***
Томиока сегодня намеревался остаться в больнице на ночь. Сегодня появились завалы из-за операций, нужно было срочно их разобрать, а еще две операции, после чего он мог отправиться в отпуск, но только через неделю, сейчас нужно все уладить и со спокойной душой выкинуть телефон и отоспаться за две недели в спокойствии. А следующими двумя неделями он бы воспользовался, когда у Муичиро были бы каникулы. Отвез бы к тёте или быть может куда-то на курорт. Обычно во время летних каникул начинаются самые красочные, по мнению Гию, фестивали. Санеми не присоединится, это явно. Если только Муичиро не попросит. Ему отказать он не сможет. В районе пяти вечера в больницу пожаловал маленький и желанный гость. Каждый знал, что у Муичиро здесь работает папа. Только вернувшись с дополнительных уроков, он тут же отправился в больницу. Гию не ночевал и вчера дома, так что пробудившаяся любовь и забота заставили мальчика положить тушеный дайкон с лососем (который он весь вечер готовил) в контейнер и положить его в сумку со своим контейнером, продержать до 5 вечера и идти к папе. Он шнырял по коридорам, ища кабинет Томиоки, как вдруг заметил отца с довольно подозрительной личностью. Зайдя за угол, он стал наблюдать. Рядом с его папой, самым прекрасным и самым лучшим, стоял какой-то подозрительный тип с огнем на башке. Стоял и хохотал, улыбался, и папа ему улыбался. А он так только Муичиро улыбается. Нахмурившись, Муичиро все еще стоял и наблюдал, мало ли, что еще случится. И случилось. Этот тип посмел коснуться его папочки и убрать прядь за ухо. А Гию смутился, аж покраснел и чуть посмеялся. Что за чушь собачья? Муичиро, хмурый и недовольный, вышел из-за угла, уверенно подошел к отцу и обнял, обхватив его грудь и посмотря по-детски злобно на этого… Филина. — Муичиро? Ты что тут делаешь? Опять ключи дома забыл? — удивился Гию, неожидавший увидеть здесь сына. — Нет, я тебе поесть принес. Ты когда домой пойдёшь? — поинтересовался Муичиро, пытаясь направить все внимание к себе. — Сегодня точно не смогу. Думаю, завтра я явно прийду завтра, в воскресенье, а потом через неделю и вовсе уйду в отпуск, — поделился планами с сыном Томиока и погладил его по голове. — Кстати, Муичиро, знакомься, это мой новый заместитель, Кеджуро Ренгоку. Ренгоку, это мой сын, Муичиро, — представил их главный хирург. — Выглядит более способным, чем прошлый, — прямо сказал мальчик, на что его упрекнули. — Ничего страшного. Я постараюсь оправдать ожидания юного Муичиро, — ответил Ренгоку и похлопал с громким хохотом мальчика по плечу. Так познакомились Муичиро и Ренгоку-сан. Как только они разошлись, Муичиро и Гию зашли в кабинет последнего, где Томиока наконец-то сел за стол и вернулся к документам, а Муичиро из сумки достал контейнер, предназначенный для родителя, и поставил его на журнальный столик. — Я принес тебе тушеный дайкон с лососем. Он, конечно, вчерашний, но вполне съедобный, — произнес мальчик. -Поешь. — Я поел в столовой уже пару раз и выпил кофе, потом попробую. — Я слышу твоих китов. — Ты неисправимый ребёнок. Упрямый и назойливый. Это точно не мои гены. — А отец говорит, что твои, — на что Гию промолчал. Муичиро явно не специально проронит это, а Санеми взъестся, потому что не любил, когда ему предъявляют претензии к его характеру. Ну и еще множествам минусов. В отличии от Санеми, Томиока старался молчать и не говорить прямо, потому что не любил конфликтов. — Пап… Ты точно придёшь домой завтра? — Не знаю. Ты же знаешь, Муи, я вечно занят, но это не должно для тебя значить то, что я хочу избегать тебя. Я всегда думаю о тебе, хочу быть рядом с тобой, но не всегда это получается. Я тоже очень по тебе скучаю. И тоже очень сильно хочу домой, — объясняет Гию, оторвавшись от документов, а потом посмотрел на один из них. Завтра он не вернется. Завтра еще две операции. Воскресенье его спасёт от усталости. Он отмечает в настольном календарике еще две операции, и это не остается не замеченным Муичиро. — Ты не придешь домой? — Нет. — Но ты же обещал. — Муичиро, от меня зависит будет ли жить человек или нет. Нет. Скорее сможет ли выжить. Я не решаю: жив он будет или нет. Если я не вмешаюсь, кто-то потеряет родных. А если бы мне нужна была операция, но врач предпочел вернуться домой вместо этого, ты был бы огорчен тем, что меня не стало бы. — Я бы забыл это… — печально произнес Муи. — Но ты бы был огорчен, если бы помнил? — Да. — Так же и тут. Просто… Возвращайся домой. Уже 5 вечера, отец скоро поедет домой. Я позвоню ему, чтобы забрал тебя. Уже 17:45, — Томиока взял телефон и быстро набрал номер мужа. Муичиро в который раз подметил, что у его папы прекрасная привычка держать телефон изящно и красиво. Его длинные пальцы грациозно держат смартфон и нажимают на номер «Санеми». А тем временем Санеми только-только припарковался около дома, как вдруг увидел звонок. Санеми не знал, что Муи у Гию, поэтому удивился. Обычно ему и по просьбам не звонят такие люди, а тут… Санеми поразмышлял, поразмышлял, а потом принял трубку. — Алло, — теперь вместо заботливого это «алло» звучало сухо и холодно. — Муичиро у меня. Заедь за ним, пожалуйста. Я не хочу его отпускать прямо сейчас одного. — А какого черта он не дома? Сейчас же живо пусть летит домой, иначе я прийду и на глазах всего медперсонала выпорю. — Не смей даже пальцем тронуть его. Узнаю — прибью, — прошипел Гию, сжимая телефон. — А то, что? Это ты его избаловал. — Ребёнок просто хотел накормить меня. Ничего страшного в этом нет. Если ты не умел заботиться о своих родителях-… — О себе поговори. Все, давай. — Так ты заедешь? — Нет. Как добирался, так пусть и возвращается. Все, пока, — Томиока посмотрел на телефон, когда Санеми сбросил звонок, а потом посмотрел понятным для Муи взглядом на сына. Муичиро все понял и пошел из больницы домой. Томиока вернулся лишь послезавтра. Спать по привычке приходилось на диванчике в кабинете, купаться в душевых там, где палаты, потому что было душно ему после операции и вообще гигиену никто не отменял. В общем, ночевал в больнице, как дома. Каково было облегчение, когда началось воскресенье и он оказался в стенах квартиры рано утром. Он блаженно снял надоевшие за два дня туфли и скинул носки. Ногам хотелось дышать, поэтому он с довольным вздохом коснулся голыми ступнями прохладного пола. Держа в руке носки и портфель, он прошел тихо в дом и осмотрелся. Тишина. Муичиро все еще спит. И Санеми тоже. Спать хотелось точно и Гию. — Вернулся? — спросил надменно сидевший на кухне Санеми. Он пил кофе. Гию знает, что ему нравится, когда он или ему кладут на кружку воды две с половиной ложки кофе и одну ложку сахара, но эту смесь сначала он превращает в плотную сахарно-кофейную консистенцию из холодной воды в минимальном количестве, а потом заливает кипятком или теплой. Извращенец? Да. А что вы ему сделаете? — Да, — произнес Гию, потерев глаза. — Я пойду спать. Постарайтесь не шуметь, хорошо? — Иди уже, — грубо ответил Шинадзугава и продолжил пить. Возможно, у него снова бессонница. Или перед гоном. Обычно перед гоном за дней пять-семь Шинадзугава какой-то более спокойный, но не спит вовсе — У тебя скоро гон? — поинтересовался Томиока, положил на пол портфель и носки и сел за стол. — Тебе какая разница? Мы оба пьем таблетки, никакого секса, — ответил Санеми, посчитав, что его муж хочет с ним переспать. — Я помню. Просто я нашел предгонные подавители. Тебе купить? Ты не высыпаешься, как работать будешь тогда? — Легко и просто. Ты собирался вроде спать. Иди уже. — Я хочу побыть с тобой. Ты мой муж. Мы, черт возьми, женаты, у нас ребенок. Почему смерть Юи заставила тебя бросить меня? Потому что я не спас его? Я не смог бы и сейчас. Это был микроинсульт, никакой бы врач не заметил и не спас бы. Радуйся, что он умер, а не страдал бы будучи инвалидом. — То есть смерть твоего ребенка-… — Шинадзугава. Этот ребенок из-за нас столкнулся с этим диагнозом. Мы были вечно в работе, кое-как их воспитывали. Кто знает, в какие ситуации они попадали. Может у него был стресс, может повышенное давление, может кровь густая. Мы этого не знали. Я этого не замечал. Ребенок бегал и прыгал, был нормальным, не жаловался. Разве можно назвать больным? Школа тоже один большой стресс. Прекрати меня винить в его смерти. — Я никогда не винил тебя в смерти, — произнёс злобно Санеми, встав из-за стола. — Это ты начал меня отталкивать. Я думал, что смогу помочь, все же мы потеряли