Выпьем?

      Джисон действительно не понимает, как прекрасному, доброму, заботливому Бан Чану досталось это крокодилье отродье с лицом ангела и душой гиены, выпущенной из подвала Сатаны. Не иначе, как при вытаскивании случайным образом лотерейного бочонка из мешка.       С первого знакомства Ким Сынмин внушал Джисону полное недоверие, хотя и вел себя спокойно, тихо, не влезал особо в разговоры, но чем сильнее развязывалась эта катушка ниток, тем сильнее Джисон убеждался в том, что Сынмин не подходит Чану. Он попросту его недостоин.       Другие друзья мнение Хана не поддерживали, считая, что пара идеальная. Это несмотря на то, что Сынмин и их выводил из себя частенько. Даже Минхо — личный свет в оконце Хан Джисона, лучший друг, защитник (и любовник в мечтах), который всегда поддерживал его мнение, в этот раз встал на сторону Сынмина. Что, конечно, плюсов в копилочку крокодила не добавило.       Порой казалось, что глаза есть только у Джисона, а у остальных замылены раствором для пузырей, и они не видят очевидных вещей. Поэтому он попросту ждал, когда Чан наиграется в любовь и лишит их лицезреть каждую дружескую встречу это щегольское лицо.       Только почему-то однажды ночью, когда он, пропивая свою жизнь в баре, остро нуждался в помощи и поддержке из-за одного отвратительного (на его взгляд) поступка, Джисон звонит не понимающему Чану, заботливому Феликсу или веселому Хёнджину, а Ким Сынмину. Тому, кого ненавидит всей душой; тому, кого старается игнорировать, когда находятся в одном помещении; тому, кому ещё ни разу не сказал ни одного доброго слова. Хан всегда отличался выдумкой граничащей с безумием.       — Ты мне нужен, — без прелюдий сразу же быстро шепчет Джисон, чтобы не разочароваться в собственном выборе, — выпьем?       — Говори адрес, — после долгой паузы хрипит Сынмин.       Пока Джисон ищет адрес бара в приложении, потому что сам не помнит, как добрался сюда, из динамика раздаётся приглушенный сонный голос Чана — «кто это?»       — Это Джисон. Всё хорошо, спи, — в одну минуту голос его злейшего врага становится мягким и нежным. Джисон впервые слышит такие оттенки в голосе Сынмина.       Далее следует тихий чмокающий звук с придыханием, и Джисон как наяву видит, как Сынмин успокаивающим жестом гладит сонного Чана и целует в лоб.       Они никогда не позволяли себе нежности на глазах друзей, и почему он сейчас это представил — непонятно. Возможно, именно так он представляет свои будущие (ха!) отношения с Минхо и проецирует их на другие пары.       Сынмин вваливается в бар через полчаса, и вновь удивляет Джисона. Теперь уже своим внешним видом.       Взъерошенный в серой толстой худи и таких же серых спортивных штанах, с гнездом на голове и очках в черной оправе на переносице. Совсем не похож на лощеного щеголя, которого всегда можно было наблюдать рядом с Чаном.       Джисон машет ему со своего столика. Он заказал себе большой стакан пива, а Сынмину бокал белого вина, почему-то он помнил, что тот пьёт только такое. Вот только, подойдя к столику, Сынмин выбирает стакан с пивом и с наслаждением отхлёбывает, усаживаясь рядом на диванчик.       — Привет, — глупо здоровается Хан.       — Привет, — отвечает ему Сынмин, сбрасывая обувь и усаживаясь в любимой позе — скрестив ноги. В голове бьётся тревожной кнопкой мысль, что зря он, наверное разбудил человека в час ночи и попросил приехать через половину города. Причем человека, с которым у него не так много тем для общения, точнее их совсем нет, а уж про взаимную неприязнь и говорить не стоит. Где-то в глубине мыслей огнем светится одна — если неприязнь была слишком глубокая, то Сынмин бы не сидел сейчас рядом и не пил твоё пиво.       Кстати о нём — Джисон заказывает ещё два стакана пива, грустно поглядывая на бокал с вином. Хотел угодить, и всё равно не получилось.       — Я думал, ты пьёшь вино.       — Не в это время, не в таком месте, ну и точно не с тобой, — отзывается Сынмин, нисколько не щадя чувств. Джисон было гневно вспыхивает, как следует вопрос: — что случилось?       