Она

      Прожигающий ненавистью взгляд. Как только она переступает порог класса, как только ее каблуки вымерено стучат по старому паркету и как только складки на юбке разглаживаются во время того, как она садится за первую парту среднего ряда, в ее спину впивается пара голубых глаз.       Она аккуратно достает учебник и папку с заданиями по литературе, надзор со спины продолжается. Она строит из себя непонятно кого, из-за чего все вокруг ненавидят ее. Да она и сама себя ненавидит, точнее ненавидела, теперь она довольствуется тем, что все вокруг против нее. Такая обстановка родила в ее нездоровой красивой голове загадочное амплуа, дала намек на то, что ее жизнь не простая, а как в ее любимых романах. Драма, слезы, обмороки, дома ждет Кабаниха, жених Эраст, а сама она то ли Катерина, то ли Одинцова, но на деле самая натуральная Дуняша с французскими замашки леди и всем видом при себе, хотя самая обыкновенная из самых обыкновенных.       И вот она кладет свою аристократично-белую ручку на плечо одноклассника, сладко улыбаясь и вереща что-то про предстоящий экзамен по математике, но на деле, что соседу по парте, что ей самой плевать на предмет утренних рассуждений. Единственное, что волнует — взгляд, прожигающий с самого момента, как она переступила порог. Стрельнув глазками, хлопнув ресницами невинно, она разгорячено заключает для себя, что тот самый взгляд исчез из поля зрения.       Ее самая большая боль и потеха одновременно сменила дислокацию на первый ряд. Рыжее посмешище с непослушными волосами стоит прямо спиной к нашей Дуняше и что-то несуразно шутит со сверстниками. Так и хотелось вспылить, дернуть за руку и повернуть на себя, сказав:       "Смотри на меня! Смотри!"       Так раздражала эта неоднозначность, раздражала эта помятая рубашка и отвратительно громкий голос, который, словно проигрыватель, крутил одну и ту же шутку из раза в раз. Но всем смешно. Иногда становилось завидно, что вся такая неидеальная, буквально ходячая глупость живет настолько беззаботно! Хотя нет, у этой несуразицы определенно имеется тысяча и одно дело на день, однако на лице всегда усмешка, подкрепляемая ямочками. А так и хочется заявить:       "Смотри!"       Так и хочется, чтобы она смотрела на нее. На ее идеально выглаженную рубашку, на красивую юбку, скрывающую откровенные чулки, на ее уточенные туфли, на ее чистый макияж, на ее аккуратные конспекты. Так и хочется, чтобы она слушала ее голос, внимала ее словам всем телом, чтобы она полностью принадлежала ей.       Но она лишь резко повернется, смерив ее таким взором, словно этой сцены искренней ненависти в начале утра не было, и сядет за свою третью парту, снова будет шутить идиотские шутки, над которыми смеются только полоумные, и снова делать вид, что не завидует, что не скучает, что не хочет ее.