лев ловит сокола

      Нахождение в резиденции Басу оборачивается для меня сплошным мучением. Именно там я понимаю, что значит оказаться в пасти льва;       что значит попасть в твои залитые кровью руки — сильные, крепкие, безжалостные, удушающие.       Твой приезд меняет положение дел только в худшую сторону. Воздух на каждом собрании пропитывается гнетущим напряжением, в твоём присутствии тело сковывается невидимыми и тяжёлыми цепями. Остальные члены дюжины чувствуют то же самое — хватает одного лишь их вида, чтобы это понять. Ни от кого не укрывается, сколько злобы плещется в твоих янтарных глазах, и только представителям уходящего поколения известны причины, по которым ты дал омрачить свою душу, а другим остаётся лишь трепетать от страха под гнётом угроз, обвинений и нападок — и все исходят от тебя. Я не ищу оправдания твоим зверским поступкам и асурам, что заполонили твоё нутро, но и воспротивиться тебе не в моих силах.       Я часто смотрю на фамильное кольцо. Сокол — это символ победы и силы; это птица, заточившая тупые когти об огонь и сумевшая дать отпор врагам. Однако общее, что я чувствую с этой птицей, это желание летать, но любая попытка пресекается внезапным и молниеносным появлением льва, который всё никак не изъявит желание окончательно меня прикончить.       Ты, господин, и есть настоящий хищник, чью мягкую поступь не слышишь, но чувствуешь, как острые клыки изо всех сил дерут твою плоть, и каждый раз ты рычишь прямо в лицо:       — Ты — дюжина! Не смей же ослушаться нас!       На очередное приглашение навестить Видию моё сердце в ужасе замирает, а тело пробирает дрожь. Архат видит, как мои пальцы слабеют и роняют письмо. Обеспокоенный слуга спрашивает, в чём дело, но я оставляю вопрос без ответа и отдаю распоряжение подготовить в скором времени повозку, что доставит меня из особняка де Клера в резиденцию Басу. Я всё чаще замечаю, что на английской стороне моей душе гораздо спокойнее, нежели в львином прайде.       Я ступаю по коридорам осторожно, едва слышно, лелея крохотную надежду, что сегодня не встречу тебя. Но стоит кромке фиолетовой ткани мелькнуть из-за угла — и я в ужасе готова бежать, куда глаза глядят.       Но это лишь Видия Басу. Случайно столкнуться с ней наедине — не самое ужасное, потому что она женщина. А ты мужчина, жестокий и жаждущий, и твой возвышающийся надо мной силуэт всегда предвещает боль и мучения, а жадный и хищный взгляд, что горит огнём, лишь подкрепляет мои опасения.       Я следую за Видией и на крохотное мгновение чувствую себя в безопасности. Да, мне известно, что твоя покорность перед ней лишь показное. Ты поступаешь так, как тебе вздумается, и твоя импульсивность всегда прощается, но перед ней оказывать неуважение перед женщиной, представительницей третьего рода по важности, для тебя непозволительно. И всё же внутри в очередной раз что-то надламывается, когда в зале собраний я встречаю твой стан в лучах уходящего солнца и оскал дикого зверя с выраженным шрамом на лице, что так и кричит: Доран Басу выйдет из любой передряги живьём! Ты давишь на меня своим присутствием, даёшь понять одними приподнятыми уголками губ, что очередной беды мне не миновать. Я никогда не смогу убрать тебя со своего пути.       Ты преследуешь, охотишься за мной, а стоит мне остаться одной — настигаешь меня, пугаешь, изводишь, заставляешь страдать. Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной, тебе нравится иметь власть надо мной, и ты знаешь, что не в моих правах тебе противиться: стоит оказать мне неповиновение и меня сразу же казнят за предательство.       А доказать тебе это не составит труда.       — И нравится быть тебе английской подстилкой, госпожа Шарма?       