Чёрный пояс

      Не секрет, что Кан Ёсан красивый. Очень красивый парень. Настолько красивый, что складывается ощущение, что весь он словно маленькая потерянная галактика, которая оказалась каким-то чудом на нашей планете.       Не секрет, что Ёсан просто максимально неземной. Настолько, что во что бы его не нарядили, парень только тем фактом, что эти тряпки на его теле, делает любую вещь особенной - будь это что-то брендовое или же поношенные свободные штаны его бабули в цветочек. Любой аксессуар, казалось, был сделан специально для того, чтобы добавить образу Ёсана ту самую идеальную завершённость.       Выбор стилистов всегда был безупречен для каждого мембера, делая образ каждого совершенным. А так как вкусы и личные предпочтения парней всегда учитывались, то время от времени на различных мероприятиях они носили что-то и из своего личного гардероба.       Парни всегда были идеальными. На сцене и за её пределами.       Не смотря на все эти нюансы, никто из парней не мог проигнорировать тот факт, что одна небольшая и крайне необычная деталь всё чаще и чаще появлялась не только на публике, но и в повседневной жизни Ёсана.       Чокер на тонкой шее вокалиста.       Иногда складывалось ощущение, что старший даже спал в нём, потому что с самого утра на кухне Кан появлялся с чёрной полоской ткани, обрамляющей шею, находясь при этом в пижамных штанах и майке, полностью проигнорировав существование расчёски в этом доме и собирав всё, что было на голове, в небрежный хвостик. Даже такой Ёсан был безупречным, потому что это уже аксиома - он выглядел как произведение искусства в любое время суток.       А этот аксессуар на шее делал его образ донельзя эстетичным.       И сексуальным.       Сложно было не засмотреться на то, насколько красиво дёргался под чокером кадык при малейшем движении, как красиво перекатывались мышцы на контрасте с чёрным цветом, ведь кусочек ткани так выигрышно подчёркивал все изгибы на шее вокалиста. Вот и остальные парни начали невольно засматриваться, при этом задавая вселенной немые вопросы.       - Не смотри на него! - в очередной раз шипел Уён, когда очередным ранним утром Сан снова залип на старшего, пока тот делал глоток воды из стакана.       Ёсан же в этот момент спокойно завтракал и профессионально делал вид, что ничего не слышит. Внутри он, безусловно, радовался как школьница от того, с каким рвением Уён в очередной раз защищает честь и достоинство своего любимого. Но вот в такие моменты Чон зачастую перегибал палку - никто из мемберов не рассматривал Ёсана в таком ключе, в котором в голове младшего его представляли чуть ли не все окружающие. Факт оставался фактом - парень Уёна был до крайности привлекательным, однако сердце вокалиста уже очень давно было занято вот этой вот агрессивной булочкой.       И как только они сошлись?       Слегка улыбнувшись своим мыслям, старший облизал свои губы и отставил стакан в сторону, кидая нечитаемый взгляд на весьма эмоционального младшего, который, казалось, через секунду закроет ладонью глаза всем, кто находится на орбите его Ёсана.       Такое уже было, кстати.       Чон пыхтел, тихо ругался, раздражался, когда кто либо из мемберов подвисал взглядом на шее Ёсана. Мог быть резким и даже порой грубым, словно в нём за считанные секунды зарождалась неконтролируемая ревность от самого факта, что кто-то кидает взгляд на его парня, хотя за долгие годы, что они вместе, старший ни разу не давал повода усомниться в своих чувствах к Уёну. И за всё то время, что Кан носил на своей шее чокер вне расписания, приковывая лишнее внимание окружающих к себе, младший никогда ничего не говорил самому Ёсану. Никогда не просил его снять аксессуар со своей шеи.       Никогда.       - Ну ты и собственник! - Сан и легонько отодвинул от себя друга, посмеиваясь в кулак под недовольное ворчание младшего. - Мне просто интересно, почему Ёсан постоянно носит этот чёрный пояс на своей шее.       А вот на такие вопросы никогда отвечать не хотелось, потому что потому.       - Ну ведь красиво же.. - обиженно протянул Уён, всё ещё пытаясь закрыть другу глаза.       Ёсан, недолго понаблюдав за очередной перепалкой друзей, что больше напоминали игриво дерущихся котят, убрал вымытую после завтрака посуду на место и отправился в их с младшим комнату, бросив за спину что-то про то, что ему хотелось бы сегодня, в долгожданный выходной, от души отдохнуть. Чон же, уловив в этом тоне еле заметный намёк, бросил на Сана строгий взгляд и поскакал вслед за старшим, не теряя ни секунды столь драгоценного свободного времени.       К слову, намёки Уён видел всегда и везде, потому что всё это было слишком для Уёна. Сам Ёсан был слишком, что его хотелось спрятать ото всех, чтобы никто не мог даже одним глазком посмотреть на вокалиста. Даже с прищуром и сквозь пальцы.       К большому сожалению Уёна, это было невозможно.       Едва дверь в комнату за спинами парней закрылась с характерным щелчком, Чон сразу же поместил свои руки на своё законное место - на крепкую талию Ёсана. Тишина, которая царила в их комнате, была настолько комфортной для обоих, что этот момент единения никак не хотелось разрушать. Хотелось как можно дольше оставаться вот так вот - просто рядом. Младший прекрасно понимал, насколько эти мгновения важны для его парня, поэтому дарил столько комфорта, сколько только мог себе позволить. Временами старался даже больше необходимого, разгоняя шум вокруг своего центра вселенной, когда его возлюбленный нуждался в минутах тишины.       Ёсан, уложив свои нежные руки поверх ладоней своего парня, легонько их сжал и невесомо качнулся назад, прижавшись спиной вплотную к младшему.       - Я так скучал, Ёсан-и… - прошептал Чон и оставил лёгкий поцелуй сзади аккурат около линии роста волос.       Старший рвано выдохнул - шея у него была донельзя чувствительной. Именно по этой причине он так старательно пытался избежать любого прикосновения, когда кто угодно из мемберов покушался на сокровенное перед глазами эйтини.       Особенно Ёсан не позволял это Уёну, от прикосновения которого Кан распался бы на атомы за долю секунды.       Но сейчас они были тут вдвоём, и никто не мог помешать младшему медленно разрушать своего возлюбленного.       Уён заметил, как напряжение в теле его парня постепенно отступало, поэтому принялся чуть настойчивее ласкать губами основание шеи, оставляя на фарфоровой коже лёгкие поцелуи, время от времени задевая носом и зубами чокер. Уши то и дело ловили тихие хрипловатые вздохи Ёсана, которые хотелось слушать вечность, умноженную ещё на несколько бесконечностей вперёд.       Подавив в себе сильнейшее желание впиться в шею зубами, Уён запустил одну руку под майку старшего, стремительно подбираясь к его груди. О, грудь Ёсана была идеальной в глазах младшего - он готов её мять, как котёнок, терзать, как настоящий хищный лис, посвящать песни, и всё это чередовать с множеством других безумных идей в арсенале богатого воображения Чон Уёна буквально двадцать четыре на восемь, вызывая у своего парня миллион вздохов, стонов и криков, раскрывая тем самым все грани прекрасного голоса своего вокалиста.       Вот и сейчас, когда Чон задел ноготком уже давно вставший сосок Ёсана, тот, наконец-то полностью расслабив тело и откинув голову на плечо младшего, тихонько заскулил, прося о большем.       Уён не мог пропустить мимо себя ни единого момента, когда его мальчик сам просит, чтобы о нём позаботились.       - Такой нуждающийся… - прошептал Уён, опаляя и без того горящее ушко своим не менее горячим дыханием.       Тот не нашёлся с ответом - лишь посильнее вцепился в предплечье Уёна и направил их обоих к кровати младшего, осторожно пробираясь к ней сквозь лёгкий беспорядок в комнате. Ёсан легким движением усадил парня на край кровати, после чего уселся сверху и, недолго думая, прильнул к губам младшего осторожным и неторопливым поцелуем, сминая поочерёдно то верхнюю, то нижнюю губу.       