Фушигуро-сэмпай?

Мегуми никогда не считал себя особым любимцем судьбы. И если та и преподносила ему неожиданные подарки, то они могли быть как безобидными, так и не очень. Тогда он ещё не понял, к какому разряду относился Годжо Сатору, однако ответ нашёлся совсем скоро. Скажи кому, что почти двухметровый, голубоглазый, платиновый блондин из знаменитого клана Годжо, вундеркинд современного магического мира, оказался его кохаем, то тот наверняка бы позавидовал столь приятному обществу. Но Мегуми, проведя с ним бок о бок полгода, был готов сменить локацию на школу в Киото, лишь бы только не в одном здании с Годжо Сатору. По началу Фушигуро ещё более или менее справлялся с этой шестиглазой оказией, но потом всё, как и всегда в случае с Годжо, пошло по пизде. Мегуми периодически продолжал спрашивать себя, как же оно так получилось, и каждый раз прокручивал одну и ту же сцену внутри, будто мог исправить в ней что-то, обратив сраный маятник вспять. Но маятник продолжал качаться, прикладывая его по голове и с каждым ударом напоминая, что он ещё долго не простит Ягу за эту подставу. Вышло так, что в первые дни учебного года он вызвал всех третьекурсников и второкурсников на ковёр и принялся вещать о новоприбывших и о том, какие они все трое в этот раз уникальные, а значит сэмпаи им необходимы просто как воздух, дабы наставить на верный путь. Мегуми в данном помешательстве на наставниках видел мало толку. Он всегда со всем справлялся сам. Иногда обращался за помощью к Маки-сэнсэй или к Панде («сэнсэй» тот не принимал категорически). Инумаки-сэнсэй тоже всегда был рядом, а про Оккоцу-сэнсэя и говорить было нечего: сильный, добрый и вообще пример для подражания. Только, жаль, отсутствовал часто. Вот зачем им учителя Мегуми понимал отлично, а вся эта канитель с «надсмотрщиками для младших» его утомляла. Как будто если бы кто-то из них подошёл к любому из старших за помощью, ему бы отказали. Но правила, какими бы бессмысленными они ни были, все ещё были правилами, и ему лишь оставалось надеяться, что его пронесёт и сейчас. В том году под раздачу кохаев попали Юджи и Нобара. Итадори достался просто идеальный в этом плане Нанами Кенто, у которого исполнительность гоняла в крови вместо кислорода, а Кугисаки весь год колотила Хайбару Юу за то, что тот был слишком жизнерадостный и позитивный для профессии мага. А затем в зал вошли трое новичков. Сугуру Гето — милый и учтивый, приятный в общении подросток сразу запал в душу или ещё в какое-то место Хайбаре, и претендовать на него никто больше не стал. Шоко Иери приглянулась Кугисаки, и тут тоже все решилось довольно быстро. А потом дело дошло до третьего. Это был белобрысый пацан, казавшийся просто телебашней на фоне остальных и даже в помещении носивший тёмные очки, в линзах которых отсвечивала его самодовольная морда. Мегуми он сразу не понравился. У них здесь все друг друга уважают и поддерживают, а этот наглый щегол уже тогда смотрел на всех как на говно. Ну или Мегуми хотелось так думать в силу своей заранее приготовленной антипатии к этому действу с кохаями. К его облегчению, Юджи выкинул руку вперёд первым, здороваясь и вроде как намекая на свою кандидатуру в роли заботливого проводника в опасный и загадочный мир магов. Но тут Яга, дери его Тэнген, озвучил имя «Сатору Годжо», и Мегуми подавился воздухом. У него вдруг появилось першение в самой глотке, подкатывающее вместе с отвратительным подозрением, что тот самый знаменитый шестиглазый вундеркинд из клана Годжо, которого, к слову, он видел сейчас впервые, аукнется в итоге именно ему, а не Юджи. И был до смешного прав. «За Сатору присматривать будет Мегуми. У него в отличии от Юджи в том году кохаев не было, да и Зенин с Годжо, это очень символично, кхм-кхм», — прогоготал своим не терпящим возражений голосом Яга и отвалился, тут же потеряв всякий интерес к дальнейшим событиям. А вот у