Русал

Приятное одиночество прерывали лишь шум волн да легкого ветра, что так игриво зарывал свои пальцы в темные пряди. Большие листья отбрасывают причудливые тени на покрасневшую, слегка влажную от пота кожу. Хочется заурчать от жара, что растекается по телу, вылизывает своим теплом внутренности, оставляя приятную пустоту в голове. Однако умиротворяющая, слегка меланхоличная картина рушится, когда томный взгляд скользит по фигуре на пляже. На частном пляже. На пляже, где мог находиться только Рин. И все бы ничего – он мог спокойно вышвырнуть незнакомца, однако эта мысль даже не успевает проскользнуть. Итоши напрягается, всматривается и замирает от внезапного ужаса. Человек сжался, болезненный скулеж срывается с сухих лепестков губ, некогда девственно чистая кожа бурлит, покрывается волдырями и рвется, мышцы напрягаются в попытках облегчить боль от жжения ран. Он извивается на белоснежном песке, порочит его своей кровью, а песчинки в ответ въедаются в рану, будто насмехаясь над жертвой, мучают его до закатанных глаз и слюны у рта. Изумленный Рин наблюдает, изучает, подходит чуть ближе. Теплый румянец на щеках заменяет бледность, мгновение – и приятной жары будто и не было, дикий страх обрушивается на Итоши, когда он замечает хвост. Рыбий такой, длинный и безумно красивый. Он – самая прелестная ткань во вселенной, подобен полярному сиянию, что так опасно завлекает своим изумрудным блеском, влюбляет. Хочется провести пальцами по зеленоватым, словно покрытым перламутром, чешуйкам, прижаться нежной кожей, провести языком и всем телом наслаждаться вкусом соли. Совершенно не тронутый беспощадным солнцем, он трепещет от мук своего хозяина, переливается под горячими лучами, зарывается в огненный песок и подбрасывает его вверх. Такой живой, фантастический, до дрожи пугающий, но такой манящий. Руки зудят от желания ощупать полупрозрачные плавники ожившей перед ним сказки; эти изгибы напоминают морские волны, такие плавные и мягкие, безмятежные, в Итоши просыпается жажда окунуться в них с головой. Рин делает шаг и существо замечает его. Оно поднимает воспаленный взгляд, шипит. Инстинкты кричат об опасности, русал знает, что человек сделает больнее, убьет и заберет как сувенир. Сделает наградой, любуясь, будто сокровищем, до омерзения довольно всматриваясь в каждую деталь его тела. Спустя несколько часов вне воды, оно – ничто перед человеком. Когтистые руки перестают попытки дотянуться до моря, вены набухли, гордо красуясь среди крови на изувеченной коже. Существо хочет выть, пока человек подходит все ближе, ранит холодным взглядом сильнее, забирая последнюю надежду на спасение. Острая боль продолжает терзать, пока оно закрывает лицо, а синева глаз истекает горькими слезами. Словно завороженный, Итоши подходит ближе, с опаской продолжает разглядывать из-под трепещущих ресниц. Кажется, существо настолько ослабло, что даже малейшей царапины не сможет оставить на крепком теле. «Выглядит так жалко» - эхом проносится в голове, страх уходит на задний план после этой мысли, адреналин зашкаливает, Рин почти не верит тому, что видит. А русал поворачивается спиной, пытается сжаться в комок, - будто это поможет такому хрупкому существу на суше, - но окончательно отвернуться, спрятаться в мнимой безопасной скорлупе ему не позволяют: хватают за предплечья, переворачивая обратно. Рин отрывает запястья существа от лица и всматривается в истощенные радужки, а там - настоящий океан штормит, ярость с ужасом смешались, последний раз плескаются в радужке, пока из глубины не всплывает отчаяние. Цепкий взгляд касается изящной шеи, замечая серебристую безделушку: тонкая цепь раздражает и без того покалеченную кожу, оставляет алый след, потертый медальон удобно умостился во впадинке между ключицами, красуясь аккуратно выцарапанным – «Йоичи». Существо замирает в ожидании своей кончины, в голове льются тысячи сумбурных мыслей, каждая заставляет напрячься, зажмуриться, лишь бы не видеть того, как человек достает что-то отдаленно напоминающее на острый камень, замахивается… - Тебе страшно? – спокойный голос раздается над ухом, суровый, но совершенно не пугающий; Итоши замолкает на секунду, пытается найти на пораженном лице отголоски понимания: - я отнесу тебя в воду, ты ведь нуждаешься в ней? Не дергайся, если больше не хочешь ощущать все прелести июльского солнца на берегу океана. И оно не смеет пошевелиться, без остатка отдается во власть Рина, что мягко поднимает