Вместе

— Мой А-Юань желал этого? — улыбнулся Сичэнь, обнимая Сычжуя, лежащего рядом с ним. — Быть со мною? — Мой А-Хуань угадал, — улыбнулся Сычжуй и тихо засмеялся — ему было слишком хорошо. — Моему А-Юаню не будет скучно со мной? — улыбнулся Сичэнь, поглаживая названого племянника. — Вовсе нет, — улыбнулся Сычжуй. — Даже Ханьгуан-цзюнь не против нашего союза. Он поэтому и позволил нам быть вместе, что знал, что мой А-Хуань никогда не ранит меня. — Да, тут А-Юань совершенно прав, — шепнул Сичэнь, бережно целуя Сычжуя и обнимая его. Обоим сейчас было чудесно — Сычжуй наслаждался присутствием своего возлюбленного, столь сильного и нежного. Сичэню же доставляло неизъяснимое наслаждение бережно ласкать хрупкое и нежное тело Сычжуя, который ощущал себя, словно на небесах. — Ханьгуан-цзюнь, когда узнал о моем желании, только чуть улыбнулся и сказал, что рано или поздно это вполне могло бы случиться. Наставник Лань тоже словно бы нечто предчувствовал, так и не устроив брака моего А-Хуаня с женщиной… — Дядя действительно чувствовал, что это не принесет нам счастья, — согласился Сичэнь. — Теперь Ванцзи с молодым господином Вэем, а мы… Что ж, выходит, мы вместе. — И ни наставник Лань, ни мой А-Хуань не осуждают меня? — спросил Сычжуй осторожно. — Ничуть, — прошептал Сичэнь, привлекая Сычжуя к себе, и поглаживая ему спину. — Осуждать можно было бы за нечестный поступок, но моего А-Юаня в этом обвинить невозможно. — Забудь, — нежно сказал он, видя, что глаза Сычжуя полны слез. — Слишком много сразу, поэтому А-Юаню и хочется плакать, — понял Сичэнь, баюкая юношу в объятиях. — Ничего. Ничего, А-Юань.       Узнав в свое время, что Цзинь Лин, которого Сычжуй был готов полюбить, предпочел быть с Оуян Цзычжэнем, а Цзинъи сблизился с Цзян Чэном и пожелал покинуть Облачные Глубины, чтобы путешествовать с возлюбленным по всему Юньмэну, Сычжуй ощущал себя потерянным. Единственным, к кому он мог пойти в тот момент, был Сичэнь, и тот, видя, как глубоко юноша переживает расставание с двумя близкими людьми сразу, не захотел оставлять его одного. Он никогда не отказывал Сычжую в объятиях и поцелуях, был неизменно нежен с ним — Сычжуй не знал, когда именно желание нежности переросло в более глубокое чувство, но однажды понял, что полюбил Сичэня иначе, а поняв, уже решился было нанести себе несколько ударов дисциплинарным кнутом, и Сичэнь только чудом успел остановить его — Сычжуй уже стоял на коленях в Храме Предков Лань в одной рубашке. Сичэнь выхватил дисциплинарный кнут из его руки и, призвав на помощь духовную силу, одним движением развеял, поклявшись себе, что более никто из его близких не испытает его на себе. — Почему ты хотел это сделать, А-Юань? — спросил Сичэнь позднее, уединившись с Сычжуем. — Дядя Сичэнь будет уверен, что я… — Сычжуй закрыл лицо руками и зарыдал. — Что я испорчен… Что я безумен… — Мой А-Юань понял, что полюбил меня? — понял Сичэнь. Сычжуй кивнул и уткнулся в плечо Сичэня. — Я должен покинуть орден, дядя Сичэнь… — прошептал он сквозь слезы. — Ты этого не сделаешь, А-Юань, — нежно, но твердо ответил Сичэнь. — Мы пойдем к дяде, пусть он решит. Сычжуй охотно согласился, вполне готовый к тому, что если Цижэнь и не прикажет ему покинуть орден, то назначит наказание в виде продолжительной медитации на коленях, но в итоге и этого не произошло. Выслушав обоих, Цижэнь сказал: — Я бы мог назначить наказание вам обоим, но что толку? Это лишь сблизит вас, а изгонять Сычжуя из ордена… — Он закрыл глаза, вспоминая, что это именно Сычжуй в своё время вернул Ванцзи желание жить. — Нет, никогда. — И добавил, обращаясь уже к Сичэню: — Благодарение Небу, что ты развеял этот трижды проклятый кнут. Не говори ничего, А-Юань, — удержал он Сычжуя. — Ты вполне уверен, что полюбил Сичэня? Юноша, не пытаясь сдерживать слез, кивнул. — Я бы мог осуждать вас, но… — Цижэнь вздохнул. — Вы ведь не связаны кровными узами, а Сичэнь никогда не ранит тебя, я это знаю. Я позволю вам быть вместе, но с тем условием, что в ордене никто, кроме меня и Ванцзи с Вэй Усянем, конечно, не будет знать об этом. Берегите друг друга. Ступайте пока. Сычжуй метнулся к Цижэню и снова залился слезами благодарности и облегчения. Цижэнь дал ему выплакаться, и, позволив положить голову к себе на колени, погладил по волосам и прошептал: — Пусть так, может быть, оно и к лучшему.       