ребенка, а ты его потерял на собственных глазах, но явно видео, что тебе было плевать. Тогда и я стал отталкивать тебя. Нравится тебе это, а, Томиока? Нравится долгие 4 года этот бред? Мне вот нравится. Знаешь, как-то даже легче стало. Возможно, стоило 12 лет назад прогнать тебя и сказать, что это не мои дети, возможно было бы лучше, если бы ты был не со мной, — высказал своё недовольство Санеми. — А поговорить? Ты то и дело навязывался и трахал мою задницу. Это была твоя поддержка? Спасибо, Шинадзугава-сан. Я счастлив. Вот только я не нуждался в ней. Сам бы справился со всей хуйнёй, как и все те 6 лет, — начал наступать Гию. — Ну так и справляйся дальше. Исполнится Муичиро 18 лет и я немедленно подам на развод, мне это уже надоело. Я только ради этого засранца живу с тобой. Не было бы его, я бы и вовсе ушёл, — вдруг раздалось неожиданное «мяу». Томиока обернулся и увидел черно-белого котенка. — Откуда у нас кот? — Если бы ты был чаще дома, то знал бы, что его притащил Муичиро и наотрез отказался его отпустить. Теперь это Куро, наш кот, — язвительно, но спокойно произнёс Санеми и присел на корточки перед комком шерсти, взял под теплое пузико и взял на руки. По сравнению с его большими ладонями это был и впрямь маленький котёнок. Он жалобно пищал и цеплялся коготками за одежду полицейского. — Если у вас выскочит лишай или заведутся вши, я уеду к Тсутако и ебитесь конем тут сами, как хотите. — Мы водили его к ветеринару. Он нормальный. — Я вас предупредил. — Иди уже и спи. Томиока встал и молча прошел мимо Шинадзугавы, но остановился в выходе, подняв носки и портфель и держась за притолок. — У меня скоро течка. Возможно, с тобой в один день. Я хочу провести ее с тобой. Мицури-тян сказала, что мне нужно воздержаться от них примерно на полгода как минимум. — Ты же знаешь, что я не буду… — Не секс, Санеми, просто вставь и все. Дело пяти минут. Я не хочу страдать гормонально. И тебе тоже не нужно. — Хорошо, — сделал одолжение альбинос. — Когда примерно? — В воскресенье. Я пару дней попью таблетки, если что, потом можешь сделать это, — после чего Гию ушел в спальню и лёг спать на долгие 7 часов. Разбудил его звонок и что-то маленькое и теплое под боком. Это оказался Куро. А звонил Кеджуро. С кряхтением он повернулся с живота на бок, взял телефон и посмотрел вниз, как Куро сосиской подкатил к боку Гию и проснулся. Выглядел он помято и сонно, как и Гию. — Алло? — сонно произнес главный хирург. — Привет, Юю. Короче, сможешь подъехать. Глав. Врач совсем взъелась, я твои документы ей предъявляю, а она ни в какую. Отчеты уже все сделал, все правильно, а она говорит, что только от тебя примет, ты главный хирург, а не я. — Ну а мне что? В футболке и шортах с видом «я у мамы дурочка, я упала с самосвала, тормозила головой»? Не хочет принимать мною написанное из твоих рук, пусть потом не предъявляет, почему в понедельник отчет за прошлую неделю. Если у нее неожиданно начали появляться гормоны из-за подавителей, то я не виновен. Пусть к Кандроджи-сан сходит, ей же будет полезно. — Позвони ей, скажи, что ты передал через меня отчет. У меня операция. У девочки рак матки. Всего 12 лет. — Тогда удачи. Я ей позвоню. Давай, Кё-кун. Стоит отметить, что Кеджуро и Гию знакомы давно. Оба учились сначала в одной школе, а потом в одном медицинском институте, но только Гию выучился на кардиоторакального хирурга, а Кеджуро — хирурга-гинеколога, а его ученица, Мицури Кандроджи (на данный момент Игуро) бросила хирургию и просто пошла на гинеколога. Именно поэтому они друг другу Юю и Кё-кун. Найдя в списке мессенджера аккаунт глав. врача, директора, он записал голосовое: — Мацухара-сан, это вас беспокоит хирургическое отделение. Примите мои отчеты из рук Кеджуро Ренгоку. Все было выполнено мной, не нужно заставлять меня срываться в мой выходной, чтобы просто принести вам документы. А потом отправил и получил: «Хорошо☺️». Эта альфа постоянно подкатывала к нему или просто он был ее любимчиком, поэтому она слушала только его. И ни одно отделение так не славилось, как хирургическое. Улегшись заново, он спустил котёнка с кровати и подтолкнул его под зад аккуратно рукой, чтобы тот шагал отсюда. Нечего животному спать на этой кровати. Котенок тут же развернулся и впился в руку зубами и коготками. Гию пришлось взять этого нахала и выйти из комнаты, потирая глаза. — Чей нахал? Муичиро, почему он у меня под боком спал? — спросил Гию и дал в руки котенка сыну. — Следи, чтобы он не заходил к нам в комнату. Ясно? — Хорошо, пап. Там отец приготовил суп. Он попросил меня разбудить тебя. — Не припоминаю, чтобы Санеми хоть как-то начинал заботился, так скажем, обо мне, — пробормотал Гию и зашел на кухню, где Санеми только наливал в тарелки себе и Гию. Судя по всему, они решил съесть двойную порцию. Его можно понять: целый день на перекусах и где-то до пяти. Он сам сейчас готов съесть все, что осталось от супа из-за этого графика. Томиока сел за стол и дождался, когда примется есть Санеми, только после этого поел и он. Обед был в тишине. Никто и слова не сказал. Между ними был накал из-за того разговора. Томиока вздохнул и отложил палочки, чуть отсел от стола. Санеми удивлённо на него посмотрел, ведь вряд ли Томиока бы отказался от еды. — Невкусно? — спросил он, оторвавшись от еды, но палочки держал в руке, другая же держала край тарелки. — Просто кусок в горло не лезет, — печально произнёс Гию и выдохнул. — Это из-за Юи? — Я скучаю по нему, — Санеми промолчал и нехотя вернулся к приему пищи. Мужчина потянулся за хлебом и откусил, после чего пробурчал. — Ешь. И все. И больше ничего. Одно лишь мучительное молчание. Глупость. Они взрослые люди. Нет. Они слишком рано повзрослевшие люди. Им нужно было еще около 5 лет жить как им вздумается, как велит юность. И все бы было хорошо, если бы не Санеми. Именно Санеми винил себя в том, что случилось. Это он спустя два месяца решил, что может взять Гию, когда дома никого не было. Это он не подготовился к такому шагу. Это он постыдился взять презерватив. И это он взял всю ответственность на себя, не давая Томиоке ничего делать, кроме как извиваться и стонать в ту ночь. «Успею», — говорил он, когда тот хныкал и просил выйти, мало ли что. Томиока был прав. Если бы не Санеми, он бы долгие три месяца не был на попечении сестры, которая, узнав, испытала шок и пережила выкидыш, не пришел бы после скандалов с сумкой к нему и со словами: «Неми, я беременнен. Возьми ответственность». И его бы отец долго время не терроризировал, не избил бы своего сына, они бы не сидели на попечении его же родителей и не совмещали учебу и детей. Все было бы хорошо, если бы не Санеми. Санеми цыкнул, злясь на свои эмоции, и встал, оставив Гию наедине. И все было бы хорошо, если бы не Гию. Если бы он не был сломан и холоден, если бы он сам был рядом. Да, Юи нельзя было спасти, но нужно было спасать семью. Муичиро нуждался в нем. Санеми тоже. Он тоже лишился ребенка. Нужно было быть рядом, а не плакать в подушку самому и искать поддержки. Был рядом Санеми. Все было бы хорошо, если бы не Гию. Гию остался сидеть на кухне и молчать. Скоро они лягут в постель в молчании. Санеми будет спать на другой половине и не будет ни на миллиметр рядом с ним, не обнимет, не прижмет, не даст обнять или прижаться. Будто бы им приходится спать через их ненависть.***