На нижней, правда, парень задерживался всегда дольше, аргументируя это тем, что на ней находится самая очаровательная и самая “нецелованная” родинка на свете, которой просто жизненно необходимо уделять как можно больше внимания при любой возможности.       Как же вокалисту нравились поцелуи!       В теле Уёна разлилось трепетное тепло от всех воспоминаний, связанных с их поцелуями: неловких и с тонной смущения; полных солёных слёз и рыданий, от которых сводило всё нутро; шумных и страстных; нежных, пьяных и самых целомудренных. Факт того, что первый поцелуй Ёсана был подарен именно Уёну, был самым драгоценным в их вселенной, которую парни уже почти десять лет делили на двоих. И каким бы неумелым и неловким он ни был - для младшего этот поцелуй был самым важным в его жизни. Потому что именно взаимные чувства Кан Ёсана были самым желанными в жизни Уёна и потому, что именно этот робкий мальчик был первым, кто проявил инициативу и показал младшему, что все те чувства, что росли с каждым днём после их знакомства, оказались взаимными.       Давно, когда Чон узнал, что Ёсан перешёл в другую компанию, то просто последовал зову сердца, потому что он уже не мог представить свою жизнь без любви всей своей жизни. И было в целом то плевать, если они так и остались бы друзьями. Да, было бы больно, до ужаса больно, зато они могли бы оставаться рядом. И каково было удивление парня, когда Ёсан, после того, как увидел своего друга в зале для танцевальных практик в новой компании, не смог сдержать чувств и вечером того же дня, перед сном, когда все остальные разошлись по своим комнатам, осторожно подошёл к младшему, и, сквозь рыдания, поддавшись эмоциям и своим искренним чувствам, подарил самое драгоценное, что у него было: свой первый поцелуй.       А чуть позже - всего себя.       Без остатка.       - Уён-и, я здесь… - прошептал Ёсан, легонько толкнувшись своими бёдрами вперёд, вызывая у парня под собой сдавленный стон.       - Я тут, с тобой... - улыбнулся Чон и потянулся губами к чувствительной шее старшего.       Ёсан сразу же откинул голову назад, открывая возлюбленному прекрасный вид. Идеальная кожа так и напрашивалась, чтобы везде, где только можно, добавить бесконечное количество алых галактик.       Но нельзя.       Не сейчас.       Сдерживая себя в очередной раз, Уён принялся нежно покрывать дрожащий кадык лёгкими поцелуями, пока руками исследовал тело Ёсана. Ох, эта крепкая спина, этот чёткий рельеф пресса, который всё равно оставался самым нежным и максимально эстетичным под руками младшего, эта грудь, которая...       Стон.       Уён ещё раз сжал сосок старшего, осторожно перекатывая твёрдую бусинку подушечками пальцев и легонько сжимая крепкую грудную мышцу своей прохладной ладонью. Доступа к своему сокровищу нужно было больше, поэтому чёрная растянутая майка оперативно оказалась где-то на полу под недовольное фырканье Ёсана.       - Всё равно в стирку пора её кинуть, Ёсан-и. - пожал плечами Уён на неозвученное возмущение и припал своими губами к груди Ёсана, вызывая у того крайне шумное сопение.       Опять сдерживается.       Ласкать Ёсана - это самое лучшее, что может быть на свете. А факт того, что это дозволено делать только Чон Уёну, вызывал каждый раз у последнего целый калейдоскоп эмоций.       Что может быть лучше, когда этот потрясающий голос стонет только для тебя одного? Вот и Уён никак так и не смог найти ответ на такой сложный вопрос.       Хотя, честно говоря, он никогда и не пытался его найти.       Пока главный романтик занимался терзанием груди своего возлюбленного, Ёсан опустил свои руки на плечи Уёна, ища столь необходимую опору, пока своими бёдрами как будто бы невзначай размеренно проезжался по паху Уёна, выбивая с каждым движением у последнего несдержанные стоны.       Дразнить своего парня - одно из любимых развлечений старшего. И ведь если бы Чон и захотел бы кому-нибудь про это рассказать, чего, конечно, никогда бы не случилось, никто бы не поверил, что их Ёсан-и - самый настоящий демон, который способен за пару мгновений умножить весь запас энергии самого неугомонного мембера группы на ноль, оставив того без сил после всех своих математических приёмов высшей любовной математики.       