my bedsheets are ablaze

Руки на коже Уилла обжигают, оставляя огненный след везде, где они соприкасаются. Он выгибается навстречу им со вздохом, который заглушается улыбающимися губами поверх его собственных. — Чувствительный? — шепчет голос в темноту. — Я... — Уилл пытается что-то сказать, но у него не получается, как только он открывает глаза и видит Майка, которого, как ему кажется, он до этого не видел. Он без рубашки, они оба, нависает над телом Уилла на кровати. Его чёрные волосы растрёпаны, как будто Уилл провёл по ним рукой, и, возможно, так оно и было, но сейчас у него не получается этого вспомнить. Его бледная кожа слегка порозовела, как будто он только что вышел из душа, но губы разбитые от поцелуев точно говорят Уиллу, чем это вызвано. Майк придвигается ближе, и их носы соприкасаются; Уилл инстинктивно закрывает глаза, задерживая дыхание в ожидании поцелуя, которого, к сожалению, так и не последовало. — Могу я продолжить? — Спрашивает Майк вместо того, чтобы поцеловать его. — Да, — бормочет Уилл, прежде чем успевает напомнить себе, что понятия не имеет, что Майк имеет в виду. Продолжить? Что продолжить? На ответ на этот вопрос уходит всего две секунды, когда губы Майка опускаются на трепещущую точку пульса Уилла. Он сосёт это место, пока Уилл не издаёт звук, которого, как ему кажется, он никогда раньше от себя не слышал, но его это не смущает, когда в ответ раздается ворчливый стон у его шеи. Руки Майка теперь на его талии, он требовательно тянет Уилла вперёд, пока их бёдра не соприкасаются, и все вопросы о происходящем покидают мозг Уилла. Голова откидывается назад с тихим шипением, собственные руки скребут Майка по бокам, впиваясь в его пальцы. Тело Майка тоже горячее, оно горит, и Уиллу становится жарко, хотя он продолжает всё глубже вдавливать его в матрас каждым движением своих бёдер. — Это.. — пытается Уилл, не уверенный в том, что он вообще хочет сказать, но его внезапные слова, кажется, пробуждают в Майке новое чувство действия. Он садится, но Уилл остается там, где он есть, на спине, раздвинув ноги, чтобы другой мальчик мог поместиться между ними. Он ошеломленно осознает, что ни на ком из них вообще ничего не надето. Ну, на нём нет. Майк всё ещё в боксерах, очевидно, торчащие спереди таким непристойным образом, что выглядят чуть ли не грязнее, чем если бы он был полностью обнажён. Пальцы теперь на бедре Уилла, ритмично постукивают, намеренно сообщая что-то азбукой Морзе, которую Уилл сейчас не может перевести. Майк наклоняется, целует ключицу Уилла, затем его грудь, затем живот, затем.. — Мой, — тихо говорит Майк, прижимаясь губами к обнажённому бедру Уилла. Он с трудом сглатывает комок в горле, затем делает дрожащий вдох и выдыхает "да", потому что это правда. Уилл принадлежит Майку. Он весь его, даже если Майк, возможно, никогда не станет Уиллом в ответ. Это правда, это правда, это- Уилл просыпается с резким вздохом, распахивая глаза от осознания, что сейчас он в своей спальне в Леноре. Он один, что почти пугает, с призрачным теплом прикосновений Майка, всё ещё ощущаемым на его коже. Он осторожно втягивает воздух, прижимая кончики пальцев к последнему месту, которое Майк целовал, и его член дёргается от прикосновения. — Дерьмо, — фыркает Уилл в темноту, отдёргивая руку от туда, как будто обжёгся, что, в некотором смысле, и произошло. Он всегда сгорает изнутри от своей сильной тоски, неугасающей тоски по любви, которая, как он знает, безответна. Прикосновение Майка, его поцелуй, обжигают гораздо сильнее. По крайней мере, так кажется в данный момент. Невыносимы только последствия. Именно последствия заставляют его тяжело дышать на кровати с дрожащими руками, потеть под одеялом и испытывать возбуждение, которое слишком настойчивое, чтобы его можно было унять из-за чувства вины, стыда или печали. Мой слово насмешливо звучит в голове Уилла, втирая соль в рану и усиливая румянец на его груди. У него вырывается ещё один вздох, и его рука возвращается просто ложась на живот, как будто он может обманывать себя, думая, что его пальцы не подёргиваются от желания скользнуть под пояс своего нижнего белья. Он не должен, он знает, что не должен - знает, что произойдет, если он это сделает. Но он знает только потому, что это случалось раньше, и, в самом деле, разве это уже делает его виновным? Его пальцы касаются волос на лобке, которые тянутся от пупка к основанию члена. Он уже ниже боксеров, сердце колотится, кожу покалывает от призрачных прикосновения Майка- Он уже виновен. Когда Уилл, наконец, обхватывает себя рукой, он издаёт стон, который нельзя назвать облегчением, потому что это не может быть облегчением, когда