольно поворачивая голову к внезапно появившемуся собеседнику. Он не рассчитывал на продолжение этого неловкого диалога, но незнакомец не оставляет выбора, задав новый вопрос.
— Грущу по ушедшим дням.
— Предаёшься ностальгии? — странный парень усмехается. — Довольно-таки скучное занятие. Ещё и надоедливое. Мысли, — он стучит указательным пальцем по виску, и на несколько секунд Гето кажется, что этот палец проходит сквозь голову юноши, — не самые приятные вылезают. Голова потом трещит по швам.
Сугуру молча соглашается. Мысли всегда долбят череп вне зависимости от того, какие они: приятные или не очень, да только отсутствие фантомной боли от них доставляет дискомфорт. Будто бы внутри не достаёт важной детали. Словно что-то нужное взяли и вырезали, вырвали с корнем, а зияющую дыру забыли залечить.
— А я, наконец, нашёл время отдохнуть. Работа задолбала в край, уже начинает тошнить каждый раз, когда кто-то бормочет про неё, — белобрысый суёт два пальца в рот и показывает язык, изображая рвотный рефлекс. — И почему только все люди помешаны на ней? Разве так сложно давать себе перерыв? Не понимаю.
— Деньги, — почему-то отвечает Сугуру, даже не зная, ему ли был задан вопрос, — и безопасность. Когда есть то, на что можно опереться, тогда люди чувствуют защищённость от внезапных проблем.
— Бла-бла-бла. Ну ты и нудный, — незнакомец строит недовольную гримасу. — Вот что за собеседник попался. Видно, тоже днём и ночью о работе только и мечтаешь.
— Я писатель.
— Оно и понятно, — ухмыляется, — Не смотри так на меня. Только чёртовы фанатики иероглифов выйдут ночью прогуляться в парк, где позавчера маньяк убил полицейского при задержании.
— Что?
У Гето вытягивается лицо. Не то чтобы он совсем не следит за новостями, последние пару недель правда было совсем не до скролинга ленты в социальных сетях, потому новость о недавнем убийстве его потрясает.
— Не волнуйся ты так. Его уже поймали, — Сугуру облегчённо выдыхает. Мысль о том, что где-то здесь мог бы спокойно прогуливаться маньяк, настораживала. — Жаль только того паренька. Славный был. Хоть и слишком самовлюблённый, — этот странный парень пугает своим до жути спокойным тоном. — Но мы же не об этом, верно? Ты, говоришь, — писатель?
Гето кивает.
— О чём пишешь?
Сугуру на мгновенье задумывается. Его тексты напичканы различными темами: в каждом новом произведении он старается поднять новую острую проблему, которая волнует людей современности. Ему бы хотелось, чтобы каждый мог найти в его книгах что-то для себя, какую-то свою отдушину.
— О жизни людей.
— Поднимаешь остро-социальные темы о том, как сложно жить в наше время?
— В точку.
Гето улыбается в ответ на хохот незнакомца. Заливистый смех рассекает ночную тишину в пустынном парке. Птичка, что, скорее всего, присела отдохнуть в кроне дерева, взмывает в воздух, предварительно гневно начирикав на нарушителей тишины.
— Над чем сейчас работаешь?
Сугуру невольно замолкает. Из-за пустого листа в последние дни сюжет предыдущих глав романа, над которым работает Гето, забылся. Возможно, ему стоит перечитать всё заново, тем самым освежив память. Гляди, мысли умные полезут, и роман, что не хотел быть дописанным, наконец закончится. Сугуру поставит последнюю точку в конце и с чистой совестью отправит черновик тушиться в папке «закончено» на несколько дней, прежде чем приступить к редактированию.
— О простом парне, попавшем в непростую ситуацию.
— Интересно, — странный парень (Гето про себя упрямо называет его именно так) трёт подбородок и задумчиво клонит голову набок, — я так понимаю, у тебя есть некоторые проблемы с завершением?
— Да, — выдыхает Сугуру, — я не знаю, какой финал подарить моему герою.
— О. Какие варианты?
И Гето по непонятной ему самому причине рассказывает. Снова вытягивает из корки сознания весь сок, пересказывает главы и выдёргивает героя из книги. Вытаскивает его, трясёт перед незнакомцем и качает головой, будто разговаривает вовсе не с ним, а со своей второй личностью.
— И в конце концов я не знаю, что выберет герой: умереть от руки друга, так и не сумев его убить, или же пожертвовать им, чтобы спасти остальных. Он молчит уже несколько дней, и как бы я не пытался его разболтать, этот упрямец не хочет выдавать мне ответ!
