Протянул ирис
Листья к брату своему.
Зеркало реки.
Мацуо Басё
_______________________________
Сынмин стоял у дверей императорской спальни, смотря в окно на поднимающееся солнце, всё смелее касающееся золотыми лучами верхушек сосен и окрашивающее тёмную зелень в нежно-салатовый. Лабиринт коридоров был пуст. Вокруг стояла мёртвая тишина; на узкую дощечку села птица и, посмотрев на стражника, завела звонкую песню, присматриваясь к оставленным для неё омегой рисинкам. Спустя несколько птичьих трелей внизу послышалась возня, стройный топот ног, а затем звон мечей и рычание. Сынмин размял спину. Хёнджин поморщился от яркого луча солнца, чувствуя тепло на кончике носа. Он отвернулся от окна и полностью забрался под одеяло в своё уютное и тёплое царство. Где-то неподалеку пела птица; спящий омега улыбнулся, во сне видя, как оставляет для неё рисовые зёрнышки с той стороны окна. Внезапно осознав, что это не сон, а воспоминания, ирбис поднялся с постели и быстро оделся. Перед выходом из спальни омега ужаснулся собственному отражению и торчащим во все стороны волосам, но после небольшой войны с гребнем всё стало намного лучше и он тихо вышел в коридор. Сынмин поклонился и спрятал улыбку, почувствовав, как обвивается пушистый хвост вокруг его. — Доброе утро, Сынмин. — Улыбнулся омега и посмотрел на птицу, что с тихим стуком клевала зёрнышки. — Доброе утро, Хёнджин. — Тише произнёс воин. — Сегодня праздник весны, не хочешь сходить? — Напомнил альфа. — Хочу. Только если ты пойдёшь со мной. — Согласился Хёнджин и, тихо замурлыкав, сжал чужой хвост. Сынмин перевёл на него взгляд, с лёгкой улыбкой вслушиваясь в мягкое мурлыканье и любуясь сощуренными от солнца глазами. Очень хотелось замурлыкать вместе с ним, так хотелось, что аж горло свело спазмом, но альфа отмахнулся и вернул внимание верхушкам сосен._______________________________
На городской площади собрались толпы людей. Длинные ряды небольших столиков были завалены самыми разными товарами: камни-обереги, длинные бусы, гарантирующие любовь, браслеты для богатства и многое другое. Среди них умещались торговцы едой, предлагая весь ассортимент традиционных блюд, начиная от обычного риса, заканчивая сочными кусками иностранной баранины со всевозможным гарниром. Глаза омеги разбегались по сторонам, не в силах задержаться дольше двух секунд на чём-то одном. — Давай купим поесть? Пожалуйста, Сынмин, оно так вкусно выглядит и пахнет... — Сложив руки в молитвенном жесте, попросил ирбис. — Не самая лучшая затея. А вдруг кто-то из них решит тебя отравить? — Бросил воин, прижимая угольные ушки к голове и инстинктивно закрывая омегу своим телом. — Ну хоть маленький кусочек. Совсем крохотный. Пожалуйста. — Стоя за его спиной, Хёнджин положил обе ладони на его плечи и, опираясь на них, привстал на цыпочки, высматривая жарящийся сочный кусок мяса, с которого в миску риса капал сок и жир. Сынмин повернулся к нему и бегло осмотрел снующих туда-сюда людей. Казалось, никто и не замечал, что прямо тут, на площади, стоит сын императора. Стоит и умоляет купить поесть. Оглядевшись ещё раз, альфа отметил палатку гадалки и бережно впихнул туда омегу. Напуганный старик, протирая цветные камни, выпучил раскосые глаза, уставившись на императорского воина в доспехах и благородного господина. — Выкинешь что-нибудь — убью. — Рыкнул злобно Сынмин старику и, коснувшись омежьего хвоста, вылетел из палатки. Старик выдавил улыбку, смотря на императорского сына. — Добрый день, господин. Хотите чаю? Или, может, погадать вам? — Дрожа бамбуковым листком, сипло произнёс пожилой альфа, прижимая к голове округлые песочного цвета уши. — А с чем чай? — Улыбнулся омега. — С жасмином, господин. — Ответил пожилой пума. — Наливай. И, ладно, давай погадаем. Сынмин, пока омега нашёл себе развлечение, стоял в очереди за рисом, нервно дёргая хвостом, будто его било током, уже видя, как отрубает старику