***
Чарли знает, что границы существуют не просто так. После всего, что произошло в студии, она знает, что вмешиваться в рабочую жизнь Энджела — плохая идея. Очевидно, что ситуация щекотливая, и как бы Чарли ни хотелось ворваться и вырвать душу Человека-мотылька из его тела, она многого не знает — в том числе и того, что происходит с душой, принадлежащей повелителю, если этот повелитель будет уничтожен. (Чарли может ненавидеть насилие, но еще больше она ненавидит, когда кто-то причиняет боль ее друзьям. Ее семье.) Так что да, границы существуют не просто так. И Энджел ясно дал понять, что хочет, чтобы то, что происходит на работе, было отделено от его времени вне ее. Но. Но. В отеле Чарли обязана помогать своим постояльцам и создавать наилучшие условия для работы над собой. Как принцесса она должна заботиться о том, чтобы ее подданные были счастливы! А Хаск делает Энджела по-настоящему счастливым. И это взаимно, или, по крайней мере, она так думала, и ей казалось, что это лишь вопрос времени, когда эти двое будут вместе. Она обдумывала длинную серию романтических интервенций, но остановилась, когда попыталась воссоздать «Титаник», а Вэгги напомнила ей, чем закончился этот фильм. Поэтому она отступила и позволила двум грешникам сделать свое дело. И это, казалось, работало! Они сближались! Ночевали в баре после того, как Энджел возвращался с работы (о чем Чарли совершенно не знает из-за полного отсутствия графика сна, нет, совсем нет), выбирали друг друга для занятий, выходили вместе, даже приближались физически, сидя на диване! Черт, Чарли однажды даже поймала Хаска, который, мурлыкая, гладил Энджела. Так что, наверняка Ниффти и Пентиус ошиблись. Хаск, похоже, так же увлечен паучком, как и Энджел им. Потому что, если нет, то возникает очень важный вопрос: «Кто такой Энтони?» Хаск проводит большую часть времени в отеле. И когда его нет в отеле, он все еще часто бродит с некоторыми другими людьми, живущими здесь (также известными как Энджел). То, что у него, возможно, была тайная жизнь вдали от них, причиняет боль. Именно этот вопрос мучает Чарли в течение следующих нескольких дней после нервного срыва Ниффти. Потому что все, что происходит между Энджелом и Хаском, кажется нормальным. Но, с другой стороны, до этого они никогда не знали об Энтони… Так что, либо Ниффти ошибалась, либо Хаск — лжец. И если последнее, то она не знает, что и думать, потому что считала, что все они добились прогресса в том, что касается открытости друг другу. С другой стороны, Хаск никогда не говорил им, что владеет испанским и русским. Или что воевал во Второй мировой войне. Или что поднимался на Эверест. Или что участвовал в Бродвейском шоу. Или был женат. Дважды. И все же, у Чарли есть надежда. Надежда, что у него нет другой стороны его жизни, которую он скрывал бы от них всех. Надежда, что, несмотря на все, что делает Чарли, люди действительно чувствуют себя комфортно, раскрываясь здесь. Надежда, что всё не совсем провалилось, и есть надежда, что она сможет сделать что-то правильно, и эти двое смогут быть счастливы. Надежда, которая быстро разбивается, когда она собирается повернуть за угол в коридоре, но ее останавливает голос Хаска говорящего по телефону. — Эй, va tutto bene tesoro. (Эй, все в порядке, детка.) «Что? Хаск говорит… На французском? Португальском? Что бы это ни было, это определенно не тот язык, который Чарли слышала от него раньше» Ладно, это не сулит ничего хорошего для всей этой проблемы «Что-то скрывающий от них Хаск». Но это не значит, что… Черт, Хаск все еще разговаривает. — Non ti preoccupare per me. Se hai bisogno di me, arrivo. Posso essere lì. (Не беспокойся обо мне. Если я тебе понадоблюсь, я приду. Я могу быть там). Голос в трубке, кажется, возражает, но бармен снова быстро останавливает его. — Нет, Тони. Basta con queste cazzate. Lo sento che sei nei casini. Per favore, lascia che ti aiuti– (Нет, Тони. Хватит этой ерунды. По твоему голосу я могу сказать, что у тебя проблемы. Пожалуйста, позвольте мне помочь тебе–) Нет. Нет–нет–нет–нет–нет. Чарли вообще не знает румынского (?) языка. Но она знает слова. И интонацию. И