Годжо, как раз наоборот, этот самый интерес возрос до опизденения после упоминания Зенин, как мог судить Мегуми по заинтригованному «хм-м» и спущенным на переносицу очкам. Под ними оказались просто дикого цвета радужки, которыми можно было светить в темноте вместо фар. Ну вот, блять, спасибо. Решение директора Мегуми воспринял с должной ему выдержкой и серьёзной миной, мол, помочь я, конечно, помогу, но шутки шутить со мной — хер тебе. Он выступил вперёд и протянул руку для знакомства с фразой на одной монотонной ноте: «Меня-зовут-Мегуми-Фушигуро-очень-приятно-если-что-обращайся». И услышал в ответ только удивленное: «Фушигуро? А как же Зенин? Значит, это не ты обладатель Десяти теней?». Выражение лица у Годжо тут же сникло в безразлично снисходительное, и Мегуми нестерпимо захотелось съездить ему по атласной морде. Но он лишь сильнее стиснул и так зажатые донельзя зубы и самым дружелюбным, насколько вообще позволяла ситуация, тоном выдал: «Если не хочешь однажды закончить как твой предок, с колесом Махораги на башке вместо очков, то постарайся, пожалуйста, в следующий раз быть чуть более тактичным». Вся комната вместе с первокурсниками, кажется, тогда оторопела от колючего холода, который, несмотря на добродушную улыбку, испускали глаза Фушигуро. Только один Яга удовлетворительно хмыкнул откуда-то из дальнего угла. Вероятно, он-то знал об этом мелком говнюке куда больше, чем все остальные присутствующие. Нет, Фушигуро не имел ничего общего с дремучими предрассудками о вражде их кланов. Если человек хороший, то ему плевать откуда он. Тем более к Зенин он тоже относился так себе. Но этого выскочку хотелось заткнуть за пояс нещадно. Годжо удивлённо приоткрыл было рот, но момент прошел быстро, и теперь его озаряла какая-то плотоядная усмешка, которая совсем не понравилась Мегуми. Похоже, Фушигуро ждали проблемы. Но он ошибался. Его ждали не проблемы, а полный и безоговорочный пиздец. С самого первого учебного дня всё полетело в тартарары. Когда Мегуми не был занят собственными делами и миссиями, Маки-сэнсэй отправляла его на стадион тренировать первокурсников. Сначала всё шло относительно нормально. Они работали над выносливостью и силой, потом был демонстративный разбор проклятого оружия, ну и, само собой, ближний бой. Иери почти никогда не участвовала в этом, потому что с ней сразу стало ясно, что её специфика лежит глубоко в медицинских недрах. Сугуру же был умным и талантливым и схватывал всё на лету. За ним было интересно наблюдать. Но когда дело доходило до Годжо, то вот тогда Мегуми хотелось разбить ладонью своё лицо. Однажды, когда они были в спарринге, и Мегуми повалил пацана на землю, прижав собой, тот даже не стал сопротивляться, а только растянул свою похабную улыбочку и на ужас Фушигуро соответствующе потерся пахом о его зад. Это была грязная провокация, заставившая его немедленно вскочить на ноги, заявив об окончании тренировки, и удалиться прочь под чужой довольный смешок. В другой раз Годжо имел наглость почти при всем колледже отпустить ему сальный вопрос из серии: «Мегуми-сэмпай, а можно я зайду к тебе вечером и ты покажешь мне своего самого большого шикигами?». В тот момент он как никогда был близок продемонстрировать ему всю свою коллекцию, прямо на месте, в полной боевой готовности. Но не успел Фушигуро после того случая привести свои нервы в порядок, как его настигла новая история. Он только вернулся с миссии, с тяжёлой и утомительной миссии на другом конце острова, где, к его вящему неудовольствию, постоянно шёл дождь. За неделю пребывания он умудрился промёрзнуть насквозь противной пронизывающей моросью, которая, казалось, забралась в самые кости и никак не хотела отпускать даже под натиском тёплого одеяла и горячего чая. Радовало лишь то, что он всё же не заболел. В последний день перед отбытием в колледж он уже мечтал, как пойдёт в офуро, где наконец