голову, если тот посмеет навредить омеге. Желание бросить всё и вернуться жгло грудную клетку, борясь с желанием порадовать омегу вкусной едой. Сынмин, стоя в очереди, едва не выл, но внешне оставался серьёзным, спокойным, холодным. Хёнджин рассматривал разложенные на столе цветные камни, слушая старика. — Выбери четыре, которые больше нравятся. Хёнджин выбрал чёрный с золотыми прожилками, затем красный с дымчатыми белыми пятнами, снежно-белый и кроваво-красный. Старик осмотрел камушки на чужой ладони и почесал длинную бородку. — Тяжело будет. Скоро совсем. Видишь: камень чёрный — это сильный альфа, думаю, стражник твой. Он будет с тобой, поможет. Красный — муж твой будущий, разносторонний альфа, странный, сначала добрый, потом злой. Белый — это ты сам, а последний — жестокая борьба и смерть. Умрёт кто-то из вас троих... Хёнджин распахнул глаза, смотря на старика, как на пришельца. — Кто умрёт? Можешь узнать? — Дрожащим голосом спросил омега, цепляясь за иссушенную старческую руку. — Не могу, господин, извини. Не скажут камушки ничего боле... — Сочувственно произнёс он, по-отечески сжав тонкие пальцы. — Будь сильным и справишься. Омега, уже видя тысячи вариантов как своей смерти, так и почти родного стражника, тихо всхлипнул и поднял глаза на влетевшего в палатку Сынмина. Оценив ситуацию, альфа зарычал, обнажив клыки и меч, но ирбис вскочил, заслоняя собой старика. — Всё в порядке, он не обидел меня. — Мягко произнёс омега, выставив руку и уперевшись в крепкую грудь воина. Чувствуя, как гулко бьётся его сердце, Хёнджин медленно подошёл ближе и, нервно хихикнув, пощекотал угольное ушко под загадочную улыбку старика. Альфа дёрнул ушами и спрятал меч, протягивая ему миску с рисом и горкой сочных кусочков мяса. На бледном лице засияла улыбка, голубые глаза вновь заискрились; омега был счастлив. — Может, и мне погадаешь? — С ноткой скептицизма бросил пантера, осмотрев, чем они тут занимались. — Нет смысла в этом, воин. Вы связаны и судьба ваша, потому будущее почти одинаково. — Ответил старик и собрал камни в холщёвые мешочки на завязках. Пантера забавно (для омеги) дёрнул ушами и фыркнул. Хёнджин накинулся на рис, обвивая чёрный хвост своим. Сынмин внимательно следил за тем, как в пустую, но мокрую чашку льётся чай и старик, прижав уши, ставит чашку около омеги. Хёнджин, стрельнув взглядом в стражника, сделал маленький глоток чая. Старик, подобрав мешочки с камнями, отошёл за плотный занавес и омега, проводив его взглядом, схватил палочками кусочек мяса и поднёс к губам воина. Сынмин, испытывая одновременно и удивление, и настороженность, и лёгкий интерес, опустил глаза на угощение. Омега нетерпеливо покрутил палочками и, когда Сынмин с тихим вздохом одними зубами забрал мясо, не касаясь палочек, улыбнулся. — Вот, видишь, а ты не хотел брать. — Проговорил важно ирбис и снова поднёс к чужим губам кусочек мяса. Сынмин качнул головой, разворачивая палочки к нему, но тот, нахмурвшись, вновь потянул палочки к его губам. Пантера снова сдался, забирая угощение. Когда старик вернулся, Хёнджин перестал кормить воина и в считанные минуты съел всё сам. Оставив на столе золотую монету, Хёнджин вышел из палатки и вернул посуду торговцу, после чего, заметив развлечения, потянул стражника в другой конец площади. Хёнджин смотрел, как огромные альфы не менее огромными кулаками мутузят друг друга за приз в виде породистого скакуна. Сморщив носик под тихую усмешку пантеры, он повернулся к альфам, которые демонстрировали свои силы, сгибая и разгибая толстые подковы и железные пруты. Неподалёку танцевали омеги в цветных ханьфу, подбрасывая веера и ловко их перехватывая в полёте. Туда и отправился ирбис, потянув за собой воина. Пантера осмотрел тонкие фигурки, ручейком танцующие и семенящие друг за другом с цветами и веерами в руках. Изящные существа ровным строем скрылись в шатре и спустя всего несколько секунд вновь