Странный парень непонятно почему снова смеётся. Гето, немного раскрасневшийся от бурного пересказа, слегка смущается своей эмоциональности и тупит взгляд. Кончики ушей алеют, и Сугуру спешит припрятать свою неловкость за густыми волосами. Хотя… Кто в темноте увидит это?
— Тебе смешно? Моя книга нелепа, да?
Незнакомец успокаивается.
— Нет, нисколько. Просто… Ты с такой любовью рассказывал о главном герое, словно он — твой сын, и он стоит тут, передо мной, а ты его отчитываешь на моих глазах. Это так забавно.
— Возможно, я немного увлёкся, — Гето поднимает голову и смотрит на звёздное небо сквозь кроны деревьев. Удивительно, но сегодня тучи вдруг решили выпустить небеса из свинцовых кандалов, и теперь они сияют пёстрыми крапинками. — Всегда так отношусь к своим персонажам. Думаю, что писатель должен любить их, чтобы вдохнуть в них жизнь и завлечь читателя, иначе герои так и останутся пустыми картонками на страницах никому ненужной книги.
И замолкает. Тишина несколько затягивается, а потом внезапно трескается, как плохо нанесённая краска на стенах, прося разрушить её. Но у Сугуру не находится больше слов.
— Слушай, — тянет незнакомец. — Я, конечно, далеко не писатель и не знаю всех тонкостей, но вот что я тебе расскажу, — он немного елозит по скамье, устраиваясь поудобнее, и продолжает. — У меня в детстве был один очень хороший друг. Я, сколько себя помню, знал его. Нас было просто не отлепить друг от друга, я всюду таскался за ним, словно приклеенный, потому что друзей у меня особо не было, от того, наверное, я и прилип к нему. Шли годы, мы росли. Я поступил в полицейскую академию, выучился, а он… Скажем так, попал не в то место, не в то время. У него начались проблемы с наркотиками. Я пытался помочь ему, поддерживал его во время реабилитаций, но всё зря. Он не мог завязать.
Гето замирает, почти не дышит, боясь перебить своим дыханием монолог странного парня. Ему становится любопытно узнать, к чему ведёт незнакомец.
— И что было потом?
— Некоторое время назад я узнал, что его обвинили в убийстве двух девушек. Я до последнего надеялся, что это были ложные обвинения, однако он вовсе и не пытался их опровергнуть. К счастью для меня, не было весомых доказательств, чтобы его посадить, так что дело приостановили, а моего друга отпустили. Спустя пару дней умерла ещё одна девушка. Её нашли около дома моего друга, а его квартира была пуста. Мы перерыли весь город, боялись, что он уже улетел из страны, что мы его больше не найдем. Я всё ещё не хотел признавать, но все улики говорили о том, что мой близкий друг — убийца. И вот, когда уже не было надежды найти преступника, я увидел его: он спокойно прогуливался по парку, будто бы никто его и не ищет вовсе вся полиция города. Забавно, неправда ли? — негромкий горький смешок срывается с губ незнакомца. — И я… Я не смог. Понимаешь? Я не смог его остановить. Он был для меня всем: поддержкой в трудные минуты, опорой, самым близким человеком. Я просто не смог. Внутри я всё ещё лелеял надежды о том, что его подставили. А потом… Он сказал, что сделал это сам. Убил. И даже после этого я не надел на него наручники. Решил, что пусть это сделает кто-то другой, только не я. И сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что совершил большую глупость, и этой кляксы мне уже не оттереть. Я всегда буду об этом помнить.
Парень резко замолкает. Гето видит, как одинокая слеза в свете луны бежит по бледной щеке.
— Мне жаль.
Сугуру не знает, что говорить в таких моментах. Кажется, что любые слова здесь излишне, что они только мешают и ломают ещё сильнее. Может, стоит лишь тихо согласиться и своим молчанием забрать частичку горя, что лежит на сердце у другого.
Одна звезда быстро срывается с места и пропадает в бездне тёмного неба. Сугуру успевает лишь моргнуть, когда её свет гаснет, оставляя маленький хвостик на доли секунды. К списку желаний добавляется ещё одно.
— Не переживай. Больше никто не умер.
Незнакомец потягивается и ёрзает по скамейке. Гето мельком бросает взгляд на экран телефона: уже почти два часа ночи. Время летит незаметно, тихой походкой ступая большими шагами всё дальше и дальше за горизонт… И в голове что-то щёлкает. Какой-то рычажок в конце концов срабатывает и весь механизм внутри черепной коробки снова начинается шевелиться. Черти в страхе сбегают, капитулируя перед новыми строками.
