and then he smiled

Мужчина, под чутким наблюдением глаз-рубинов, подцепляет одну из ног генерала да бы переместить на собственные. Стоит отметить, что берет младший без излишнего давление – всё же заставлять махаматру нервничать понапрасну совершенно не хочется. Пальцы его немного прохладные, скользят под лёгкую ткань на ногах чужих, касаются стоп шершавых, в который раз дивясь тому, как расхаживает Сайно. Ему действительно удобно почти босыми ногами бродить по раскаленным пескам? В сравнении с руками младшего тело кажется особенно разгорячённым. Кожа генерала пахла солнцем, таким горячим и знойным, песочной пылью и ещё чем-то едва уловимым. От нее исходил жар, она была соленой всякий раз, когда Аль-Хайтаму удавалось прикоснуться к ней губами. Несмотря на их достаточно долгое знакомство, взгляд махаматры не сходил с него. Тело напряжено, на ощупь порой напоминающее каменные плиты в древних руинах царя Дешрета, на что мужчина не может ничего сделать, кроме как испустить тихий вздох. –Расслабься. Слова бесполезные вовсе, что-то из ряда "входящие в повсеместную речь да от того смысл потерявшие". Естественно, генерал не слушается. Человек с волосами цвета пепла в общем-то уверен, что даже если бы генерал захотел, то не смог бы. пальцы мужчины, ощущались лёгкими прикосновениями, скользили уже поверх ткани, поднимаясь по ноге. Взгляд, что ненароком опустился на собственные колени уловил крупицы песка – постоянные спутники махаматры. Жаловаться не приходилось, Аль-Хайтам те даже не стряхивал. Солнечные лучи, подобно стрелам, неумолимо целились в лицо и без того израненной фигуры. Особенно их привлекали яркие рубины глаза. Секретарю затея была весьма близка, ведь солнце заставляло махаматру щуриться, а это было близко к тому, чтобы закрыть глаза, не так ли? Несколько позабавившись ситуацией этой, он поднимался с дивана, подходил к окну и задергивал занавески, хоть и не полностью блокируя свет, но, по крайней мере, смягчая его. –Так лучше? – в этих словах ощущался смех, что раздражал многих из окружения мужчины. смех и едва уловимый укор, ожидание благодарности за излишние действия. Впрочем разбрасываться благодарностями махаматра не спешил да и к тому же знал об их ненадобности в случае с секретарём. Аль-Хайтам возвратился к дивану, отмечая, как генерал отодвигает ноги, позволяя сесть да продолжить своё занятие. Это был истинный жест доброй воли, который был оценён едва уловимой улыбкой. Кончики пальцев секретаря вновь заскользили по ногам, поднимаясь выше, очерчивая линии колена. вероятно, тяжело держать на своих плечах вечный груз ответственности. Воздух был недвижим. В приглушённых солнечных лучах мелкие хлопья пыли замирали, будто жизнь в миг покинула их. Напряжённость чужого тела так же никуда не уходила, являясь статической и лишь Аль-Хайтам не повиновался плену, в коем находилась комната эта. Тело, что было окрашено обилием мелких ссадин и ран, больших шрамов, что оставались наиболее светлыми рубцами на коже привлекали его, подобно книгам, где истину стоило читать между строк и анализировать. Подушечки пальцев секретаря проходились по икрам достаточно ощутимо, массируя кожу генерала да вновь опускаясь к стопам, от чего по телу чужому прошлись заметные мурашки, а сам мужчина дёрнулся. –О, так ты боишься щекотки? в таком случае, можно ли назвать тебя генерал махахахаматра? Молчание, что длится с пару мгновений и сдавленный смешок. Нет, скорее, что-то вроде фырчанья. то ли от безнадёжности ситуации, то ли в действительности от шутки, что так неожиданно выдал секретарь. Сайно откидывает голову на жёсткую подушку и прикрывает глаза. Едва уловимая улыбка придает обстановке более живую атмосферу, а мышцы под массирующими движениями наконец расслабляются. Действия младшего, на удивление, возымели свой эффект.