баллон

— Я… — Да погоди, дай я сниму мерки! — Я… чёрт… — Милый, постой так ещё минуточку, прошу тебя, — Тэхён поглядел на мужа огромными глазами-блюдцами, стоя перед ним на коленях. — Чёрт бы тебя побрал, Тэхён, — мужчина прикрыл ладонью отчего-то горевшее лицо. Они находились в браке три года, в отношениях — год, тогда как жили вместе всего пару месяцев. — Я не хочу прощаться со своей жизнью! Со своей квартирой! Здесь столько всего мне нужного, видишь, стол стоит правильно, как мне надо, чтоб я видел цвет ткани и иглу, мои любимые цветы повсюду! — Тэхён, стоя дома с покрасневшим от злости лицом, одной рукой прикрывал джемпером шею, другой же — тыкал в разные предметы мебели указательным пальцем. — Я понимаю, я не настаиваю, — Чонгук смотрел на своего мужа сверху вниз, чуть поджимая губы. Затем цокнул. — Слушай, если ты… — Я ничего не хочу! Не хочу! Ты ворвался в мою жизнь слишком рано, и… — он смолк. — Да, солнце? Что «и»? — Чонгук легко улыбнулся и сделал шаг в сторону мужа. Тот сделал резко маленький шаг назад. — Так, — он потянулся и мягко обхватил пальцами его подбородок. — Если не хочешь переезжать, не переезжай. Оставь эту квартиру в целости и сохранности. Будем видеться, без проблем. Хорошо? Тэхён в ответ, чуть сглотнув, кивнул. — Мне надо проверить, точно ли костюм будет сидеть на модели, понимаешь? — уголком рта он плотно сжимал парочку портновских булавок. — Я только, — Чонгук засмеялся, обнажив жемчужную гладь зубов, — понять не могу, какая модель будет носить это? — и руками провёл по воздуху сверху вниз, очерчивая своё тело. — Каким-то альфам нравится так одеваться, — пробурчал Тэхён, не поднимая головы. Он сидел в ногах своего мужа в свитере, пижамных штанах да тапочках, иногда закладывал складки на юбке. — А… а-а… — глаза у Чонгука расширились, брови поползли вверх. — Говоришь, что… Но слова мигом пропали в горле, стоило чему-то холодному коснуться его ляжек. Сантиметровой ленте. Чонгук опустил голову вниз: Тэхён, что-то бурча, полез к его ногам, мягко надавил на кожу пальцами, прошептал: — Пятьдесят девять… так… И тут же полез выше, на секунду устремив взгляд мужу в глаза. Так дети смотрят на огромные аттракционы в парке. С азартом, лёгким испугом и восхищением. — Да? — Чонгук чуть склонил голову и, улыбаясь, погладил мужа по щеке ладонью. — Что-то ещё, малыш? — М-мне надо… — он сглотнул, — ещё снять мерки с бёдер и талии. — Без проблем, — Чонгук выпрямился. — Так? Или как-то согнуться? — Нет, нет, всё так, — Тэхён приподнялся выше, обхватил его ягодицы руками одним резким движением, а после начал всматриваться в отметку на ленте, чуть ли не утыкаясь носом мужу в пах. От этого вида Чонгуку захотелось вмиг чуть надавить пальцами на затылок Тэхёна, приблизить носиком к своему члену, даже дать его облизать. И его щёки мигом заалели. — Ты не мог бы?.. — Д-да? — Чонгук сразу же чуть помотал головой. — Отодвинься. Они не часто занимались любовью. Тэхён зачастую не позволял к себе прикасаться. Ночами, оставаясь в комнате одни, они предпочитали спать на разных кроватях. Иногда Чонгук читал ему книги, какие интересуют его; но зачастую читал книги, которые интересны Тэхёну. Фэнтези в основном, ещё детективы — у них даже в литературе был разный вкус. — Каким боком мы женимся? — проворчал Тэхён, сидя за столиком в ресторане, с гримасой отвращения на лице. — Потому что того хотят наши родители. А ещё мы истинные, — ответил Чонгук будто бы между делом. В тот день светило яркое летнее солнце, вовсю стояла духота. И даже родители Чонгука и Тэхёна, собравшиеся в ресторане для обсуждения брачного договора, были влажными словно слизни. Они разоделись в красивые костюмы, за которые отдаёшь в аренду несколько сотен тысяч, и вели себя так, будто были не на закрытой встрече, а на приёме у посла чужой страны. Намеренно прямо держали ладони, слишком учтиво говорили деловым тоном, передавали друг дружке какие-то бумаги, обсуждали, когда Тэхёну забеременеть, в какой компании после университета работать Чонгуку, достанется ли им хоть одна семейная машина. — Милый, попробуй мидии, — женщина протянула Тэхёну тарелку, тот мигом позеленел, но с лёгкой улыбкой, кивнув, забрал что-то, похожее на маленький поднос — такое же маленькое, металлическое, круглое. — Фу. — Дай сюда, — Чонгук мигом забрал тарелку и отложил к углу стола. — Скажешь, что были вкусные. И всё. — Я хочу сказать, что они были не вкусные, а отвратительные. И я хочу