отогреется. Радость его, однако, длилась не так уж и долго. Вернувшись поздним вечером и не распаковывая вещей, он схватил полотенце, деревянную кадку с мыльными принадлежностями и отправился восстанавливаться. Душа в общежитии было два — для девушек и для парней — с несколькими открытыми кабинками, разделёнными тонкими непрозрачными перегородками. К каждому из них полагалась одна офуро в виде большой деревянной бочки с выступами внутри, где можно было сесть и расслабиться. Любой ученик имел право воспользоваться ей по желанию. Мегуми надеялся, что в такое время никого там не застанет, и он сможет предаться современным благам цивилизации в одиночестве. Закрыв за собой дверь, он быстро скинул вещи на лавку и прошёл в одну из кабинок. Вода была потрясающе горячей, и пар от неё завивался клубами и заполнял всё помещение душевой. Он так расслабился, стоя под тяжёлыми струями, что совсем не заметил, как дверь тихо отворилась, и в комнате возник кто-то ещё. Мегуми удовлетворенно продолжал растирать по телу пушистую пену мочалкой, а когда закончил, повернулся лицом к комнате, чтобы наткнуться на нахальный взгляд пронзительно голубых глаз, пожиравших его в полный рост. В кабинке прямо напротив стоял, прислонившись плечом к перегородке, Годжо в одном коротком полотенце на бёдрах. Воду он не включил, оттого Мегуми его и не услышал под шумом собственного душа, и теперь не знал, что ему делать. Желание уязвимо прикрыться мочалкой было сильнее упёртой гордости. — Чего ты тут забыл? — сердито бросил Мегуми, закрывая стратегически важные места. — Спинку не потереть, Фушигуро? — послышался низкий пробирающий голос. Годжо не двинулся с места, только вперился своим до неприличия откровенным взглядом ещё сильнее. Он, не стесняясь, блуждал по телу Мегуми и задерживался то тут, то там. Невыносимый мерзавец. — Делай свои дела и проваливай, — Фушигуро развернулся к нему спиной и впопыхах закончил с омываниями. Полотенце, снятое с крючка рядом, быстро обвило его бедра, и он, принципиально не косясь на затеявшего в итоге душ Годжо, прошагал дальше в офуро, слишком громко захлопнув за собой сёдзи. Мегуми искренне понадеялся, что придурок не подумает последовать за ним, и вечер не будет испорчен целиком. На его счастье, скоро вода в душевой прекратила литься, а через несколько минут после того приглушенный свет погас и вовсе. Значит, Годжо всё же поимел совесть свалить и оставить его одного. Он с тяжёлым выдохом ушёл по шею в воду и закрыл глаза. За что ему достался такой неуемный кохай? Почему это не мог быть кто-то типа Кенто — спокойного, рассудительного парня с хорошим воспитанием. Но у него в поруке двухметровая детина с аллергией ко всему, что среди приличных людей считается нормальным. Чего стоил только один горящий взгляд. На него никто и никогда так не смотрел. Даже разумные проклятия и озлобленные маги. Так пронзающе и цепко. От этого короткого воспоминая тело волной прошиб невыносимый жар, но Мегуми списал всё на слишком горячую воду в офуро. Зато весь недельный озноб как рукой сняло. Тем не менее, верхом негодования Фушигуро стало замечание Маки-сэнсэй одним ничего такого не предвещавшим днём. Она застала парня в арсенальном помещении, куда пришла выложить оружие, и где сам Мегуми выбирал себе снаряжение для тренировки: — Годжо иногда хочется хорошенько приложить о стол, — недовольно начала она. — Неуважение к старшим, ноги на парте, постоянные сладости во время занятий. — Это точно, — и он был полностью с ней согласен. Хотя не то чтобы её собственное отношение к старшим хоть чем-то отличалось от Годжо. — Фушигуро, я вообще-то тут не слова поддержки ищу, а призываю тебя как сэмпая внести ясность в чужие понятия о жизни. Мегуми опешил, чуть не выронив здоровенный меч хрен знает какого года выпуска из ножен. При чем тут он? Это же не его вина, что наверняка из некогда нормального ребёнка выросло