Ты, как настоящий охотник, поймал свою беспечную добычу, догнав меня в тёмном коридоре ваших имений. Мне страшно, мне больно: ты заламываешь руку, моя щека плотно прижата к стене, спиной я чувствую твой могучий торс и опаляющее кожу дыхание, чувствую, как ты аккуратно гладишь меня по волосам.       Но лишь чтобы в другую секунду резким движением намотать их на кулак, с размахом припечатать мою голову к той же стене и безжалостно швырнуть в сторону. Останется след, но всем я солгу, что второпях запуталась в палле сари.       Рухнув на колени, я безмолвно стараюсь справиться с оглушающей тупой болью и жгучими слезами, кусаю губы, чтобы не дать себе закричать, и почти задыхаюсь. Чувство безысходности накрывает меня с головой: никто не придёт на помощь и никак мне отсюда не сбежать.       — Ты думаешь, никто ничего не замечает?! Хочешь совершить вероломство?! Глупая, безмозглая госпожа Шарма! За одну лишь мысль я заставлю тебя поплатиться! Ты будешь умолять о смерти, но для тебя это будет слишком хорошо!       Никто отныне к тебе не может подступиться, ты стал практически неприкасаемым. Под твоим зорким взглядом ничто не остаётся в тайне — каким-то образом ты узнал, что моя связь с Тианом вовсе не фиктивная; каким-то образом в вашей холодной войне ты обошёл его. Ты бы мог перехватить бразды правления, но слишком вспыльчивый и гневный нрав затмевает твой разум, что свойственно мужчинам Басу, именно поэтому семейство Басу всегда возглавляет женщина. И всё равно в твоих руках слишком много власти, что даже задаёшься вопросом: как обычный человек может обладать такой силой? Но ты не человек. Ты — часть могущественного рода Басу, отмеченного самой Богиней. Безумство и кипящая кровь — всё от неё, в чём я постоянно убеждаюсь на твоём примере.       — Ты всегда будешь принадлежать дюжине! — больно хватаешь меня за плечи, заставляешь резко подняться на ноги, небрежно встряхиваешь. — Ты всегда будешь принадлежать мне! — выпаливаешь ты, а я на мгновение вижу твой бешеный, сверкнувший ещё не видимым мной желанием, и накрываешь резким и грубым поцелуем мои губы, по-настоящему терзая их; кусая и сминая. Одной рукой нещадно сжимаешь мою шею, другой — хозяйским движением скользишь от моего верха к низу. Делаешь всё то, что ни разу не напоминает нежные и аккуратные касания Кристиана.       Я боюсь шелохнуться, мои глаза наполняются влагой и в ужасе округляются. Но в этот раз всё не заходит слишком далеко. Услышав отдалённые шаги, ты резко отступаешь, ладонью проводишь по вьющимся волосам и поправляешь одежду. Меня продолжает бить дрожь, и ты недовольно вздыхаешь.       — Успокойся немедленно, госпожа Шарма, и ступай к своему мужу. Мы договорим потом, — едко, почти что жадно облизываясь, произносишь ты.       Я опрометью бросаюсь к выходу, пока у меня есть шанс сбежать из этого места. Ближе к повозке стараюсь сделать вид, что всё хорошо, но искренне взволнованный Архат не оставляет меня в покое и пытается добиться внятного ответа. Я впервые угрожаю моему верному другу, что прикажу избить его, и бедолага в ужасе замолкает.       Всю ночь я не смыкаю глаз в строго обставленной на английский манер спальне с Кристианом, который размеренным дыханием разбавляет тишину в комнате, погружённой в полумрак.       — Деви, — уже днём нежно обращается Тиан, сидя на софе перед столиком с разложенными на нём бумагами.       Мы находимся на веранде, которую заливает яркое индийское солнце, по инициативе Кристиана (хотя взглянув на его бледный тон кожи и не скажешь, что он часто наслаждается под жаркими солнечными лучами), возжелавшего поработать на свежем воздухе в моей компании, но после минувшего вечера я сама не своя. Даже живопись, к которой я стала испытывать интерес с подачи новоиспечённого мужа, не может отвлечь от тягостных мыслей, и я отстраняюсь от мольберта на зов мужа.       — На визите что-то случилось? — Кристиан мягок, обходителен со мной: минувшим вечером он не подал виду, что заметил перемены в моём поведении, так как ему не позволяет воспитание вмешиваться в мои дела, связанные с дюжиной, но, видимо, любопытство и беспокойство взяли верх над обычно сдержанным и учтивым мужчиной.       — Хм, — я сначала растерялась, не зная, что ответить, а потом выдала первое, что пришло в голову: — Радха и Анил со дня на день встретят свою наследницу. Немного переживаю за подругу.       И здесь я даже не вру: на собрании действительно поднимался этот вопрос в отсутствие самой Радхи, которая всё никак не могла разродиться, что заставляло сильно переживать дюжину, в особенности Раджа. И состояние роженицы вызывало куда больше опасений, нежели вероятность рождения мальчика, что стало бы громким подтверждением всех слухов касаемо запретной связи главных наследников рода Басу и рода Дубей. Мне действительно боязно за судьбу моей лучшей подруги.       Я поднимаю робкий взгляд на Тиана и по его льдисто-голубым глазам понимаю, что он мне не поверил, но не позволяет себе допытывать и лишь для приличия отвечает:       — Не переживай, дорогая Деви, появление ребёнка на свет - это затруднительный процесс, но его чудесный результат оправдывает все сложности. Радха и, кхм, Анил будут хорошими родителями, а у них будет прекрасная наследница, — и возвращается к губернаторским делам.       Я, в свою очередь, берусь за кисть и продолжаю пейзаж ровно до тех пор, пока не понадобился оранжевый, почти янтарный оттенок. В памяти вспыхивает взгляд, твой взгляд, который вызывает целый вихрь эмоций: от парализующего страха до слепой ярости. В мыслях вижу мной ненавистный твой образ, отчего невольно отбрасываю палитру (будто это поможет вытряхнуть тебя из навязчивых мыслей), случайно задеваю мольберт, который с грохотом падает, а от неожиданности всей ситуации вздрагиваю сама и едва не подпрыгиваю, пока летящий вниз тяжёлый холст захватывает ещё и табуретку с художественными принадлежностями.       — Деви! — Кристиан пугается не меньше меня, бросает документы и сразу же стремится ко мне. Он замечает, что я еле стою на ногах, и на всякий случай подхватывает под локоть, заботливо приобнимая другой рукой. — Всё в порядке? Может, позвать доктора? Ты вся бледная…       — Мне… Я… — не могу больше держать в себе, вспоминаю нашу свадебную клятву и уже собираюсь признаться во всём, что происходит за спиной лорда: — Тиан, мне нужно кое-что сказать…       В этот момент на веранду врывается Архат в сопровождении камердинера Дианы. Оба всклокоченные и чем-то перепуганные. Кристиан продолжает придерживать меня и оборачивается на шум, созданный появлением слуг.       — Госпожа, — Архат выглядит не лучше, чем я, и вдруг у меня появляется дурное предчувствие, за которым я медленно прекращаю чувствовать своё тело, — у меня плохие, просто ужасные новости…       — Может, мы обсудим это потом… — де Клер начинает раздражаться, но следующие слова Архата заставляют его замолкнуть:       — Радха Басу скончалась. Сразу после родов…       Наверное, я могла разбить лоб, но Тиан успевает подхватить меня, всё же потерявшую сознание.       Я вижу страшное, почти безумное: бездыханное тело Радхи, криво ухмыляющегося Анила, обезумевшую Видию, которая от раздирающей боли грудь готова лезть на стену, перекошенное от злости и отчаяния лицо Раджа и сдержанную и о чём-то глубоко задумавшуюся Амриту рядом, крошку Индиру, у которой на этом свете есть только Видия и Сарасвати.       Вижу тебя, господин Басу, замахивающегося на меня золотым кинжалом с аметистовыми камнями.       Через несколько дней после похорон племянницы ты свирепеешь ещё пуще прежнего, грубо хватаешь меня за запястье, несмотря на то, что от прошлого раза там всё ещё не сошли синяки, и стремглав волочишь меня в мужское крыло, прекрасно зная, что никто тебе там не помешает. Солнце давно ушло за горизонт, уступив луне — единственной свидетельнице того, что случилось дальше.       