отсюда уйти, — когда Тэхён злился, от него начинало пахнуть лесными ягодами. Так пахнет голубика под каплями дождя. Чонгук, глубоко вдохнув, в очередной раз зарозовел и отвёл взгляд, кинув напоследок шёпотом: — Не бурчи. — Хорошо, — Чонгук почти что автоматически сделал маленький шаг назад. Конечно, его зачастую одолевали разного рода мысли. Жалкие, грязные, блядские мысли. Взять Тэхёна за руку, исцеловать ему костяшки пальцев, уложить на кровати, на полу, хоть где-нибудь. Прикоснуться к нему, быть в нём и быть с ним. Испробовать его слюну своим языком, ощутить его запах. И он крепко держался, стараясь о подобных вещах не думать. Смотрел куда-нибудь в стену, вспоминал, что ещё предстояло поставить из мебели в квартиру, думал о давних встречах с друзьями, красивых машинах, пейзажах. Держался, потому что не видел в Тэхёне зачастую никакой отдачи, никакого желания. Только боль. — Да, да, — Тэхён вскинул ладонь вверх, стоя в гостиничном номере. — «Я так рад, что ты стал моим мужем». Бла-бла, — пуговицы на его рубашке медленно расходились, одна за другой. — Мы не будем трахаться, не будем ебаться, не будем заниматься сексом и не будем заниматься любовью, даже если это наша первая брачная ночь. Я очень признателен, что ты выбрал меня, правда, — он несколько раз мелко кивнул, приложив руку к груди, с огромными глазами, — но я не готов сейчас вот так брать и лезть в это всё. — В это всё? — Чонгук стоял по другую сторону номера в чёрном костюме и тяжело дышал. День и так выдался тяжёлым: огромное количество гостей, какие-то лишние вспышки, музыка, груда натянутых улыбок, множество поздравлений. Тоскливый взгляд Тэхёна куда-то вдаль и так сопровождал Чонгука всё утро, весь вечер — их первый поцелуй (он же подвенечный) нельзя было назвать даже нежным. Он был пустым. Чонгук принялся расстёгивать запонки, глядя в пол. — Да, в это всё, — Тэхён развернулся и снял с себя пиджак. — Прошу, оставь меня. Сходи куда-нибудь, поделай что-нибудь, не знаю. Просто оставь меня одного, видеть никого не хочу, — его голос чуть горчил. Чонгука учили, что желание омеги — закон. Отец говорил ему не играться с чужими чувствами, не лезть в них без готовности отдавать, а если и лезть, то с чистым сердцем. Так что он вышел из номера и принялся бродить по отелю, пока не дошёл, наконец, до холла, чтобы там и вырубиться после тяжёлого дня. Засыпая, он смотрел в однотонный потолок и кусал нижнюю губу. Голова у него весь день гудела. Казалось, во рту, несмотря на литры выпитого чая, сдохла кипа бабочек, — также сушило и горчило. И саднило где-то ниже, под лопатками. В ночи, когда холл опустел, оставив подле себя лишь парочку администраторов, Чонгук вернулся в номер, по пути развязывая галстук. Папа рассказывал ему, что после свадьбы твой омега в любви будет снимать с тебя одежду и много-много обнимать. Отчего-то при подобных мыслях он нахмурился, продолжая идти по ступеням. Он подумал, как Тэхён тянется к нему на носочках, снимает с него галстук, целует в щёки, и тяжело вздохнул. Церемония закончилась. Они уехали далеко, почти что покинули город. Вроде как всё осталось позади, а недосказанность так и висела в воздухе. Чонгук даже не стал стучаться. Раздалось «пи-и-ик!», и вот он уже стоял в номере. В тех же туфлях, которыми топтал траву поутру. Рубашка с пиджаком помялись, и он принялся стягивать с себя одежду, борясь с мыслями: ему крайне сильно хотелось вернуться в холл и попросить ещё один номер. Оставшись в одних штанах, он начал усиленно тереть пальцами лоб, присел в кресло. Ему было двадцать два. Тэхёну — двадцать девять. Они были разными, не сказать, что абсолютно противоположными, но во многом не сочетались. Тэхёну, например, нравилось спать под тяжёлыми пуховыми одеялами с закрытым окном, тогда как Чонгук любил прохладу. И ели они по-разному, даже зубы по-разному чистили. Как им суждено было стать истинными? — Я же сказал, что не хочу никого видеть, — тихо сказал в темноте. Чонгук тут же поднял взгляд в сторону кровати: Тэхён зарылся в одеяла, подняв руку вверх, словно согласен был на обсуждение мирного договора. — Так ты меня и не видишь. Ответом стало молчание. Чонгук так и не мог сдвинуть взгляда с его ладони, маленьких вытянутых во все стороны пальцев, готовых с кем-то поздороваться. Тэхён в свою очередь не торопился опускать руку. — Я не хочу детей, — также тихо сказал он, не поднимая с подушки головы. — Я… э… — Чонгук нахмурился, полез в волнении