недоразумение! Вот за такое он как раз и не мог терпеть всю эту кабалу с наставниками. Отвечать он хотел и мог только за себя, и больше ни за кого. Уж точно не за неуправляемого засранца. Потом ещё в течение некоторого времени пару раз в вещах Мегуми находились безымянные записки с изображением мужских гениталий, о происхождении которых гадать не приходилось, коробка с шоколадными конфетами в виде собачьих фекалий и завёрнутый в красивую обертку длинный баклажан перед дверью, значение которого Мегуми тогда так и не понял. Весь этот дешевый фарс начинал медленно, но верно изводить его, но отступать перед трудностями он не привык. Не перед сопливым первокурсником, каким бы он ни был гением клана Годжо. Хотя это не помешало Фушигуро в один из вечеров пожаловаться Итадори и Кугисаки: — Как же он меня раздражает! — рычал Мегуми, заливая в себя зелёный чай. — Фушигуро, неужели ты не видишь очевидного? — со смешком начала Нобара. — Он же хочет тебя трахнуть. Ну или чтобы ты трахнул его. После её слов чай незамедлительно покинул рот, заполнив собой все пространство на обеденном столе. — Ты блять ещё издеваешься, Кугисаки? Совесть поимей! Это у тебя приличный кохай, а у меня заноза в причинном месте! — негодующий парень вытирал салфетками стол. — Ну вообще-то…. — теперь пришла очередь Юджи встрять в разговор. — …Вообще-то мне поведал Нанами, которому рассказал Хайбара, которому передал Гето, которому признался сам Годжо, что он реально запал на тебя. У Мегуми от этой чудовищной цепочки отвисла челюсть. Мало того, что о таком сплетничают всем колледжем, так ещё оно оказалось правдой. Конечно, он смутно подозревал что-то подобное, но обычно списывал все на «неординарные шутки» Годжо, а не на взбесившееся либидо подростка. Теперь после сказанного он вдруг осознал, что все тупые фразочки и действия имели один единственный подтекст. Жесть какая. — И что мне делать?! — Мегуми пытался переварить услышанное, однако оно никак не укладывалось в его распухшей, как переросший арбуз, голове. — Ну… Поговорить с ним? — виновато лыбился Юджи. — Или трахнуть, — а вот у Кугисаки методы были всегда куда радикальнее. — Вы оба бесполезны, — взвыл он, роняя голову на ладони. — Не подумай, что я сомневаюсь в твоей невероятной выдержке и силе, Фушигуро, но если бы это был спор, то я бы, не раздумывая, поставила все деньги на Годжо, — Нобара потянула через трубочку свою колу с самым легкомысленным видом. — Рано или поздно он возьмёт тебя измором. Нокаутом для его задетой чести стал поддакивающий кивок Юджи. Он определенно точно не там решил поискать поддержки. Следующая неделя прошла относительно спокойно, но возможно дело было в том, что первокурсники всей своей немногочисленной компанией были сосланы на задание, а потому к пятнице Мегуми даже немного подрастерял свою ни секунды не дремлющую бдительность. И это стоило ему очень-очень дорого. Вечером того же дня в коридоре кампуса его случайно встретил Итадори: — О, привет. Мы с Нанами хотели посмотреть что-нибудь вечером. Придёшь? — Не знаю. Думал заняться кое-какими делами, пока тут относительно спокойно без лишних раздражителей, — вздохнул Мегуми. — Да-а-а, без перваков как-то тихо. — Вот именно. Да я на всё согласен, лишь бы только так было и дальше, когда шестиглазый идиот вернётся. Фушигуро даже не успел как следует посетовать, а брови Итадори поползли наверх, будто их тянули на скотче. Он сначала не понял, что это вообще за реакция, пока прямо над его ухом не раздалось лилейное: «Значит на всё, Мегуми-сэмпай?». Мегуми так и прирос к полу ногами. Оказалось, что задание уже давно закончено, и этот мелкий засранец, будучи в кампусе, вырулил из-за угла в самый неподходящий момент, само собой, всё услышав. Чужие волосы щекотали лицо, а горячее дыхание продолжало опалять ухо. Мегуми наконец спохватился, чтобы развернуться и словесно разъебать подлеца, но