В твоих руках тот самый кинжал, что мерещится в моих кошмарах. Ты внушаешь такой ужас, что мне хочется испариться прямо сейчас. Но не получается, и ты идёшь прямо на меня. Чувство инстинкта заставляет меня отступить, но сбежать не удаётся, и я упираюсь в край стола.       — Убей меня. Не его, — умоляюще шепчу я, пока горячие слёзы бегут по раскрасневшимся щекам — ты здорово прошёлся по ним ладонями, которыми жестоко расправлялся со своими врагами. Ты крепко сжимаешь мой подбородок, из-за чего я вынуждена смотреть прямо в твои яростные глаза, под которыми становится невыносимо тяжело.       Мне кажется, что ты прямо сейчас вырвешь мой язык — так сильно тебя злят мои мольбы о губернаторе. Почти жёлтые глаза чуть ли не искрятся от злости в полутьме и ты уже излюбленной хваткой варварски берёшься за мою шею. Я уже не молю о том, чтобы это поскорее закончилось — оно никогда не закончится, — я уже молю о смерти.       — Бестолочь! — с презрением выплёвываешь ты. — За кого ты готова умереть?! Вспомни уже, наконец, кто ты такая и какое у тебя предназначение. Хочешь, чтобы Анилу перешли все права на твоё место? Думаю, ему это очень понравится, особенно после того, как Радха издохла так унизительно — вот что бывает, когда раздвигаешь ноги не перед тем! Хочешь повторить её судьбу, а? Что бы сказал Кайрас, если бы узнал, как ты пренебрегаешь своими обязанностями, предаёшь собственную же семью?! Вспомни, по чьей вине погибли родители, по чьей вине погиб твой брат!       Я задыхаюсь от слёз, потому что понимаю, что ты прав, но мои чувства к Тиану никуда не деваются. Я по-прежнему готова защищать его ценой своей жизни: он — единственный, кем я дорожу.       — Пожалуйста… — не оставляю надежды дозваться до твоей совести. — Он не заслужил. Я предала — меня и убивай…       Ты просто обескуражен тем, что я пытаюсь донести, но недолго думаешь и рывком встряхиваешь меня, словно так покинувший меня разум вернётся.       — Глупая госпожа Шарма! Дюжине не твоя смерть нужна, а его. Он уже мертвец — это давно было предрешено. Я не приказываю тебе убить его, а даю тебе шанс мгновенно лишить его страданий. А ослушаешься — всё равно умрёт, но от моей руки, и сделаю это куда изощрённее, в чём сама лично убедишься. И это неповиновение я запомню: будешь под моим таким присмотром, что Тамас-Витала покажется тебе слаще каждого прожитого тобой дня. Ты не умрёшь — слишком большая потеря для дюжины.       Лишив меня всякой надежды, ты вручаешь свой кинжал, и тебя даже не смущает, что ты заставляешь меня совершить ужасный и непоправимый шаг подарком, врученным тебе моим же братом. Отчаяние накатывает волнами, я поддаюсь ему и предпринимаю последнюю попытку, после которой я вполне могла лишиться головы, несмотря на мою значимость для дюжины. Я выхватываю кинжал из ножны и замахиваюсь, но ты успеваешь перехватить мои руки и остриё застывает в паре сантиметрах от твоей шеи. Мой план себя не оправдывает, сердце уходит в пятки и в очередной раз бьёт тревожная мысль, что всё бесполезно против тебя.       Если до этого ты ещё держал себя в руках, то сейчас приходишь в настоящее бешенство. Ты сжимаешь мою руку, заводишь за спину и нехило прикладываешь мою голову о поверхность стола. Вновь оглушающая боль меня поражает и в это время ты обезоруживаешь меня. Кинжал с лязгом ударяется где-то в углу.       — Я выбью из тебя всякую дурь, госпожа Шарма, — ядовито шипишь мне прямо на ухо, давя своим весом и прижимаясь сзади слишком тесно.       Всё закончилось. Отрешённая, уже прекратившая кричать и выть, я сижу на краю стола, на котором оказалась взята тобой против моей воли, пока ты застёгиваешь пуговицы на фиолетовом шервани. Взглянув на меня, почти безжизненную, с чёрными следами от растёкшегося макияжа и с кучей отметин и синяков от тебя, которые в полной красе демонстрирует разорванная равика, ты тяжело вздыхаешь, но уже без нареканий, и просто скрываешь мою наготу своей белой узорчатой накидкой.       