Понедельник днем все еще ненавистен, как и понедельник утром. Понедельники на то и понедельники, чтобы на них злиться, ругаться и плакаться из-за них. Патруль Игуро Обаная и Санеми Шинадзугавы находился вблиз мед. городка. Так называли ту часть города, где были сосредоточены в большем количестве медицинские учреждения. Это было связано с тем, что часть филиалов крупнейшей больницы сосредоточены рядом. Также были недалеко мед. институт, библиотека и кафешки, где обычно отдыхали студенты и врачи в перерыве. Стоит представить Игуро Обаная. Да-да-да, это муж пару раз упоминавшейся Мицури Канроджи. Он был примерным мужем и отцом, несмотря на дерьмо-характер он все же был поидеальнее, чем коллеги и большинство мужчин. Всегда окружал вниманием Мицури и их пятерых детей. Был и остается лучшим другом Санеми со школы. Так скажем, друг семьи, который мог пропустить парочку кружек пива, но алкоголизмом не страдал. — Обанай, — позвал друга Санеми, завидев в кафе Гию в компании Мицури и Кеджуро. — Что? — Обанай посмотрел в ту сторону и хотел было посигналить или что-то в этом роде, но не смог, его попытку прервал Санеми. — Кто этот.?. Рыжий… — Это Ренгоку, бывший учитель Мицури и мой брат. Я был приемным ребенком в семье Ренгоку. Он недавно заступил на заместителя Томиоки. Они были близкими друг другу, друзья типо. — Он улыбается с ними… — с какой-то ноткой обиды произнес Санеми. — Ну, а что ты хотел? Сам же сказал, с ним не разговариваешь, не спишь, ничего. Вот он и ищет кого-то, с кем можно выплеснуть те разговоры, которые не смог с тобой. — Ты говоришь, они близкие друзья?.. — Ну да… Санеми смотрел внимательно, всматривался в любое движение Ренгоку по отношению к рядом сидящему Гию. Тот все касался его волос, даже кормил, впихивал перекус в Томиоку, а тот смеялся, радовался. Мицури вдруг неожиданно схватила их за руки и что-то восторженно произнесла, отчего Кеджуро покраснел, а Гию убрал руку из хватки Мицури с нежной улыбкой отрицательно покачав головой и, вероятно, аргументируя отказ в чем-то. Но то, что потом случилось выбило его просто из себя: Кеджуро обнял его и чмокнул его в висок, пока Мицури фотографировала их. — Я сейчас эту сладкую парочку… — он намеревался выйти, но его остановил Игуро. — А что ты хотел? Вы оба хороши. Ты его просто напросто забыл, вообще не старался удержать его. Но измена не оправдывает его. Просто держись прилично на людях. Ты полицейский. Сегодня ты выясняешь что как, а завтра тебя тебя на красную дорожку отправят, а везде в пабликах и прочих ресурсах СМИ будет красоваться «мент застал свою омежку за изменой и въебал ей»? Ты вообще? Хочешь застать — давай зайдем в помещение, как будто я пришел к Мицури. И как хочешь, так и спокойно… Спокойно, Санеми, просто показываешь, что это твоя омега. И не смей даже и показывать агрессии. Ты — полицейский. Ты — пример для гражданских, — прошипел Игуро, держа его за предплечье. Санеми цыкнул и вышел из машины, а потом дождался Игуро и пошел с ним в кафе. Они зашли внутрь и огляделись, а потом пошли к нужному столику. Игуро с его мелким и тощим телосложением на фоне огромного громилы Шинадзугавы был как будто бы его хозяин, а Санеми — его бульдог. Мицури тут же увидела своего мужа и улыбнулась, махая рукой с дальнего столика около окна. Игуро скромненько помахал ей рукой и нервно улыбнулся через маску. Полицейские подошли к столику и Игуро сел рядом с Мицури, а Санеми — рядом с Обанаем. Вот только Обанай был такой миленький-ванильненький, улыбавшийся Кеджуро и Мицури, но улыбка и взгляд к Томиоке был направлен раздраженно. Не хотелось бы видеть рядом с бесподобным и невинным братом изменщика с ребенком от предыдущего брака и с не самой лучшей историей. Санеми молчал в основном, иногда поддерживал разговор, но слишком добродушно для такого случая, даже Обанай удивился, ведь его друг никогда не был так сильно заинтересован разговором в компании. Но неожиданно зашел разговор о детях… — Я, честно, никогда не считала пять детей обузой для меня, сколько бы мне не говорили знакомые. Пока в нашей семье царит любовь, это даже счастье. Я помню, когда появился Кайдо, наш старший сын, мне положили его на грудь и я так заплакала, так заплакала… — говорит Мицури. — А ведь ты перед родами говорила своей маме, что не заплачешь нисколечки, — произнес Игуро, положив ладонь на ладошку Мицури, отчего где-то внутри у Гию ёкнуло. Это заметил Кеджуро и незаметно сжал его руку, а Гию не подал виду, сам понимал, чем это сулит. Поджарая кожа прижалась к нежной коже омеге, а палец огладил тыльную сторону ладони и фаланги пальцев. — Я потерял маму рано, отец пропадал, не особо нами интересовался, но могу ли я считаться псведо-отцом Обанаю и Сенджуро? — задумался Кеджуро, почесав подбородок. — Ты был самым лучшим старшим братом и отцом для нас, — произнес Игуро и аккуратно пнул его по ноге, чтобы тот отпустил руку Томиоки. — О, а еще я помню, как Кайдо и Мимико решили узнать, сколько метров зубная паста, а потом мы по всему дому собирали эту линию. Квартира еще долго пахла мятой, — вспомнила Мицури. — Гию-сан, а расскажите о Муи. Такой милый мальчик, он, вероятно, был просто лапочкой в детстве. — Они были отпетыми хулиганами с Юи, — произнес с нежной улыбкой Гию, напряжение Санеми было четко слышно. — Вечно терроризировали бабушку и дедушку с пеленок… — Юи? У вас еще один ребенок? Девочка? — Мальчик. Юичиро. Мы с Санеми называли их Муи и Юи. — Было бы славно встретиться с ним. — Юи умер 8 лет назад. — Простите, простите, Гию-сан. — Ничего, ты же не знала. Расскажи лучше больше о себе. Мне интересно слушать. Все же я уже и не помню такого. Муи у нас один и ему не с кем шалить, кроме как со своим котом или башкой. — Ой, да этих моментов слишком много. И дня не хватит. А пусть Муичиро придёт к нам, познакомится с нашими детьми. Все же, их отцы друзья, так почему бы детям не подружиться также? Я думаю, он с Кайдо или Нанами точно поладит. — Хорошая идея. Частенько ты опекаешь его, ему уже 14, он слишком зажат, его друг лишь его дядя, который ни бе, ни ме, ни кукареку, — произнес спокойно и медленно Санеми. — Ты же сам говорил о социализации. — Не выставляй меня гиперопекающим. Я не запрещал ни разу Муичиро гулять или общаться с другими детьми, — произнёс твердо Гию. — Да, ты не гиперопекающий, ты избалованный мальчишка, который воспитывает по своему подобию. — Ну… Я думаю, что перерыв закончился, нам бы пора идти, — сказал Кеджуро, за руку вытаскивая Гию, а потом отпустил, а Мицури вылезла через мужа, зацеловав его, но Санеми вежливо встал и пропустил ее. Врачи ушли работать дальше, а полицейские остались заказывать еду. Все же разговоры разговорами, а обед по расписанию. Мы часто стали заостряться на семье Шинадзугава-Томиока, а не лучше ли рассмотреть и семью Игуро. Ну, начнём с того, что это многодетная семья, которая живет в вполне уютной для семерых людей квартире. Она благополучная. Во всех смыслах. Когда Мицури беременела, то никакие тесты не нужны были, потому что каждый ребенок был рожден осознанно. Все пятеро детей получали одинаковое внимание. Старшему сыну, Кайдо, было 14, а вот самой младшей, Юмико, всего 4 года. Также были еще три дочери — Нанами, Мимико и Ёродзу. Им было по 12, 8 и 6 лет. Дети любили родителей, а родители — детей. Все прекрасно. Какая семья может быть счастливее их? И вот вечер. Скоро должен вернуться Обанай. Так как морить детей голодом не было смысла, Мицури всех усадила за стол, но есть не стала, у детей столько историй за сегодня, что она явно не хочет не пропустить ни одной. Было много историй начинающихся от злых математичек до просто курьёзных ситуаций. Все с аппетитом ели, как вдруг входная дверь хлопнула. Мама скзаала им дальше есть, они еще успеют пообниматься с папой, которого ей нужно встретить. В коридоре Мицури тут же поприветствовала снова Обаная и поцеловала в губы. Руки ее невольно стали снимать с него куртку, а он прижался к ней и начал осыпать поцелуями лицо и шею, а та рассмеялась и оттолкнула его чуть от себя. — Ну ты чего? — Обанай поцеловал ее настойчиво в губы. Касание губ его настойчиво, страстно, но одновременно и нежно. Он оторвался от нее и прижал к себе. — Потому что люблю. И всегда хочу видеть тебя рядом с собой, — шепчет он и целует в уголок губ. — Ты опять был в баре с Санеми? — Одну кружечку пива можно. Ведь так? — Так, так, только не увлекайся, ладно? — Не собирался, — он вновь целует ее и идет на кухню, чтобы его две самые маленькие любимые девочки обняли и он зацеловал их. — Привет-привет, ну как вы тут у нас? — и какое было счастье для Обаная, когда заливистые девчачьи голоса начали наперебой рассказывать все по пути к столу, где Мицури поставила тарелку горячего супа. — Слушайте, к нам на выходные возможно приедет один мальчик, не хотели бы с ним познакомиться? — А кто он? — Сколько ему? — Ты его знаешь? Он наш родственник? — в разнобой спрашивали младшие. — Подождите, его зовут Муичиро. Ему 14 лет. Он сын Санеми-сана. — У Санеми-сана есть сын? — Да. Но есть маленькая проблема. Он пережил большой стресс в детстве, поэтому у него развилась амнезия. Он частично запоминает что-то, но просто на будущее: не обижайтесь, если он что-то забудет, у него беда с памятью. — А он альфа, бета или омега? — спросил Кайдо, поставив тарелку в раковину и потянувшись за губкой для мытья посуды. — А то у меня скоро гон, мало ли попадёт. — Еще пока неизвестно, но вы меня поняли и как вы на это смотрите? — дети вполне доброжелательно согласились, а