Иногда Уёну казалось, что именно Ёсан изобрёл такое понятие, как понятие "настоящая любовь".       Спустя некоторое время Кан понял, что его парень окончательно возбудился, и победно поджал губы, кивая сам себе в честь своей отлично проделанной работы. Твёрдость Уёна так хорошо и правильно ощущалась, что хотелось как можно быстрее почувствовать столь желанный член в себе.       Для начала во рту.       Ещё немного поёрзав на бёдрах возлюбленного, Кан мягко отстранил того от своей груди, огорчаясь тем фактом, что следов младший не оставил.       Нельзя.       - Ты же был хорошим мальчиком? - промурлыкал Ёсан, медленно опускаясь перед Уёном на колени.       Чон быстро закивал и зажмурился, пытаясь справиться с потерей тягучего и жизненно необходимого трения. Смотреть на Ёсана, который комфортно уселся на полу, раздвигая колени своего парня в стороны, было просто невозможно, не трогая себя. А Уён знал, что хорошие мальчики свои руки не используют.       Остаётся только ждать.       Ждать, пока Ёсан медленно огладит острые коленки своими очаровательными ладошками, пока горячим дыханием опалит нежную медовую кожу бёдер, пока не потянет резко вниз домашние шорты вместе с нижним бельём, освобождая наконец-то возбуждение Уёна под облегчённый стон младшего.       Как же они оба любили этот момент.       Чон безумно любил такого Ёсана - на коленях, с этим развратным чокером на шее, который Уён подарил после их ночи, проведённой после последнего дня рождения старшего.       Он помнил каждый чокер, который подарил своему любимому, и этот был одним из любимых из всего арсенала Ёсана.       Наблюдая за тем, как Кан легонько и неспеша водил кончиком своего аккуратного носа по длине, Уён, подметил в очередной раз, как же хорошо собственный член смотрелся на фоне самого любимого человека в мире. До невозможности невероятная картина, которую хотелось бы навек оставить на своих веках изнутри.       Кан же любил Уёна. Любил его всего без остатка просто за то, что он есть. Любил за то, что Чон влюбился в такого тихого и неловкого Ёсана с первого взгляда. Любил за то, что не оттолкнул его в ту ночь в новой компании, когда старший признался в чувствах перед своим другом. Любил за то, что Уён принял Ёсана таким, каким он есть, не прося меняться или делать что-то, что было бы вне зоны комфорта старшего.       Любил до звёзд в глазах всё, что касалось Чон Уёна.       Так же сильно и искренне, как любил его член.       Желательно - глубоко в себе. А где именно - не столь важно. Главное, что в нём.       Когда горячие губы наконец-то поцеловали возбуждение младшего, тот нашёл себе опору в виде вытянутых рук позади себя - ложиться полностью на спину не было никакого желания, потому что наблюдать за действиями Ёсана в моменте было просто жизненно необходимо, как кислород. Необходимо смотреть, как эти прекрасные губы растягиваются на органе Уёна. Необходимо смотреть, как собственный член ритмично пропадает во рту Ёсана, как еле заметно искусанные губы вокалиста, плотнее обхватив плоть, повторяют контуры сильно выпирающих вен.       Все эти мелочи сносили крышу окончательно.       А ещё конечной остановкой был тот факт, что Ёсан безупречно делал минет. Постигал это таинство он, конечно же, на члене Уёна, старательно вбирая в себя с каждой новой попыткой всё глубже и глубже, усердно борясь от раза к разу с рвотным рефлексом. И, конечно же, даже в этих моментах Чон всегда оставался рядом со старшим, подбадривая и хваля каждую его попытку, даже если в самом начале они зачастую были весьма плачевными и до безумия неумелыми. И Ёсан был благодарен Уёну за то, что тот был терпеливым.       А Уён действительно был без ума каждый раз, когда губы возлюбленного оказывались на его члене.       