С тех пор Сычжуй купался в нежности Сичэня и совершенствовался вдвойне легко, наслаждаясь этим. Когда Сычжуй смущался собственным счастьем, напоминая себе о правиле, запрещающем быть слишком счастливым, поскольку это затмевает ясность восприятия, Сичэнь улыбался, отвечая, что он не «слишком счастлив», а просто счастлив, и это хорошо. Оба искренне любили друг друга, но ласкал Сичэнь Сычжуя лишь время от времени, поскольку оба должны были соблюдать совет Цижэня держать свою близость в секрете, и каждый такой раз был праздником для юноши. Как сегодня. Сичэнь бережно снял с Сычжуя нижнее ханьфу и принялся поглаживать и ласкать, а Сычжуй обнимал его и отвечал на поцелуи уже без всякого стеснения. — Скажи, чего ты сейчас хотел бы, А-Юань, — прошептал Сичэнь. — Чтобы мой А-Хуань обласкал меня, — признался Сычжуй. Он давно звал любимого нежным именем и тот не возражал. Сичэнь исполнил просьбу юноши и обласкал так нежно, что Сычжуй в восхищении прошептал: — Мой А-Хуань, помнится, не одобрял «весенних сборников», но сейчас был со мной так… Словом «нежен» это не описать. У меня едва ли хватило бы слов. — Я не одобряю чего-то лишь тогда, когда это может навредить совершенствованию, становясь чрезмерным, — ответил Сичэнь. — Не иначе, А-Юань. — Теперь я понимаю, мой А-Хуань, — улыбнулся Сычжуй. — Я обучу А-Юаня множеству техник, помогающих совершенствоваться, — пообещал Сичэнь. — Это немного сложно, но А-Юаню понравится, я обещаю. То, чего не будет знать никто иной — только для моего А-Юаня… Он легонько коснулся самыми кончиками пальцев лба и щёк Сычжуя, тронул его плечи и так стал спускаться всё ниже, столь же легко целуя, там, где только что касался. Поток духовной энергии, передаваемый Сичэнем вместе с прикосновениями и поцелуями, слился в теле Сычжуя с его собственной ци, удваивая наслаждение и придавая сил. — Я не разочарую Цзэу-цзюня… — прошептал Сычжуй. — Не называй меня по титулу, когда мы вместе, — с улыбкой попросил возлюбленного Сичэнь, особенно нежно касаясь шелковистой кожи на животе Сычжуя, и легко соскальзывая к мягким завиткам волос ниже пояса. — Я так счастлив, что это выходит у меня само собой, — признался юноша. Он зажмурился и подался вперед, когда легкие и неспешные поцелуи Сичэня переместились на самый чувствительный участок его тела. — Тебе по душе употреблять церемонное обращение во время близости? — улыбнулся Сичэнь. Он немного поласкал «нефритовый стержень» Сычжуя уже не только губами, но и кончиком языка, и это было только началом. Юноша вздрогнул от сладкого предвкушения, когда Сичэнь уложил его на живот, огладил плечи и спину и небольно отшлёпал, заставив юношу благодарно прошептать: — Цзэу-цзюнь слишком щедр к этому младшему. Знаю, странно называть тебя так, когда мы любим друг друга, но… Я не хочу показаться неблагодарным, мой А-Хуань, — прошептал он, чувствуя, как кончики пальцев Сичэня скользят меж его ягодиц и легонько оглаживают редкие завитки волос вокруг потайного отверстия. — «Задние врата» моего А-Юаня прекрасны, — прошептал Сичэнь, лаская его подушечками пальцев и касаясь губами нежной кожи, порозовевшей от легкого шлепка. — Мой А-Хуань всё же хотел бы… — начал было Сычжуй. — Если да, то я буду только счастлив, мне не будет больно или страшно… Но Сичэнь прервал его: — Не так, А-Юань, — мягко уточнил он, и Сычжуй почувствовал бережное проникновение указательного пальца главы Ордена Лань — одновременно и немного болезненное, и сладостное донельзя. — Этого вполне достаточно. «Нефритовое вознесение» — не единственное, что может подарить истинное наслаждение нам обоим, да я и не стал бы предлагать тебе подобного, зная, как ты хрупок. Я сделаю всё для тебя нисколько не хуже, обещаю… Сычжуй блаженно вытянулся, пока палец Сичэня продолжал поглаживать внутри, всё мягче и нежнее, всё увеличивая сладость. В следующее мгновение юноша почувствовал, как палец