родители не могли не улыбнуться от счастья. Все же они воспитали самых лучших детей в мире. И впрямь, семья Игуро славилась своим дружелюбием. Игуро Обанай с теплотой вспоминает, как познакомился со своей женой. Он, как упоминалось ранее, был приемным ребёнком в семье Ренгоку и постоянно ошивался рядом с Ренгоку, так как не любил компании других и предпочитал общаться только с Ренгоку. Во время отпуска он, как и Муичиро, бегал к нему в больницу и помогал, чем мог. И вот, когда к Ренгоку пришла в качестве интерна Мицури Канроджи, он влюбился с первого взгляда. Сначала это было избегание, потом неловкие просьбы помощи как ему, так и ей, а затем благодаря Ренгоку все пришло к тому, что Мицури вышла за Игуро и сделала с ним гармоничную семью. От таких мыслей, как признается внутри себя Обанай, у него теплится и улыбка появляется сама собой. Лежа в теплой постели со своей любимой, Обанай смотрел в потолок. Теплая кожа женщины грела его бок. Он никогда не мог сам согреться, а она могла его согреть, нежно проводя по груди и дремля. Обанай убрал руку из-под головы и взял ту руку на его груди в свою, поглаживая пальцем кисть. — Мицури, ты же удовлетворена мной? Никогда меня не бросишь? — Конечно, что за глупости ты несешь? — сонно произносит она. — Просто… Эти два шрама и… Мой характер… Мало ли ты живешь со мной, потому что это удобно или это из-за детей. В основном много пар так живут. — Обанай, я буду злиться, если ты сейчас же не прекратишь подозревать меня в таком преступлении. — Ого, у меня много еще оснований, может мне стоит тебя арестовать? — ухмыляется Обанай и ложится на бок, прижимая Мицури спиной к кровати. — Что на тебя вообще нашло? Домой пришел — расцеловываешь, тут еще пристаешь? — спрашивает она. — Просто. Просто я боюсь, что у нас будет однажды все, как у Шинадзугавы. — Всмысле? — Ну… У них все было хорошо, а после смерти Юичиро все изменилось и они охладели друг другу, пихают в себя подавители и ругаются, а Томиока вообще решил изменять с Кеджуро. Я не хочу подобного. — Как изменять с Кеджуро? Они просто друзья же. — А ты разве не заметила, как они смотрят друг на друга? Томиока своими глазками перед ним хлопает, а Кеджуро сам повинуется и плывёт навстречу его заднице. — Подожди. То есть ты со мной так мил и любвеобилен, потому что просто не хочешь, чтобы я изменяла тебе? — Я так мил и любвеобилен, потому что люблю и боюсь потерять тебя. Вот и все, Мицури, — Обанай целует ее в плечо и гладит большим пальцем талию. — Ну и идиот ты, Обанай. — Еще какой… — шепчет он, а потом чувствует, как руки Мицури обхватывают его шею в объятиях. — За оскорбление полицейского, вроде дается штраф, верно? Не хочешь меня оштрафовать? — усмехается женщина, и Обанай, довольно посмеиваясь, не может не согласиться с ней. Поразительно было то, что утром в среду Обанай заболел и валялся с температурой в постели, выгнал собравшуюся остаться с ним Мицури и затих со своей змеей Кабурамару в пустой квартире. Зато Мицури подвез Санеми, а Мицури затащила в автомобиль Гию, который намеревался ехать на автобусе, но у нее были планы заставить их вновь стать нормальными супругами, а не вот это вот. Она была слишком ранима и сочувствовала всему, что только можно было. Сводить с Ренгоку естественно она не будет, а лишь «вернет небывалую страсть в жизнь супружеской пары и будет маленькой героиней в их компании». Девушка сидела сзади и прижимала к груди сумку, а рядом, развалившись со скучающим видом, сидел Гию. Они о чем-то болтали, а Санеми просто молчал, пока не встрял. — Дома не знаю из чего готовить. Хоть себя клади, — произнес Гию. — Ты же знаешь, что мне нельзя увлекаться жирным, — усмехнулся Санеми, и в машине воцарила тишина. Мицури видела, как Гию аккуратно коснулся своего живота и сквозь ткань сжал его. Она знала тоже, что такое растяжки и складки. Гию тоже. Гию помнил, какой был большой у него живот. Все же близнецы и довольно крупные, а он был так юн. Он помнил, как Шизу, мама Санеми, уже тогда сказала, что будет два близнеца. Не, двойняшки и что-то другое, а близнецы. Сам же Санеми ставил на одного ребенка. Кёго вообще плевал и просто подначивал их свалить из их квартиры, все же семь детей, плюсом еще какая-то «шлюховатая омега с двумя подсосами». В итоге-то, сам полюбил этих «подсосов» и со своей скуплю любовью нянчился с ними. В ночной тиши в маленькой квартире все спали. В комнате, которую разделял Санеми с Гию, Геньей, Шуей, Кото и Хироши, тоже все спали, даже близнецы лежали рядышком и сопели. Дверей не было, лишь шторка желтого цвета с какими-то цветочками внизу. Обшарпанные приторки еще больше придавали бедноты в комнате со стенами, которые были покрыты известью, нежели обоями. Кровать Санеми была небольшая, но, прижавшись к Гию, было место. Альбинос вошел внутрь комнаты и увидел, что его омега не спит, лишь только сидит на табурете около кроватки, что служила еще Санеми, и смотрит на детей. Санеми присел около него и поцеловал его руки, обхватывая их ладонями. Роды прошли тяжело, Гию пробыл не 5, а 10 дней в роддоме и вернулся не лучшим. Растяжки остались на теле, но их было удивительно не видно, если не присмотреться. Да и не так уж он и потолстел. Альфа смотрит на него обеспокоено, но в синих глазах читается: «Все в порядке». Нет, не все в порядке. Он поднимает в охапку его и кладет на кровать, нежно целуя и бормоча под нос что-то из разряда «не ври, скажи, как ты чувствуешь себя на самом деле». Это выглядело не как желание узнать, что с любимым, а как домогательство, поэтому проснувшийся Генья произнес тихо: — Прекращайте, мне не нужны еще племянники в ближайшее время, — Санеми резко развернулся и посмотрел строго на брата, а потом накрыл их одеялом, но никаких движений не произвел, а лишь уснул, прижимая его к себе, как подушку. — Санеми, а мои растяжки… Они сильно видны? — потом поинтересовался Гию. Санеми убрал одеяло и приподнял футболку Гию, руками огладил живот, ощупал его и с коротким «нет, ты все еще самый милый, спи давай» улегся в обратном положении. — Санеми-сан, ну так же нельзя. Гию-сан, не виноват же в том, что появились растяжки и складки. Это вполне нормально для родившего. Не стоит о таком шутить, — произнесла Мицури, но ее никто не слушал. Выйдя из машины, врачи пошли в больницу, а альфа уехал на работу. Мицури пыталась разговорить своего друга, но тот просто молчал, отмахиваясь, что все хорошо. Ничего хорошего не было. Давайте введем новых персонажей в историю. Итак, один из них, Тенген Узуй. Тоже работает в отделении хирургии, но относится к косметологии, то есть он пластический хирург. А еще к нему можно обратиться за маникюром и макияжем. У него довольно богатая семья и после обучения в медицинском он много где себя пробовал в плане наведения красоты. Он прошел курсы маникюра, педикюра, наращивания бровей и ресниц, визажиста, парикмахера и массажера. А ещё может порекомендовать лучшие косметологические товары. Именно к нему направлялся Томиока. И он стоял в компании Ренгоку и его трех интернов: Танджиро, Зеницу и Иноске. Вот только единственным хирургом-геникологом был Зеницу, Иноске шел в травматологию, а Танджиро на общего, но при всем этом они обычно придерживались к старому учителю, который давал им основы. Конечно, раньше Танджиро был учеником Гию, а Зеницу — ушедшего на пенсию Джигоро Куваджимы, но теперь они то с Тенгеном, то с Ренгоку, хрен их поймешь. Томиока грозился их выгнать из хирургического отделения, если они уже не успокоятся и не усядутся на одно место. — Томиока-сан… Здравствуйте, — произнес Танджиро, прячась за Ренгоку. Вчера он явно вывел на нервы Гию, потому что неправильно сшивал муляж. — Здравствуйте, — произнес он и обратился к Тенгену. — Мы можем отойти к тебе в кабинет. Нужно кое-что обсудить, — тон Томиоки напряг всех, но Тенген согласился, и они пошли. Тенген вообще был даже с виду прикольный: носит бандану в цветочек, белые шлепки на высокой платформе, белые брюки и розовую оверсайз-футболку, а поверх белый халат, который застегивался лишь во время операций. Войдя в кабинет, Тенген оперся о стол и спросил: — Что случилось? Я отдал отчет. Или нужно перенести операции? — Ты можешь провести мне операцию по липосакции? — Что? — спросил Узуй и напрягся. — Ты вроде бы нормально выглядишь. Покажешь? Я осмотрю, может и не нужно, — Томиока снял свой халат и расстегнул рубашку и ремень, чтобы чуть приснять штаны для того, чтобы