И однажды, после очередной съёмки, когда стилисты сообразили Ёсану чокер, младший, казалось, выпал из всех реальностей разом, потому что то, насколько Кан казался ему потрясающим, нельзя было ни с чем сравнить. Через пару дней после того события Уён преподнёс своему парню в подарок тонкую чёрную ленту и аккуратной застёжкой в виде сердечка. В узких кругах чокер носит весьма пикантный смысл, и Чон таким образом показать значимость всего, что делал для него вокалист.       Старший был благодарен и очень счастлив такому жесту со стороны Уёна.       Через некоторое время личная коллекция чокеров у Ёсана выросла в несколько раз.       То, как сильно Ёсан был вовлечён в процесс и гнался за тем, чтобы доставлять как можно больше удовольствия своему любимому человеку, заставляло Уёна гордиться своим парнем. Ведь только он знал, что Ёсан такой - везде. Он не только старательно оттачивал хореографии, оставаясь после всех групповых практик в одиночестве и изнуряя себя вновь и вновь, доводя каждое движение до совершенства. Как усердно улучшал свои вокальные данные, радостно демонстрируя Уёну то, чему научился и исполняя эксклюзивно только для младшего его самые любимые композиции.       Ёсан был старательным мальчиком везде. Включая постель.       Иногда младший в шутку обижался, говоря, что Ёсан любит его член больше, чем самого обладателя такого шикарного органа. Кан, собственно, с этим высказыванием всегда соглашался, однако они и так оба знали, что друг друга они любят в разы сильнее.       Ёсану просто до чёртиков нравилось ощущать тяжесть члена в своём рту. Он до чёрных дыр в глазах любил, когда Уён срывался, брал контроль в свои руки и начинал грубо толкаться во всю длину, громко одаривая уши вокалиста стонами в моментах, когда головка пропадала в горячей узости горла старшего. И Ёсан всегда послушно и с наслаждением принимал каждый миллиметр длины младшего. Принимал всё до последней капли, когда тот кончал глубоко в глотку, вжимая старшего в свой лобок.       Кан Ёсан любил минет.       А ещё сильнее любил Уёна.       И сейчас, удерживая крепкими руками бёдра своего парня на месте, старший активно насаживался на всю длину, сопровождая свои действия звонким причмокиванием в моментах, когда он полностью выпускал член изо рта, чтобы через мгновение погрузить орган в себя снова.       Как же хорошо, что он таки смог взять под контроль свой рвотный рефлекс.       Уён был уже на грани, изо всех сил хотелось толкнуться, но так хотелось позволить Ёсану сделать всё самому, поэтому всё, что сделал младший - слегка приподнялся и положил одну ладонь на голову старшего, ненавязчиво перебирая его потрясающие зелёные волосы. И через мгновение он встретился с потемневшим взглядом Ёсана.       - Ёсан-и, я… - прохрипел Уён, чуть сильнее сжав волосы у корней Ёсана.       Тот лишь прикрыл глаза, резко насадился на всю длину и несколько раз сглотнул. Этой стимуляции хватило, чтобы довести Уёна до конечной.       Уён согнулся пополам, на повторе выстанывая одно единственное имя, которое уже многие годы вытатуировано у него на сердце, закинул руки на поясницу Ёсана и молился, чтобы парень не отодвинулся от него, находясь в столь неудобном положении. Старший лишь одобрительно мычал, пока член отчётливо пульсировал в унисон с возбуждённым сердцем Ёсана, выжидал время, пока горячая сперма била прямо в горло, обжигая гортань и наполняя парня изнутри. Кажется, Кан был в восторге от такой кульминации.       В целом, ничего нового.       Спустя некоторое время, Ёсан осторожно выпустил член изо рта, мягко посасывая плоть перед тем, как отстраниться окончательно и таки начать жадно хватать кислород, пока Уён всё же откинулся на спину, пытаясь отдышаться от такого яркого оргазма.       Ёсан поспешно забрался на кровать, прижимая ребром ладони свой возбуждённый член. Судорожно выдохнув, парень опустился на бёдра своего возлюбленного, нежно улыбаясь парню под собой.       - Пусть они все думают, что хотят, Ёсан-и, ведь только я знаю, что это, - Уён подцепил указательным пальцем чокер своего парня, заставляя того лечь на него полностью, сокращая расстояние между их губами до минимума, - это твой чёрный пояс по минету, милый.