— Мне нужно идти.
Сугуру подрывается с места, почти роняя телефон из рук, однако в последний момент останавливается и бросает через плечо:
— Спасибо за разговор. Но скажи: как тебя зовут?
Странный парень странно улыбается, обнажая белоснежные зубы, сквозь которые сочится пар. Лунный свет отражается в его голубых глазах толстой коркой льда.
— Зови меня Сатору. Сатору Годжо.
***
В итоге на утро Гето после долгой бессонной ночи пьёт крепкий кофе, стоя на балконе в одних трусах и накинутой сверху рубашке, и листает ленту новостей за последнюю неделю. Он так и не смог сомкнуть глаз, пока не поставил последнюю точку в этом грёбанном романе. Последние главы текли шумной рекой из-под ударов пальцев о клавиатуру ноутбука. Герой вылез из конуры, явил своё лицо свету и перестал угрюмо молчать.
Взгляд останавливается на статье о недавней поимке маньяка.
«При задержании серийного убийцы погиб капитан полиции Годжо Сатору».
Ледяные глаза незнакомца с ухмылкой глядят на Гето с экрана.
***
Спустя несколько месяцев.
— Почему ты внезапно решил поменять имя главного героя? — Сёко громко кашляет от того, что сильно затянулась, но не выкидывает сигарету, а снова тянет её к губам. Гето пожимает плечами и разглядывает обложку своей новой книги. Они стоят у открытого окна. В помещении душно, на улице ничуть не лучше, и даже распахнутое окошко не спасает положения.
Жара в Японии невыносима. Гето больше любит прохладу и терпеть не может знойные летние деньки, но сегодня солнечные лучи лишь радуют Сугуру и не вызывают отвращения или отторжения. Он смотрит в чистое прозрачно-голубое небо с редкими белыми пушистыми облаками и улыбается. Вдруг из небольшого скопления облачков складывается призрачный силуэт. Гето моргает от неожиданности, и через секунду образ исчезает, оставляя за собой тёплое чувство в груди.
Сегодня у Сугуру встреча с поклонниками его творчества и презентация нового романа, над которым он ещё долго и упорно трудился после того, как закончил в ноябре писать черновик. А работы было много: нужно было сгладить все неровности сюжета, переписать некоторые моменты, пройти все стадия принятия мнения его личного редактора Мэй-Мэй, которой вечно что-то не нравится. В общем, дел было не мало, но теперь он всё же держит эту книжонку в руках и чувствует аромат свежей печати. Он действительно счастлив.
— Я подумал, что это имя будет смотреться лучше в тексте нежели предыдущее.
Конечно, не все были с этим согласны. Мэй-Мэй долго злилась, ведь когда книга была уже готова к тому, чтобы отправить её в дальнейшее плаванье Гето приспичило сменить имя, от чего всё затянулось ещё на некоторое время. Но ведь Сугуру никуда не спешил, тогда почему нет?
Сёко хмыкает и подбадривающе хлопает его по плечу.
— Ну, удачи.
Гето, обливаясь холодным потом от нервов, шумно вдыхает и выходит к толпе. Она кричит и хлопает, всячески поддерживая своего любимого автора. Сугуру быстро пробегается глазами по залу: практически все места заняты. Столько человек пришли сегодня послушать его, а у него даже речи приветственной не заготовлено. Гето сглатывает ком в горле — большое скопление людей всё ещё вызывает панику — и начинает говорить:
— Что ж. Я не умею толкать красочные речи, поэтому буду краток. Я очень рад тому, что вы пришли ко мне сегодня, и благодарен всем за поддержку и теплые слова в мой адрес, которые вы дарили и дарите мне до сих пор на протяжении всего моего писательского пути. Я надеюсь, что вам понравится моя новая книга, и она оставит какой-то, хороший или, быть может, плохой, след в вашем сердце, но уж точно не оставит вас равнодушными. Готов ответить на вопросы.
— Можно? — маленькая девушка с первого ряда тянет руку, и Гето кивает в знак согласия. Ей немедля передают микрофон. — Я слышала, что вы сменили имя главному герою уже в конце работы. Почему?
Сугуру отчего-то глупо улыбается.
— Потому что имя Сатору подходит ему больше.
Посвящается призраку,
которого я встретил однажды в парке
и что направил меня на верный путь.