Узуй коснулся пальцами той жировой складки, ощупал, осмотрел и в конце концов от какой-то непонятной досады прикусил губу. — Ты уверен? Тут всего ничего. — Если есть возможность, то абсолютное да. Я хочу избавиться от этого. — Ну… — Тенген взял маркер и провел пару линий, чтобы показать, где будет удалять, что и как. — Будешь под местным или общим? — Местным. Нужно же домой. Анализы я на прошлой неделе сдавал, сам же знаешь, медосмотр, так что можешь приступать хоть сегодня, завтра. Я не знаю. — Думаю завтра смогу в конце дня, чтобы спокойно разойтись. Отпросишься у Мацухары и будем с тобой. Дело там пяти минут, считай. Делать нечего. Салфетки дать? — Да, — он протянул салфетки и быстро стёр маркер. Тенген на закладке написал какие-то непонятные иероглифы. Узуй никогда, на памяти Гию, не писал понятно, поэтому он частенько просил его писать так, как его учили писать в школе, когда он был карапузом. — В общем, поставлю на четверг. Сможешь? — Да. Спасибо, Узуй-сан, я могу на тебя положиться, — Гию почтенно поклонился и ушел из кабинета. Тенген выглянул из кабинета и чуть не столкнулся лбом с Ренгоку. — Что это с ним? — спросил Тенген, махнув головой в сторону уходящего начальника. — А что с ним? — Ну, знаешь, когда к тебе приходит главный хирург с просьбой сделать липосакцию, это не обыденное дело. — Но он вроде и так ничего. — А ему нужна. Иди, выясни че с ним. Может, гормоны шалят? — спросил Тенген и покрутил палец у виска. Ренгоку дал ему по руке и чуть нахмурился. Томиока никогда не парился на этот счет. Нет, он парился, но после родов первые три месяца, а потом после того, как Санеми сказал, что не нужно, он и так у него самый лучший, не стал об этом думать. А тут… Вообще Ренгоку кладезь самых ярких воспоминаний Томиоки. Он помнит его любого и всегда поддерживал. Особенно он помнил его шестнадцатилетним неуклюжим подростком, который еще не стал прекрасным лебедем. Именно Кеджуро свел его и Санеми, потому что думал, что Гию не хватает такой вот любви, но он не хотел, чтобы через два месяца Гию рассказал, что у него был половой опыт с Санеми, а через месяц, что он беременный. Ренгоку прилетел на всех парах к дому Томиоки, где он был в одиночестве и в крайней истерике. Кеджуро залетел без стука и без звонка внутрь и по плачу нашел его в комнате, ревущего и сжавшегося под одеялом. — Что значит «я беременнен»? Томиока, что за шутки? — испуганно сказал Ренгоку, подбежав к нему и вытащив его из-под одеяла. — Мы… Мы не предохранялись… Оно так вышло… И теперь оно там… Живое… Я не знаю что делать. Мне только 16. Если не скажу, не смогу сделать аборт. — Вот блядский в рот. Чертов Шинадзугава. И ты, умник! — крикнул разгневанно Ренгоку и набрал номер телефона. — Не звони ему. — Я обязан! — крикнул он и присмирил обрюхаченную омегу. — Алло? — послышалось сонное на другом конце трубки. — Спишь? А мы вот нет, — произнёс Кеджуро. — Кеджуро, что тебе сука надо в блядских 7 часов утра в мой долбанный выходной? — Долбанное очко у Гию, а ты послушай меня сюда. Ты сейчас же надеваешь свои треники и прилетаешь к Томиоке и объясняешь мне, чем ты, блять, думал, когда трахал его без презерватива?! — Что? — Хуй через плечо. Быстро сюда! — Ого, это Юичиро и… — Муичиро, — произнес Гию, стоя около кроватки с двумя младенцами. На их запястьях были прикреплены их имена и чьи они дети. Гию повезло, он жил раздельно от детей, те были в детском отделении. — Они довольно милые. Ты хорошо постарался, — произнес Ренгоку, гладя аккуратно его по спине. — Санеми приходил? — Нет. — Почему? — Когда я позвонил ему и сказал о детях, он просто молчал, а потом мне пришлось попрощаться. Он не смог ничего сказать. Я даже фото не прислал ему. Тетя Шизу сказала, что в тот день он не находил себе место и успел два раза собрать и разобрать кровать, пересчитать пеленки и вообще был какой-то нервный. Кёго даже сел с ним и выпил, они о чем-то болтали. В общем, он не пришел. — Поразительно… Ренгоку ускорил шаг и направился за Гию. Он должен был сказать все, что его могло побудить на такое.***
Санеми приехал домой. Нет, не в квартиру, где он жил с Томиокой и Муичиро, а домой, где его ждали родители и братья и сестры. Здесь было лучше. Санеми молча вошел в коридор, как вдруг на него набросились Тейко и Суми. Они уже так повзрослели, что он даже и не уверен, что это те самые малышки, что он видел пару лет назад. — Привет, девчонки. Что уже мама готовит? — Тебе лишь бы пожрать, — а ведь Сумм пошла характером в отца, нередко маму вызывали в школу из-за этого, а ей хоть бы хны. — Охаги. Сказала, что сегодня ты приедешь? — Мама у нас Ванга, я посмотрю, — произносит он с улыбкой и целует женщину в щеку, которая удивлённо смотрела на сына. — Ты чего? — Да просто. А где отец? — У себя. А ты чего к нему ломишься? — Нужно. Обещаю, все пройдет гладко. — Возьмёшь охаги для Муи? — Ну, конечно. Если он узнает, что я не привез охаги, он пешком пойдёт к тебе. Санеми тут же направился в родительскую спальню. Он открыл дверь и вошел внутрь. На кровати лежал отец, возможно, дремал. Альбинос подошел медленно к кровати и сел около огромного тела отца. Он сам не представляет, как так получилось, что он, гигант и просто дылда, смог жениться на такой маленькой и хрупкой Шизу. — Что тебе надо? — грубо и сонно спросил отец. — Совет. — Чего? Ты башкой ударился? — Мне нужен совет, — настойчиво произнес Санеми, все это время смотревший вниз и сгорбившийся. — Ну че там? — Ты такой мудак, но мама все еще с тобой. Почему? И я вижу, что она не может бросить тебя, не потому что у нее больная привязанность или ей будет тяжело, а потому что она тебя любит. Что ты такое сделал, что она все еще верна тебе и любит тебя? — Так и скажи, что этот сучонок ходит налево, а ты терпила. — Скажи мне. Ответь на вопрос. — Не знаю. Просто был собой. Пытался что-то сделать, доказать, что она моя. Все. Тут нет места вашей сопливой романтике. А я с самого начала видел, что ваш брак обречен. Ты стелился перед ним, ты не думал о себе. Смекаешь, Санеми… Ты не заявил на него права, не показал, что ты его единственный. Ты просто над ним хлопотал, а он возомнил себя драконом. Как твоя мамаша, стряхивал с него пылинки, а потом он и возгордился. — У нас все было нормально. Мы жили душа в душу. Смерть Юи нас разлучила. — Винишь своего сына? Идиот. Ты думал только о нем, пытался вытащить его, а это не дало ему времени подумать о тебе. Если бы вы побыли раздельно, он и ты бы с ним поняли, что нужно быть вместе. А ты его подтолкнул, а он не бе, ни ме, ни кукареку. Надо было изначально показать, что никого в этом мире нет, кто принял бы его, ты его единственная опора. — Это звучит абьюзивно. — А у тебя слишком подкаблучниковски. Сопля ты. От доминантного альфы только название. Послушай меня, белобрысый, я тебе снесу ебальник и твоему муженьку, если увижу, что ты не прекратил пускать сопли. Ты сейчас же пойдешь и заявишь на него права. Это ясно? Спускаешь все с рук, показал, что плевать тебе на него, так он с разу ноги раздвинул перед… — Перед заместителем. — Перед заместителем! Ну гений ты, Санеми, — и Кёго хорошенько врезал по затылку старшему сыну. — Сегодня заместитель, а завтра вся их больничка будет знать, что Томиока принимает не только в свой кабинет, но и в задницу всех. Томиока… Ну ты и идиот, Санеми. Еще и фамилию дал оставить. — Это законно. Один из супругов, независимо от вторичного пола, может поменять или нет фамилию мужа. — Да меня это ебет? Вали отсюда. Не беси меня. Санеми вышел из комнаты родителей и остановился около стены, задумавшись. Все эти стены — отголоски прошлого, когда он еще не был так несчастен. Здесь и первые шаги детей, и детство, которое смогла скрасить Шизу, и самые смешные моменты. Он медленно прошелся вперед и увидел около входа в его старую комнату отметки. С правой стороны их много, а с левой намного меньше. С правой стороны измерялись все семь детей Шинадзугава, у каждого был свой так скажем цвет. Вот у Санеми, как у самого старшего, был красный, а у Геньи — оранжевый и так далее… Радуга отметок. А с левой простым карандашом он измерял рост близнецов, когда они научились ходить. Перед глазами сразу встает воспоминание, когда более молодой Санеми держит под руки Муичиро, а Гию карандашом жирно проводит по обшарпанной стене. Тогда еще Шинадзугава губами укусил за щечку Муичиро, и тот расплакался, прижимаясь к папе. Муичиро всегда был ранимым. Это