Что ты чувствуешь, Доран Басу, глядя на девушку, которую ты так просто осквернил своей силой? Я чувствую боль и разочарование; сожаление, что попыталась вонзить кинжал в тебя, а не сразу в себя. Мне кажется, что на моём теле нет ни единого места, которое бы не было запятнано тобой, господин Басу, и от этого я не смогу отмыться никогда.       — Сегодня ночуешь под моим присмотром, — твои руки остаются на моих плечах, но говоришь и смотришь ты куда-то в сторону. — Чтобы не натворила глупостей.       В этот раз Архат отправляется в особняк де Клера один и лишь для того, чтобы предупредить Кристиана о том, что домой я не явлюсь. А в это время я обессиленная лежу на твоей постели и дрожу от злости к тебе. Ты сидишь в кресле и всю ночь молчишь, не сводя пристальный взгляд с меня, как и обещал. Через некоторое время я засыпаю, но лишь потому, что мой организм изнурён и больше не может сопротивляться вечному натиску тебя, моего личного надзирателя. У меня не остаётся сил даже подумать о Кристиане, хотя больше всего мне хотелось убежать к нему и больше никогда не покидать его.       Моё тело больше не подчиняется мне, а мир я вижу сквозь пелену — сквозь неё же я беру из твоих рук кинжал и прячу под закрытое сари, которое ты приказал слугам принести гостье. Доран, неужели тебе плевать на то, что подумают о тебе и обо мне? Но мысль я не развиваю, лишь потухшим взглядом в последний раз смотрю на твоё равнодушное лицо. Что я хотела на нём увидеть? Тебе ведь не впервые ломать человеческие судьбы.       — Архат, — обращаюсь к слуге, который, судя по внешнему виду, уже весь извёлся в предположениях, что могло со мной произойти, но больше не осмеливается задавать мне лишние вопросы, в чём в иной раз я бы себя упрекнула, но сейчас лишь испытываю глубокое безразличие к вокруг происходящему, — пусть Кристиан по завершении работы приедет самолично за мной в резиденцию Шарма.       На лице Архата читается настоящее замешательство и кажется, что ещё чуть-чуть и он возразит, но вовремя прикусывает язык и скрипя зубами принимает моё распоряжение. Сначала меня доставляют в моё прошлое жилище, затем Архат с другой прислугой отправляется в особняк.       «Прости» — мысленно произношу я, когда ступаю в резиденцию с дурными помыслами. Твои асуры, Доран, передались и мне. Я вижу Кристиана, который разве что не бежит к дверям. Я продолжаю сохранять внешнее спокойствие и молчание, пока внутри меня проносится неистовой силы ураган.       — Чёрт возьми, Дивия! — я чуть ли не впервые вижу Кристиана, теряющего самообладание. Под его глазами признаки бессонницы и я догадываюсь, что он места себе не находил в моё отсутствие. — Ради всего святого, объясни мне, что с тобой происходит?!       Но Тиан замолкает и сразу же берёт себя в руки, когда замечает мой рассеянный и отсутствующий взгляд. Ему хватит и секунды, чтобы уловить моё настроение. Он всегда тонко чувствует меня и понимает, с какой стороны ко мне подступиться. Таким я его и полюбила — чутким, нежным, заботливым, хоть все эти черты и скрываются под его статностью и строгостью. Все его намерения когда-то казались мне ненастоящими, словно он замышлял какой-то план, но вскоре мне открылась правда: Кристиан де Клер, как истинный дипломат, действительно стремился наладить мир между двумя враждующими сторонами, а брак хоть и являлся одним из важнейших элементов создания общего согласия, но всё же прорастал из чувств, которыми проникся ещё в нашу первую встречу.       — Деви, — голос становится мягче, ледяной взгляд несколько тает и Кристиан показывает себя настоящего, чего удостаиваюсь только я, — хватит игр и козней, сними уже маску и расскажи мне всё. Я же понимаю, что дюжина что-то замышляет и манипулирует тобой.       