лизать себе маляры с резцами, а под конец причмокнул, как будто разжёвывал слова новоиспечённого мужа собственным ртом. — Ладно?.. Как скажешь?.. — Как скажешь? — А что ты хочешь от меня услышать? Чонгук чуть выпрямился, поняв, что у него вспотели ладони. Принялся наминать подушечки пальцев и покусывать губы. Ему хотелось детей. Он хотел вступить в брак и быть достойным мужем. Охранять свою семью, беречь свою семью, видеть глаза любимого человека в глазах малышей. А теперь это… Если всё произошедшее ранее можно было списать на вседозволенность, отсутствие воспитания, нелюбовь к миру, нелюбовь к себе, то это… это списать было некуда. — Хочу услышать, как сильно ты хочешь семью. Ты же говорил отцу об этом, я слышал, — послышался какой-то щелчок. — Тебе хочется покоя, детишек, что будут носиться из угла в угол, — очередной шорох, — оберегать своего мужа и радоваться каждому дню. Дарить конфетки обездоленным на подносе. — А что плохого в том, что я этого хочу? — его губы сжались в некий бантик. — Абсолютно ничего. Ты будешь делать то, что тебе скажут, будешь говорить мне то, чего я хочу, и не потому что я так сказал. Ты сам по себе такой. Никакой самостоятельности, — одеяла зашуршали громче прежнего, и Тэхён, опустив руку, перевернулся на другой бок. Теперь можно было заметить кончики его локонов, разбежавшихся по подушкам. — С чего ты решил, что в подчинении нет самостоятельности? — Чонгуку вдруг захотелось курить. Выпить чего-нибудь крепкого. Он слышал гул в собственных ушах, у него горели щёки. — С того, что ты лишаешься себя в этот момент. Сам-то ты чего хочешь? — одеяло резко сдвинулось в сторону, и Тэхён строго на него поглядел. — То-то и оно. — Я не успел дать ответа. Ты на меня нападаешь, — его голос пошёл вниз. — Я хочу хранить свою семью. Хочу работать и зарабатывать деньги, делать то, что нравится. — Вот и я хочу делать то, что мне нравится! И это ничуть не сочетается с браком, — одеяла снова скрыли его глаза. — Почему ты называешь костюмом юбку с топом? Топ на мне точно сейчас порвётся, — буркнул Чонгук, сам смотря в стену. — Что?! И ты не сказал мне?! А ну иди сюда, — Тэхён мигом встал с колен, полез к его плечам, начал сжимать его руки, — подними, подними! — Ладно, ладно!.. — ладони полетели в воздух. — Если чувствуешь себя некомфортно, сразу говори мне. Не скрывай такое, — Тэхён принялся рассматривать розовый топ, довольно сильно сжимающий грудь. Скажи он такое в других обстоятельствах, Чонгук бы схватился за собственное сердце. Сейчас же он только хмыкнул, ведь речь шла о шитье. Тэхён очень ценил свою работу, ему нравилось ателье, нравилось создавать новые линейки повседневной одежды. Большую часть времени он проводил в своём кабинете, создавая новые цвета, новые рисунки, новые концепции. — Ты меня понял?! — Тэхён поймал его за подбородок, мотнул голову в свою сторону и поглядел в глаза. — Я тебя понял, милый. Тэхён всё же отвёл взгляд. Всегда отводил. Он называл Чонгука милым только тогда, когда ему что-то было нужно. Оплатить что-то, куда съездить, что-то отвезти, помочь родителям или же помочь в работе. Ответного в свой адрес не терпел. В остальное время на милости он был падок только в моменты алкогольного опьянения, когда сладковатые пузырьки из-под шампанского вяло, но всё же развязывали ему язык. — Ты меня не любишь, — бурчал он в который раз, лёжа на диване в гостиной, пока его стопы елозили по ляжке Чонгука. — Неправда. — Нет-нет, ты меня не любишь. Ты можешь делать больше, а не дел… ик!... не делаешь… — Тэхён драматично прикрыл тыльной стороной ладони лицо и резко мотнул головой в сторону спинки дивана. — Ой. — Затошнило? — Угу. Чонгук рассмеялся. Он редко видел Тэхёна таким; алкоголь делал из него болтуна, самого уверенного в себе человека, который готов был вот-вот да сорваться в другую страну, открыть новое дело, сменить имя или совершить другой выходящий из ряда иных людей вон поступок. — Чонгук… — Да? — Ты же правда меня не любишь, — Тэхён с лёгкой улыбкой поглядел на него из-под раскрытых пальцев ладони. От него разило спиртным, пустая бутылка из-под шампанского стояла под столом. — Тебе так легче? — спросил Чонгук с лёгкостью, даря нежный взгляд. В ответ его муж кивнул и прикрыл глаза. — Тэхён, ты сказал, что создаёшь такие костюмы для альф… — начал Чонгук, продолжая смотреть на то, как его муж трогает какой-то шов сбоку. — А, да… — лента снова оказалась возле его кожи. — Альфам нравится такое