Без названия

СынМину было стыдно. Стыдно за свое любопытство. Но он не виноват! Он просто проходил мимо комнаты ЧанБина и услышал. Услышал то, чего не должно было быть в мужской общаге — совершенно пошлый стон. И это был не ЧанБин. И он подслушал, не смог себя остановить. Теперь было понятно все. Понятно, почему ХёнДжин к нему переехал, почему они вели себя так странно последнее время. Его хёны, которых он так любил (ладно, будем честными, одного любил) и уважал… Сначала он просто отказывался поверить. Уговаривал себя, что не так понял и они просто смотрели видео, но дальнейший разговор расставил все по местам. «Встречаются? Они встречаются? А я? Как же я?» Эта мысль билась в черепной коробке как муха об стекло — «Как же я?» — дзынь — «Что мне теперь делать?» — дзынь — «Я же лучше» — на этом моменте СынМин споткнулся о ступеньку и понял что все это время ходил по лестнице вверх-вниз, — «Лучше кого?» — СынМин! Что это ты делаешь? — Чан стоит внизу лестницы, пережевывая бутерброд. — Твой топот на кухне слышно. Это такое упражнение? — Ничего ты не понимаешь, хён! — машет рукой СынМин и снова начинает шагать по лестнице вверх-вниз-вверх-вниз. — Как скажешь, СынМин, как скажешь. Но выглядишь ты странно, — говорит Чан и идет назад на кухню. «Мне нужно сделать вид, что я не знаю? Или наоборот?» Вверх-вниз-вверх-вниз. Американские горки, чтоб им пусто было. И снова «дзынь», «дзынь»… Снилось ему что-то плохое. Ну или, как минимум, неприятное. Не то чтобы он помнил на утро свой сон, но осадок остался, осел серой пылью где то рядом с мухами-мыслями. «Я должен разобраться! Должен решить!» Перекинув полотенце через плечо, СынМин выходит в коридор. В душевой не слышно воды, может там и нет никого. Поворачивает ручку двери, открывает и тут же захлопывает. Часто дыша, прижимается к двери и медленно сползает на пол. «Какого черта происходит? Я же сто раз его видел в душе! Да мы никогда его не закрываем! Ну, почти никогда», — сердце бешено колотится, на сетчатке будто выжжен силуэт. Вскакивает на ноги и бросается обратно в комнату, по дороге натыкаясь на Чана. Тот обхватывает его своими длинными руками, оплетает будто коконом. СынМин начинается вырываться, накатывает страх. Но руки у Чана сильные, СынМину с ним ну никак не справиться. И он затихает, как будто сдувается, прижимаясь лбом куда-то в район солнечного сплетения, прикрытого тонкой тканью футболки. Бан Чан поднимает его будто куклу и несёт в их комнату. Садится на кровать и затаскивает младшего к себе на колени. Руками оплетает снова, но уже за талию, чтобы точно не сбежал, и гудит куда-то в затылок, зарываясь носом в светлые волосы: - Что случилось, Минни? Ты какой-то сам не свой со вчерашнего дня. СынМин замирает. Горячее дыхание опаляет кожу головы. Мурашки галопом срываются от затылка и дальше вниз, убегая куда-то за пояс домашних штанов. Становится очень щекотно и почему-то приятно. — Ты мне не ответил, — напоминает Чан и почему то целует СынМина в шею. Именно этот кусочек голой кожи сейчас так притягивает его. Он отстраняется, ожидая ответ, слушает сопение СынМина и снова дует в затылок, теперь уже специально. Новый табун мурашек срывается и галопирует по спине. — Знаешь, — начинает СынМин, — почему ЧанБин с ХёнДжином теперь живут вместе? Что? Это то, что его сейчас интересует? Серьезно? Не «Почему я на коленях у Чана?» или «Почему он меня целует?» — Это важно? — спрашивает старший и целует в шею снова. — Что ты делаешь? — наконец СынМин задаёт максимально логичный в этой ситуации вопрос. — Ничего, — отвечает Чан и снова прижимается на секундочку губами. — Перестань меня отвлекать! Я серьезно хочу с тобой поговорить! — Я внимательно тебя слушаю, — шепчет Чан СынМину на ухо. Младший вскакивает на ноги и растерянно смотрит на лидера. Он не знает, что сказать. У него тут, можно сказать, жизнь рушится, а он …тут…со своими поцелуями… Почему он вообще это делает??? Чан поднимается с кровати, подходит к нему и обнимает, прижимает к себе сильно-сильно. — Я знаю, почему они живут теперь вместе. Я все понял уже неделю назад. ХёнДжин очень ревнивый. Как у нас общага не сгорела, я вообще не понимаю. Его взглядами можно было спалить весь дом. Ты не замечал разве? — Не замечал, — отвечает СынМин и поворачивает голову. — Ты зачем меня схватил? — Боялся, что ты убежишь. Не мешай им. Пусть всё идёт как идёт. Все равно у тебя шансов нет. Они не видят никого вокруг. — Значит, ты все понял, да? Про меня? — СынМин чувствует себя очень странно, когда говорит это. Но лучше сразу во всем разобраться, чем потом переживать из-за недопонимания. — Я думаю, что ты просто запутался, — Чан смотрит СынМину в глаза и улыбается. — Я думаю, что тебе просто нужно с чем-то сравнить, чтобы понять. — Что сравнить? — недоумевает младший и в глазах начинает плескаться непонимание. — Например это, — говорит Чан и наклоняясь, легко целует СынМина теперь уже в губы. — Давно хотел это сделать. — Насколько давно? — почему сейчас в голову лезут такие глупые вопросы? — Очень давно, — да и ответ не блещет глубоким смыслом. — Настолько давно, что этого (снова невесомый поцелуй) уже недостаточно. — Дурачок ты хён, — смеётся СынМин. — С чем сравнивать? Не было у нас с ним ничего. — Ну-у-у, — тянет Чан, закатывая глаза к потолку и изображая бурную мыслительную деятельность, — значит это будет новый опыт! Вот! — Ну раз новый, то я готов, — говорит СынМин и хитро прищуривается, в ответ обвивая руками талию Чана. Чан смеётся своим странным смехом и наклоняется, останавливаясь в паре сантиметров от губ своего младшего. — Никогда не думал, что опыты могут быть настолько приятными. Я не против поставить опыт на чем нибудь ещё, — шепчет Чан. — Начнем?