его. Раскалённая пыль сыпется с потрепанной кожи, освобождает величественный плавник. Знойный ветер проходится по ранам, заставляя дрожать в руках человека сильнее, пока тот медленно приближается к океану. Вода приятно ласкает ноги, расцеловывает бархатную кожу, пока Рин заходит в нее все дальше и останавливается, когда чувствует, как неприятно липнет ткань шорт и волны шаловливо щекочут где-то в районе живота. Он постепенно опускает русала в объятия влаги, пока сам взгляд не может отвести: хвост очистился от лишних песчинок, блистает еще ярче, насыщеннее, и плавник довольно извивается, наслаждается долгожданной прохладой. Существо тихонько хнычет, когда раны наконец-то промываются, а привычная соль приятно покалывает кожу, словно поздравляет с возвращением домой и радостно смеется. - Будь осторожен, - хрипло звучит, когда крепкие руки отпускают уставшего русала, тот задевает плавником его ногу, уплывает, смакуя свободу на кончике языка, и, казалось бы, оставляет Итоши наедине. Но, прежде чем окончательно погрузиться в уютные глубины океана, останавливается, размышляя мгновение, дабы вернуться, поманить доброго человека пальцем и, обхватив шею, оставить поцелуй в благодарность. Мокрые уста прижимаются к щеке Рина, его глаза в удивлении распахиваются, пока сильные руки придерживают существо у рёбер. Все еще дрожащие от боли пальцы снимают украшение, руки скользят по бледной коже напротив, ласкают мышцы, когда наконец-то доходят до чужой шеи, застёгивая цепь. Спустя секунду русал снова под водой, брызги заставляют зажмурить глаза, так и не позволяя напоследок насладиться полярным сиянием. Капли стекают по темным волосам, взгляд не может оторваться от горизонта. Теперь существо, - нет, Йоичи, - где-то там, зализывает раны и урчит от удовольствия, возможности расслабиться. Кулак сжимает медальон, пока необъяснимая тоска наполняет его. Об этом дне так никто никогда и не узнает. Было что-то волнующее в том, чтобы оставить их знакомство в секрете, хранить воспоминания об этом существе за закрытой дверью в сердце. С того дня Итоши преследовали трепет по ночам от мыслей о нем, а кончики пальцев коварно покалывали, словно продолжали ощущать вес хрупкого тела и шероховатую, покрытую десятками ран кожу. Рин желал увидеть его снова, осторожно стиснуть в объятиях, наконец-то прикоснуться к изумрудному блеску его хвоста, окутать своим теплым дыханием… Былой страх окончательно испарился еще в момент, когда он заглянул в глаза, что сияли в обрамлении черных, слипшихся от слез ресниц подобно сапфирам. Сейчас остался лишь восторг от пережитого. Но вдруг все это было лишь чудесным сон? Такое соблазнительное, горько-сладкое ведение из мира грёз. Эти рассуждения удушают, пытают, заставляют сомневаться в здравомыслии. Итоши ходит на их пляж каждый день, вглядывается в бесконечную морскую гладь, пока надежда медленно тлеет в нем. Однако через пару недель оказывается, что все эти переживания были бессмысленны. Ведь вот он – его оживший миф, его новая мечта, - прямо перед Рином. Лежит на огромном камне в воде, наблюдает за янтарным закатом и игриво подбрасывает плавником воду, удовлетворенно сощуриваясь, когда прозрачные капли россыпью поцелуев опускаются на торс. Раны прошли, открывая молочно-белую кожу, показывая ее во всей красе. Итоши быстро снимает надоедливые шорты, путается, чуть ли не разрывая невинную ткань, кидает рядом с полотенцем и подплывает к камню. Лишь бы не показалось, лишь бы успеть. И ему совершенно все равно на все байки про русалок, которые утаскивают на дно океана юношей. Не имеет значения, что это может быть опасно, он откидывает надоедливые мысли. Рин подплывает, опирается на шероховатый камень и кривится от того, как сильно тот царапает чувствительную кожу. А существо слегка удивляется, дабы через секунду одарить его широкой, такой теплой, искренней улыбкой. Йоичи сверкает глазами и протягивает влажные пальцы, зарываясь ими в отросшую челку. Сапфиры всматриваются в бирюзу напротив, будто хотят залезть глубже, услышать каждую мысль человека, понять его, прежде чем откинуть чужие волосы назад, потянутся носом к носу. Это так чертовски хорошо и Итоши не сдерживается и наклоняется над ним, легонько чмокая в губы. Раз, второй, третий – дразнит, когда рука Йоичи зарывается в темные пряди глубже, настойчиво тянет к себе. А вечернее солнце ласкает своими теплыми лучами, пока две одинокие души отчаянно сливаются в долгожданном соленом поцелуе.