носить? Ты имеешь право такое продавать? Ты не говорил мне об этом. А я твой муж, — Чонгук невольно перешёл на строгий тон, вообразив, как маленький Тэхён разъезжает по ночным закоулкам и продаёт вульгарные костюмы разным альфам-незнакомцам. — Во-первых, прошу заметить, я имею право такое продавать, поскольку это не какой-то там костюм для совращения малолетних. Это та же повседневная одежда, она омежья, да, но сделана на альф, — его голос был бодрым, с лёгкими искринками. — Во-вторых, альфам нравится такое носить. По разным причинам. Кто-то… э… зарабатывает этим. Не все же у нас ты, — он фыркнул. — И что это значит? — Чонгук хмыкнул. — Не все такие огромные бугаи, которые могут таскать шкафы с места на место и заниматься чем-то подобным. Многие альфы сами по себе большие, грузные, да, но иногда, — он начал показывать ладонями какое-то пространство, будто пытался сжать какую-то прозрачную булку, — они мелковаты, и… — И? — И у них не такой запах. И вообще! Прекрати со мной разговаривать в таком тоне, — он шлёпнул Чонгука лентой по груди. — Хорошо. Но щёки его всё равно чуть потеплели при словах Тэхёна о размерах. Можно ли это было считать за комплимент? Или же это было оскорбление? Чонгук всмотрелся: тот, засунув в рот булавку, принялся отмерять точное количество сантиметров над его ребром. Никакого смущения, ни капли волнения. А что, если это всё же было оскорблением?! — Тэхён, я… — сердце у него бешено заколотилось. — Тебе нравятся большие альфы? Тэхён мигом поперхнулся, начал плеваться, и булавка упала куда-то на пол. — ЧЕГО?! ЧОНГУК, СТОЙ СМИРНО! — наклонился за лентой, также выпавшей из рук, и смахнул чёлку с лица. Щёки его были багровыми. — Не иначе я вобью тебе эту булавку в бок. — Откуда в тебе вечное желание меня убить, скажи, — он поднял голову в потолок. Когда они только познакомились, меж ними была ненависть. Чонгук отличался вспышками агрессии: зачастую в порыве он мог продырявить стену собственным кулаком или же что-то сломать. Тэхён был злее, хладнокровнее, предпочитал томить жертву, словно змей, в собственном соку до победных минут. Так и повелось: Чонгук вылетел из ресторана с их первого свидания, разбил в своей же машине окно, что-то крича о вседозволенности, и уехал. Тэхён написал ему на прощание: «Кретин, даже контролировать себя неспособен. Безответственный слабак». Позже они стали соучастниками, решив, что пойдут на революцию против собственных семей. — Мама считает, нам пора играть свадьбу, — Тэхён закатил глаза. — В моей семье по всем правилам брак идёт раньше статуса «серьёзных отношений», — вполне спокойно ответил Чонгук, сидя с ним рядом за столом. Они скрылись. Они уехали в мотель на краю города ради этого разговора. Оплатили себе четыре дня и три ночи. Решили, словно дети, устроить побег, но, будучи взрослыми, понимали, что он не вечен. — Что за чепуха, — Тэхён оттолкнул от себя стакан, полный воды. — Как можно жениться на ком-то раньше, чем ты его узнаешь? — он мотнул голову в сторону Чонгука, но, заметив его взгляд, тут же начал разглядывать стол. — В моей семье так заведено, Тэхён. Не имеет смысла совращать другого человека, если не питаешь к нему самых чистых чувств, — он шлёпнул себя легонько ладонью по груди. — Мои отцы считают это нормальным. — А я вот, — прошипел он злобно, — не считаю. Я не могу жениться на человеке, с которым у нас будут абсолютно разные взгляды на жизнь. Пары свиданий недостаточно, чтобы понять, нравится ли твоему партнёру подвешивание, — он фыркнул и отвернулся. — Нравится что? — у Чонгука округлились глаза. — А ты что думал? Мне двадцать девять. Не шататься же мне девственником, блюсти традиции и ждать своего суженого! У людей есть свои предпочтения в кровати, — он начал загибать пальцы, — вот, например, связывание, доминирование, переодевание… — Прошу, прекрати, — Чонгук отчего-то злился, но не мог точно понять причин. И голос его на странность был выше обычного. — …секс в общественных местах, а есть же ещё и кинки! Их вообще полно: на сперму, на… — продолжал ворчать Тэхён, смотря на собственные пальцы. — Хватит, не продолжай, — ладонь его полезла вверх. — …мне вот, например, не всегда нравится сперма на мне, она же такая липк… — и тут же накрыла с лёгким шлепком его рот. Тэхён всхлипнул. — Я сказал тебе прекратить, — низко заговорил он. — Некоторые люди ценят в других душу, характер, навыки, никак не какие-то там желания в постели! Я ценю, я ценю! — другой рукой