Последняя ночь

Сквозь ее легкую салатовую, ставшую слегка сероватой из-за возраста, и давно ненавистной куртку, ощущается смесью блевоты и мертвенной бледности, презираемой в связи с привязкой к бесящему до безумия и набившего оскомину образа, сковывал леденящий холод. Хоть он и пробирал до костей, до каждой клетки и атома, хоть температура на улице была -15, а то и больше, она продолжала идти по улице в умирающий ноябрь мимо мертвенно-бледно-серых домов, напоминающих большие обшарпанные и разваливающиеся от старости и дешевизны надгробья, за которыми никто не следит и поставлены только ради приличия и социального одобрения, среди разлагающихся останков деревьев, больше похожих на мусор. Район как одно большое заброшенное и богом забытое кладбище, скорее даже погост, тут тоже кроме разговоров с мертвецами заняться нечем. Пока что еще оставляя свои еле видные следы на смешивающимся с грязью и экскрементами собак, хозяева которых не могут не срать где живут, снегу, который до безумия раздражает своим хрустом и отсчитывает секунды до ее смерти, напоминая о скором конце и неизбежной смертности всего и вся, она медленно шла мимо однотипных и постепенно с каждым днем разлагающихся и гниющих изнутри, как и все окружающие здесь магазинов, как и причина ее уже наступающей на пятки смерти. Перед смертью не надышишься. Горькая правда, осознанная слишком поздно. Даже столь дерьмовую жизнь, как эта, начинаешь ценить и надеяться, что все обойдется. Но эту раковую опухоль уже не удалить, ведь слишком поздно, а антидота не будет, не для нее. Всего пара ошибок и неудач, и она уже гниет изнутри и кашляет кровью. Она никому не говорила, что умирает, даже маме и сестре, нет смысла расстраивать их раньше времени, у них и так забот по горло. Ее смерть это мелочь, раз никто и не заметил, что она уже на смертном одре и гуляет ночью. Может, это даже и к лучшему, меньше хлопот для окружающих, а объект ее любви может даже и обрадуется. Уже не важно, кто виноват в таком отношении. Жизнь уже ускользает из ее бледно-желто-блевотно-зеленых дрожащих рук. Нет больше времени. Удивительно, что она прожила так долго, обычно живут меньше и такое считается удачей. Но это было больше похоже на пытку и насмешку, ведь они не совместимы по знаку зодиака, по мнению одной из них, по чему угодно, только бы не видеть другую лишний раз. Она была лишней всегда, ведь ее мама учитель, ведь ее научили стучать, ведь она не подружилась с кем надо было, ведь она бесит, ведь она другого мнения, ведь ей не повезло. Но теперь это не важно. Она пришла умирать на детскую площадку, старую, где уже облупилась бывшая яркая краска, теперь она грязно-серая. Качели мерзко и пронзительно скрипят, металлические ледяные шпалы какой год разъедает коррозия металла. Прекрасное место для смерти. Бездушное, черное как накидка смерти в массовой культуре небо делало окружение еще более мрачным и умирающим. Скоро ее тело найдут в замерзшей луже под качелей и сообщат в полицию или скорую, может, и туда, и туда. Даже интересно, что прикончит ее раньше, тошнотворная болезнь или смертельный холод. Легкое раскачивание на стремительно ослабеваюших ногах одновременно и согревало, и делало еще хуже из-за ветра. Пока хлопья снега весело играли и кружились, будто издеваясь над кое-чьей скорой кончиной на фоне серых надгробий, напоминающих большую безжизненную комнату без выхода где невозможно свободно дышать. Тем не менее, они завораживали и очаровывали. Кашель вновь начал раздирать и саднить горло, и так уже уставшее от подобного за несколько месяцев. Она уже отхаркивала с вязкой бордовой кровью целые бутоны засушенных бордовых базиликов и белых нарциссов. Судя по информации из интернета, это было явным признаком безнадежности и отчаянности ее положения. А бутоны были признаком того, что осталось недолго. Очень недолго. Дай бог прожить неделю, и это уже последний день этой недели. Умирать, конечно, не хочется, но качелю качает лишь легкий ветерок, а веки уже тяжелеют. Умирать страшно, но уже нет выбора, нет сил сопротивляться. Она теряет равновесие и падает в лужу, и на грани между жизнью и смертью выплевывает два цветка и желает Стефанье всего самого наихудшего.