тот успел обойти его и Юджи, сверкая таким безжалостным оскалом, что Фушигуро откровенно заплохело, и растворился в конце коридора как дым, словно его и не было вовсе. Будь он и правда просто дымом, Фушигуро бы уже благословлял всех известных ему божеств, но вместо этого ему неотвратимо начало мерещиться, что все, что происходило с ним до сегодняшнего дня, было только цветочками по сравнению с тем, что ждёт его теперь. Идея о переводе в киотское отделение больше не выглядела такой уж глупой. Опасения Мегуми подтвердились почти сразу же. Все выходные от Годжо не было ни слуху ни духу. Иногда вдалеке мелькала его долговязая фигура в компании Гето и Хайбары и тут же пропадала. Не то чтобы Мегуми специально обращал внимание. Когда наступил понедельник, в расписании которого значилась тренировка, Фушигуро тихо взвыл, приготовившись к худшему. Но к его непомерному шоку Годжо вел себя нормально. Он спокойно слушал, вставал в спарринг поочерёдно с Мегуми и Сугуру и не делал ровным счётом ничего предосудительного. Если он оказывался на земле под весом Фушигуро, то кивал с выражением: «Я понял ошибку, в следующий раз не повторю» и, поблагодарив за помощь, вставал и отходил в сторону. Но что самое главное, он молчал. Никаких тебе сальных шуточек и замечаний, никаких неудобных вопросов и похабных записок, ни-че-го. У Мегуми от этой дьявольской покорности задёргалось нижнее веко. В коридорах он с едва заметной улыбкой бросал единственное формальное «Фушигуро-сэмпай» и спокойно проходил мимо, словно его покусал сам Нанами. Даже Маки и та улучила минуту своего времени, чтобы поймать Мегуми и похвалить за неоспоримо позитивное влияние на Годжо: «Сидит за столом как полагается, не жрет конфеты прямо на уроке. Того и гляди станет приличным человеком», — ехидствовала она. Прямо-таки облегчение для всей школы. Только вот Мегуми это самое облегчение не испытывал совершенно. С каждым новым днём в нём все сильнее разрастался лихорадочный улей из подозрений и страшных домыслов о том, чего это деланное покорство будет ему стоить. Так продолжалось всю неделю, и, в конце концов, Мегуми просто устал накручивать себя. Вечером, замученный кроссом Панды и походом за покупками с Нобарой, он ввалился в свою комнату с единственным желанием лечь спать. Но в сгущающемся полумраке обнаружил Годжо, который вальяжно сидел на его кровати, вытянув свои бесконечные ноги перед собой. Все его опасения одним махом обрушились на Мегуми сверху с невиданной ранее силой, как ведро ледяной воды. — Какого ты тут делаешь? — начал он тихо, пытаясь сдержать накатывающее нервное возбуждение. — И как ты, блять, сюда попал?! — У меня же есть бесконечность, забыл? — расплылся в улыбке Годжо. — Не пизди, перемещаться ты ещё не умеешь. Я видел на тренировках. — Ладно… — удрученно вздохнул тот, словно кот, пойманный с поличным. — Через окно… А ты наблюдаешь за моими тренировками, значит? — насмешка снова вернулась на своё место. — Просто выметайся, — отчеканил Мегуми и старался держаться из последних сил, чтобы не впасть в безумие. Но Годжо и не думал двигаться с места. — Фушигуро-сэмпай, — произнёс он так издевательски, будто для него эта разница в возрасте и классах и правда хоть что-то значила, — я думал, мы договорились: я буду пай-мальчиком, а ты готов на всё ради моего хорошего поведения. Разве не такое было условие? Мегуми начинало мутить от адреналинового избытка в крови. Ещё немного, и от надпочечников останется лишь сгоревший след. Он прекрасно знал, что не отделается от этого дрянного мальчишки так запросто, и это странным образом пугало и раззадоривало одновременно. — Или ты не держишь своих слов? А, сэмпай? — Годжо только подливал керосина в это разгорающееся жерло внутри Фушигуро. — Моя покладистость исключительно в твоих руках. И в других твоих местах. От этого двусмысленного намёка и влажного языка, чересчур неприлично