он продолжал бить себе в грудь, сам не зная, почему не может остановиться. — Прекращай эти чёртовы выходки, ты мне уже по горло сидишь! Как будто мне нравится вся эта идея с браком, я не успел узнать тебя, а из того, что узнал, успел понять, что ты неугомонный, невоспитанный, безответственный дурак! — глаза его мигом полезли на лоб, и он оторвал ладонь от лица Тэхёна. — Прости пожалуйста, я… прости… — он закрыл глаза и полез за объятиями, но тот его со смеху оттолкнул. — Ну ты даёшь! — зорко посмотрел он на Чонгука. — А я-то думал, ты совершенно безобиден! — в горле у него сидели смешинки, так и вылетающие изо рта между словами. — Ладно, не переживай, ещё и на твоей улице быть счастью, — он пару раз шлёпнул Чонгука по плечу и захохотал. Они продолжали стоять в кабинете. Чонгук невольно ёжился от лёгкого ветра, гонимого по ногам, тогда как Тэхён с серьёзным видом продолжал копошиться в районе его груди. — Ты не ответил, нравится ли альфам такое носить, — ровным голосом сказал альфа, украдкой поглядев на мужа. — Да, нравится. Кто-то просит, чтобы развлечь своего омегу. Какие-то просто отказываются от рамок и носят то, что хотят. Бетам нравится. Всякое бывает, — он хмыкнул. — А извращенцы? Извращенцов полно?.. — Э-э… достаточно? — Тэхён покачал головой. — Они часто рассказывают свою историю жизни, как будто она мне нужна. Я всего лишь оформляю заказ, — он кивнул сам себе, прикрыв глаза, и щёлкнул пальцами. — И они к тебе пристают? — ради этого вопроса Чонгук и начал разговор. Одна мысль о том, как кто-то трогает его мужа, заставляла в груди что-то ныть. — Чего? — Тэхён вдруг поднял взгляд. Он всё ещё продолжал стоять слишком близко. — Чонгук, это глупо. — Что глупо? — Ревновать вот так, — он нахмурился. — От меня же за километр тобой несёт, все и так знают, что я твой. И метка до сих пор болит, — его ладонь невольно заелозила по шее. У Чонгука онемели подушечки пальцев, в рот потекла слюна. Ему нравилось, когда Тэхён так говорил. — Твоя сраная метка меня достала, — ворчал он на одном из приёмов. — Все бегут от меня как от огня. Больше не делай так, никогда, — после чего запил свои же слова бокалом шампанского. Залпом. Они собрались на выставке его матери. Какое-то акционерное общество согласилось провести её в музее на главной улице для помощи бездомным. Не семья, а собрание святош. — Прекращай так много пить, — Чонгук вырвал бокал у него из рук. — Что ещё мне запретишь? Или что, решил, что женился на мне и всё? Можешь творить что вздумается?! — прорычал он, пихнув бокал в грудь Чонгуку. — Метки ставить, приказывать, что-то запрещать, — шипел он, сведя брови. Каждый раз, смотря на него исподлобья со скрещёнными руками на груди, Тэхён шёл в атаку. — Контролируешь каждый мой шаг. Чокнутый. — Я не чокнутый, — мягко прошептал в ответ. — А что это тогда такое?! — голос его тоже перешёл на шёпот. — Я хочу выпить. Знаешь, почему? А? — Нет, не знаю, — он принялся оглядывать людей в зале, искал взглядом родителей. — Потому что я не успел купить подавители, и мой любимый муженёк истрахал меня вусмерть за три дня, а под конец ещё и укусил! Теперь я тобой воняю, — на его лице возникло отвращение. — Фу. — Правда фу? — Чонгук поглядел на него, глаза были огромны. Тэхён опешил. Замолчал, руки его упали вниз. Недовольно цокнув, он отвернулся, бросил напоследок: — Больше так не делай. — Какие истории они тебе рассказывают? — решил Чонгук отвлечься. Ему и так хватало всплывающих в голове воспоминаний. — Ты про извращенцев? — Тэхён закинул ещё одну булавку себе в рот. — Ага. — Ну-у… они фсе говофвят, что очень квасивфы, — он прицепил булавку к топу. — Рассказывают всякое. Любят ненароком подчеркнуть, что у них всё в порядке с самооценкой, но те, у кого с ней всё в порядке, об этом не горлопанят, — он полез к письменному столу за коробочкой, где лежало что-то цветное, прихватил какие-то ножнички, больше похожие на кусачки. — А это что? — взгляд Чонгука быстро метнулся к этим ножницам. — Снипперы. Хочу тебе чуть подрезать снизу, чтобы не так давило. Стой смирно. Тэхён коснулся его голой груди прохладными пальцами, чуть поводил по коже. Взгляд его был сосредоточен, Чонгук же наблюдал за ним и чуть поджимал губы. На каждое его касание альфа слишком остро реагировал, слишком многого начинал желать. Послышался лёгкий треск. — Сейчас как? Полегче? — Тэхён поглядел на него с лёгкой улыбкой. Чонгук вдохнул полной грудью без страха, что одежда разойдётся