всё будет хорошо

      «Всё будет хорошо», — так говорил Феликс каждый раз, когда Сынмин переставал верить в них. В успех их путешествия, которое по изначальной задумке должно закончиться в каком-нибудь безопасном месте, нетронутом катастрофой. Феликс был убеждён в правдивости своих слов. А толку? Где он сейчас со своим оптимизмом?       Сынмин осторожно идёт по выжженной радиацией улице, стараясь ступать по асфальту, а не по земле с мелкими камушками. Они громко шуршат под ногами. Слишком заметно для тех, чей слух в разы лучше. За три часа ходьбы с рюкзаком наперевес ноги уже устали, но это ничто по сравнению с тем, что должно ждать впереди. От окон зданий отражаются невыносимо оранжевые солнечные лучи.       Так раньше выглядел закат. Они с Феликсом любили сидеть на крыше здания, болтая ногами над оживлённой улицей и любоваться. Феликс находил для себя красоту в городе. В его архитектуре, людях, движении. А Сынмин — в Феликсе.       Теперь это здание опустело. Из тридцати жилых этажей двадцать восемь оказались забаррикадированы во избежние нападения тварей. На последних живут Сынмин с Феликсом. Жили, пока последний не решил сбегать в супермаркет на соседней улице за сладостями. Он хотел отметить дни рождения — своё и Сынмина. Прошла уже неделя. Феликс так и не вернулся.       За те полгода, что Сынмин пытается жить в новом мире, он так и не привык к тому, что больше не получится поиграть с Чонином в приставку и шутливо пристать к Чанбину за обедом. Чан и Джисон больше никогда не порадуют новыми треками, а Хёнджин не будет забавно пищать и уворачиваться от Минхо, цепляющего его за задницу. Их нет. И Феликса, кажется, тоже теперь нет.       Перед поворотом за угол здания Сынмин сбавляет шаг и прислушивается, задерживая дыхание. Тихое шуршание разрезает гнетущую тишину. Это настораживает. Раньше в этом месте кричали вороны, добывающие себе пропитание в открытом люке канализации. Но и они теперь умолкли. Впервые за прошедшую неделю.       Аккуратно высунувшись из-за угла, Сынмин еле сдержал вздох облегчения: это всего лишь ворона запуталась в куске ткани и барахталась в попытках стряхнуть её с себя. Нужно помочь. Не из соображений альтруизма, конечно. Тряпкой можно заткнуть одну из дыр в стене, чтобы меньше слышать вопли с соседних этажей, а саму птицу приготовить на вертеле, если сейчас в продуктовом нельзя будет найти ещё консерв.       Лёгкими шагами, чтобы не спугнуть, Сынмин подходит к несчастной и подавляет рвотный позыв.       Это его рубашка.       В этой рубашке Феликс вышел из дома (из здания, который они вынужденно звали домом) неделю назад. Теперь она была порвана и окровавлена. Что же ему пришлось испытать? Этот крошечный кусочек солнца явно не заслуживал такой смерти.       Схватив ворону вместе с комком одежды, Сынмин продолжил идти по улице.       «Всё будет хорошо», — снова звучит в голове голосом Феликса. Всё будет хорошо. Интересно, он правда верил в это?       Кожу ощутимо печёт от обилия ультрафиолета. Облаков здесь не было уже полгода. Кажется, где-то там, у горизонта их было видно. Нужно только покинуть город. Это место никогда больше не будет тем Сеулом, в котором было столько счастья. В котором можно было петь, не опасаясь быть сожранным. И любить без страха неминуемой смерти.       До моста, у которого Сынмин планировал найти временное убежище, остаётся меньше пяти кварталов. В этой части города он не был со школы. Тем более пешком.       Улавливая боковым зрением движение в панорамном окне, Сынмин замирает. Сначала думает медленно вернуться назад, чтобы обойти квартал, но понимает, что опоздал. Фигура в окне тоже перестала шевелиться. Нужно бежать. Но куда? Район незнакомый, ближайшие дома в лучшем случае закрыты, в худшем — заселены такими же чудовищами. Он было думает продолжить идти вперёд, но человек начинает активно махать руками, привлекая внимание.       Нужно посмотреть, что там. Незнакомый парень, с которым устанавливается зрительный контакт, выглядит слишком обычно, чтобы быть монстром. Напуганный и слишком худой, он нуждается в помощи. Или хочет её предложить?       «Сюда», — жестами указывает в сторону двери с торца здания и Сынмин, доверяясь, дёргает за ручку.       — Меня Уён зовут, — парень закрывает за Сынмином железную дверь и приглашает внутрь.       — Сынмин, — отвечает на вежливость и кивает в знак знакомства. — Могу я здесь передохнуть немного? Устал жутко.       — Конечно.       Место, похожее на странную танцевальную студию, встречает Сынмина гулом голосов. Паркетные доски и зеркала во все стены совсем не вяжутся с лежащими на полу матрасами, а дизайнерские люстры в холле — с запахом медикаментов.       — Приют для бездомных? — Сынмин кивает на группу людей в углу, обращаясь к новому знакомому.       — Вроде того, — Уён опускается в кресло, жестом приглашая сесть напротив. — Я преподавал хореографию в этой студии, — обводит взглядом помещение. — После того, что случилось, мы с братом одни остались, — протягивает бутылку воды в руки Сынмину. — Думали что одни. А оказалось таких несчастных много, вот мы и помогаем, чем можем — ночлегом, едой, разговорами.       «Всё будет хорошо», — снова проносится в голове голосом Феликса.       За стенкой раздаётся жалобный скулёж.       — Дня четыре назад Юнхо нашёл ещё одного несчастного в северной части города, — в подтверждение его слов, в соседней комнате снова болезненно застонали, — парнишка убегал от тварей, свалился в канаву и ноги переломал, — Уён сцепил пальцы перед собой, и опустил голову. — Ему повезло, что Юнхо там неподалёку бинты и антисептики из аптеки забирал. Не выжил бы.       Сынмин может только сочувствующе покачать головой. Жалко беднягу. Сложно будет в таких условиях восстанавливаться.       — Уён-а, у него снова жар, — мужской голос из соседней комнаты.       — Пошли. С братом познакомлю, — Уён поднимается с кресла и проходит в соседнюю комнату. В ещё один танцевальный класс, переоборудованный под медицинский кабинет.       — Он не говорит. Плачет только и зовёт какого-то Сынмина, — высокий парень, судя по всему, Юнхо, набирает в шприц лекарство. — Нужно жаропонижающее и обезболивающее уколоть, должно полегчать.       — Сынмин-а, — снова жалобный скулёж со стороны кровати, — я слышал его голос, — тихо-тихо, охрипшим голосом, в котором с трудом угадывается такой родной тембр его личного счастья. Его Феликса.       Сынмин проходит к кровати, берёт в свою ладонь маленькую — Феликса и подносит к губам, оставляя нежный поцелуй.       — Всё будет хорошо, родной.