мазнувшего по тонким губам, у Мегуми всё свело внутри. — Я от своих слов не отказываюсь. Чего тебе надо от меня? — он прошёл в середину комнаты и встал напротив Годжо, сложив едва подрагивающие руки на груди. — Ох, знал бы ты, как много мне надо от тебя, Фушигуро. Но для начала… Тут Годжо поднялся со своего места и медленно, подобно голодному хищнику, надвигающемуся к своей добыче на мягких лапах, подобрался к нему настолько близко, насколько позволяли законы физики и скрещенные руки Фушигуро. — Для начала я хочу, чтобы ты расслабился, — он подцепил двумя пальцами чужой подбородок и, чуть вздёрнув его, накрыл губы Мегуми своими. Это было слишком. Всё было слишком для Фушигуро в тот момент. Мягкие губы, сильные пальцы, впивающиеся в предплечья, и исходящий, как из недр вулкана, жар от чужого тела. Пока мозг Мегуми судорожно перезагружал себя и окружающую действительность, Годжо, не церемонясь, протолкнул свой язык в его рот и принялся вылизывать его настолько остервенело, точно от этого зависела сама жизнь. У Мегуми начали подкашиваться колени. Его ещё никто так не целовал — его вообще никто никогда не целовал — так самозабвенно, горячо и утробно. Тело само подавалось вперёд, а руки не слушались и то и дело хватались за острые плечи в попытке удержаться хоть за что-то. Мегуми горел. Горел от поцелуев ненавистного Годжо Сатору. — Вот что тебе нужно? Просто потрахаться? Мог бы подрочить в туалете, а не доебывать меня все эти месяцы, — отстранившись для вдоха, попытался съязвить Фушигуро, но его ярко-красные щеки и влажные от поцелуев-укусов губы выдавали его с потрохами. — Мне нужен не просто трах. Мне нужен трах с тобой, Фушигуро. Глаза у Годжо были дикие, совершенно неистово дикие. Он резко развернул их двоих на сто восемьдесят градусов и толкнул Мегуми к кровати, при этом не забыв снова ворваться в его рот со всем имеющимся в запасе напором. Через два шага Мегуми упёрся икрами в деревянный край и с неожиданным «ох» рухнул на матрас. А Годжо тем временем уже опустился перед ним на колени между широко разведённых ног. Он моментально прижался щекой к ширинке, а свои огромные ладони положил Мегуми на бёдра. — Блять, блять… Я так долго этого ждал, ты бы знал, — шептал он почти что в бреду, — Я ночами только и делал, что лежал и представлял, как отсасываю тебе здесь во всех углах, и дрочил, пока рука не начинала неметь. Он продолжал горячечно шептать прямо в пах Мегуми и гладить с усилием его бедра. От таких безумных откровений и прерывистого дыхания Мегуми затрясло крупной дрожью, а член предательски дёрнулся в штанах, заставляя подавиться хриплым стоном. Сама идея власти над строптивым Годжо Сатору, силы сделать с ним всё, что Фушигуро заблагорассудится, едва разрешив прикасаться к себе, распаляла нутро и плавила остатки рассудка. — Я не могу больше терпеть, Фушигуро, у меня скоро яйца взорвутся просто смотреть на тебя без возможности прикоснуться, — его низкий голос перетекал почти в мольбу. — Это будет лучший минет в твоей жизни, обещаю. Не дождавшись разрешения, Годжо уже трясущимися пальцами расстегивал пуговицу и следом молнию. Он быстро стянул форменные штаны вместе с бельём на лодыжки Мегуми и тут же замер, завороженно уставившись на твёрдый, влажный от смазки, подёргивающийся член. Мегуми бы мог сказать, что так смотрят дети на леденцы в витринах магазинов, но для Годжо это скорее всего и был лучший леденец из всех. Он приблизился и на пробу провёл языком по всей длине. По позвоночнику Мегуми прокатился стовольтовый разряд, завязываясь горячим узлом где-то внизу живота, а член дёрнулся в наслаждении и мазнул Годжо по щеке, оставляя блестящий след от смазки. Яркие глаза мальчишки от этого мигом по-животному потемнели, а дальше Мегуми уже плохо помнил, потому что почти не соображал. Рот у Годжо оказался просто восхитительным. Вместительным и горячим. А что самое