Юичиро укуси, он укусит похлеще. Наглый, напористый, дурной… Совсем как Санеми или Кёго. Постоянно лупил брата и сколько бы ему не говорили или его не пороли, он продолжал это делать, а потом вовсе стал еще и Санеми лупить за то, что он лупил его. Это было уже сюром. Вообще, Кёго был первым человеком, которого ударил Юичиро. В один из дней Кёго решил, что хочет подержать внука, а так как он знает, что Муи довольно лоялен, нежели борющийся Юи, то решил взять Муичиро. Санеми и Гию с легкостью различали по родинке на виске младенцев, но никому не говорили эту фишку. Кёго взял, как он думал, Муи, но потревоженный Юи с ноги вдарил деду по лицу и укусил за грудь. Конечно, потом Гию так сказать отругал малыша, но тот факт, что Кёго больше самостоятельно не берет младенцев, имел место быть. — Мам… — он заметил в той комнате свою мать, протирающую пол, поэтому сел на раскладушку одного из братьев и посмотрел на нее. Шизу встала, утерла пот со лба и вопросительно посмотрела на него. — Что такое? Отец опять накричал? — Мам, почему ты все еще любишь папу? Что заставляет тебя делать? — Почему ты это спрашиваешь? Это из-за Гию? Между вами что-то случилось? — Мне кажется, что он мне изменяет. — Как изменяет? — Шизу опустилась на кровать и прижала руку к сердцу. Сколько она знает Томиоку, Шизу никогда бы не подумала, что он может изменять. Да быть того не может. Томиока — порядочный и верный семьянин, быть того не может, чтобы он изменял. — Просто… Мы охладели друг к другу после… Сама знаешь чего… А тут недавно заметил, что он часто общается с заместителем. Тот самый… Ренгоку… — Может, тебе показалось? Все же, не думаю, что это так. Ты как отец. Он завидит меня с каким-то альфой, все, сразу я изменщица и не люблю его. Вы просто видите поверхностно, не углубляетесь. — Я видел, как он смотрит на него, а тот на него. Они… Реально мутят. — Если хочешь быть с ним, сделай все, чтобы он заинтересовался тобой. Понимаешь, омеги довольно деликатны, и если ты не дашь им знак, что ты хочешь быть ее единственным, она не будет гнаться, так же, как и вы. Ты не погонишься и не прицепишься к тому, кто даже тебе не интересен. — Хорошо, — произнёс Санеми. Мужчина еще плодотворно провел у родителей, всячески проводя с семьей время. Он рассказывал всякие интересные истории из жизни и работы, слушал и давал советы младшим, плотно поел охаги захватил с собой пакетик. Но уже Игуро давал совсем другие, иные и различные от слов родителей советы. — Санеми… Это бесполезно. Он уперся — он уйдет. И вообще, что ты рвешься так за ним? У вас же холод и обиды, все дела, я не понимаю, какого черта ты хочешь сохранить так называемую семью. Разведись просто и найди другую, с Муичиро будешь встречаться, ты же не зэк какой-то, — произнес Обанай, сидя на скамейке у подъезда, где жили Санеми и Гию с их сыном. Он вместе с товарищем поедал охаги и попивал какой-то энергетик. — Не знаю. Чувство вины… — произнес погрустневший Санеми. — И хочу бросить, да не могу. — Я тебя умоляю, Неми, какое чувство вины? — Ты же знаешь, сколько мне и сколько Муи лет? — Ну. — Посчитай разницу. — Ну 16… Так, стоп. Что?! — Обанай никогда не задумывался о разнице возраста между Санеми и Муичиро, да и Санеми никогда не говорил о инциденте, случившимся около 14 лет назад. — Ты серьезно стал отцом в 16 лет? — Да. Я забыл предохраниться и вот результат. — И это тебя заставляет винить себя? Серьезно? Это произошло 14 лет назад, не 3 или 2 года назад. 14! Муичиро не маленький, все поймет, но при всем этом он будет с тобой. Не мучай себя. Вы в этом браке как из русской сказки про собаку, корову и сено. Собака сама не ест и другим не даёт. Тут так же. Вы хотите любви, но уперлись из-за ненависти друг к другу, а изменять не можете, потому что будете вот так же ревновать. Вы определитесь. — Я хочу вернуть Гию. — О, Ками-сама, Санеми, нет. У Гию теперь Кёджуро. А у тебя — рука и подавители. — На что это ты намекаешь? — На то. Он был в поместье Ренгоку в понедельник и долго не выходил из кабинета с Ке, а потом тот довольный-предовольный вышел. Как думаешь, у него тоже рука и подавители? А ты не заметил ничего странного? — Чего? — Серьезно? Он операцию сделал. Эту… Липосакцию. Неужели у вас даже секса не бывает ради потребности? — Нет. — И не видел его без футболки? — Нет. — А как думаешь, почему он сделал? — Да хер знает. — А ты ему сказал в машине за жир, а он сделал. Обидки на тебя навел. Да и такой: ой, Ке понравится трогать плоский живот, когда он будет меня втрахивать у себя дома. Так что, Санеми, тут развод. Если бы Мицури так делала, то я бы… — Ты бы с ней поговорил после ссоры и простил. — Нет. — Не пизди. — Отец, — оба мужчины посмотрели на подошедшего Муичиро. Санеми внимательно на него посмотрел, говоря, что он слушает. — А где папа? Он говорил, что приедет раньше нас, даже сказал, что это не обсуждается, он весь вечер будет с нами. — Ммм… Обанай, можешь малого на ночь пристроить? Или мне лучше родакам позвонить на этот счёт? — Да почему бы и нет. Мы же вроде договаривались об этом, — произнес Игуро, с радостью готовый забрать Муичиро. — Муи, не переживай на этот счет. Иди, бери вещи и вали с дядей Игуро. Я напишу, когда папа приедет домой. — Ладно… — Муичиро ушел обратно в подъезд. — Что ты задумал? — напряжно спросил Игуро. Он, конечно понимал, что Гию заслуживает трепки, но, зная Санеми, он не хотел бы, чтобы это случилось. — Пойти по советам отца. Показать, что я единственный, в ком он должен нуждаться. Никто из них не знал, что в это время Муичиро всхлипывал и утирал слезы. Он уже догадывался о семейных проблемах, и это тяготило. Он не хотел сталкиваться с ними. Они ведь так хорошо жили, почему все изменилось? Муичиро не помнит, будто бы хочет что-то вспомнить, да не может. Это мучало мальчика уже 8 лет и он хочет достучаться до сознания и узнать причину мук.***
Гию вернулся в 9 часов вечера. Его довольно напрягла тишина в доме. Обычно были слышны какие-то голоса, звуки, Муичиро всегда тянулся к Санеми, поэтому он просто не мог не сидеть в своей комнате молча. Даже когда смотрели фильм, они комментировали его. Готовили — общались. Томиока редко был с сыном, поэтому Муичиро тянулся к Санеми, чтобы перекрыть недостачу внимания. Даже если задали много уроков, он насидится с Шинадзугавой и только потом будет готов идти и писать эти чертовы сочинения и учить стихотворения до трех часов ночи. Сегодня было подозрительно тихо. Послышались шаги, и в коридор пришел Санеми. Он выглядел не очень и дружелюбно, даже не холодно. Подозрительно серьёзный и злобный, от такого Томиока сжался слегка и спросил тихо: — Что-то случилось? — Где ты был? — голос звучало тихо, устало и более спокойно, чем его вид. — На работе. В чем проблема? — возмущенно спросил Гию, не отрывая взгляда от мужа. — Ты говорил вроде Муи, что вернешься раньше нас. — Двух мужчин сбила машина, понадобилась экстренная помощь. Послали меня. Потом нужно было проследить чуть, устаканить его состояние, — объяснил причину позднего прихода хирург. — Где ты был? — На операции. — Где. Ты. Был? — Да на операции! — вскрикнул уже Томиока. — К тумбочке. — Чего? — он недоуменно посмотрел на него и вздрогнул. — К тумбочке, я сказал! — Санеми гневно смирил его взглядом. Томиока подошел к тумбочке и хотел было спросить, что теперь, как вдруг его нагнули, схватив за шею, и он почувствовал, как чужая рука стала стягивать особо грубо брюки. — Санеми, какого черта?! — Гию начал брыкаться, а потом навалился спиной на его грудь и наконец оторвался. Руками он придерживал брюки и испуганно смотрел на полицейского. — Что с тобой? — С кем ты ебешься, Томиока? — угрожающе произнес Санеми, подойдя и схватив того за шею и сжимая ее. — Ни с кем. — Томиока, не беси меня. Я знаю о твоих интрижках. — С кем?! — прохрипел омега. — С Ренгоку, блять! С ним ебался, да?! Где?! В кабинете или на операционном столе?! А может и в палате?! В туалете?! В душе?! — он прижал его к стене и выпустил феромоны, что помогло ему быстрее стянуть с омеги брюки и развернуть спиной, а Томиока еле мыслил, потому что он уже забыл, что такое чувствовать феромоны, поэтому реагировал, как только-только пробудившийся омега. — Нигде… Мы только друзья… Санеми… Прими таблетки… Ты же с ума сходишь, — произнёс Гию, понимая, что это все гон. До этого он видел, как Шинадзугава нервно перебирал пальцами, что-то делал, не сидел на месте, значит с таблетками