названого дяди покинул его тело, и его заменили вначале губы, а затем — кончик языка, с огромной нежностью начиная легонько вытанцовывать вначале вокруг «южных врат», а затем внутри. — Мой А-Хуань, поистине, сегодняшний день благословлен небожителями, — прошептал Сычжуй. — Не думай о запретах, мой А-Юань, — ответил Сичэнь так же вполголоса. — Забудь. С этими словами он перенес Сычжуя в купальную, где обмыл так тщательно и бережно, что юноше на мгновение показалось, что он в Персиковом раю среди бессмертных. Сичэнь снова переместил Сычжуя на постель и продолжил ласки. Он обнял Сычжуя и накрыл его губы поцелуем, столь нежным и долгим, что это привело Сычжуя в восторг. Сичэнь никогда не брал Сычжуя полностью, не желая ранить возлюбленного. Сычжуй не возражал, наслаждаясь ласками иного рода, которые были ничуть не менее совершенными. Он не помнил, как заснул в объятиях Сичэня, заснул хорошо, как никогда — крепко и без сновидений, как спал, пожалуй, только в раннем детстве. Проснувшись к завтрашнему утру, уже он сам заключил в благодарные объятия своего любимого. Позднее оба навестили Цижэня, пили чай, медитировали и тренировались вместе, что было не менее чудесно.       Теперь в Облачных Глубинах было куда тише прежнего — Цзинь Лин окончательно перебрался в Башню Золотого Карпа, взяв к себе Оуян Цзычжэня, Цзинъи наслаждался браком с Цзян Чэном и навещал Облачные Глубины лишь время от времени, так что Сычжуй находил двойное наслаждение в обществе Сичэня. Тот ласкал его щедро и совершенно по-ланьски: сдержанно и так нежно, что иной, пожалуй, и не поверил бы. Сычжуй платил ему искренней привязанностью и любовью, совершенствуясь особенно усердно, но Сичэнь не позволял ему излишне утомлять себя и бережно направлял его самосовершенствование, так что Сычжуй чувствовал себя вдвойне счастливым.       В один из дней Сичэнь угостил своего возлюбленного теплым персиковым соком, свежими фруктами и особым блюдом из цветной капусты, которую Сычжуй любил больше всего и которую у Ланей умели готовить по-настоящему вкусно, дополнив все это орехами и медом. С утра Сычжуй был, кажется, немного бледен, и Сичэнь позаботился о кушаньях, способствующих восстановлению сил. — Мой А-Юань как будто напуган? — осторожно спросил он, приобнимая Сычжуя. — Дурной сон? Расскажи, тебе станет легче. Сычжуй склонил голову Сичэню на плечо. — Мой А-Хуань прав, — признался Сычжуй. — Мне снилось, будто я снова совершенно один, потому что все, кого я знал, меня покинули — это было очень больно… — Должно быть, грусть от расставания с Цзинъи и Цзинь Лином ещё напоминает о себе, — предположил Сичэнь. — Не думай об этом, А-Юань, ведь я рядом, и дядя Цижэнь тоже. — А Ханьгуан-цзюнь и учитель Вэй? — спросил Сычжуй вполголоса. — Они здесь, А-Юань, всю ночь были рядом, в цзинши, — успокаивающе ответил Сичэнь. — Я помню, как этой ночью ты звал их обоих шепотом во сне, но с ними всё благополучно. Сегодня будем пить чай все вместе, а после молодой господин Вэй и Ванцзи отправятся с визитом в Цинхэ Не, а мы — на водопады, в горы, в жемчужные гроты Облачных Глубин, куда захочешь. — Если бы погулять в сосновых рощах… — мечтательно улыбнулся Сычжуй. — Ты это любил с самого детства — гулять в рощах Облачных Глубин, — улыбнулся Сичэнь. — Помню, когда ты выздоравливал после лихорадки в детстве, а Ванцзи не мог быть с тобой, поскольку оправлялся от ран, я брал тебя гулять в сосновых рощах и поил соком локв с медом. — Мне было так хорошо на твоих руках, — благодарно улыбнулся Сычжуй и чуть вздохнул. — Мог ли я подумать, что однажды полюблю тебя иначе… — Это испугало моего А-Юаня? — осторожно спросил Сичэнь, поглаживая юношу по голове. — Не испугало, нет, мой А-Хуань, — признался Сычжуй. — Смутило немного — да, было неловко — тоже, но странным образом меня не испугали чувства к тебе. — Но ты все же хотел нанести себе удар дисциплинарным кнутом, — осторожно заметил Сичэнь. — Во мне говорили правила, мой А-Хуань, — признался Сычжуй. — Я хотел это сделать, будучи уверенным, что боль послужит искуплением и заменит мне клятву верности тебе… — Что ж, во всяком случае, со мной тебе спокойнее, чем с кем бы то ни было еще. — Сичэнь привлек Сычжуя к себе и поцеловал в лоб. — Возможно, тебе попросту хотелось покоя рядом со мной. Пусть так, А-Юань, я никогда не осуждал тебя, что бы ни случилось, а брат и дядя — тем более. Только не причиняй себе боли, прошу тебя. — Мой А-Хуань сделает мне ванну? — спросил Сычжуй, благодарно улыбаясь. — Разумеется, с радостью, — кивнул Сичэнь.       