главное, идеально подходящим для члена Мегуми. Он отсасывал так умело, то захватывая твёрдый ствол в вакуум, то насаживаясь глоткой все ниже, отчего у Фушигуро поджимались пальцы на ногах, а собственные стоны приходилось заглушать ладонями, чтобы не просветить все общежитие, чем они тут занимаются. Ему только оставалось догадываться, откуда у мелкого такие познания в оральном сексе, в вообще каком бы то ни было сексе. Развивать эту мысль он не стал, побоявшись, что если узнает, то назад ему дороги уже точно не будет. Не то чтобы она теперь оставалась. Не после того, как он беззастенчиво трахал незатыкающийся сладкий рот Годжо Сатору. В следующее мгновение Годжо резко отстранился, и член с пошлым шлепком выскользнул из его рта, потянув от губ тонкую нить из вязкой слюны и смазки. — Тебе же нравится, Фушигуро-сэмпай? Признайся, — с издёвкой спросил он хриплым от «усердной работы» голосом. Мегуми в тот момент был готов признаться в чём угодно, только бы это не прекращалось: припухшие, красные от отсоса губы, стекающая по подбородку слюна и влажные пряди волос слишком соблазнительно смотрелись на чужом красивом лице. Такой Годжо определенно ему нравился. — Или продолжай, или выметайся, — Фушигуро хотел звучать настойчиво, но выходило скорее просяще. Видимо, Кугисаки была права, и он действительно сдавался почти без боя в плен этому пацану. Годжо лишь хмыкнул и снова накрыл ртом чужой пах, обводя языком покрасневшую от «истязаний» головку. Но в этот раз он двигался быстрее, заглатывал глубже, давясь иногда до слез из глаз, очевидно желая заставить Мегуми умолять. И очень скоро ему это удалось: — Я сейчас… — парень задыхался и рефлекторно толкался сильнее в чужое горло. — Сатору! Мегуми почудилось, что он отключился на какой-то момент, потому что под веками заплясали яркие точки, а все тело будто отказало. Он с громкими криками изливался, как ему показалось, бесконечное количество времени глубоко, прямо в глотку Годжо, заполняя его своей спермой все больше и больше. Когда наконец он смог откинуться назад, его грудь вздымалась как после кросса Панды на стадионе. Расфокусированное зрение вырвало из темноты Годжо, который, вперившись горящими глазами в развороченного Мегуми, надрачивал себе одной рукой, а второй вцепился в край кровати, чтобы не рухнуть на дрожащих ногах. Зрелище было настолько захватывающим, что Мегуми даже приподнялся на локтях, несмотря на раскатывающую по простыням усталость. — Сатору… — зазывающе прошептал он, заранее зная, какой эффект произведёт произнесенное вслух имя. Спустя два резких движения, Годжо с громким всхлипом кончил в кулак и осел на колени на пол. Его загнанное дыхание всё не могло восстановиться, и он просто продолжал сидеть, сгорбившись, между бёдер Фушигуро, пока тот не подал ему свою футболку от пижамы, чтобы утереться. — Просто охуеть, — выдохнул он наконец с чувством. — Фушигуро, так и знал, что ты просто охуительно горяч и что твой член был создан для меня. — Теперь мы в расчёте? — устало вздохнул Мегуми и попытался натянуть белье и штаны обратно, но те никак не поддавались трясущимся от пережитого рукам. Да и чёрт с ними. — За прошедшую неделю — да, но впереди у нас ещё столько времени. Ведь ты же так хочешь, чтобы я вёл себя как хороший мальчик, — усмешка на раскрасневшемся лице снова заставляла выходить из себя, но у Мегуми уже не было сил оказывать сопротивление. Он только что пережил самый оглушительный оргазм в своей жизни с человеком, которого хотел ни то убить, ни то просто хотел. — Будет зависеть от твоего поведения. — Ну если я буду плохо себя вести, можешь наказать меня, сэмпай, — в его словах не было ни капли приличия, одни грязные намёки, но Мегуми почему-то это больше так сильно не волновало. Ведь теперь управа на Годжо Сатору, кажется, нашлась. Что ж, если такова его обязанность как сэмпая, то Мегуми просто вынужден с ней справиться.