на нём по швам. — Да. Спасибо, — он чуть кивнул, уголки рта пошли вверх. — Не за что, милашка, — в ответ Тэхён подмигнул, и улыбка мигом пропала с лица Чонгука. Он так часто сталкивался с возбуждением, когда смотрел на своего мужа. Тэхён казался ему поистине великолепным при чтении какой-нибудь книги с очками на носу. Или при занятии йогой. Его щиколотки были пухловатыми, мягкими, сам он был низким, худым и всё равно с округлыми формами. У него почти не виднелись вены на руках, зато проступали на ладонях — пальцы Тэхёна были в разы крепче и сильнее пальцев Чонгука, несмотря на суммарную разницу в силе. Тэхёна часто хотелось целовать. Не так, чтобы слишком, не столь страстно, но утопать в его ладонях, ощущать запах его кожи, мягкость губ, снова и снова делать своим и отдавать самого себя… — Чонгук? Что с тобой? Альфа резко мотнул головой и зажмурился. — Ничего. — Нет, скажи как есть. Тебе нехорошо? — он полез коснуться прохладной ладонью его лба, но его рука тут же была перехвачена. — Д-да, да, мне нехорошо, — на выдохе быстро сказал Чонгук, поняв тут же, насколько загнанно дышит. — Дай мне минутку. Так и не сняв юбки с топом, он вышел из кабинета, мысленно ликуя, как юбка смогла справиться с тем, чтобы скрыть его возбуждение. Тэхён наблюдал за его уходом, приложив указательный палец к губам. — Чуднó, — хмыкнул он и сел, скрестив ноги, на пол. Последние полгода Тэхёна волновала его новая коллекция. Слишком уж часто к нему в магазин стали наведываться альфы, рассказывая о «ком-то там, кто посоветовал вот это, а вот он посоветовал вот то». В таком случае легче было сделать приблизительные мерки, присобачить везде молнии да продавать костюмы в интернет-магазинах. Теперь же он цокнул. — Врать своему партнёру нельзя, — анализировал омега, вороша ворс ковра пальцами, — мужу врать тоже нельзя. Надо говорить всегда правду, стараться быть честным, выйти на диалог… — он хмыкнул. — Ну его, дебила этого. Я столько старался, чтобы он так. — Я не готов, папа, — с ужасом орал Чонгук в коридоре особняка. Тэхён сидел в гостиной на стуле, наблюдая за своим женихом издалека. — Он же!.. Он будет трогать меня, он будет делать все эти вещи, — ладони его исходились, дрожали и дрыгали, как будто к нему прилипла какая-то грязь, и он отчаянно пытался от неё избавиться. — Он не тот! Не хочу с ним! Знать его не знаю! Не хочу от него детей! Меня где-то там ждёт нормальный человек, у которого всё это есть! И я, — он начал грубо стучать кулаками по своей груди, — буду с ним! А не с этим! Никакой он не истинный! Тэхён тогда хмыкнул и отвернулся, решив, что дождь за окном куда приятнее глазу. А ведь когда-то они были сообщниками. Когда-то Чонгук забрал его на мотоцикле в ночи, увёз в мотель на несколько дней, по пути сжимая его ладони своими. Когда-то, решив, как именно они отменят собственное бракосочетание, они обнялись. И в этом объятии Тэхён почувствовал себя дома. Большую часть времени Чонгук смотрел на него так, будто вот-вот испепелит мир. Прошлые любовники Тэхёна на него так не смотрели; они смотрели с нежностью, с жалостью, с ненавистью, но не так. Не с чем-то таким, что было невозможно даже объяснить. — Как ты себя чувствуешь? — младшая сестра Тэхёна села с какой-то коробкой в руках рядом с ним. — Что это за гадость у тебя в руках? — он скорчился. — Мороженое, — она пожала плечами. — Так как ты? — Нормально, спасибо, — он хмыкнул. — Настоятельно не рекомендую лишний раз влюбляться и выходить замуж, но я тебе об этом уже говорил. — Во-первых, нам, бетам, — она намеренно выделила эти слова, — абсолютно на сексуальные предпочтения побоку. Мы и без этого справляемся. Во-вторых, не хочу слушать твоё вранье. И другим советую так не говорить, — она принялась выкорчёвывать ложкой сливочную массу. — Вкуснятина. — Правда? — он робко поглядел в сторону. — На, — она протянула ему ложку. — Не расстраивайся так. Он любит тебя, просто ещё не знает об этом. Это у вас так устроено. Вы же истинные, придёт. — Наверное. Проницательность была у их семьи в крови. Чонгук зашёл в кабинет, но, завидев Тэхёна на полу, тут же застыл: — Я пр… Тэхён? Что-то случилось? Омега поглядел на него злым взглядом. На самом деле, ему было грустно. Противно грустно, когда что-то, что томится на сердце, вот-вот вырвется из груди. В подобные моменты он привык закрываться в себе и лишний раз отталкивать, уходить в тишину, потому что способен был чрезмерно ранить, зайдя за все