Сычжуй, чувствовал, как у него слегка кружится голова от счастья. Сичэнь обнял его оба и отвел в купальную, где снова приготовил юноше роскошную ванну, перенес в комнаты после купания и уложил на постель. Сычжуй, поняв, что его ожидает новый чудесный сюрприз от возлюбленного, лег на живот, выдохнул и сладко вытянулся в предвкушении. Сичэнь улыбнулся, и, увлажнив ладони маслом, коснулся плеч Сычжуя, даже не столько массируя, сколько поглаживая, легко и очень мягко, спину и бедра юноши, особенно нежно касаясь точек, отвечающих за успокоение. Это оказало свое действие и Сычжую понемногу стало казаться, что так испугавшее его видение о разлуке с теми, кого он любит больше всего, это лишь сон, а не предвестие печального будущего или чего-либо дурного. Сичэнь, зная, что тревожит названого племянника, продолжая массировать тело Сычжуя, склонился к нему и прошептал: — Не надо грустить, А-Юань, даже если что-то и случится, мы будем вместе. — А если что-то случится с тобой? — со слезами в голосе спросил Сычжуй. — Тише, тише, — очень нежно шепнул Сичэнь. — Если что-то случится со мной, дядя Цижэнь всегда будет рядом, он обещал позаботиться о тебе. — Но, прошу, не думай об этом… Он бережно перевернул Сычжуя на спину и принялся снова поглаживать — плечи, грудь и живот. Когда он коснулся тела юноши чуть ниже, Сычжуй сладко вздрогнул, почувствовав жар в «нефритовом стержне». Сичэнь не стал укорять его за недостаточную сдержанность, но и не стал ласкать слишком явно — лишь погладил бедра Сычжуя с внутренней стороны, нежно разводя их чуть шире. Сычжуй невольно подался вперед, навстречу любящим рукам. — Не бойся, А-Юань, я не сделаю тебе больно, никогда, — шепнул Сичэнь целуя его плечи, а ладонь Сичэня переместилась на самый деликатный участок тела Сычжуя. Тот тихо ахнул, чувствуя вместе со сладким теплом от пальцев названого дяди перетекающую в его тело духовную энергию. — Теперь ты понимаешь? — прошептал Сичэнь, не прерывая ласк. — Духовная энергия, переданная в момент наивысшего обоюдного наслаждения, становится сильна вдвойне. — О да, мой А-Хуань, теперь я понимаю, — прошептал Сычжуй. — Потому что партнеры открыты друг другу, как никогда, давая и принимая особенно легко. Недаром золотое ядро располагается именно в нижней точке даньтянь… Это и есть одна из тайных техник ордена Лань? Сичэнь не ответил, но улыбнулся утвердительно, легонько целуя и поглаживая. Сычжуй обвил руками Сичэня и прошептал: — Ещё… Сичэнь кивнул, отвечая на объятие Сычжуя. Уложив племянника на бок, он прильнул к нему так плотно, как это было возможно, продолжая целовать. — Моя драгоценность… — прошептал он. — Я никогда не был так счастлив, как с тобой. Само Небо послало нас друг другу… — Я хотел бы ответить на ласки моего А-Хуаня, — ответил Сычжуй, тоже вполголоса. — Не думай об этом, — мягко ответил Сичэнь между поцелуями. — Не думай о необходимости возвращать то, что я даю тебе — просто бери, не переживая ни о чем. — Но и я хочу ответить на твои ласки не из чувства долга, — прошептал Сычжуй. — Лишь потому, что мне нравится целовать и гладить тебя. — Ты любил это ещё в детстве — мог ли я тебе это запретить? Никогда, — улыбнулся Сичэнь. — Но я ласкаю моего А-Юаня, потому что хочу сделать приятно моему А-Юаню, а не потому, что жду ответных ласк. Понимая его правоту, Сычжуй перестал думать о чем-либо, касающемся долга или обязанностей и на какое-то время полностью потерялся в ласках Сичэня.       