переживал гон, а тут сорвался. — С ума сходишь только ты, кусок дерьма. Успокой свою гордыню. Начни уже… — он снял свои штаны и провел пару раз по стволу члена рукой, почувствовав возбуждение, Санеми коснулся прохода головкой. — Выполнять свой супружеский долг… Блять… Что же ты узкий? — Томиока тут же снова толкнул его, оторвался и, натянув быстро брюки, хотел выбежать из квартиры, но Санеми перекрыл выход, поэтому побежал в их комнату, закрывшись на замок. — Открой блять! — слышалось из-за двери. Томиока облизал свои губы и тут же стал искать телефон. Но он видать его обронил, раз не нашел в карманах. Мужчина выглянул из окна и понял, что слишком высоко, он не слезет по самодельному канату из постельного белья, да и сорваться может. В отчаянии он упал на пол, прислонившись спиной к кровати и сжавшись, а потом посмотрел на вошедшего Санеми с испугом. — Бери глубже… Не противься, ты можешь, — говорит спокойно с затуманенными похотью глазами Санеми, гладит и держит крепко сосущего ему Гию. На его теле множество синяков, оставленных от ударов. — Хороший мальчик… Давай еще… — послышалось недовольное и громкое мычание, а потом кашель, Санеми пробрался глубже в его глотку. — Давай, детка… — он с громким стоном кончает в рот омеге и не отпускает. — Глотай, глотай… — Санеми, таблетки… — произносит Гию, когда смог наконец-то оторваться и положить на бедро альфы голову. — Какие таблетки?.. Ты вроде хотел провести со мной течку. — Течка… Она… Не на этой неделе, прекрати… — пробормотал Томиока и посмотрел на него уставшим взглядом. — Значит, я должен тебе трахать для течки, а для гона — нет? — поинтересовался он и положил Томиоку на кровать. Он приподнял его таз и шлёпнул по ягодице. — Томиока, ты растянул себя же? — Да. — Молодец, — он присунул ему и прижался грудью к спине, а головой уткнувшись в шею. — Я и забыл, каково это трахать тебя. Твою блядски упругую задницу, — в доказательство мент схватил его за ягодицы и встал, начиная грубо трахать. В ответ слышались громкие и болезненные полувскрики-полустоны в такт толчкам. Альфа иногда шлепал его и сжимал, выбивал все звуки, даже оторвал его лицо от подушки за волосы. — Громче, Томиока, громче… Муичиро волновался, не находил себе места. В компании детей Игуро он не находил место, это заметил Кайдо, который все же не уснул, он подошел к нему и спросил: — Что случилось? Тебе что-то не нравится? — Я просто волнуюсь. Папа должен был приехать рано, а отец должен был написать, что он приехал. Но уже 22:47, а он так и не написал. Да и Ренгоку-сан приехал… — Позвони. Может, он просто забыл, — Муичиро тут же набрал дрожащими руками номер телефона Санеми и стал ждать, пока отец возьмет трубку. — Алло. Отец, а папа приехал? — голос его дрожал, и Кайдо был готов поклясться, что у него начинается паническая атака. — Да. Прости, что не написал. Забыл. Ты там как? Все нормально? — Д-да… Можешь дать папу? Я хочу поговорить с ним. — Да, конечно, — послышался шебуршащий звук и уже на другой трубке был слегка сломанный и заплаканный с хрипотцой голос. — Что такое, малыш? — Папа?! Папа, что случилось?! — громко прошептал он. — Не переживай, солнце. Все хорошо. Просто простыл видать, ничего страшного. — Ты плачешь. — Прости, я вспомнил кое-что, вот и расплакался. Прости, что заставляю волноваться. — Папа, все ненормально. Что случилось? — Все хорошо. Иди спать, спокойной ночи, — и он отключился. Муичиро выбежал из комнаты и забежал на кухню, где еще были чета Игуро и Ренгоку Кёджуро. — Муи, ты почему не спишь? — строго спросил Обанай. — С папой что-то не то. Я сейчас звонил, с ним явно что-то не то. Отец что-то с ним сделал, папа не плачет из-за воспоминаний до такой степени, что у него срывается голос, — говорит Муичиро на грани истерики. — Что?.. Гию лежал на животе, его обнимал Санеми, уткнувшийся в его шею. Он целовал его шею, позвонки рядом, немного плечи, прикусывая. Гию лежал молча и не двигался, слушая звуки причмокивания и дыхания. Он выдохнул горячий воздух на место свежего поцелуя и успокоился. — Не уходи… — бормочет Шинадзугава и обхватывает руками его живот. — Мне нужно помыться. — Не уходи. — Я липкий и грязный. Я хочу помыться. Поменяй постельное, — он убрал его руки и, накинув халат, вышел из комнаты. На трясущихся ногах он направился в коридор, где он и потерял телефон. Он взял его в руки и услышал стук в дверь. Гию открыт дверь, укутавшись посильнее, и тут же чуть не был сбит Ренгоку, влетевшего в квартиру и обхватившего его за плечи. — Что случилось? Он тронул тебя? Где болит? Поехали ко мне. Он не достанет, — выпалил пламенный, но Гию закрыл ему рот. — Все хорошо, просто он не сконтролировал гон. — На тебе десятки синяков. Это не гон. — Кеджуро. — Что это? — он закатил рукав и увидел ссадину, что только-только перестала кровоточить. — Что он с тобой сделал? Поехали ко мне, там он не тронет тебя. — Кеджуро, прекрати… — Он прав, — прошипел Обанай. — Сегодня он тебя доводит до такого, а завтра? Убьет к херам. — Я сам решу. Если он не изменится, то я уеду. Честно. Я уеду и больше не вернусь к нему, — Ренгоку выдохнул и взял его за щеки. — Тебе что-то нужно? — Отвези Муи до Тсутако, пожалуйста. Я не хочу, чтобы он меня видел таким. Как раз до школы ближе. И Тсутако очень сильно скучала, просила привезти. — Хорошо. — Я сейчас принесу его вещи, — Томиока ушел в комнату к Муичиро, а Обанай быстро прошмыгнул в спальню и увидел лежащего на спине Санеми, который спрятал лицо в сгибе локтя. Одеяло скрывало его до пояса, рука придерживало его. — Зачем ты это сделал? Я понимаю, что Томиока не лучше поступил, но и ты не святой. — А? Что ты делаешь у меня дома? — прохрипел Санеми, переворачиваясь на бок спиной к Игуро. — Муичиро сказал, что у Томиоки был зареванный голос, Кеджуро полетел со мной пулей сюда. Я был удивлен, увидев его. Ты его избил, но он при всем этом остается рядом с тобой, собирает вещи Муичиро, он уедет к какой-то Тсутако. — Это его тетя… — Мне поебать. Решайте эту проблему. Либо развод, либо уже возвращайте все на места. Вы как идиоты метаетесь в банке и не можете решить как вылезти. — Свали. Не твои проблемы. Это личное. — Санеми, решай. Ты избил его, я и Кеджуро, как свидетели, можем подать в суд, и плакала твоя карьера и все с этим. Ты сядешь за домашнее насилие, Шинадзугава, если ничего не начнешь здраво делать. Я прикрывать это из-за нашей дружбы не буду. — Игуро, свали в туман со своим братом, — после чего Игуро ушел из спальни, а потом из квартиры. Ренгоку обнял друга, печально смотря на него. Омега проводил их: мента и хирурга с сумкой сына. Закрыв дверь, он обернулся и не прошел и метра, как врезался в грудь Санеми, который прижал его к себе за талию и поцеловал в губы. Он несколько раз проделал это действие, а потом исцеловал немного шею. Томиока оттолкнул его слегка от себя и вновь укутался в халат посильнее. — Зачем скрываешь? — бормочет он и тянется к поясу, но рукам перекрывают доступ. — Ты чего? — Где твои таблетки? — Я не буду пить таблетки. — Мы же договаривались. — Больше не хочу ничего пить. Тебя только хочу, — он прижал его к себе и вновь поцеловал, Томиока вырвался из его хватки и ушел на кухню, чтобы налить из фильтра воды и выпить. Он так устал… — Томиока, не играйся со мной. Иди лучше сюда, — говорит Шинадзугава, следуя за мужем. — Я не играюсь. Ты избил меня и трахнул против воли, думаешь, я прощу тебе это? — Томиока, не нагнетай… — Что не нагнетай? Это было последней каплей, слышишь?! — он толкнул его от себя. — А что тебе не хватало? Дом, обеспеченность, деньги. Все тут. — Мне тебя… Тебя не хватало. Знаешь, как обидно? — Что тебе обидно? — Все. Моей сестре так повезло! Знаешь, что этот уебан, которого мы ненавидим оба с самого начала, сказал ей, когда у нее появились впервые морщины или после родов остались пару складок? Нет, я не отрицаю, нужно стремиться к красоте, но знаешь, что он сделал, я самолично видел и слышал? — Что? — надменно спросил Санеми, а Гию от нарывающейся истерики заикался и не мог связать слов. — Она стоит около зеркала, ругает себя за это, а он… Говорит… Дохмурилась, дурочка, теперь точно не дам не улыбнуться. Они о липосакции говорили вместе, она предложила, он согласился, они оплатили вместе. Он не говорил ей из шутки ради, что она жирная. И… Знаешь, как обидно, что тебя 8 лет не было со мной. Да, я виноват, что не смог помочь тебе, потому что был слишком горд. Я признаюсь в этом и прошу прощения, но и ты… Ты… Ублюдок… — он отталкивает его сильнее, а потом уходит в спальню, где наскоро надевает чистую одежду. — Куда ты? — В магазин. Игуро проснулся следующим днём с мыслями о том, что какая-то блядь портит ему сон в его отпуск. Мицури растолкала Обаная и дала ему телефон. — Тебе Санеми звонит, — сонно сказал она, и Игуро открыл глаза лишь бы принять трубку, а потом полусонный спросил: — Алло… — Игуро, дай мне номер Ренгоку, быстрее только. — Нахер тебе он? — Томиока пропал, я не знаю, где он. Он сбрасывал мои звонки, а потом заблокировал вовсе. — С чего ты уверен, что он у Ренгоку. — Если не у него, то возможно он знает, куда он ушел. Тсутако сказала, что его не было вовсе. И этот уебан тоже. Возможно, у кого-то другого. — Блять… Допизделся… Пиши давай…***