границы. — И да, и нет. Чонгук, — он цокнул, прикусил нижнюю губу, поднял на него взгляд и застыл. Чонгук стоял в дверях в одном топе да юбке. Тэхён так и не смог оценить объективно костюм со стороны. На самом деле, любой вещи нужен как взгляд вблизи, так и издалека; также, как с картинами в музее. Теперь же он бродил по своему мужу долгим взором, иногда щурился. Юбка ослепительно облегала его узкие накаченные ляжки, топ хорошо сидел на груди, хоть соски и чуть-чуть выпирали. Его взъерошенные волосы дополняли образ. — Да? — Ты так и не полюбил меня, да? — тихо спросил он, сам поглядев ему в глаза. В голове у Тэхёна стояло их первое свидание. — Я знаю, что недостаточно хорош для тебя… — Чонгук вырядился в какой-то чёрный деловой костюм, пригласил Тэхёна в ресторан, подарил ему цветы. Всё казалось красивым, но в то же время и банальным. — И ты, может быть, думаешь, как тебя угора… Они сидели за круглым столом по центру зала, на фоне носились туда-сюда официанты. Если бы Чонгук не был столь огромен и не имел бы столь равнодушный взгляд, сошёл бы за очередного работника. Тэхён хмыкнул в ответ на подобную браваду со стороны альфы и сказал: — Ладно, мы поняли, что считаемся истинными. По всем правилам, написанным в учебниках по социологии, мы знаем, что у нас, — он начал загибать пальцы, — поменялся запах при первой встрече, мы делим состояния друг друга, — он поглядел на Чонгука, — да, я про боль и всё такое. Когда ты грохнулся на пол в туалете, я схватился за лоб. Так вот… — Я… ты что сделал? — альфа показательно фыркнул. — Давай ты не будешь меня перебивать. В итоге мы пошли с тобой на первое свидание сюда, — он окинул ресторан руками, — а теперь ты заявляешь, что, быть может, не так хорош для меня и всё в подобном духе. Да ты вообще не хорош для меня. Для меня официально по законодательству ты идеален. Тоже мне, — он отвернулся, поняв, что снова начал злиться. — Может, обсудим наши вкусы? — Чонгук придвинулся поближе к омеге, склонил голову, потянул в его сторону пальцы, но тот резко отодвинул ладонь. — Музыка, кино? Тэхён, следя за соседним столиком, долго размышлял. Обсудить что-либо? Как можно найти партнёра, обсуждая что-либо? Ведь семейная жизнь пройдёт не только за разговорами, но и за какими-то важными делами. Врач объяснял ему, что первым делом начинать разговор всегда надо с самого важного. С того, что является фундаментом в браке человека. И омега, подумав об этом, с улыбкой спросил: — Как любишь трахаться? — Что? — Чонгук опешил. — Трахаться как любишь? Болтать нежности, — он чуть покачал головой и закатил глаза, — или грубо там, на столе, в ванной, или… — Прекрати, — зашептал он, озираясь по сторонам. — Тебя волнует, что скажут другие люди? — омега ухмыльнулся, придвинулся к Чонгуку ближе, зашептал ему в ухо. — Я тогда сейчас кричать начну, как тебе нравится пихать мне в рот огурцы, потому что от моих слёз ты кончаешь, — и отпрянул, склонив голову с усмешкой на лице. Чонгук в молчании долго-долго на него смотрел большими глазами. И, стоило только Тэхёну показательно медленно и широко открыть рот, накрыл его губы своей ладонью и прошипел: — Не надо. Пожалуйста, — пальцы медленно съехали вниз. — Так-то лучше. Так как тебе нравится, прости? Я вот тут недавно статью читал, что альфам нравится вылизываться, у меня, конечно, и беты были в постели, но… не помню такого, — он приложил палец к губам, глянул в потолок, размышляя. Альфа застонал. — Тэхён, прошу тебя, прекрати, мы на первом свидании. И… — И? — омега посмотрел на своего истинного с выражением детского удивления на лице. — Мне вот хочется, чтобы меня грубо трахали в постели. Нравится мне, когда немножко больно, знаешь. И когда горчит, — он чуть облизнул губы. Чонгук ринулся вверх, чуть не опрокинул стол, заверещал: — ХВАТИТ УЖЕ О ЕБЛЕ БОЛТАТЬ!!! — и ушёл из зала. Тэхён, наблюдая за его свирепыми шагами, расхохотался. А потом Чонгук пробил кулаком стекло в собственной машине. И его омега написал ему что-то вроде: «Ха-ха, какой же ты неудачник, даже не смог угомонить моего ОБЫЧНОГО порыва» (именно так он и написал). — Что? — альфа подошёл поближе, сел рядом с ним на ковёр. — Спрашиваю, ты так и не полюбил меня? — Что за глупости ты говоришь, иди сюда, — Чонгук усадил его к себе на бёдра, прижал, вжался в его макушку своими губами. Тэхён так боялся его подпускать из-за страха, он боялся ощущений, которые испытывал в этих объятиях. Ведь каждый раз, ощущая его руки на