Когда Сычжуй пришёл в себя после, его сознание было ясным, как никогда. Духовная энергия, Сичэня, переданная Сычжую, переливалась и сияла в его теле, придавая сил, так что, когда Сичэнь предложил ему отдохнуть, он, напротив, попросил отвезти его в сосновые рощи Облачных Глубин. Сичэнь охотно исполнил его просьбу, и только спросил, хотел ли бы Сычжуй полететь на своем мече или на одном мече вдвоем, и Сычжуй выбрал второе. Встав на меч, Сичэнь особенно нежно обнял юношу, посоветовав вполголоса: — Поспи немного. Не помешает. Не бойся, я крепко тебя держу. Сычжуй закрыл глаза, склонив голову Сичэню на плечо, и оба отправились в одну из сосновых рощ Облачных Глубин — в совершенно особый ее уголок: в глубине этой рощи располагался один грот, где летом было прохладно, а зимой вода в украшавшем его озере не замерзала и в самые сильные холода. — Как здесь хорошо… — вздохнул Сычжуй, успевший сладко вздремнуть в объятиях Сичэня. Юноша пришел в такой восторг, что тут же сбросил с себя все одежды и нырнул в озеро. Сичэнь последовал его примеру. — Мы помедитируем здесь вместе? — спросил Сычжуй. — Может быть, немного позднее, — ответил Сичэнь. — Вначале поплаваем хорошенько.       Пока Сичэнь и Сычжуй плавали, целуясь, обнимаясь, брызгаясь друг в друга водой и плескаясь так, словно не существовало вовсе никаких правил, предписывающих сдержанность, в гроте, незаметно для них обоих, появился Се Лянь. Приподняв белоснежные одеяния, он разулся, и, легонько улыбаясь, опустил ступни в теплую воду, затем неслышно, вынул ступни из озера (те обсохли мгновенно, словно сами по себе). Беззвучно, на одних кончиках пальцев, подошел к стене грота и подушечки пальцев его рук заскользили по камню, изображая сцену, которая, по мнению Сычжуя, едва ли могла произойти. Он, Се Лянь, вынимает больного лихорадкой Сычжуя из дупла дерева на горе Луаньцзан и передает его только что прибывшему Ванцзи. Сычжуй взглянул на изображение и прошептал: — Гэгэ мог быть там невидимым и шепнуть Ханьгуан-цзюню, чтобы он нашел меня… Юноша невольно залюбовался изображением, оставленным Се Лянем. Оно запечатлелось на стене грота весьма необычно: Се Лянь словно бы рисовал воздухом — фигуры были ясно различимы и вместе с тем совершенно прозрачны. Се Лянь весело взглянул на Сычжуя и легонько подул на вытянутую перед собой ладонь, словно сдувая с нее нечто, и тут же картина, оставленная на стене грота Се Лянем, окрасилась в самые нежные цвета и оттенки.       Сичэнь, тем временем, наплававшись вдоволь, вышел из озера, помог выбраться Сычжую, обсушил обоих при помощи духовной энергии и помог одеться. Сычжуй нырнул в объятия возлюбленного и тут же обнял Се Ляня так крепко и нежно, что лицо того согрела такая теплая улыбка, какой на лице божества не появлялось уже давно. — Тогда, в дупле, я спросил: «Кто ты, гэгэ?..» — прошептал Сычжуй, снова обнимая Се Ляня. — Как ты оказался здесь? — Я пришел сам, — просто ответил Се Лянь. Он тихо засмеялся, легонько поводил ладонью в воде озера, которая мгновенно засветилась, не утратив прозрачности, напротив, казалось, стала ещё чище. Се Лянь взял Сычжуя на руки, снова раздел, и, не выпуская из рук, почти бесшумно прыгнул в воду. Сычжуй тихо ахнул от восторга, ощутив, что вода стала ещё теплее, чем была в ваннах, которые он принимал по вечерам. — А-Юаню хорошо? — прошептал Се Лянь. — Словом «хорошо» это не описать… — тоже вполголоса ответил Сычжуй, чувствуя, что вода не только сделалась теплее, но и стала словно бы мягче, касаясь его тела, словно шелк, а остатки слабости покидают его тело сами собой. — Се Лянь-гэгэ ведь наблюдал за мной все эти годы с того самого дня, когда я увидел Се Ляня-гэгэ в дупле дерева на горе Луаньцзан? — А-Юань понял верно, — кивнул Се Лянь. — Ты это помнишь? — Теперь вспомнил, — кивнул Сычжуй. — Я помню, как лежал, свернувшись, в дупле и видел фигуру в белых одеждах со шляпой доули за спиной и с лентой на шее, помню, как ты улыбался мне и говорил только одно: «Живи»… Может, это и помогло мне продержаться до прихода Ханьгуан-цзюня. А если бы… — Он помедлил. — Если бы не получилось, Се Лянь-гэгэ взял бы меня к себе? Се Лянь обнял Сычжуя, легонько баюкая у себя на плече. — Не тогда и не сейчас, А-Юань, — мягко ответил он. — Ты был слишком нужен здесь и до сих пор нужен. Он еще немного подержал Сычжуя в объятиях, прислушался к течению духовной