имена. И это действительно звучит так, будто Хаск только что позвонил человеку по имени «Тони». Похоже, она пропустила остаток разговора, потому что Хаск уже положил трубку и выбежал за угол, едва не врезавшись в Чарли. А ведь Хаск никогда не бегает. — Черт, малыш! Извини! Слушай, мне пора идти. Чрезвычайная ситуация, — это все, что коту удается выкрикнуть, прежде чем он снова помчался по коридору… …выронив свой телефон. Чарли знает, что как человек, управляющий отелем, как друг Хаска и своего рода босс, ей, вероятно, не следует вторгаться в его личную жизнь. Но у нее также есть долг перед Энджелом, не только как принцессы, но и как его друга. Как своего рода сестры. Раньше у нее никогда не было брата или сестры, но за последние несколько месяцев, похоже, именно в это превратились их отношения (и она надеется, что он чувствует то же самое). С этой мыслью она берет телефон с пола, проводит пальцем по экрану и сразу же переходит к самым последним звонкам. И, что удивительно, в списке нет ни «Энтони», ни «Тони», ни «Эна», ничего подобного. Последний звонок, похоже, был от Энджела, что не имеет смысла, потому что она знает, что слышала. Просматривая последний звонок Энджела, она видит всплывающую опцию «удалить». Что делает возможным тот факт, что Хаск удалил звонок с парнем по имени Тони перед уходом. Прежде чем уйти в спешке. Это означает, что у Хаска, вероятно, вошло в привычку удалять историю своих взаимодействий с этим мужчиной. Это означает, что, несмотря на срочность ситуации, он все же нашел время, чтобы скрыть их отношения. И Чарли испытывает некоторое разочарование, потому что она действительно думала, что Хаск выше этого. Даже то немногое, что она о нем знает, она никогда не выдавало в нем изменника. И то, как он разговаривал по телефону и так быстро ушел, означает, что он, безусловно, заботится об Энтони. Возможно, даже любит его. И Чарли была бы рада отношениям Хаска, если бы не тот факт, что она видела, как Хаск точно так же разговаривал с Энджелом. Подождите. Подождите… существуют полиаморные отношения! Может быть, Энджел знает об Энтони, и они состоят в отношениях вместе! Или, может быть, это свободные отношения? Все это крутится у нее в голове, когда она садится за первое официальное «Кто, черт возьми, такой Энтони?» собрание, которое проводится в гостиной, так как Энджел и Хаск на данный момент отсутствуют. — Аластор, ты уверен, что никогда раньше не слышал, чтобы Хаск упоминал о нем? — спрашивает она, перемещая карточки с заметками на новой доске, на которых написаны такие слова, как «Испанский?» которое яростно перечеркнуто, «Итальянский!» (обведено и подчеркнуто), «Полиамория?», «Супруг (транс?)», «Свободные отношения?», а также одна карточка с надписью «РАЗРУШИТЕЛЬ ЖИЗНИ», написанная Ниффти тем, что, как надеется Чарли, не является кровью. — Я уже говорила тебе. Хаскер никогда бы этого не сделал! — Ты бы вообще помнил, если бы он это сделал? — спрашивает Вэгги, сидя рядом с Чарли, которая пятнадцать раз напомнила девушке о встрече и потащила ее вниз, чтобы они не опоздали. — Ха! Нет. Меня не волнуют такие мелочи, как личная жизнь нашего бармена! — Если это так, то почему ты вообще здесь?! Затем их прерывает Хаск, входящий в двери отеля, поддерживающий очень уставшего Энджела Даста. Вспомнив о доске, Чарли быстро прыгает перед ней, а Сэр Пентиус выстраивается рядом с ней, чтобы сделать то же самое. Затем Пентиус шипит на Приспешника, который играл с зажигалкой, чтобы тот сделал то же самое, и все они встают рядом друг с другом, эффективно закрывая остальную часть доски. Двое грешников останавливаются в вестибюле, глядя на остальную часть группы, которая продолжает смотреть в ответ. — Э… привет? — говорит Энджел, продолжая опираться на Хаска. — Привет, — отвечают все, совершенно не подозрительным образом, потому что они точно не собирались на собрание без них или что–то вроде того. В вестибюле тишина, которую Чарли распирает желанием заполнить песней, но чувствует, что, возможно, это будет не совсем уместно (за последние несколько месяцев она научилась больше прислушиваться к своей интуиции). Все продолжают