Danse macabre

В танце смерти участвуют двое танцоров: смерть и ее партнер. Макабр представляет собой последовательность движений, которые символизируют одно целое, созданное образами смерти и ее жертвы. Они движутся в непрерывном круге. Смерть двигается медленно, а партнеру ничего не остаётся, кроме как отвечать на ее движения, ускоряя свой ритм и исполняя любые прихоти. Ладонь невесомо вплетает пальцы меж чужими, после требовательно сжимая в кулак. Тело прижимается ближе настолько, что можно не только слышать, но и чувствовать дыхание. Слегка опустившиеся очки оголяют узкие зрачки, с невероятным рвением разглядывающие Ло. Миловидное лицо напротив уже кривится в настороженном прищуре. Чистый хрусталь бьёт прямо в цель, пронизывает насквозь и продирает до голых нервных окончаний, становится одним целым. Вызывает насмешку. Кривую и побитую настолько, что от одного взгляда становится морально больно. Порошок хрустальных осколков впивается в нежную органическую ткань – открывается кровотечение, – а на языке уже вертится ядовитая язва, мечтающая вырваться наружу, пристыдить шатена за косой взгляд, испуганное лицо и дрожащие трепетом руки. Милое очарование с одной стороны и вызывающая тоску дрянь с другой. Ты не сделал ничего плохого, попытался проявить дружелюбние, а тебя уже опасаются, будто бы являешься врагом народа и психом, с постоянным желанием вскрыть кому-то брюхо. Оно и правильно, у тебя же все на лице написано. – Чего же ты так боишься, друг? Я всего лишь приглашаю тебя потанцевать со мной! – Джон меняет выражение, а притянутая за уши улыбка все мерцает в теплом свете ламп. Кареглазый молчит, пытаясь сопротивляться и пропускать мимо себя все слова Харриса, но при этом послушно внимая его действиям. Настоящее очарование. Дейв делает первый шаг, тут же утягивая за собой Ло. Движение вперёд, назад – гармоничность танца все ещё нарушает мироходец, уж точно не готовый к такой экстраординарной встрече. Ноги путаются, спотыкаются друг о друга, но после вливаются в ритм, потакая мимолетному желанию мужчины напротив. Снова шаг, поворот – белый фрак теснит чужие одеяния, тактильными ощущениями невольно заставляя вздрогнуть и вскинуть на того взгляд, который самодовольно игнорируется, удерживая планку неприступного гения. Такт крепчает, а пара проходит уже не первый круг по помещению, циклично повторяя прошлые движения. Одна из рук высвобождается, отталкивая соседнее тело в сторону, но вовремя снова хватает за запястье, притягивая к себе. Лицо напротив выглядит до боли родным. Блеск глаз притупляется, словно кто-то очень подлый отвел ясный свет прожектора от предмета всеобщего восхищения, а губы тянутся в ухмылке злорадства, вызывая у хищника приятные мурашки в районе плеч. Лицо Лололошки спокойно, почти напугано, а "кривое отражение" буквально в десятке сантиметров от него рябит и пляшет, тянет больную насмешку. Привычные черты расплываются, становятся нечёткими и будто больше не имеют смысла, права на существование. Шаг, снова поворот – Джон не даёт ни минуты на какую-либо передышку, полностью занимая поток чужих мыслей танцем, отвлекая от вот-вот готовых вырваться из уст вопросов. Слушать их нет времени, а отвечать – желания и любого смысла. Он подберёт новую ассоциацию и загадку, оставив отчаявшегося парня в еще большем недоумении и состоянии потерянности. Харрис шумно выдыхает, вновь слишком интимно соприкасаясь телами. Шатен рассматривает его со всех ракурсов, стараясь действовать как можно аккуратнее, лишь бы не спугнуть добычу. И никто не скажет прекрасному парню о том, с каким же удовольствием Дейв упивается его заинтересованностью, желанием проанализировать каждую деталь, будь то жесты рук при конкретном движении или поза. Душевная гниль юноши борется с щемящим желанием начать позировать прямо перед носом ружья, будто бы это вовсе не огнестрел, а блестящий объектив фотоаппарата. Голова коварно закружилась от изобилия этих нескончаемых настоящих кругов ада, и теперь все, что хоть на нещадное мгновение попадало в поле зрения, смазывалось, мерцая вспышками образов. Кареглазый резко вырывает одну из рук, вскидывая вверх. Этот жест юношей напротив комментируется лишь очередной усмешкой. Ло непременно загнан в угол, а все попытки отстоять свою непокорность и чувство собственного контроля остаются лишь предсмертной забавой. Вновь перехватывая освободившуюся из плена ладонь, последняя пара поворотов оканчивается неудобно повисшей в воздухе позой: Харрис согнул их обоих почти пополам, уничтожая дистанцию между телами. Грудная клетка парней вздымается в унисон, а зрачки совершенно безумно бегают по чужому лицу. Щёки пылают, отдают теплом; по лбу пробегает маленькая капля выступающего пота, тут же исчезая под изгибом шеи. Наконец, ведущий позволяет открыть себе рот, изнурённо шепча: – Знаешь.. За всю мою сознательную жизнь, наш макабр был самым прекрасным.