появились, но уже в других нарядах и с в цвет им веерами. Глаза Хёнджина загорелись и он, плотно обвив чёрный хвост своим, тихо замурлыкал, сложив ладони у живота. Сынмин стоял прямо за его спиной, рассматривая толпу на наличие недоброжелателей, но, кажется, всё было спокойно, и он позволил себе посмотреть на искусные танцы нежных существ. Обернувшись, ирбис заметил долгий взгляд воина, обращённого на омегу, что выступал самым первым в ряду. — Хочешь подождать конца выступления? Мы можем подарить ему что-нибудь и ты пригласишь его на прогулку. — Спросил Хёнджин, смотря на него снизу вверх. Альфа опустил взгляд на улыбающиеся глаза и навострил ушки, хвостом сильнее сжимая чужой. — Моё сердце уже занято. — Улыбнулся пантера, вызвав на чужом лице недоумение. Когда успел? Совсем недавно же сказал, что ещё не нашёл себе никого! Какие эти альфы быстрые... Ирбис отвернулся; пантера улыбнулся поджатым пушистым ушкам, уловив в воздухе едва ощутимый запах персика с лёгкой горчинкой. — Господин Хёнджин. — Шёпотом позвал его стражник. — У вас вырабатывается феромон... Хёнджин обернулся к нему, навострив ушки и смотря во все глаза. Принюхавшись, он испуганно прижал уши к голове и вжался спиной в крепкую грудь. Альфа тактично стоял статуей, незаметно для других успокаивающе поглаживая пушистый хвост своим. — Хотите вернуться во дворец? Хёнджин мотнул головой. — Пойдём лучше в другое место, более спокойное. — Попросил барс и пошёл следом за воином, одним взглядом разгоняющим толпу. Они ушли с площади и пошли по мощёной камнем дорожке, уходящей вдаль и кончающейся у леса. Хёнджин прошёл сквозь редкие деревья и, выйдя на залитую солнцем поляну, опустился на поваленное дерево, поправляя нежно-фиолетовую ткань ханьфу. Сынмин стоял рядом и омега, глядя на разделяющие их несколько шагов, поджал хвост и сложил ушки, смотря на него невероятно жалобным взглядом. Обеспокоенный стражник подошёл и сел рядом, позволив ему положить голову на своё плечо. — Как себя чувствуешь? Хочешь чего-нибудь? — Спросил Сынмин и, забрав из тонких рук веер, помахал перед лицом омеги. Хёнджин невнятно замычал и покачал головой, глубоко вдыхая свежий воздух. Он снова уловил тот самый запах вишни, что заинтересовал его недавно во время купания. Ирбис чуть повернул голову и тихо вдохнул почти неуловимый феромон древесной вишни, исходящий от альфы. Так, значит, это пантера так вкусно пахнет?.. Против воли омега замурлыкал, вновь вдыхая понравившийся запах и обращая на себя внимание воина. Сынмин опустил на него глаза, со странной смесью эмоций наблюдая за тем, как омега принюхивается и мурлычет. Хёнджин поднял голову, натыкаясь на внимательный взгляд золотых глаз и милые ушки, что тут же прижались к голове. — Сынмин... — Шёпотом позвал его омега. — Да, господин? — Отозвался воин. Хёнджин опустил глаза, о чём-то размышляя. Пятнистый хвост нервно дрожал под лиловой тканью ханьфу, отображая эмоции; бледные щёки едва заметно порозовели и он снова поднял глаза. Сынмин, рассматривая омегу, задержал взгляд на губах, по которым резво пробежался розовый язык. На заднем плане свистели проснувшиеся от зимы птицы, где-то совсем близко ритмично постукивала капель, тихо шелестела восходящая трава под лёгким ветерком, несущим за собой запах крадущейся весны. Ирбис, шумно выдохнув, подался навстречу, неумело тычась своими губами в его, и на несколько бесконечных секунд замер, чувствуя, как пробивает грудь трепещущее сердце. Он медленно отстранился, краснея сочным помидором, и едва не засмеялся, увидев угольные ушки, взволнованно стоящие торчком. Чёрный хвост в ногах отплясывал чечётку, ониксовые зрачки то сужались, то расширялись, выдавая миллиард мыслей пантеры. И пускай омега не дождался ответного касания, ему будто бы стало легче, хоть всё ещё и было стыдно. Сынмин, отмерев, коротко заурчал и резко себя заткнул, отводя глаза в сторону. — Я никому не