энергии в его теле и, поняв, что юноша в полном порядке, вышел из озера, вторично обсушив и одев, после чего Сичэнь, Сычжуй и Се Лянь сели медитировать вместе. Затем все трое долго беседовали. Воздух в пещере сделался легким и сладким, так что им было не надышаться — Се Лянь видел, как Сычжую и Сичэню хорошо здесь. Чуть позднее все отправились в небольшое путешествие, поскольку Сычжую хотелось немного полетать, прежде чем оказаться дома. Се Лянь, которому не нужен был меч, чтобы летать, держал Сычжуя на руках, бережно обнимая. Но и Сичэнь время от времени брал на руки юного возлюбленного. — Не слишком высоко, прошу, — вполголоса попросил Сичэнь. — Все же в небе довольно холодно. — А-Юаню не будет холодно, — пообещал Се Лянь, улыбаясь, и незаметно доставил Сычжуя и его возлюбленного домой. — Гэгэ будет навещать нас? — спросил Сычжуй, обнимая на прощание бывшего бога войны. Сам Се Лянь уже давно не считал себя таковым, в мире людей и богов его с того самого дня, как он помог выжить Сычжую, звали «богом потерянных», но Се Лянь только гордился этим прозвищем. Находить потерянных возлюбленных, заботиться о потерянных душах, помогать тем, кто ощущал себя потерянным — все это было куда приятнее, чем покровительствовать сражениям. — Непременно, — пообещал Се Лянь, улыбаясь. — В Гусу так красиво и спокойно — я люблю бывать здесь. — И вполголоса добавил: — Но не проси меня взять тебя с собой, А-Юань. Если бы я это сделал, А-Юань слишком тосковал бы о своих возлюбленных. — Действительно, тут гэгэ прав, — признал Сычжуй. — Но я могу поспособствовать счастью А-Юаня, насколько это в моих силах, — ответил Се Лянь. — Это сделало бы только счастливее меня самого. Он слегка погладил рукавом лоб Сычжуя, взлетел и растаял в облаках. Сичэнь обнял юного возлюбленного, бережно прижав к себе. — Не уходи, А-Юань, — прошептал Сичэнь. — Это было бы слишком больно… — Гэгэ уже спас меня однажды, мой А-Хуань, — мягко ответил Сычжуй. — Он не сделает мне плохо. Если бы мне и пришлось покинуть мир людей, я наверняка утопил бы Небеса в слезах… — Прошу, не говори об этом, — тихо сказал Сичэнь, привлекая Сычжуя к себе и целуя в волосы. — Однажды мы уже едва не потеряли тебя — много лет назад, я не хочу, чтобы это случилось снова. — Этого не будет, мой А-Хуань, — пообещал Сычжуй, и Сичэнь нежно обнял его. — Не тревожься, А-Юань, — прошептал Сичэнь. — Дядя ведь знает о нас с тобой и не станет наказывать ни тебя, ни меня. — Я знаю, мой А-Хуань, — прошептал Сычжуй. — Но… Если я попрошу тебя подарить мне дитя? Да, наставник Лань настоял, чтобы никто не знал, что мы вместе, но если у нас будет дитя, никто не станет осуждать нас, а у клана будет наследник или наследница… — Я был бы только рад, нас ведь не связывает кровное родство, но как, А-Юань? — Се Лянь-гэ ведь касался меня — держал на руках в озере. Теперь, если мой А-Хуань передаст мне часть своей духовной энергии, мое золотое ядро станет вместилищем для ребенка. — В медитации? — уточнил Сичэнь. — Нам не потребуется медитировать, — улыбнулся Сычжуй. — Просто коснись моего золотого ядра — моей точки даньтянь. Больше ничего. Сичэнь понимающе кивнул. Он перенес юного возлюбленного на постель, раздел и уложил на спину. Предварительно напоив юношу чаем, активизирующим ци, и нежно поглаживая одной рукой, второй он коснулся области на теле Сычжуя, где располагалось золотое ядро, и начал делиться с ним духовной энергией. Сичэнь передавал ее удивительно щедро, да и Се Лянь наверняка как-то поспособствовал Сычжую, зная о его любви к Сичэню. Духовная энергия Сичэня, соединившись с ци Сычжуя, преобразовалась в жизненное начало и разделилась натрое — жизненное начало Сычжуя, духовная энергия Сичэня и дар Се Ляня преобразовались в три будущих жизни — двух девочек и мальчика. — Как это чудесно, А-Хуань… — прошептал Сычжуй. — Лучше, чем когда мы любили друг друга… Сичэнь укрыл юношу одеялом, обнял и продолжал поглаживать его тело. — Духовная энергия в твоем теле действительно течет иначе, — заметил Сичэнь. — Не следует ли мне показаться целителю, чтобы подтвердить, что нам удалось? — спросил