А Томиока был у семьи Камадо. Он в тот же вечер приехал к ним. Остановился на два часа в отеле, привел себя в порядок и поехал. Киё была сестрой покойной матери Томиоки, поэтому племянника быстро приняла в свои объятия. В тот вечер он завалился в дребезги разбитый, она ввела его на кухню, накормила, дала таблетку от головы и попыталась узнать проблему. Часть семейства Камадо (Танджуро и Танджиро) были весьма возмущены этой ситуацией и готовы были беспрекословно скрыть Гию от Санеми, пока он будет искать новое место жительства. Он боялся прийти к нему и сказать о разводе. Но скрываться долго не получилось. Санеми самолично явился к Гию в больницу с букетом тюльпанов. Они были красные, розовые, белые, желтые. Шинадзугава под недовольства пациентов зашел к Томиоке в кабинет и был выгнан врачом со словами: «Видеть тебя не желаю». Как только закончился у Гию рабочий день, Санеми залетел в его кабинет снова и, закрыв дверь на замок, подошел к Гию. Шинадзугава прильнул к нему, целовал его так, как никогда не целовал. Поцелуй передавал его печаль и то, как он скучал по нему, страсть была одним из основных чувств. Он прижал его к столу и сжал запястья. — Что ты творишь? Свали! — вскрикнул хирург, и альбинос прикусил его щеку, потом поцеловал несколько раз в шею и посмотрел в глаза. — Нет. Ты как? Скажи, все хорошо? — Как только избавился от тебя, лучше не куда. — Гию, вернись, прошу. Я исправлюсь. — Ты знаешь, что абьюзеры не меняются, они лишь манипулируют жертвой и лишь лживо обещают не причинять вред? — Я не хочу быть без тебя. Вернись, прошу, — неожиданно в дверь постучались, Томиока запихнул Шинадзугаву за ширму, открыл дверь и увидел Мицури, что зашла с маленькой стопочкой документов. В руках у нее была история болезней пациента по имени Томиока Гию и пара договоров. — Томиока-сан, вот документы, подпишите, но я не знаю, когда смогу сделать вам аборт, возможно, через две недели, но точно до срока, который возможен, — произнесла она и положила документы на стол. — Какой аборт? — прервал их диалог вышедший полицейский. — Томиока, что за херня?! — он подошел к Гию, но его оторвала на удивление рассерженная девушка. — Знаете, Шинадзугава-сан, конечно, говорят, что омеги в первую очередь рожают для себя, но Гию не до беременности, а Вы… А Вы самый гадкий муж, которого я бы знала. Какой приличный альфа поднимет руку на свою омегу? Вам этот ребенок не нужен это уж точно. — Не тебе решать. Не твои проблемы, — рявкнул Шинадзугава, а потом ласково обратился к мужу. — Гию, не спеши с подписью. Я изменюсь, мы воспитаем этого ребёнка, все станет хорошо, только, пожалуйста… — он положил на его ладонь свою ладонь и с необычайной лаской посмотрел на Гию, но омега был непреклонен, поэтому он тут же оставил подпись. — Я все равно не хочу больше рожать. Или не могу. Не знаю. В общем, кроме Муичиро, у меня больше не будет детей. — Гию. — Без Гию. Не нравится — ищи того, кто настругает с тобой полсотни детей. — Гию. — Да что? — Возвращайся домой. Я буду ждать. — Я не вернусь. Тебе лучше завтра появиться в ЗАГСе или суде, куда нас определят, но прийти добровольно с документами и согласием на развод. — Тогда я вовсе не приеду. Неожиданно телефон Гию зазвонил и на душе стало тяжко, потому что это был классный руководитель Муичиро. Такое же тяжкое чувство, как восемь лет назад, он дрожащими руками принял вызов и спросил: — Алло?.. — Томиока-сан, это Цумакаси-сенсей. Вы или ваш муж можете приехать сейчас за Муичиро? — Что с ним случилось? — Не переживайте, просто его альфа пробудился. Мои поздравления. Мы бы могли позвонить Шинадзугаве-сану, но номер так и не нашли. Так приедете? — Конечно. Сию секунду. До свидания, — Гию отключился и обеспокоенно посмотрел на таких же Санеми и Мицури. — Муи — альфа. В тот же момент, не снимая халата, Гию побежал за Санеми. Они вместе сели в машину последнего и поехали в школу. Нужно было срочно доставить Муичиро домой. Они оба влетели в школьное здание и зашли в медпункт. Их взору предстал их собственный сын, что сжавшись в комочек, хныкал и сжимался. Томиока прижал к себе сына и взял его на руки, но Санеми перехватил. Он был так хрупок в этом пледе, что ему хотелось не отпускать вовсе малыша из своих рук. Как словно из роддома… Санеми не появлялся и не звонил десять дней. Все просто потому, что выпивал. Вся эта ситуация с ранней беременностью и родами настолько довели его, что он спился с отцом, но за день до выписки оба протрезвели. Гию встречали Тсутако без мужа, Кеджуро, Санеми и его родители. Альбинос то и дело спрашивал о том, что от него не пахнет случаем, но в итоге успокоился и побежал к вышедшему со свертком Гию. Там был мальчик. Такой маленький, спокойный… От такого он даже чуть не заплакал, но с особой нежностью обнимал малыша. — Второго брать будете? — Да, конечно, — и Гию взял второго ребёнка. — Как второй? — удивился Шинадзугава. — Просто. Вот если бы ты приехал ко мне, то ты бы знал, что у нас два мальчика. — Какие два мальчика? — Соберись уже, папаша, — улыбнулся Гию и поцеловал в губы Санеми. — Представляю лицо родных, которые тоже не знают о двойне. — А ты не показывай. Хотя… Они уже все видели. — Правда? Ну тогда дай-ка я тебя поцелую, — произнес Санеми и быстро поцеловал того в губы Уже поздно вечером Гию стоял в ванной и умывался. От феромонов Муичиро так саднило, что хотелось выть. Все же метка на шее давала о себе знать. Санеми подошел к нему и поцеловал метку на шее, приподнимая волосы сзади. Он оставлял маленькие поцелуи и прижимал свободной рукой Гию к себе, касаясь ладонью чужого живота, где скорее всего зарождался их третий общий ребенок. — Давай не будем. Я сделаю все, чтобы мы жили вместе. Я, ты, Муи, ребенок. — Больше ничего не надо, Санеми. Я не даю вторых шансов тому, кто засовывал мне член в глотку без моего разрешения. Да и я сделал операцию, не хочу за зря снова делать. Мне хватает Муичиро. Как он там? — В порядке. Он твои футболки нюхает. Это его успокаивает. — Как легче станет в плане гона, больше не давай. Никогда. — Почему? — Ты хочешь сказать, что ты нюхал одежду своей матери, пока не стал встречаться со мной? — Ну да?.. А что в этом такого? Я же не видел ее, как объект влечения, просто успокаивался. — Санеми. — Молчу-молчу… Просто я хочу быть с тобой рядом. Как много-много лет назад. Помнишь? Нас отвели на свидание вслепую наши же одноклассники, мы на школьном фестивале начали официально встречаться. Помнишь, как я тебя называл? — Ю-чан. — Да… Я помню, что впервые поцеловал тебя в подсобке, когда мы там прятались от обязанностей. Тогда нам было умопомрачительно тесно, и я осмелел, чтобы поцеловать тебя. — Ага. Да. А через два месяца ты уломал меня переспать с тобой и не подумал о защите. Что еще скажешь? — Да. Это была моя вина. Но смотри, как все изменилось. Ты, я, Муи… — Нет. Я и Муи. Ты больше нам ни отец, ни муж. Забудь. Санеми напряженно вдыхает сквозь стиснутые зубы воздух и выдыхает. Он смотрит в зеркало в глаза отражения Гию и угрожающе шепчет: — Неужели спустя столько лет нашего брака ты что-то нашел в Ренгоку? И чем же он лучше меня? — Всем. — Так ты его любишь? — Как друга, да. У нас лишь дружба. Мы лишь друзья. И я ни разу не изменял тебе, — Санеми трет глаза и бормочет. — Сделаешь мне свой фирменный минет? — Чт-… Идиота кусок, — произнес он и ударил гогочущего Санеми, который перехватил его руки и поцеловал быстро в губы. — Да-да. Знаю. Все, успокаивайся, родной. Все встанет на свои места. Я буду с тобой всегда рядом. Просто дай мне второй шанс. — Хорошо… — бормочет недовольно Гию и отрывается. — Последний. Не больше.