скажу. — Тихо проговорил ирбис и, поднявшись, пошёл к выходу из леса, не дожидаясь заторможенного воина. Радость от чего-то быстро сменилась грустью. Хёнджин, смотря на то, как развлекается народ, улыбался, но внутри царил настоящий хаос. Зачем он это сделал? Почему Сынмин так реагирует? И вообще, «так» — это как? Альфа, как ему показалось, был удивлён, но вот "приятно" или "ужасно" омега так и не понял. А Сынмин неотрывно смотрел на пушистые ушки, которые то поднимались, то прижимались к голове, то обращались назад. Губы нестерпимо жгло от почти животного желания повторить короткое касание к омежьим губам, но пантера боялся. Слишком высок риск остаться без головы, даже если это не шутка и ирбис поцеловал его по своему истинному желанию. Хёнджин вернулся во дворец едва ли не в подавленном состоянии. Причин омега объяснить не мог, но догадывался, что это из-за стражника и их странного одностороннего поцелуя. Не раздеваясь, омега лёг в постель и вдохнул древесную вишню со своего плаща. Как же вкусно пахнет... И почему он не замечал раньше? Почему раньше внутри всё так не дрожало и не сжималось от одного взгляда на сильного и высокого стражника? Ответов у омеги не было... Сынмин за дверью накручивал себя вопросами точно так же. Почему этот омега так привлекательно для него пахнет? Почему рядом с ним он может спокойно смеяться и улыбаться? Почему от одного только взгляда в голубые глаза внутри всё теплеет и расцветает? Ответов у альфы не было...Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен... Недвижно
Стою в забытьи.
Мацуо Басё
_______________________________
Следующую неделю омега ходил будто призрак. Не проявлял ни к чему интереса, не реагировал на щебечущих птиц и ароматные подснежники, что во дворце стояли едва не на каждом шагу. Сынмин тенью ходил за ним, как и положено личному стражнику, сам испытывая те же эмоции и ощущения. Ирбис за эту неделю, что по бо́льшей части провёл в комнате, полностью раскрыл свой запах. Сочный персик притягивал внимание и альф, и омег. И если первые думали о слишком очевидном, заставляя сильнее сжимать рукоять меча, то омеги наоборот восхищались и расхваливали тонкую и редкую фруктовую нотку. К концу недели император позвал их к себе и Сынмин уже догадывался для чего. — Совсем скоро у нас приём, скажи, снежок, как ты себя чувствуешь? Стоит ли мне нанять тебе обученного омегу, чтобы он был рядом с тобой? Хёнджин непонимающим взглядом уставился на него, затем перевёл взгляд на воина, который, судя по глазам, явно понимал больше него. — Скоро ты станешь взрослым, снежок, и в твоём организме произойдут некоторые изменения. — Попытался объяснить император, желая, чтобы он и понял, и не слишком смутился. Омега кивнул, отводя глаза, потихоньку соображая, о чём речь. Вспомнилась рукопись какого-то ученого, что описывал те самые изменения, ощущения и потребности, явно на своём опыте. Ирбис покраснел, вспоминая весьма детальное описание того, что и как нужно делать. И с кем. — Спасибо, отец, мне не нужен присмотр. — Робко произнёс он, не поднимая глаз. Император кивнул и перевёл взгляд на пантеру. — Сынмин, мы с тобой давно знакомы, ты практически член семьи. — Начал он мягким басистым голосом. — Ответь на два вопроса, только честно: тебя привлекает мой сын, как омега? И можешь ли ты держать себя в руках рядом с ним? — Нет, господин, не привлекает. — Ответил стражник, глядя в такие же голубые глаза императора, как и у омеги. — Проблем с контролем нет, господин. Хёнджин перевёл взгляд на него и, поджав уши, вернул внимание сидящему на троне отцу. Тот удовлетворённо кивнул и с лёгкой улыбкой отпустил их. Омега из покоев императора двинулся в библиотеку и, долго ища нужный свёрток, в итоге уселся с ним за стол спустя полчаса поисков. В тишине Сынмин опустился напротив, смотря на снежные пейзажи за окном. «...Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого....» — Прочитал пантера, опустив глаза на омежье чтиво. Вспомнился недавний разговор с императором, но Сынмин отмахнулся от неправильных мыслей и вновь повернулся к окну. Хёнджин, на секунду подняв глаза на альфу, поколебавшись, осторожно коснулся его хвоста своим, будто спрашивая разрешения, чего не делал никогда прежде. Угольный хвост дёрнулся и скользнул в сторону, чего не делал никогда прежде... Хёнджин опустил глаза на ровные строчки, спрятав хвост под тканью ханьфу. Внутри что-то неприятно кольнуло, заставив по-омежьи сжаться и совсем притихнуть. Сынмин видел, но упорно смотрел в окно. Чувствовал горечь персика, которую омега ещё не научился контролировать, но продолжал игнорировать. Чувствовал его обиду, но молчал. Мягкий хвост снова решился и тихо выполз из укрытия, ища чужой. Коснувшись кончиком чёрного хвоста, замер, ожидая реакции, но альфа, опустив глаза на пятнистого хулигана, вновь вернулся к окну. Хвост ирбиса обвился вокруг расслабленного хвоста пантеры и мягко сжал. Сынмин поджал губы и вырвался из захвата. Омега стыдливо опустил глаза, вновь пряча хвост. Почему он так резко охладел? Почему больше не хочет поиграть? Это из-за того, что у него появился омега?.. «Моё сердце уже занято...» — Всплыло в омежьей голове колючее воспоминание. Хёнджин поднял глаза на альфу, рассматривая суровый профиль, медленно моргающие золотые глаза, острые скулы с едва заметной щетиной, поджатые губы... Вспомнилась сцена в лесу и то, какими тёплыми и мягкими были губы пантеры. Вспомнился запах древесной вишни, мягкость гладкошерстного хвоста, его торчащие в удивлении ушки и растерянность в глубине янтарных глаз. Сынмин, не выдержав, повернулся к нему, встречаясь взглядом и заставляя омегу краснеть ещё больше. Хёнджин закусил губу, смотря в его глаза и ожидая хоть чего-то, но пантера молчал. Не двигался, не говорил, не касался по привычке пушистого хвоста и, кажется, вообще превратился в статую. В голубых глазах ясно отражалось то, о чём он думал. Сынмин стойко выдерживал и его взгляд, и разрывающие на части эмоции. И свои, и его. Увидев, что омега хочет что-то сказать, но, опустив глаза, замолкает, так и не начав, пантера вновь отворачивается к окну, будто там теперь его новый смысл жизни. Хёнджин больно кусает губу и опускает голову, возвращаясь к чтению. По рецепторам воина бьёт горечь чужого феромона, оставляющая на сердце маленький шрам..._______________________________
Теперь, выходя из спальни, омега не касался своим хвостом чужого, не смотрел в золотые глаза и не заводил беседы. Он снова стал молчаливым, холодным, безразличным. Пантера действовал по тому же сценарию, понимая, что так будет лучше. Будет лучше обрубить зарождающийся интерес к тому, с которым нельзя. Омега же просто был обижен и не понимал, что сделал не так. Однажды, сидя в беседке с загнутыми к небу крышами, омега сорвал тоненькую цветущую веточку сирени и вдохнув сладкий аромат, едва заметно улыбнулся. Впервые за последние две недели. А ещё через неделю, когда император сообщил о том, что со дня на день приедут гости на долгожданный приём, омега вновь ушёл со стражником в тёмный вечерний лес. Неторопливо шагая сквозь сумрачные заросли, он петлял призраком между деревьями, мелькая изящной дымкой белого ханьфу. Пантера слышал, как тихо-тихо плачет ирбис, держась чуть впереди и рассматривая восходящую замшелую луну. Слышал, но не мог себе позволить подойти, утешить, обнять. — Луна сегодня такая красивая... — Едва слышно прошептал Хёнджин, задерживаясь взглядом на каждом тёмном пятне сияющего на небе спутника. — Такая красивая, что умереть можно. — Так же тихо прошептал пантера, смотря на заплаканное личико в удивлении повернувшегося к нему ирбиса. Омега неслышно всхлипнул, до побеления костяшек сжимая тонкую ткань подола. В отражении золотых глаз он видел ту же луну, что и на небе, за исключением того, что на фоне луны так