смотреть друг на друга. — Мы играли в настольную игру! — услужливо добавляет Сер Пентиус со своего места рядом с Чарли. Дальше следует еще больше тишины. — Да? — спрашивает хаск — Что за игра? — НОЖЕВАЯ МОНОПОЛИЯ! — внезапно кричит Ниффти со своего места на плече Аластора, дико хихикая и размахивая невероятно острым ножом, которого у нее определенно не было пять минут назад. Двое у дверей бледнеют. — Ага, неа, я ухожу отсюда, — Хаск начинает тащить за собой демона, которого, возможно, предает и которому лжет. — Подождите! Что? Что такое Ножевая монополия?! – они слышат, как Энджел спрашивает их об этом, поднимаясь по лестнице — Поверь мне, тебе лучше не знать. Затем наступает тишина и хлопает дверь, что фактически завершает первое в истории «Кто, черт возьми, такой Энтони?» собрание.***
Ниффти не понимает, почему Чарли не позволяет ей просто нанести УДАР! Да, она не знает, кто такой этот разрушающий шиппы ублюдок «Энтони». Но разве это имеет значение? Она может просто начать наносить удары ножом, пока не найдет нужного человека! Или, может быть, она могла бы отрезать им гениталии и показывать их Хаску, пока он не опознает своего любовника. Это бы сработало, верно? В конце концов, если Хаск изменяет Мисс Энджел с кем–то, то секс должен быть хорошим. На самом деле Ниффти не понимает, как это возможно, учитывая, что она видела, на что способен Энджел своим телом. Ниффти хотела бы, чтобы ее бывший муж мог делать при жизни хотя бы половину из того, что Энджел может делать после смерти. А не только бить ее. Потому что, ей может и нравиться некоторая боль, но по какой–то причине это ей не нравится. Ниффти никогда по–настоящему не везло в любви. В своей жизни она рано вышла замуж за человека, который научил ее тому, что любовь может быть болью. И, по словам ее матери, ей повезло, что он вообще был готов терпеть ее. (Возможно, он и мирился с ней, но он определенно не смирился с тем ножом, который она позже воткнула ему в спину.) Затем ее увезли в какое–то учреждение, о котором она почти ничего не помнит, кроме химикатов, белого цвета, боли и колющих ран в глазу. Она очнулась здесь, в аду, в теле, которое почему–то было еще меньше, чем ее тело при жизни. И, несмотря на всю ту свободу, которую она получает, работая по контракту с Аластором, ее мать, похоже, права в одном — ни один мужчина, похоже, не хочет ее. И это нормально. Правда. Кому нужен мужчина, когда у тебя есть жучки, химикаты и ножи? Во всяком случае, так говорит ей Аластор. Однако у Энджела, похоже, противоположная проблема. Потому что его хотят все. Он каждый день годами занимается всякими извращениями, но это не приносит ему никакой радости. Его лицо, когда ему звонит Валентино, такое же, как у Ниффти, когда она слышала, как ее бывший муж открывает дверь. Отчасти поэтому она была так счастлива за Хаска и Энджел. Она знала Хаска десятилетиями. И каким бы ворчливым ни казался бывший Повелитель, он все тот же демон, который смотрел ее кукольные представления о тараканах или подавал ей Ширли Темпл. Находясь рядом с ним, она вспоминает о своем отце до того, как он ушел на войну. А Энджел ей как своего рода старшая сестра! Иногда он делает ей макияж, когда она просит, смотрит с ней фильмы, читает ее фанфики, а иногда они готовят ужин вместе. Это весело! (Хотя она могла бы обойтись и без того, чтобы он отбирал у нее ножи, что бы это ни значило). Как заядлая читательница и автор фанфиков, она хорошо знакома с термином «шиппы». Вы берете двоих (или более!) людей, которые, по вашему мнению, могли бы хорошо смотреться, и вы соединяете их вместе, чтобы создать самое непристойное и сексуальное литературное произведение из всех существующих. (Или вы можете написать роман без секса, но Ниффти не видит смысла в такой скучной, ванильной ерунде). Суть в том, что Ниффти хочет объединить свои образы псевдо–отца и псевдо–старшего брата. Потому что именно так устроены семьи, верно? Но как ей это сделать, когда ЭНТОНИ стоит у нее на пути?! До сих пор у них было всего два собрания, чтобы поговорить об Энтони, которые Ниффти окрестила «Клубом убийц Энтони», пока Чарли его не закрыла, так