Вдруг я чувствую спиной твой зоркий взгляд. Я уже так привыкла к твоему надзиранию, что стоит тебе оказаться в нескольких метрах от меня, то я всем своим нутром ощущаю твоё присутствие. Ты стоишь в тени за одной из колонн так, что ни я, ни Кристиан тебя не видим, зато ты нас — просто отлично. Мне хочется закричать Кристиану, чтобы он бежал. Он не умеет бесчестно выигрывать и нападать со спины, в то время как ты, Доран Басу, за своими плечами имеешь репутацию головореза и несколько десятков, если не сотен, жестоких убийств.       У меня не хватает сил посмотреть Кристиану прямо в глаза. Жгучий стыд и острое чувство вины не позволяют сделать мне этого. Кристиан, понимая, что я никогда не выдам планы дюжины по своим причинам, приходит в замешательство и теряется в догадках. Впервые он не понимает, как поступить, и всему виной та любовь, которой он чрезмерно проникся ко мне.       — Деви, я знаю, что ты боишься. Но ты можешь мне верить, — на этих словах я начинаю ненавидеть себя ещё больше, потому что Кристиану, в свою очередь, никогда не следовало мне доверять, — я смогу защитить тебя.       — Тиан, — шепчу я, — уже не получится.       И это осознание бьёт набатом. Я вела себя слишком безрассудно, и мне следовало гораздо раньше раскрыть истинные намерения дюжины — вот тогда нам бы удалось всё исправить. Виной тому, что происходит сейчас, моя неопределённость: я так и не смогла выбрать сторону и этот выбор сделали за меня. Теперь я должна понести наказание и расплату, но Кристиан этого вовсе не заслужил…       — Получится, — твёрдо произносит Кристиан вместе с тем вздыхая с облегчением, что я не отрицаю его слов о замыслах индийской знати. — Я увезу тебя в Хартфордшир. Поверь, никто до тебя там не доберётся. Я обеспечу твою безопасность и неприкосновенность. А я останусь здесь, доведу дело до конца, приеду к тебе и мы начнём новую жизнь без всех этих интриг и распрей.       Я представляю, разве что не слышу, как с откровенной угрозой щёлкают клыки льва, который находится в своём укрытии и выжидает наиболее подходящий момент для нападения. Я почти уверена, что на твоём лице сейчас тот же самый оскал, вызванный гневом от услышанного, ведь никто не смеет посягать на всё, что принадлежит дюжине, что принадлежит тебе, и за одну лишь подобную мысль ты готов разорвать Кристиана в клочья.       — Деви, тебе стоит лишь согласиться, и я устрою всё сам, — Кристиан делает шаги навстречу мне. — Я люблю тебя. Я знаю, что и ты тоже, но дюжина никогда не даст тебе той спокойной жизни, которую я могу устроить для тебя.       Я делаю усилие и поднимаю измученный взгляд на мужчину, стараясь выдавить хоть какое-нибудь подобие улыбки, но вместо этого мои губы дрожат и на глазах наворачиваются слёзы. Взволнованный Кристиан моментально оказывается рядом и берёт меня за руки, чему я не противлюсь.       — Я хочу этого, Тиан, потому что тоже люблю тебя, — всё-таки у меня получается ответить.       Кристиан мягко улыбается, пока затаившийся зверь уже напрягает лапы в прыжке.       — Я сделаю всё, чтобы мы были счастливы, Деви, — расчувствовавшись, он бережно обнимает меня так, словно я самое дорогое и ценное в его жизни, как он — в моей.       В его объятиях тепло и уютно так, будто ты по-настоящему находишься дома. Но я знаю, что после минувшей ночи больше не заслуживаю той нежности, которой Кристиан одаривал меня без меры. Наверное, в глубине души я осознавала, что всё это не будет длиться слишком долго, и с моей стороны было опрометчиво забыть об этом, дать слабину и заиграться в чистую, настоящую любовь с Кристианом. Всё задумывалось с итогом, в котором Кристиан погибает, так оно и завершится. На секунду в моей памяти возникает образ Кайраса и это придаёт мне сил довести начатое до логичного конца. Я отомщу за род Шарма и выполню долг перед дюжиной.       