же ясно отражался сбитый с толку барс, не понимающий, чего ему теперь ждать и что делать. Сынмин медленно шагнул ближе и остановился прямо напротив, мягкой перчаткой касаясь болезненно-бледной в свете луны щеки. Хёнджин прикрыл глаза; по тонкой коже сбежало несколько слезинок, скатываясь по шее и пропадая в вороте плаща. — Поцелуй меня, прошу... — Прошептал омега, не открывая глаз. Хёнджин точно знал, что как только откроет их, не сможет смотреть в золотые глаза. Не выдержит ни внимательного взгляда альфы, ни своих душащих эмоций, ни стука громко бьющегося сердца, выламывающего грудную клетку. — Пожалуйста... — Вновь попросил он, чувствуя лёгкие, почти неощутимые касания к щеке. Сынмин хотел и не хотел одновременно. Поцеловать — значит дать надежду. Значит привязать к себе, заранее отрывая от будущего мужа. Заранее вбивая в юную голову и душу неизведанные чувства, не дав оценить более достойных. Значит обречь на вечное ожидание, возможно, вбить мысли о побеге из дворца, где каждый осудит этот союз. Пантера не желал для него такой судьбы. Этот омега рождён для лучшей жизни, а не для скитания по улицам, пусть и с любимым. Если альфа таковым и являлся... — Неужели я совсем-совсем не привлекателен для тебя? Даже чуть-чуть?.. — Смотря на подол своего ханьфу, тихо спросил ирбис. — То, что ты сказал императору — правда?.. «Нет, глупый омега, конечно, нет...» — Мысленно ответил пантера, так и не решившись произнести вслух. — Это приказ? — Спросил Сынмин. Хёнджин, почувствовав в вопросе жгучий холод, гордо вздёрнул подбородок и так же холодно бросил: — Да. Альфа осмотрел серебристые дорожки слёз на его щеках и, бережно стерев каждую, невесомо коснулся искусанных припухших губ. Для него это было официальным разрешением. После слова «приказ» действовать было намного проще. Проще было думать, что это не по своему желанию, а по приказу. Хёнджин, конечно же, этого не понимал. Омега обвил холодной рукой его шею, касаясь раскалённой кожи и чувствуя лёгкий привкус вина на чужих губах. Без сомнений, альфа выпил, но сейчас это не волновало никого. Ирбис, поняв принцип действия, аккуратно захватил чужие губы, пальцами забираясь в короткие волосы и касаясь стоящих торчком ушек. Сынмин почувствовал, как его запястье аккуратно сжали тонкие пальцы и положили обтянутую перчаткой ладонь на тонкую талию. Сынмин мелко дрожал, но, если спросят, скажет, что от холода. Этот омега действовал на него невообразимым образом, разом выгоняя из головы все мысли, и переживания из души, оставляя только всепоглощающее желание целовать, целовать, целовать... Хёнджин громко замурлыкал, почувствовав, как горячая даже через перчатку рука нежно гладит плавный изгиб талии, а губы, будто передавая любовь всей вселенной, медленно двигаются в такт чужим. Пантера тихо заурчал, прижимая уши к голове и нехотя прервал сладкий поцелуй, неуловимо вдыхая кружащий голову медовый персик омежьего феромона. — Почему ты был так холоден ко мне всё это время? — Прижавшись к крепкой груди, спросил омега. — У меня есть омега. — Выдавил из себя пантера. — Он хороший?.. — Помолчав, спросил Хёнджин. Сынмин кивнул, глядя в темноту леса и чувствуя тупую ноющую боль в груди. — И я... Не привлекаю тебя? Совсем? То есть... — Ирбис запнулся, пытаясь подобрать слова и при этом не выглядеть слишком навязчивым, но, сдавшись, отстранился от тёплого тела. — Пойдём во дворец... Хёнджин обошёл его и не оборачиваясь, пошёл к выходу из леса. Сынмин тенью двинулся за ним, чувствуя его грусть и горечь феромона. Всю ночь он стоял у резной двери, поджав уши и хвост, слушая наполненные болью тихие всхлипы и едва слышный вой. Сердце альфы горело, трещало и осыпалось пеплом вместе с израненным сердцем нежного существа за тонкой стеной. Солнечное утро встретили вместе без сна, разделенные всё той же дверью и стеной. Один — с ненавистью к себе, другой — с выжигающей грудь болью...