что теперь в ее сознании это был «Клуб ненависти к Энтони». И, честно говоря, Ниффти начинает жалеть, что она не воспользовалась той информацией, которая у нее была, и не поделилась ею с Чарли и остальными. Потому что, вау, это объясняет, почему Аластору пришлось привезти Ниффти в отель. Потому что иначе ничего бы не получилось. До сих пор все идеи Ниффти были отклонены. И она даже не знает почему! Почему так важно сохранить Энтони кожу, или почки, или глаза, или гениталии? Тем не менее, она работает на Аластора, который поселил ее в отеле под контролем Чарли, так что теперь она обязана слушаться. Возможно, ей разрешили бы обезглавить Энтони, если бы Аластор разрешил, но пока что он просто продолжает улыбаться и говорить «поживем — увидим», что звучит зловеще, и Ниффти обычно находила это захватывающим, если бы не тот факт, что она действительно хочет нанести удар. Вселенная как будто-то продолжает издеваться над, ней, вражеская сторона в войне с насекомыми отступила. Так что теперь у нее еще меньше вещей, которым можно нанести удар. Это побудило ее к дальнейшим достижениям в «Клубе ненависти к Энтони», включая, помимо прочего, изготовление значков и футболок, а также слежку за Хаском в течение половины дня, прячась в вентиляционных отверстиях над баром и собирая информацию с каждого человека, с которым Хаск общается за пределами бара. В данный момент она даже подумывает о том, чтобы поговорить с соперником своего босса и выяснить, знает ли телевизионщик что–нибудь из своих камер. (Она некоторое время следила за его разработкой Подглядоскопа, надеясь, что кто–нибудь купит ей такой на Рождество, и знает, что он, возможно, захочет обменять информацию на фанфик о нем и Аласторе вместе. Который Ниффти, возможно, уже написала, а возможно, и нет.) Она подумывает о том, чтобы обратиться к Аластору, когда Чарли врывается в двери кухни, ее красные глаза горят, а из волос начинают выглядывать рожки. — …Милая, ты в порядке? — спрашивает Вэгги, следуя за своей девушкой на кухню, где раньше были только Ниффти и Змей–не–плохой–мальчик, который бросал на Ниффти странные взгляды всякий раз, когда она случайно смеялась, готовя ужин. — Энджел говорит, что не знает. — Что? — спрашивает девушка. — Он не знает! Когда я спросила его, знает ли он, встречается ли Хаск с кем–нибудь, он сказал, что он так не думает! Я подумала, может, у них свободные отношения и они забыли нам сказать, или что–то в этом роде, но Энджел был так озадачен? А потом он спросил, а что, и я не знала, что ответить, потому что не хочу его обидеть, но, честно говоря, Вэгги, я не думаю, что он знает! — Мм… Ага? Значит ли это, что теперь мы можем перейти к поножовщине? — спрашивает она. На что Чарли снова отвергает ее вполне разумную просьбу. –Нет! Но… может, мы можем поговорить с ними? Может быть, мы сможем заставить Хаска рассказать все Энджелу самостоятельно? — Собрание «Клуба ненависти к Энтони»?! — Да… Подождите, какого клуба?! Ниффти услышала «да» и уже открывала духовку, чтобы достать из нее рубашки и значки, которые она сделала. Ее время пришло. И, может быть, после всего этого Чарли наконец–то позволит ей поработать ножом.***
Энджел думает, что он облажался. Он и сам не знает, как именно, но за последнюю неделю он получил кучу обеспокоенных взглядов от Чарли, похлопываний по спине от Сэра Пентиуса, зловещих смешков от Аластора и слишком много чертовых вопросов о его отношениях с Хаском. Нет! Они не вместе! Неужели им обязательно нужно продолжать давить на это?! Он знает, что его привязанность к бармену очевидна для всех. Он никогда не пытался это скрыть! (Не то что большинство своих чувств). И все же постоянные вопросы, взгляды и, вау, как вы думаете, если бы он действительно смог закадрить кота, он бы не стал кричать об этом с крыш?! Они трахались бы на всех мыслимых поверхностях! Ладно… может, и не стал бы. Потому что ему нравится и то, что у него есть с Хаском сейчас. Тихое уединение. Близость, которую он получает от того, что они зашивают друг друга, когда он возвращается домой после тяжелой сессии или, когда Хаск возвращается с задания от Аластора. Расчесывание