За закрытой дверью

Мягкое сияние свечи разгоняло сгустившийся сумрак — на улице уже стемнело, пускай часы и показывали всего десять вечера. Дверь была закрыта, шторы плотно задёрнуты, дабы ничей глаз ненароком не увидел лишнего. Того, что должно оставаться тайной для двоих. Если Маргарита знала, чем её супруг занимается на стороне, то вряд ли она довольна — хотя не то чтобы она возмущалась. Милая наивная куколка, считающая, что её муж едва ли не ангел, однако за ним скрывалась тьма из лжи и гордыни. Откинув прядь с чёлки назад — синие локоны, похожие на волны моря Харк, — Каспар склонился над покрасневшим до состояния вишни юношей под собой. Между ними однажды пробежала искра, которой оказалось достаточно, чтобы сейчас это пламя поглотило обоих. Полло сглотнул; вся эта ситуация, мягко говоря, ввела его в состояние не то возбуждения, не то стыда, но всё же смущение одержало верх, и теперь ему оставалось только смиренно ожидать чего-то... нового. Если Бланкенхайм в этом плане был весьма открытым и раскрепощённым, то Ньезе — чистый цветок. От кучи мыслей его оторвало лёгкое прикосновение ладони к щеке. Слуга поднял глаза, и его взгляд встретился с другим, похожим на тёмное небо. Слишком красиво. — До сих пор боишься? — Каспар прикусил краешек губы, наблюдая за реакцией. — Или?.. — Нет, не боюсь, — Полло притянул руки к груди, приняв позу покойника. — Это всё очень смущает, и если бы я боялся, то не согласился бы. — И правда, согласие всегда в этом случае необходимо, — маркиз мимолётно прижался губами ко лбу, заставив того вздрогнуть. — Ну же, не будь таким стеснительным, ты можешь довериться мне. Его пальцы, схватившись за край галстука, потянули вниз, распуская узел, и вскоре жёлтая полоска ткани оказалась сброшенной на пол. Ньезе пронаблюдал за секундным действием и затем, протянув руки к шее Бланкенхайма, обнял его, притягивая к себе. — Ты очень тёплый, — прошептал он, растягивая губы в странной усмешке. В тишине комнаты его сердцебиение было слышно невероятно отчётливо. — И... если тебе не сложно... Договаривать он не стал, вспыхнув красным, но Каспар понял всё и без слов. Их первый поцелуй произошёл будто бы вчера — ни один, ни другой особо не ждали этого, однако вскоре, вынужденно оказавшись в компании друг друга, зашли чуть дальше (как и сейчас, собственно). Губы Полло на вкус ощущались сладковатыми, на ощупь — мягче любого мармелада, и то, как он отводил взгляд, приводило в трепетный восторг. Осторожно, стараясь не спугнуть момент, маркиз наклонился к бледному и покрытому густым румянцем лицу и нарочито медленно накрыл юношеские губы своими. То же самое чувство пронзило голову приятным потоком электричества, отчего он мимолётно зажмурился. Слегка влажно и очень тепло; слуга слабо выдохнул, когда их поцелуй стал более близким. Бланкенхайм коснулся его нижней губы кончиком языка, словно бы спрашивая разрешения, и провёл им вглубь, затем — ещё, вновь целуя, завёл внутрь рта, прижимаясь к уже чужому горячему языку. Непривычно, но так нравится. Ньезе в эту секунду, кажется, вообще не дышал, однако его ресницы чуть подрагивали от волнения, а тонкие руки крепче сомкнулись на шее. Не прерывая столь глубокое... занятие, Каспар облокотился на кровать, таким образом практически лёжа сверху, но соблюдая расстояние между их телами в несколько сантиметров. Теперь отходить от начатого не было ни смысла, ни, удивительно, желания. Внезапно стало мало и захотелось ещё, и Полло, прикусив каспаровскую нижнюю губу, еле-еле потянул на себя, в то время как его пальцы зарылись в синие волосы. Не то чтобы маркиз вовсе не ожидал подобного, но этот довольно невинный жест с его стороны вынудил кровь вскипеть. (К слову, не только кровь.) — ...Эй, Полло. — Его голос звучал слегка дрожаще, когда он, к своему сожалению, отстранился и взял в ладони кукольное лицо парнишки. Взгляд упал на его губы, блестящие от собственной слюны и покрасневшие от поцелуев. — Ты точно уверен? Слуга едва заметно кивнул; его руки, ослабевшие от накатившего жара, опустились на кровать. — Точно. Только потому, что это ты, я готов. И... — он смущённо повернул голову вбок, — я хочу. Издав смешок — чересчур милый он в таком виде, — Бланкенхайм расстегнул несколько пуговиц на рубашке, обнажая участок светлой кожи, после чего, подумав, проделал то же со всеми остальными, но уже на жилетке. Снимать с него одежду он не стал: Ньезе как-то упоминал, что без одежды чувствует себя максимально некомфортно. Как только он ощутил губы уже на своей шее, то издал вздох: горячо. Нервы всего тела одновременно, казалось, замерли, не давая вдохнуть