Сычжуй. — Позднее, — решил Сичэнь. — Сейчас наверняка было бы ещё слишком рано. Через месяц или два. — Да, в самом деле, — согласился Сычжуй. — Но наставник Лань пусть знает уже сейчас — от него мы не можем скрывать подобного. — Ты прав, — согласился Сичэнь. — Дядя, Ванцзи, молодой господин Вэй — пусть знают все наши близкие. — Обними меня, — попросил Сычжуй, прильнув к Сичэню. Тот охотно исполнил просьбу любимого, и, тихонько баюкая, спел ему нежную колыбельную, которую пел еще в детстве: Золотые карпы Принесут удачу, Прочь уйдут тревоги, Засыпай, любимый… *       Цижэнь, узнав обо всем, против всяких ожиданий, не стал сердиться, а лишь вздохнул, сказав: — Что ж… Я предчувствовал, что все будет к лучшему, и в итоге так и сложилось. Теперь вам обоим нужно быть вдвойне осторожными. — Наставник Лань не осуждает нас? — спросил Сычжуй осторожно. — За что, А-Юань? — мягко улыбнулся Цижэнь. — Ваши дети — не плод кровосмешения, вы даже почти не касались друг друга, чтобы зачать. К тому же, если вам помог сам Сяньлэ, мне ли возражать? Так что пока — никаких ночных охот для вас обоих. Тебе нужно беречь себя, а Сичэню лучше быть рядом.       Сичэнь и Сычжуй охотно последовали его совету. Сычжуй медитировал, продолжал занятия музыкой, регулярно навещал целителей и беседовал с духом Вэнь Цин, дававшей ему советы. Юношу не оставляли Цижэнь и Ванцзи, как и Вэй Усянь, играя ему мелодии, способствующие здоровью при беременности, а когда Сычжую стало сложно ходить, Сичэнь охотно носил его на руках.       Однажды, когда до рождения детей оставалось не так уж много, Сычжуй упросил Сичэня взять его к водопадам на прогулку. Сичэнь вздохнул — все же юноше сейчас следовало больше лежать в постели и готовиться к родам. Но не стал возражать, и, взяв с собой укрепляющие снадобья и немного еды (Сычжую теперь сильнее и чаще обычного хотелось кушать, особенно он любил фрукты и легкое рисовое печенье), завернул его в плащ, взял на руки и, встав на меч, полетел к водопадам. Когда оба там оказались, Сичэнь расстелил плащ на лугу, полном цветов, сел и позволил Сычжую лечь и положить голову к себе на колени. — Чего мой А-Юань хотел бы? — нежно спросил Сичэнь. — Есть, — признался Сычжуй, слегка покраснев. — Мне теперь все время хочется есть. Кажется, так недавно съел супа с пирожками, а все равно хочется… Сичэнь кивнул, прекрасно понимая, что сейчас подобное для Сычжуя в порядке вещей, и посоветовал: — Выпей персикового сока и скушай рисового печенья — это легкая пища и она придаст тебе сил. — Вынув из рукава фарфоровую бутылочку с персиковым соком и горсть рисового печенья, он разделил с Сычжуем скромную трапезу, чтобы ему было не так одиноко есть. — Как вкусно, мой А-Хуань… — прошептал Сычжуй. — Совсем просто, но так вкусно — мне теперь все кажется вкуснее обычного. — Что ж, это замечательно — значит, нашим маленьким тоже нравится и они вполне счастливы, — улыбнулся Сичэнь. — Сыграть тебе на Лебин? — О да, прошу тебя… — произнес Сычжуй вполголоса, ложась на бок и закрывая глаза. Сичэнь вынул из рукава флейту и заиграл умиротворяющую мелодию, надеясь, что Сычжуй заснет, и он сможет доставить юношу домой и поручить лекарям. Но все вышло иначе. Сычжуй, уже погружавшийся в спокойный полусон под мелодию Сичэня и плеск воды неподалеку, неожиданно открыл глаза. — Что такое, А-Юань? — заботливо спросил Сичэнь, отнимая Лебин от губ. — Дети беспокоятся? Тебе нехорошо? — Судя по всему, уже… — прошептал Сычжуй. — Прости, ты ведь предупреждал меня, что сейчас нужен покой… — Летим домой, — решил Сичэнь, но не успел даже встать, как в воздухе послышался шелест шелковых рукавов и оба увидели рядом с собой Се Ляня. — Нет нужды, — сказал он вполголоса. — Я дал А-Юаню возможность зачать и выносить, я же должен и помочь. Он понимающе взглянул на Сичэня: — Не бойся, со мной А-Юаню будет безопаснее, чем с лучшими целителями. — Позаботься об А-Юане, — попросил Сичэнь. — Непременно, — пообещал Се Лянь, — согревая воздух вокруг движением руки, чтобы Сычжуй мог снять одежды, не чувствуя холода. Се Лянь снял с себя еще и собственный плащ и уложил на него юношу, помогая