шерсти друг друга. Вибрации, которые он чувствует под собой от мурлыканья Хаска. Черт, он называет это место «домом», не так ли? Ну, чья бы корова мычала… Возможно, если бы они с Хаском были вместе, они бы не трахались на всех мыслимых поверхностях. И, возможно, это было бы не плохо, потому что Хаск бы снова и снова повторял Энджелу, что он — нечто большее, чем просто секс. Поначалу это было немыслимо. Это просто то, во что ему до сих пор иногда трудно поверить, но он знает, что Хаск искренне верит (Серьезно, как он мог не влюбиться в него?). Остается проблема со взглядами, вопросами и преследованием Ниффти (которое он обычно находит милым, но в последнее время они участились в сотню раз). В этот момент он действительно начинает задаваться вопросом, не вернулся ли он домой под кайфом от красного дерьма Валентино и не трахнул ли его кот. Где-то в невероятно людном месте, и теперь весь отель в курсе, потому что, что, черт возьми, происходит? Его подозрения усиливаются, когда в его выходной день всех созывают на собрание в семь вечера. Когда он приходит, все уже сидят, как будто это гребаное вторжение, и он может поклясться, что видит Ниффти, Пентиуса, шляпу Пентиуса, Приспешника и Аластора со значками. Хотя то, что на них написано, еще предстоит выяснить, потому что у него дерьмовое паучье зрение в сочетании с дерьмовым состоянием глаз при жизни, которое передалось его демонической форме после смерти (Что на самом деле просто чушь собачья, у него дополнительные четыре руки, и еще шесть глаз, но такое же дерьмовое зрение?) Наступает тишина, когда Энджел садится на диван, вытягиваясь на нем всем телом. Чарли бросает взгляд на бар за спиной Энджела, прежде чем крикнуть. — Хаск! Ты идешь? Что еще больше усиливает подозрения Энджела, потому что Хаска редко заставляют присутствовать на собраниях. Неудачник обычно предпочитает сидеть в баре и молча (или не очень) судить о действиях группы. Он все еще вовлечен. Но редко кого заставляют сидеть, если ему этого не хочется. Но улыбка, которой Аластор улыбается, сидя рядом с Чарли, определенно говорит: «Тебе лучше подойти сюда прямо сейчас, иначе потом будет больно:)». Но Энджел не владеет в совершенстве языком жутких улыбок или чем–то в этом роде, так что он может ошибаться. Хаск же прекрасно владеет этим языком (он вообще прекрасно владеет… всем, к тому же, пробыв с Аластором так долго, это просто необходимо, если не хочешь умереть), и он направляется к дивану, на котором расположился Энджел, быстро подталкивая его ноги, которые Энджел поднимает, чтобы кот мог сесть, а затем снова кладет их уже на колени бармена. Часть сердца Энджела теплеет от того, что в отличие от месяцев назад, когда Хаск отталкивал его, теперь Хаск полностью принимает тот факт, что он - подставка для ног Энджела, и даже слегка поглаживает его сапоги. За то время, что Энджел не зацикливался только на Хаске, улыбка Чарли, кажется, стала еще более натянутой. Это всё меньше похоже на улыбку и всё больше на гримасу, как если бы видеть его и Хаска вместе (сидящих вместе, а не находящихся вместе, потому что они НЕ вместе) причиняло ей физическую боль. Это отдаленно напоминает Энджелу тот случай, когда он вернулся домой к брату, который уличил его в том, что он делал минет какому-то парню в переулке за наркотики. Однако Нисс был (и есть?) гомофобным ублюдком. Если только Чарли не лгала все это время или не была замаскированной Кэти Киллджой, у нее нет такого оправдания. — Итак… — говорит Энджел, нарушая тишину, потому что, он действительно должен быть тем кто все это делает? — Что происходит? Снова тишина. Он видит, как Сэр Пентиус резко встает со своего места. Аластор, кажется, еще больше откидывается на спинку стула, словно собирается посмотреть очень интересное шоу. И он может поклясться, что видит, как Вэгги слегка качает головой. Тут вмешивается Хаск, вероятно, в равной степени уставший от продолжающегося молчания и странностей этой недели. — Слушайте, если мы ничего не будем делать, я собираюсь… — ЛОЖЬ! — кричит Чарли, поднимаясь со своего места. — Что? — всегда так красноречиво вопрошает Энджел. — Ложь! Мы