своих плечах, Тэхён чувствовал странную лёгкость. А ещё желание раздеться и разныться словно ребёнок. Повиснуть на руках своего мужа, мужа. Всхлип вырвался откуда-то из горла. — Ты чего, — прошептал Чонгук, прижимая его к себе. — Ничего, — последовал ещё один всхлип. — Юбка тебе очень к лицу, — Тэхён невольно заёрзал. Чонгук прикрыл глаза. — Не прекратишь, и я повалю тебя, Тэхён, я и так еле держусь. Пожалуйста, — прошептал он ему на ушко. — Пожалуйста позволить тебе или пожалуйста не делать этого? — на выдохе сказал тихо, а сам прижался к груди. Сердце Чонгука билось громко и быстро. Тэхён лишний раз двинул бёдрами. — Блять. Чонгук почти не ругался матом, а если и ругался, то в самые откровенные или же вульгарные моменты. Они встретились на очередном приёме, куда пригласили родителей Тэхёна, а те утянули сына с дочерью за собой. Какой-то очередной благотворительный фуршет, на котором должны были показаться былые актёры, которых так обожали пожилые дамы, фокусники с их исчезновением, заместители политиков и разные общественные деятели вроде основателей фондов, зоозащитников. Пригласили даже пожарных и водолазов. Тэхён весь вечер чувствовал себя не в своей тарелке: мама заставила его одеться в костюм из какой-то коллекции, которую он даже не знал. Сестра вырядилась каким-то павлином. Ему вечно жал воротник, так и хотелось его сорвать, так что во время одной из речей он отошёл в уборную. Где и встретился с ним. И он, выходя из кабинки, первым делом промолвил ему, после чего тут же упал: — Вот же блять!.. — Тебе очень-очень идёт, — прошептал Тэхён, поняв, что у него ещё и уши горят. В этом костюме Чонгук казался ему таким огромным. Обычно он носил длинные штаны, свободные рубашки. Даже в спортзал одевался во что-то свободное, предпочитая не показывать форм. Но это… — Хочешь, я?.. — Да? — он поднял голову. — Открой, пожалуйста, рот, — еле как сказал Чонгук, поняв, что дыхание окончательно сбило. Тэхён стал его первым и последним любовником, и альфа не знал в точности, как с ним обращаться. В ответ Тэхён показательно вульгарно запрокинул голову, открыл рот, высунул язык и прикрыл глаза. Несмотря на неопытность его мужа, Чонгук умудрялся ласкать его и удовлетворять лучше всех, с кем омега когда-либо делил постель. Тэхён вспоминал о тех временах, когда они были врагами. Когда они поняли, как их тянет друг к другу, но разбежались по разным причинам: одного в силу возраста смущала ответственность, другого (опять же, в силу возраста) — перспектива всецело отдавать сердце кому-то чужому в руки. Потом их отношения плавно перетекли в деловые; большую часть времени они обсуждали, как же им избежать судьбы с бракосочетанием, при этом не став узниками обстоятельств или же врагами собственным родителям. А потом все их планы разрушились! Не прошло и недели, как церемония была сыграна! И он стоял, весь такой красивый и полуголый, в чёрном костюме, его муж, его муж, и смотрел на него тем же противным взглядом, полным чего-то невообразимого, скрытного, странного! Естественно, на подобное Тэхён ответил тем же. Плюнул куда подальше ему в сердце. Сказал, что не хочет детей. Хотя он их, на самом-то деле, хотел. Ему нравилось думать о том, как кто-то носится по квартире с глазами Чонгука, с его таким же пылким и в то же время стеснительным характером. Нравилось представлять их вдвоём не такими одинокими в этом мире. Чонгук мягко поцеловал его в кончик языка, а только потом принялся его вылизывать. Мягко и нежно. Медленно. А после отпрянул. Тэхён всхлипнул. — Я полюбил тебя, когда ты сказал на нашей четвёртой встрече, что не будешь есть мидии. Понял, что хочу о тебе заботиться и защищать тебя, — прошептал Чонгук мужу на ушко. — Мне необязательно было вдаваться в подробности твоих сексуальных похождений, чтобы в тебя влюбиться. — Почему ты такой всегда, когда не надо… — прошептал Тэхён в ответ куда-то мужу в грудь. — Какой? — Такой весь из себя. Смотришь на меня так, будто сейчас убьёшь, а сам лю-юб… , — он дрогнул, когда ощутил язык на мочке, — …ишь. — Ты мой муж, я всегда готов убить за тебя или умереть самому. — Ты готов убить за меня или умереть самому, потому что я твой муж, или ты мой муж, потому что готов убить за меня или умереть самому? — он дрожал. — Ты мой муж, потому что я люблю тебя. И потому что я люблю тебя, я готов убить за тебя или умереть самому. — Тогда хорошо. Одобряю ответ, — Тэхён чуть улыбнулся и принялся целовать его грудь.