Кристиан начинает что-то подозревать, почувствовав ёрзание — я достаю кинжал.       — Что ты де… — но договорить Тиан не успевает.       Глухой и мокрый звук эхом проносится в комнате. Я открываю глаза и вижу свою сжатую ладонь на рукоятке кинжала, чьё лезвие скрылось в районе груди Кристиана. На синем мундире растекается тёмно-алое пятно и крови так много, что становится плохо лишь от её вида, но мне ли об этом говорить? Я знаю, что нужно сделать дальше. Мои руки дрожат, но я резким движением вынимаю кинжал, после чего слышу сдавленный хрип Тиана и только после этого я в диком испуге поднимаю свой взгляд на него.       Его и без того бледное лицо становится похожим на мел, на его губах выступила кровь. Вижу каждую эмоцию Кристиана, пока он способен их выражать: недоумение, огорчение, злость, смирение. Он всё понимает, глядя на моё раскрасневшееся и заплаканное лицо. Его рука чуть сжимается на мне и я по инерции хочу уже выставить руки вперёд в защите, но Кристиан сделал это лишь для того, чтобы удержаться на ногах.       — З-за… чем… — хрипит он, захлёбываясь в собственной же крови.       Кристиана покидают силы и я чувствую, как он вот-вот упадёт, и вовремя подхватываю его, чтобы опустить и уложить его голову на свои колени.       — Прости, прости, прости… — шепчу я, склонив голову над ним. Я поглаживаю его чёрные волосы и смотрю в глаза, которые покидает жизнь, и в последние секунды жизни Тиан смотрит в мои. Мне не нужны слова, чтобы понять то, что Кристиан сейчас не может сказать по моей вине, но он заставляет себя сказать, пока может:       — Я всё равно… люблю… тебя… — из последних сил произносит Кристиан хрипящим голосом и устремляет свой взгляд прямо на меня, и я вижу, как некогда яркие, полные любви, мечты и жажды приключений глаза потухают без какого-либо намёка на жизнь. С его губ продолжают стекать кровавые капли, пока грудь навсегда замирает, больше не испытывая потребности дышать.       Я зажмуриваю глаза, чувствуя смертельную рану в груди подобно той, от которой погиб Кристиан, и взвываю.       Вспоминаю о кинжале, окроплённом кровью Тиана, и думаю, что было бы символично заколоть им и себя.       Но тут ты снова напоминаешь о себе, выходя из-за колонны. Согласно выдвинутым тобой условиям, ты должен был незамеченным проникнуть в резиденцию Шарма никем незамеченным, чтобы проследить за тем, как я справлюсь с грехом, который вся дюжина решила свесить на меня.       — А я уж думал, что мы тебя потеряли, — безрадостно хмыкаешь ты, пока в моих руках лежит очередной дорогой мне человек, которого я не смогла сберечь. — Молодец.       Спустя несколько недель индийской стороне удалось подавить восстание, вызванное смертью ещё одного генерал-губернатора Западной Бенгалии. Часть захваченных англичанами территорий была освобождена и взята под контроль индийцами из-за меня или же благодаря мне в частности, так как первое время на правах жены погибшего Кристиана де Клера я управляла делами британских колонизаторов до тех пор, пока англичане не сложили полностью пазл, но далее спектакль с моим участием уже и не требовался.       В это же время я узнаю о том, что ношу ребёнка, и искренне молюсь, чтобы во мне не формировалась жизнь из семени Басу. Долго утаивать своё положение у меня не получается, и Видия оказывается в курсе всех событий. Узнав об этом, ты почему-то твёрдо уверен, что я взращиваю твоё продолжение, и не обращаешь внимание на моё яростное отрицание — я несокрушимо верю в то, что в моей жизни останется частичка Кристиана.       Начинается затишье перед бурей. Грядёт бракосочетание, которое должно объединить два могучих рода, Басу и Шарма, в пользу последнего. Никто не примет бастарда, особенно если его отец — злейший враг страны. Я смиренно принимаю ход событий, потому что моя жизнь всегда будет принадлежать дюжине, в особенности Басу и Дубеям, которые крутят и вертят чужими жизнями как захотят.       