проводим небольшой урок о лжи! «Окей…» — …Зачем? Это выглядит как–то спонтанно, тебе не кажется? Снова тишина, некоторые из присутствующих, кажется, нервно переглядываются. — Я всем врал! — внезапно говорит Пентиус, вставая со своего места. — Да! — продолжает Чарли. — Пентиус врал нам всем, и это нормально, мы не злимся! Но нам действительно стоит поговорить об этом! Потому что ложь может навредить людям, заставляя нас верить в то, что не соответствует действительности, или вводить людей в заблуждение! — Окей? — говорит Энджел, потому что все это кажется подозрительным. — Так, о чем он лгал? — спрашивает Хаск со стороны Энджела, выглядя в равной степени уверенным, что среди них есть обманщик. Еще больше нервных взглядов. — Яйца действительно выходят из меня! «О… Правда?» — В самом деле? — спрашивает Энджел, не купившись на всю эту чушь. Хаск иногда допоздна давал ему уроки покера и того, как разбираться в людях. И даже если бы он этого не делал, Пентиус — ужасный лжец. Энджел достаточно много раз сталкивался с чувствами змея и катастрофическим взаимодействием с Черри, чтобы понимать это (плюс вся эта история со «шпионажем для Вокса», чувак ни хрена не умеет врать). Он неуверенно кивает. Энджел еще больше откидывается на спинку стула, еще шире растягиваясь на диване, и вздыхает. — Докажи. У Пентиуса дергается глаз, и часть Энджела жалеет, что они сейчас не играют в покер, чтобы Хаск мог увидеть, как он разоблачает изобретателя на его блефе. (Потому что Хаск многому его научил. И, возможно, чего–то подобного было бы достаточно, чтобы произвести впечатление…) — Отлично, — говорит Пентиус и скользит дальше к центру комнаты, выглядя так, словно он полностью готов посрать прямо перед ними. — ЭНТОНИ! «А? Что? Кто позвал–» — Мы собрались здесь, чтобы поговорить об Энтони, — поясняет Чарли. Ух ты, дежавю. Так вот на что были похожи его похороны? Если это так, то он действительно надеется, что кто–нибудь не справил нужду прямо во время них. Или того хуже - в его гроб. Хотя… теперь, когда Пентиус подошел ближе, он смог разобрать надпись на значке… Клуб ненависти к Энтони? Ай. Какого хуя? Он думал, что они… Рядом с ним раздается рычание, и он понимает, что Хаск тоже это заметил. — Что, черт возьми, здесь происходит? — рычит бармен, хватая Энджела за ноги, чтобы показать, что он все еще здесь. Спасибо Люциферу за этого человека. Энджел действительно его не заслуживает. Энтони действительно его не заслуживает. Снова тишина. И Хаск, похоже, готов отцепить значки от шляпы и пиджака Сэра Пентиуса и заколоть его ими. В наступившей тишине тело Энджела охватило слишком много чувств. Предательство. Отчаяние. Принятие. Потому что у него уже был один «Клуб ненависти к Энтони» на Земле (его семья (за исключением милой Молли)), и он по глупости думал, что ему не придется проходить через это снова. Он должен был думать получше. Энтони никогда ни на что не годился. Он — запасной сын. Нежеланный близнец. Полуслепой педик. Он стал «Энджелом Дастом», чтобы больше не быть таким. Но потом он по глупости опустил свои стены, и теперь они снова видят только Энтони. — Энджел... — «Энтони» — Ниффти, Пентиус и я кое–что подслушали... — «твой брат поймал тебя в переулке...» Это оно. Он даже не знает, что именно вызвало это, кроме его слабости, но это вот–вот повторится. Его семья вот–вот снова вышвырнет его вон. — …и мы думаем, что Хаску действительно нужно рассказать тебе об Энтони. «Подождите… что?» — Что? — вырывается у Энджела, потому что в этот момент он не понимает, что происходит. Хаск — единственный, кому Энджел когда–либо рассказывал об «Энтони», черт возьми, он даже позволял мужчине иногда называть его так! Было приятно, что у него снова есть кто–то, с кем он может быть «Тони». И теперь… И теперь они хотят, чтобы мужчина, в которого Энджел влюблялся, рассказал ему обо всех причинах, по которым он отстой? Хаск был тем, кто рассказал им? Зачем? Он бы так не поступил… правда ведь? Хаск, кажется, напрягся под ногами Энджела, и демон–паук чувствует, как его сердце начинает разрываться на части. — Как ты… ? — начинает Хаск, но Ниффти быстро перебивает его. — Ты