он знает, каким ужасным человеком его это делает. Он совершенно не подходит для этого. Это неправильно, что ты так отчаянно хочешь этого, что это появляется в снах, которые кажутся такими реальными, что ты просыпается с болью, страстным желанием, шатаясь от воспоминаний о руках, губах, языке Майка или- — Господи, — выдыхает Уилл, отпуская себя, чтобы как попало стянуть боксеры до колен. Он не осмеливается сбросить с себя одеяло, если он это сделает, то будет слишком обнажён, его болезненное желание будет выставлено на всеобщее обозрение. Под защитой одеял, под покровом ночи легче скрыть грубое проявление похоти. Если он спрячется, никто никогда об этом не узнает. Эл никогда не узнает, Майк никогда не узнает. Но что, если бы он узнал? Нечто среднее между паникой и возбуждением охватывает тело Уилла, и он с жалобным стоном сжимает пальцы вокруг основания члена. Не фантазируй. Просто следуй за чувством. Не фантазируй, просто- Но это было бы так просто, не так ли? Почему его это должно больше волновать? Отказываясь от фантазий, запирая их в дальний ящик не делает его менее виноватым. Мысли уже есть, желание, тлеющее в глубине его души, гораздо более реальное, гораздо более убийственное, чем любая фантазия. Так какой вред может нанести фантазия? Мой. Уилл вздыхает, закрывает глаза, и Майк снова оказывается на нём в постели, положив руки ему на талию. Места прикосновений горят. Майк даже не произносит ни слова, но ему и не нужно. Его тяжелый взгляд прикован к тому месту, где рука Уилла поглаживает член, медленно и расслабленно, как будто он дразнит себя или пытается растянуть момент как можно дольше - в любом случае это опасно, искушать судьбу или, возможно, угрожать рассудку и сердцу Уилла. — Тебе приятно? — Спрашивает Майк тихо, шёпотом. Дыхание Уилла сбивается, ритм движений на члене так же сбивается, когда он проводит большим пальцем по влажности на кончике, размазывая её по стволу, чтобы сделать скольжение плавным. Это действительно приятно, это так приятно. Воображаемый вес устремлённых на него глаз Майка увеличивает это в десять раз, и Уилл хочет устроить для него шоу, показать ему, как это хорошо, когда он здесь, вместе с ним. Уилл ускоряет поглаживания, сжимая сильнее, пока дыхание не становится затруднённым и дрожащим, слишком громким в тишине комнаты. Но это не имеет значения, у него единственного есть спальня на втором этаже, и он не может остановиться, когда его вымышленный о Майке смотрит на него таким, какой он есть. Глаза полуприкрыты, зрачки расширены, щеки порозовели, нижняя губа прикусана, как будто видеть, как Уилл разваливается на части из-за него - это самое горячее, что он когда-либо видел. Уиллу нравится мысль об этом. Он хочет быть таким. Он так отчаянно хочет показать Майку, как сильно он его хочет, как хорошо он был бы для него, всё, что он сделал бы для него. — Ты позволишь мне трахнуть тебя? — Да, — Уилл вздрагивает, его глаза закатываются на затылок. Он не знает всей логики, с помощью которой можно было бы позволить Майку трахнуть его, но это не имеет значения, потому что он может представить это так ясно. Его бёдра обвились вокруг тонкой талии Майка, руки впились в его спину и плечи, пока он кричал, его тело раскачивалось бы от каждого толчка Майка, который заставлял его чувствовать себя таким наполненным- — Чёрт, чёрт, — Уилл напрягается, когда сцена меняется, теперь Майк между его ног, рот жадно сосёт и покусывает чувствительную кожу внутренней поверхности бёдер. Свободная рука Уилла перемещается туда, потирая места, которые, в его воображении, находятся под языком Майка. Образ головы Майка между его бёдер, тёмных глаз, пристально смотрящих на него оттуда, почти невыносим для Уилла. Он чувствует нарастание оргазма, жаркие извивы внутри, и не хочет, чтобы это заканчивалось, но он не может остановиться, не может остановиться сейчас, это слишком приятно, хочет, чтобы Майк увидел, как он кончает- — Назови моё имя, когда кончишь для меня, — требует Майк, впиваясь зубами в кожу Уилла. Это всё, что нужно. Наслаждение достигает пика и обрывается, как ниточка, когда Уилл кончает на живот и грудь, едва успевая вовремя откинуть одеяло со своего торса. — Майк, Майк.. Майк, о Боже, — всхлипывает Уилл, что с таким же успехом могло бы быть криком, учитывая то, как это определяет его судьбу. Когда всё закончилось, Уилл снова остался один. Ему плохо. Боже, ему так плохо. Уилл зажимает рот незапачканной рукой, не уверен, что это - всхлип или рвотный позыв, который он сдерживает. В конце концов, ни того, ни другого не происходит. В конце концов, Уилл плачет там, где лежит, и его слёзы жгут щёки, как кислота.