воздух полной грудью. Полло ощущал абсолютно всё: то, как Каспар проходил по всей шее от самого уха до яремной впадины, очерчивал напряжённые мышцы и отмечал кадык. Когда он спустился ниже, правую ключицу обожгло болью, и поперёк выступающей кости появился алый след. Слуга не издал ни звука, закусив губу, хотя ощущение было не из самых приятных. Однако в то же мгновение влажный язык коснулся укуса, зализывая — точно в знак извинения. Распахнув края рубашки шире, маркиз прильнул обратно к бледной груди и обхватил затвердевший сосок зубами, слегка оттягивая на себя, но этого с головой хватило, чтобы Полло издал вибрирующий звук. Его плечи слабо вздрогнули, однако он молчал, давая понять, что всё в порядке. Чуть прикусив участок кожи, где вскоре появился красноватый отпечаток, Каспар вернулся наверх, проводя губами по всей длине ключиц и плечам — невидимые следы его поцелуев оставались, казалось, на каждом сантиметре хрупкого тела. И, несомненно, каждый из них станет своеобразной печатью, гласящей о неприкосновенности. Пока что его тело не выглядело минным полем, поэтому следовало продолжить помягче. Бланкенхайм провёл цепочку таких же поцелуев снизу вверх, касаясь подбородка и его линии челюсти, переходя на щёки и снова прижимаясь к губам. Ньезе, будучи совершенно неопытным в этом плане, почувствовал себя как-то... — Эй, Кэс... подожди... — он сделал рваный вздох в перерыве между поцелуями и затуманенным взглядом посмотрел в глаза напротив. — Тебе... тебя... всё устраивает? — Почему меня должно что-то не устраивать? — маркиз обвёл краешек его покрасневшего уха и укусил. — Мвх... я же... я же совсем плох в этом всём... — слуга зажмурился: на глазах выступили слёзы от слабой, но такой приятной боли, когда его кусали. — Ты же гораздо лучше в это... ах... — Не говори ерунды, — Каспар провёл кончиками пальцев по его плечу, поглаживая и подбадривая. — Ты нравишься мне полностью таким, каким бы ты ни был. — Даже... — Даже неопытным. Это ведь твой первый раз... — он вздохнул; всё-таки возбуждение давало о себе знать, — ты и не должен быть профессионалом. Полло попытался что-то ответить, но был насильно заткнут поцелуем, новым и в очередной раз глубоким. Всегда, как только его языка касался другой, по спине проходила дрожь, пронзая током позвоночник. И ведь не сказать, что ему не нравилось — наоборот, он хотел бы ещё и ещё, потому что... Потому что, чёрт возьми, это Каспар, и в него Ньезе был не просто влюблён до беспамятства, а любил всем своим сердцем и душой. И лишь с ним он чувствовал себя готовым ко всему, хотел ощутить всё на свете и просто быть таким же желанным и любимым. Что, однако, являлось правдой. Бланкенхайм осторожно сжал губу юноши, кусая едва ли не до крови, вовремя сдержавшись. Но, если так подумать, на его бледной, как молоко, коже кровавые разводы казались бы художественным произведением — словно выплеск эмоций наружу, и неаккуратное движение пролило алую краску на белый холст. Его ладонь легла на талию слуги, медленно спускаясь к бёдрам, и через пару мгновений под пальцами оказались мягкость и тепло тела. «Интересно, а каков он без своей формы?», — мимолётно подумал маркиз и, к своему огромному удивлению, покраснел от смущения впервые за несколько лет. Забавно. Всё ещё продолжая целовать в ответ, Полло согнул ноги в коленях, таким образом оказавшись ещё ближе, и до него дошло: к одной из его ляжек несильно упиралось чужое естество сквозь ткань брюк. От этого стало несколько жарче в груди, и он случайно подумал, что его бы вырвало, находись на месте Каспара кто другой. Обхватив его шею руками, Ньезе накрутил на палец прядь синих волос — мягкие и шелковистые, они были похожи на тончайшую ткань. Но, увы, увлечённый их близостью, он совсем забыл, как дышать через нос, и с тихим звуком оторвался, мгновенно вдыхая такой необходимый воздух всей грудью. — Ты до сих пор напряжён, не так ли? — Бланкенхайм коротко чмокнул его, наблюдая, как слуга еле-еле пытается отдышаться. — Есть немного... чуть-чуть... ну, — он отвёл взгляд в сторону, краснея при этом. — Вдруг я тебе не понравлюсь? — Не накручивай себя, darling, — ответил маркиз, и марлонское слово из его уст прозвучало нежно и мило. Он наклонился и нарочито игриво прикусил кадык, а затем, уже сильнее, оставил засос на шее юноши, вынудив того чересчур сжать синие локоны. — У тебя особая мания к моим волосам, милый? — Я люблю синий, — Полло лениво вздохнул в очередной раз, кончиками пальцев поглаживая его затылок. Губы Каспара слабо дрогнули в улыбке, и он, приблизившись к лицу, полному смущения, прошептал: — А я люблю тебя.