разговариваешь во сне, — на что Пентиус кивает, и это… жутко… — Погодите! А Чарли? — Я как–то слышала, как ты разговаривал по телефону, — она говорит, что ей стыдно, хотя Энджел не знает, отчего ей должно быть стыдно. Она не Энтони. Не она однажды в панике позвонила Хаску, потому что Валентино оставил его в гримерке с вывихнутым коленом, еще больше затуманенным зрением и слишком большим количеством красного дыма в организме, чтобы думать о чем–то, кроме «Хаска». Хаск, кажется, краснеет, и смотрит на Энджела, который быстро отводит взгляд, а глаза его горят слезами. Все хорошо. Все хорошо. Твоя вторая половина уже покинула тебя однажды. Ты можешь справиться с этим снова. Хаск хватает обе его левые руки, держа их в своей большой лапе, которая может полностью обернулась вокруг обоих маленьких запястий Энджела. …это что прощание? — Энтони… — начинает Хаск, глядя куда угодно, но не на Энджела, пристально разглядывая другу часть комнаты. Боже, это началось. Он даже не знал, что можно расстаться с кем–то, с кем ты даже не встречаешься. — Энтони - один из самых удивительных людей, которых я когда–либо знал. «Что?» — Несмотря на то, через что ему пришлось пройти, он остается одним из самых преданных и заботливых людей, которых я знаю. Он не идеален, никто из нас не идеален, но он, блять, старается. Он так сильно старается, и мне так надоело, что люди этого не видят. Что он этого не видит– Срань господня. Слишком много всего происходит. Он даже не знает, что происходит в данный момент. Если это речь о расставании, то он проделал ужасную работу над тем, чтобы сделать это расставание менее болезненным. — Потому что я так рад, что он есть в моей жизни. Смерти. Неважно. Он заставляет этого старого ублюдка снова что–то чувствовать. Нахуй вас! Если вы ненавидите его, то ненавидите меня. Потому что мы– «Не говори этого» — Неудачники. «Он сказал это» «Он сказал это» Блять. Срань Господня. Пожалуйста, пусть это не будет сном. Пожалуйста, пусть он поймет это правильно. И если это сон, пожалуйста, не просыпайся. — Хаск– — И он заслуживает гораздо большего, чем это. Лучшего, чем все это. Лучшего, чем я, но– — Хаск... — снова пытается Энджел. — Вы не знаете сколько я... — не затыкается кот. Энтони делает это за него. Не губами, как он мечтал, а пальцем, прикладывая его к губам грешника. Потому что он мог бы использовать свои губы, но он должен знать наверняка. Необходимо, чтобы этот момент длился как можно дольше. Темные глаза Хаска встречаются с непревзойденными глазами Энтони, из которых, как он чувствует, капают слезы. Он сел на диван, чтобы посмотреть другому демону прямо в лицо, и перед тем, как Хаск кивает, Тони улыбнется, и их губы соединяются. Срань господня. Он только что искупил свои грехи? Потому что он чувствует себя словно в раю. Это не похоже на другие поцелуи, которые он когда–либо получал. Он не полон голода, как будто человеку нужно взять каждую частичку Энджела, что он может дать. Он полон заботы. Полон надежды. Двое открывают себя тому, что другой готов дать. Он неспешен. В нем даже нет языка. Черт, если бы это был кто–то еще, Энджел, вероятно, насмехался бы над ним за то, как они ванильны. Это идеально. Слишком скоро все заканчивается. И Энтони чувствует себя более пьяным, чем когда–либо прежде. Он просто смотрит на Хаска, когда они улыбаются друг другу. — Э… что происходит? О, блять, точно. Они в комнате. Комнате полной другими людьми. Людьми, которые, очевидно, основали Клуб ненависти к Энтони. Хаск, похоже, тоже это помнит, потому что на его лице быстро появляется то сексуальное, покровительственное выражение, которое Энджел так полюбил. (Окей, если быть честным, Энджел полюбил большинство лиц Хаска). Радио–Демон, верный своей репутации, кажется, не обращает внимания на свирепый взгляд Хаска, поскольку он подводит итоги вечера, как будто находясь в прямом эфире. — Что ж, я полагаю, что наш старый бармен только что признался в своей любви к некоему Энтони, и это как–то привело к проявлению привязанности между ним и нашим первым посетителем. Хотя, как именно такое признание привело к столь отвратительной сцене, нам еще