Перед брачной церемонией я не сдерживаюсь и поддаюсь помешательству. Не должно быть такого, чтобы я выходила замуж второй раз. Моя связь с Кристианом обязалась быть нерушимой, более того, Кристиан не должен был погибнуть так бесчестно, и в этом виновата только я. Если бы я могла повернуть время вспять…       Служанки, среди которых и Айшвария, не могут совладать со мной и зовут на помощь Видию Басу. Я думаю, что она просто отправит меня на эшафот за неповиновение, но вместо этого по-матерински старается успокоить меня, даже обнимает и позволяет выплакаться. И всё-таки она продолжает оказывать влияние на меня, потому я замолкаю, но мой кошмар наяву не заканчивается.       — Дивия, — заводит разговор госпожа Басу, — то, что сотворил мой брат, немыслимо. К сожалению, несмотря на то, что Доран является частью Басу, он всё равно остаётся мужчиной. Но мужчиной, что спас многих наших людей, что едва не сложил голову на поле боя, что видел смерть своих товарищей. Он всё помнит и продолжает сходить с ума, оттого и совершает импульсивные поступки, за которые ему стоило бы голову снести. Но ты — женщина, благородная и благоразумная; представительница третьего по важности рода, а значит, в твоих руках всё изменить. Воспользуйся женской мудростью: покорись, но лишь так, чтобы Доран в это поверил, а сама направляй его в нужное тебе русло.       Мне возвращают макияж, поправляют свадебное сари — в подобном я была и на свадьбе с Кристианом, когда мы решили делать пышную смешанную свадьбу для укрепления связей между индийской и английской сторонами. Теперь же меня ждала короткая и формальная церемония, так как в условиях открытой конфронтации дюжина не могла позволить пиршества и торжества как раньше, поэтому в зале не было никого, кроме главных представителей индийской знати. Но оно и к лучшему. Это не то событие, которое празднуют. Для меня это всё равно, что похоронить меня заживо.       И ты стоишь перед алтарём в белом шервани. В твоих глазах ни намёка на сожаление. У меня возникает непреодолимое желание взять в руки тот злосчастный кинжал и вонзать его в тебя до тех пор, пока на тебе не останется ни одного живого места. Я хочу увидеть, как ты будешь сокрушаться от страха; хочу увидеть предсмертный ужас на твоём лице, пока ты будешь биться в мучительной агонии; хочу увидеть мольбу в твоих глазах, но пощады никакой не будет — я буду лишь хохотать над тобой, издеваться так, как ты надо мной когда-то, отомщу за всю принесённую тобой боль. Я хочу услышать твой надрывный крик, пока я буду ломать твои кости и резать твою плоть.       Я заставлю тебя пройти через те муки, что прошёл Кристиан, но во сто крат хуже.       Меня преследуют кошмары, в которых Тиан раз за разом умирает в моих руках. Я не знаю, что ты сделал с его телом — точно уж не похоронил со всеми почестями. И моё подсознание каждую ночь подсовывает предположения в ужаснейших картинах, от которых я просыпаюсь с пронзительным криком в давящем и оглушающем одиночестве. Но потом во снах, более приятных, я вижу уже твоё залитое кровью лицо. Я чувствую жуткое удовлетворение, когда представляю твои страдания. Ты превращаешься в моё навязчивое желание, я буквально мечтаю о том дне, когда ты понесёшь расплату за все свои злодеяния. Ты убил во мне всё святое и живое, ты убил Кристиана моими руками, и, поверь, Доран Басу, за это я убью тебя.       Доран, пусть ты и меняешь фамилию Басу на Шарма, но имей в виду, что грубое животное, следующее своим инстинктам, никогда не станет благородной птицей. Ты добился всего, чего хотел, но не меня — ты можешь владеть мной, как захочешь, но твоей я по-настоящему не буду. И пусть ты загубил мне жизнь, но карма — вещь не моментальная. Ты — лев, что не может жить без огня, но не забывай, кем являюсь я, и однажды мне удастся заточить об твой огонь когти.