ему раздеться. — Мне нужно будет заснуть? — спросил Сычжуй. — Я все сделаю, — пообещал Се Лянь и сказал Сичэню: — Обними А-Юаня, пусть так и лежит головой на твоих коленях — это лучше всего. — Хорошо, — кивнул Сичэнь, щедро передавая возлюбленному духовную энергию, а Се Лянь тем временем легонько провел кончиком пальца по телу Сычжуя в области золотого ядра и поочередно, без всякой боли, извлек из тела Сычжуя троих младенцев чудесной красоты. Чистой воды, чтобы обмыть детей сразу после рождения, рядом было в избытке, Се Ляню оставалось лишь согреть ее. На то, чтобы заживить рану Сычжуя, у него ушло одно мгновение, и Сычжуй, наблюдая за всем этим, невольно рассмеялся от счастья. — Дай мне подержать наших маленьких, прошу… — прошептал Сычжуй, пока Сичэнь помогал ему одеться. Се Лянь завернул всех троих детей в свои верхние одежды и протянул их Сычжую. — Им понадобится кормилица? — спросил Сычжуй. Се Лянь чуть заметно покачал головой и легонько прикоснулся рукой к груди Сычжуя. — Попробуй, — только и сказал он. Сычжуй приложил своих детей к груди и тихо ахнул. — Я ожидал боли, а это так сладко… — прошептал он, пока младенцы делали первые глотки молока. — Тебе не будет больно, А-Юань, я это обещал, — ответил Се Лянь. — Я хочу домой, — признался Сычжуй. — Мы уже можем вернуться? — Разумеется, — кивнул Се Лянь, пока Сичэнь заворачивал возлюбленного в плащ. — Хочешь, я понесу твоих маленьких? — Нет, я могу нести их сам, — ответил Сычжуй, а Сичэнь нежно улыбнулся: — У меня хватит сил на четверых, — ответил он, подхватывая на руки Сычжуя с детьми. — Знаю, — кивнул Се Лянь, тоже улыбаясь. — Но все же я провожу вас до Облачных Глубин. — Признайся, ты ведь нарочно подсказал нам мысль отправиться к водопадам, гэгэ? — спросил Сычжуй, когда они летели обратно. Се Лянь не ответил, но по улыбке, играющей в его глазах, Сычжуй понял, что недалек от истины. — Сяньлэ придет на церемонию имянаречения наших маленьких? — спросил Сичэнь. — Мы были бы очень рады. — Во всяком случае, я преподнесу им подарок, — пообещал Се Лянь. Простившись с возлюбленными у ворот Облачных Глубин, Се Лянь уплыл на воздухе, улыбаясь обоим на прощание.       Увидев, что Сичэнь и Сычжуй вернулись с водопадов с тремя детьми, Вэй Усянь расцвел улыбкой, Ванцзи тоже улыбнулся, хоть и едва заметно, но ничуть не менее искренне, а Цижэнь, хоть и был столь же счастлив, слегка покачал головой. — А-Юаню следовало готовиться к родам, а вы затеяли полет на мече… А если бы Сяньлэ не оказалось рядом? — Но ведь все сложилось как нельзя лучше, — улыбнулся Сичэнь, — и мы сейчас же покажемся лекарям, чтобы подтвердить, что все благополучно. Цижэнь вздохнул, но Сичэнь видел, что его глаза улыбаются. Он проводил Сычжуя к целителям, которые лишь подтвердили, что с Сычжуем и детьми все в полном порядке и что их потенциал, как будущих совершенствующихся, огромен. — Само небо благословило наше счастье, А-Хуань… — прошептал Сычжуй, чуть позднее засыпая в объятиях Сичэня. — Я это знал, А-Юань, всегда знал, — кивнул Сичэнь. — Вопреки любым запретам. А ты уже решил, как назовешь наших маленьких? — О да, — ответил Сычжуй. — Дочек будут звать Ланьюнь — «голубое облако» и Юймин — «яркий нефрит», а сына — Дэшэн, то есть, «победа добра». Девочки будут носить такие имена в честь вас с Ханьгуан-цзюнем, а наш мальчик — в знак того, что добро всегда побеждает, иной раз вопреки всему… — У моего А-Юаня чудесный вкус, — улыбнулся Сичэнь, целуя его в волосы. *       Когда торжество имянаречения детей Сичэня и Сычжуя осталось позади, возлюбленных снова навестил Се Лянь, чтобы подарить каждому из трех детей по вышитому серебром и золотом шелковому талисману. — Теперь все будет хорошо, — пообещал он, лаская маленьких, лежащих в колыбельках. — Я буду рядом и непременно приду на помощь, если потребуется. — Мы так тебе обязаны, — прошептал Сычжуй. — Берегите друг друга — большего мне и не нужно, — нежно ответил Се Лянь и вылетел в окно. — Мой А-Юань, мое счастье… — прошептал Сичэнь, привлекая Сычжуя к себе. — Мой А-Хуань, посланный мне богами… — тихо ответил Сычжуй, склоняя голову ему на плечо.