предстоит узнать. «Предстоит узнать?» «Предстоит узнать?! Они, блять, серьезно? Он думал, что его чувства по этому поводу очевидны» — Хаск… Я… — начинает он, но, черт возьми, это сложно, у него нет сценария, и не похоже, что он может вернуться к своему образу. Потому что Хаск этого не хочет. Ему нужен Энтони. — Я… — Блядь. Merda. Di’ qualcosa, idiota. (Дерьмо. Скажи что–нибудь, тупица.) — Ты не обязан, ragnetto, non adesso. Я знаю. (маленький паучок, не сейчас.) Энджел собирается еще раз поцеловаться, когда их любимый членоблуд, кажется, активизировался. — Подожди! А как же Энтони? — спрашивает Сэр Пентиус со своего места в центре, выглядя совершенно сбитым с толку. — А что насчет с Энтони? — рычит Хаскер из–под него, и, черт возьми, это возбуждает. — Энджел, я знаю, что это, должно быть, сбивает с толку, — «Да, это так» — но мы заметили, как Хаскер произносит имя «Энтони» во сне… — Подожди! Ты что? — спросил Энджел, прерывая Пентиуса. И Хаск, кажется, покраснел, что означает… черт возьми. Черт возьми. — О, тесоро, не нужно смущаться. Я тоже это делаю. — Ты тоже стонешь во сне имя Энтони? — Нет! С чего бы мне стонать свое собственное имя во сне?! - бормочет он. Тишина. Затем раздалось коллективное «о–о–о» от всех присутствующих в комнате. — Ты - Энтони? — Спрашивает змея. «Ээ…» — Да? — Это с тобой Хаск изменяет Энджелу?! — Нет! Пентиус! Я Энджел! — Ты с-сказал, что ты Энтони! — Это я, да! — Так не ври и не говори, что ты… о. Я понял, что здесь происходит. — Да, Энджел, мне так жаль, — вмешивается Чарли, выглядя совершенно шокированной и извиняющейся за (откровенно безумные) события, которые только что развернулись, — мы подумали– — ХАСК?! ТЫ ИЗМЕНЯЕШЬ ЭНДЖЕЛУ С ЕГО СОБСТВЕННЫМ БРАТОМ–БЛИЗНЕЦОМ?! — Пентиус! Ты же ясно видишь, что это я! — Я вижу только разлучника! «Боже милостивый…»***
Пять минут спустя. — НО ТЫ СКАЗАЛ, ЧТО У ТЕБЯ ЕСТЬ БЛИЗНЕЦ! — СЕСТРА-БЛИЗНЕЦ, ТУПИЦА! ОНА НА НЕБЕСАХ!***
Еще пять минут спустя. — Так… ты сделала все это, чтобы я узнал, что Хаск изменяет мне с… со мной? — Я говорила им не делать этого. — Да… Вэгги, ты была права. Эндж– Энт –Энджелтони, мне так жаль. — Ха! Все в порядке, крошка. Просто чертовски весело. И Энджел в порядке. — Точно! Прости, Энджел Даст! — Мы поработаем над этим.***
Этой ночью, в комнате Энджела: — Не могу поверить, что ты влюбился в парня по имени Энтони. — Продолжай в том же духе, и я уйду. — Ой? И куда ты собираешься идти? К своему другому любовнику Энтони? — Я ухожу– — Подожди! Нет! Прости, ты… ты засранец. Ты ведь не уйдешь, правда? — Как я могу? Твои руки, блядь, обвились вокруг меня. — Тебе повезло, что я не опутал нас какой–нибудь паутиной. — Паутиной? Ты можешь это сделать? Плести паутину? — Да? Я паук? — Ха... — Ты говоришь на семи языках. Участвовал в Олимпийских играх. Недолго сидел в тюрьме за кражу вывески McDonald's. Но тебя шокирует это? — Заткнись. — О, детка, продолжай оскорблять меня в том же духе, и я смогу тебя укусить. Давай испытаем немного моего яда. — Я… ты… знаешь что? Мне больше нравилось, когда мы просто обнимались. — Отлично. Ладно… мы можем отложить это на другой раз. — Звучит заманчиво...***
На следующий день: — Аластор? — Да, Чарли? — Почему на тебе эта футболка? Энджел и есть Энтони. Вся эта затея с клубом ненависти была ошибкой. — Хмм? Что ж, я не вижу смысла выбрасывать совершенно красивую рубашку. Позже: Энджел заходит на кухню, чтобы перекусить перед тем, как отправиться в бар, чтобы немного пообщаться с Хаском. На кухне он встречает только одного человека — Аластора, это немного нервирует Энджела, потому что он всегда нервничает, когда остается один на один с Аластором. Это «слегка взволнованное» выражение переходит в «настороженно–испуганное», когда он приближается к демону, который одет в футболку с надписью «Клуб ненависти к Энтони». На его трости, стоящей рядом с ним, даже есть шляпа. А пьет повелитель из кружки «Клуб ненависти к Энтони». Его движение привлекло внимание хищника, поскольку сидящий там мужчина просто улыбнулся и произнес самые страшные слова, которые Энджел когда–либо слышал. — Привет, Энтони. Энджел выходит из кухни.