***
Баки много раз умирал. Даже когда он был Зимним солдатом, каждое обнуление — считается. Всё считается. Все опыты. Нельзя стереть человеку память, модифицировать его, изменить что-то в мозгу, а потом сказать, что это не имеет значение, что не убивает — делает сильнее, и так далее. Если что-то не убило тебя физически, то тебе следует проверить моральное состояние. Иногда ты не становишься сильнее, а просто ломаешься. Баки не знал, когда сломался окончательно. Это просто случилось, может, когда Стив набил морду Старку из-за него, или ещё во время встречи со Стивом на мосту, а может и вовсе тогда, когда Танос стёр половину вселенной. Единственное, что Баки хорошо знал и помнил, было чувство абсолютной пустоты, когда Роджерс отправился возвращать камни бесконечности на место. Ему почему-то казалось, что он никогда больше не увидит Стива. Потому что так всегда было. Баки всегда упускал Стива. Каждый. Гребаный. Раз. Они теряли друг друга, так или иначе, словно если бы они оказались вместе, взорвалась бы вселенная, смешались мультивселенные или что-то типа того. Словно Баки просто не заслужил побыть счастливым хотя бы немного. Словно «до последней черты» никогда ничего не значило. А потом Стив оказался на том же месте, откуда исчез несколько секунд назад, и Баки — вечно уставший, вечно невезучий, вечно проблемный Джеймс Бьюкенен Барнс — смотрел на него, как смотрят верующие на святыни. — Знаешь, снимать жильё в Бруклине сейчас нереально, цены неподъемные. Стив стоял рядом, улыбался, и, господи, помогипомогипомоги, Баки не мог не улыбаться в ответ, несмотря на совершенную пустоту внутри. — Что, не делают скидку даже спасителю земли? — Мы все равны перед арендодателями. — Кошмар. — Я подумал, мне не помешал бы сосед. — Предлагаешь мне жить с тобой? — Ты видишь здесь кого-то ещё? Сэм Уилсон, несомненно присутствовавший при разговоре, постарался слиться с окружающей средой. Ему, в отличие от некоторых, перспектива жить с Кэпом не нравилась. Когда Баки взглянул на него, тот яростно покачал головой и, для убедительности, показал руками крест. — Сосед. Замечательно. Не думаю, что у меня есть альтернативы. Стив рассмеялся тогда над чём-то, что было доступно только ему самому, и Баки улыбнулся в ответ, потому что ему сложно было не улыбаться рядом со Стивом. И они действительно съехались, потому что так было гораздо легче привыкать к новому, (совершенно) новому миру. И однажды за завтраком Стив поцеловал Баки, потому что это было единственное, чего он на самом деле хотел перед работой, и в тот день пустота в сердце Баки дала трещину, и в ней начали прорастать васильки.***
Баки часто-часто моргает — он не заметил, когда начал плакать, и это кажется странным. У него нет повода. Он свободен, он наконец-то может жить, и у него есть Стив. Стив ведь здесь, верно? Роджерс очень громко и невыразительно всхрапывает и, развернувшись, закидывает руку на Баки. Иногда Стив закидывает на него все конечности, иногда обвивается вокруг коконом, а иногда перетягивает Баки на себя. Стив — липучка. Даже если он заснёт на другом конце кровати, в итоге всё равно окажется рядом. Баки же мнительный до чёртиков, ему вечно нужно доказывать, что всё хорошо, чтобы его внутренняя пустота не бесилась и потихоньку отмирала, оставляя место чему-то новому, живому, чувственному. Стив старается. У него нет совершенно никакого опыта, но он старается. Баки готов оценить его старания на пять с плюсом. Баки лежит на кровати, уткнувшись носом в плечо Стива и слушая его сердцебиение. У него знакомый запах, и это действует гораздо лучше любых таблеток. Так Баки чувствует, что не одинок. Он не пытается смотреть на часы и закрывает глаза. Пустота под веками расцветает летним лугом.