Воздух из лёгких выбивает. Пока он ждал Сынмина, то передумал много версий того, как объяснить то, зачем он его пригласил. Так и нашел нормального ответа. Наверное, стоило таки позвонить Феликсу или Хёнджину, но они его бы начали жалеть, а ему это совершенно не нужно.       — Как дела? — вопрос выскакивает совершенно неожиданно, но надо же с чего-то начать?       Сынмин хмурится.       — Ты высвистал меня в час ночи из-под теплого бока мужа, чтобы спросить как дела?       — Я... — он прав, это был глупый вопрос. Джисон хочет попросить прощения, как мозг цепляется за новое слово в сказанной фразе, а рот его дублирует, — муж?       По лицу Сынмину внезапно проходит дрожь, он испуганно хлопает глазами, а затем и вовсе тушуется, застывая с тенью страха на лице. В замедленной съемке Джисон смотрит, как Сынмин залпом выпивает оставшееся пиво, отставляя пустой бокал в сторону, снимает очки, трёт переносицу и снова цепляет их обратно. Почему он так нервничает из-за обычной оговорки? Боится, что Джисон снова начнёт цепляться к нему?       — Мы зарегистрировали брак полгода назад, когда были в отпуске в Австралии.       Фраза остроконечной шпагой врезается Джисону в сердце. Глаза распахиваются до такой силы, что больно, а рот отваливается по ощущениям до самых коленей, в уши точно наваливают воды. Зарегистрировали брак. Тайком. Джисон думал, что его сегодня уже ничего не разобьет сильнее, чем его же собственный поступок, как тут...       — Почему, — после долгой паузы голос хриплый, он прокашливается. — почему нам не сказали?       Ведь они же друзья, а брак — это достаточно важная вещь в жизни. Сынмин смотрит на него долго и внимательно, словно сканирует на предмет доверия — может ли он доверять Хан Джисону? Вот Хан Джисон Сынмину точно не доверял.       — Мы рассказали всем, кроме тебя, — говорит он, наконец, и вторая остроконечная шпага врезается в сердце. Джисон смахивает со стола бокал с вином и опрокидывает его в себя залпом. Неприятная жидкость чуть жжёт горло и оставляет отвратительно послевкусие. Как Сынмин вообще пьёт эту гадость.       Гнев, обида и почему-то жалость к самому себе, застилают глаза. Джисон в шаге от того, чтобы разреветься. Сказали всем, кроме него. Него! Он ужасный друг? Или недостойный знать о важных событиях в жизни друзей?       — Пока ты там себя накручиваешь, — спокойно произносит Сынмин, — мы решили, что тебе не стоит говорить, потому что ты меня недолюбливаешь, и выцарапал бы глаза, как только об этом узнал. Да и это просто регистрация, ничего такого.       Ничего такого. Джисон взглядом пилит стол пополам. Брак — это важно. Потому что «встречаются» — это что-то несерьезное, дарящее надежду, что всё может закончится, и Чан освободится от гнета Сатаны. А брак... брак это другое. Люди идут на него осознанно, уверенные в своих чувствах и желающие прожить друг с другом жизнь до конца.       И Джисону этого не сказали.       — Вы праздновали? — хрипло спрашивает Джисон, поднимая глаза на Сынмина. Тот смотрит немного беспокойно, кажется, он впервые боится Джисона. В другое время он бы порадовался, что смог сбить спесь с Ким Сынмина.       — Нет. Просто поставили перед фактом. Но Минхо всё равно подарил нам увлажнитель, — Сынмин фыркает, закатывая глаза.       И вот уже третья шпага врезается в сердце Джисона, пока голова туманится воспоминанием, как три месяца назад Минхо затащил его в отдел бытовой техники, где они вместе выбирали увлажнитель на день рождение «племянницы». Вот значит, что за племянница. Прекрасно. Больше слёзы он не сдерживает. Брызгают из глаз сами, крупными дорожками очерчивая щеки и собираясь в поток на подбородке. Отщепенец.       — Эй, — Сынмин взволнованно пододвигается, — эй! Ты чего реветь тут удумал?       Джисон не отвечает, только машет головой, и не сопротивляется, когда чужие руки притягивают его к себе и крепко обнимают. У Сынмин оказывается крепкие руки и объятья мягкие. Не такие как у Минхо или даже Чана, но тоже приятные, в них спокойно и хорошо. Сказали бы Джисону хотя бы день назад, что он будет реветь на плече у Ким Сынмина, то плюнул бы этому человеку в лицо.       — Чан меня убьёт, — грустно шепчет Сынмин в макушку рыдающему Хану.       На серой толстовке образуются два уродливых мокрых пятна, за которые Джисону тут же становится стыдно. Слёзы прекращают литься, он растирает остатки по опухшим щекам и выпрямляется. Хорошо, что в баре немного народу, и не все увидят его страшное лицо.       — Прости, — извиняется Сынмин, знаком показывая бармену повторить заказ.       Когда на стол ставит два стакана с темно-желтой жидкостью, то Джисон, наконец, произносит.       — Я переспал с Минхо.       Сынмин давится пивом и откашливается, пока Джисон в два глотка опустошает наполовину свой стакан. Так легко было это произнести сейчас, когда голова занята другими мыслями и сбиты приоритеты, когда ты уже так сильно упал на дно, что пролететь ещё пару метров — это ерунда. Так легко это было сказать Ким Сынмину, которому он вообще-то не доверяет, но рассказывает самую важную часть своей жизнь в данный момент.       — Ты от него сбежал сюда?       — Да, — кивает Джисон, пальцем скользя по ободку стакана. Кроме как «сбежал» не подобрать другого слова. Сбежал, поджав хвост и испугавшись разговора, не суливший ему ничего хорошего.       — Дебил, господи, — кидает Сынмин, качая головой.       — Эй! Можно было и помягче!       — Хотел помягче, позвонил бы Феликсу или Чану, а не мне!       На этот факт у Джисона нет аргументов. Пусть он не любил Сынмина, но, когда звонил ему ночью, то хорошо понимал, что этот человек его точно жалеть не будет, не будет успокаивать и говорить, что всё хорошо. Он не побоится сказать правду в глаза. Возможно потому, что их не связывают дружеские отношения, поэтому Сынмин не видит смысла жалеть его чувства.       — Ты прав, — сдаётся Джисон, откидываясь на спинку дивана. Сил для спора не осталось, в другое время он бы лихо закрутил конфликт, но сейчас из него всё выжили. Сначала выжал Минхо, а теперь эти двое. Муж и муж. Он бы тоже хотел стать чьим-нибудь конкретным мужем.       — Так почему сбежал? — сидевший вполоборота Сынмин подпирает голову кулаком и смотрит прямо. Во взгляде нет смеха, жалости, превосходства. Простой, спокойный, ровный, словно они новости мира обсуждают.       — Тебе не интересует почему переспал?       — Меня скорее интересует, чего вы так долго тянули. Но это вечный вопрос.       — Тянули? — Джисон умело делает вид, что не понимает. Но Сынмина не провести - закатывает глаза и фыркает.       — Сколько он к тебе подкатывает?       — Ну полгода где-то, — морщит лоб Джисон, чтобы вспомнить, когда невинный дружеский флирт стал перерастать во что-то больше, непонятно, странное и пугающее. Такое поведение Джисона — обычное дело, он даже с Чаном продолжает флиртовать (жаль, что Сынмин никогда на это не ведётся. Порой кажется, что даже засоси он друга, тот и бровью не поведет), а вот, когда таким стал помышлять Минхо, причем только по отношению к Хану, то стало напряжно.       — Пять лет, — отрезает Сынмин. — Это, если верить словам Чанам. А я ему верю, потому что у меня есть глаза. Пусть я вас и знаю всего два с половиной года, но очевидные вещи подмечать умею.       «Пять лет» — мысленно проносится в пустой голове Джисона. Пять лет. Они снимают одну квартиру примерно четыре года. Хан опять всё пропустил? Потому что он помнит только, как последние полгода шхерится от Минхо по разным углам, потому что тот стал больно активным. Потому что до этого времени их заигрывания были дружеской изюминкой, не более, а сейчас стали слишком тягучими, томными и пугали своими невысказанными мотивами.       — Напились и переспали? — будничным тоном прерывает Сынмин мысли Джисона, тот смотрит сначала непонимающе.       — Что? А нет, — дергает головой и делает глоток, — смотрели какую-то романтическую муть, и как-то слово за слово. Он взял меня на слабо! Спровоцировал! Я не мог уступить.       Да уже если началась игра, то Джисон сгорит, но не позволит себе проиграть. Это знали все, странно, что Минхо только сейчас додумался этим воспользоваться.       — И как? Понравилось?       — Я не собираюсь с тобой делиться такими подробностями! — лицо пылает то ли от злости, то ли от стыда. Сынмин тихонько смеётся.       — Тогда зачем ты меня позвал, если не хочешь делиться тем, какой у Минхо член или как тебе было хорошо под ним… или на нём, — всё-таки щёки горят от стыда.       Джисон даже представить не может, чтобы такие вопросы задавали ему Феликс или Хёнджин, а этот... даже не смущается. Чан его из борделя выкупил что ли?       — Оба варианта, — зачем-то отвечает Хан, боковым зрением замечая уважение на лице Сынмина, хотя в голове вообще был другой вопрос. — позвал, потому что не будешь жалеть. И... не знаю, сначала хотел набрать Чану, но интуиция подсказала найти твой номер.       — Удивительно, что он у тебя есть, — Сынмин прихлебывает пиво и ставит стакан на стол.       — Ты же в общей группе, а там все телефоны сохраняются в память телефона, — пожимает плечами Джисона, вспоминая как был жутко против добавления Сынмина в их тесный дружеский мирок, и пусть это всего лишь чат в мессенджере, но он не хотел, чтобы этот дьявол и туда запустил свои ручищи.       — Какой помощи ты от меня ждешь? Если вообще помощи, конечно, — Сынмин наклоняет голову набок и скрещивает руки на груди. На толстовке всё ещё красуются два мокрых пятна. — Раз про секс говорить не хочешь, про отношения тоже, про то, что Минхо тебя любит уже прорву лет — ты слышать не желаешь. Сам себе проблемы создаешь.       — Как ты познакомился с Чаном? — вдруг спрашивает Джисон. Он хотел задать этот вопрос ещё пять минут назад, осознав, что не знает или не помнит, потому что не считал нужным запоминать то, что скоро придётся удалять из памяти. Джисон был уверен, что новая интрижка друга не продлится долго. Но, она продлилась. И даже официально зарегистрировалась.       Конечно, Сынмин удивляется этому вопросу, он поправляет очки и усаживается поудобнее.       — Это он со мной познакомился и меня добивался, — увидев метнувшийся к нему удивленный взгляд, Сынмин пояснил, — где-то я с тобой был солидарен на первых порах, что Чана не достоин. Он до оскомины на зубах слишком хороший.       — А ты дьявол, — кивает Джисон. А он ведь был уверен, что это Сынмин охмурил своими чарами Чана и держит его под приворотным зельем.       — Пусть так, — отмахивается Сынмин, не желая спорить, — Его компания работала над нашим проектом, помогали внедрить новую технологию. А Чан пытался внедрить себя в мою жизнь, — парень усмехается и поднимает голову и что-то разглядывает на темном потолке бара, — я отшивал его каждый раз, но он упорно начинал сначала.       — Чан — синоним упрямства, — соглашается Джисон, делая глоток.       — Ага. В какой-то момент Чанбин — это мой коллега, предложил согласиться на одно свидание. Мол, покажи себя во всей красе своего стервозного характера, и сразу отстанет.       — Не отстал.       — Нет, — вздыхает Сынмин, опуская голову и вновь поправляя очки. Он тоже делает глоток, а потом знак бармену повторить заказ, — только хуже стало. И в какой-то момент я понял, что не хочу его больше отшивать, что мне приятны его внимание и забота, и то, как он умеет подстроиться к моему настроению. Когда дело дошло до постели, то тогда я убедился, что Чан совсем не пай-мальчик, каким хочет казаться.       — Так, это я слушать не буду, — мотает головой Джисон, краснея. На лице Сынмина появляется знакомая коварная ухмылка.       — А чего это? Давай я расскажу, как глубоко Чан сосет, а ты мне расскажешь, стонал ли Минхо под тобой?       Искуситель! Коварный змей! Истинный дьявол! Джисон закрывает лицо руками — слишком стыдно. Такое вообще нельзя говорить вслух, это интимные вещи.       — Стонал, — выдыхает Джисон через паузу, — очень сильно, до мурашек.       Воспоминание вместе с волной возбуждения охватывает тело, даря ему легкость. Он бы с радостью повторил ещё раз и ещё раз. Следом накрывает волна реальности того факта, что он сбежал и бросил Минхо одного, и сейчас в два ночи пьёт пиво со своим врагом, который уже и не враг вроде. Разве врагу вы будете говорить про стоны в постели?       — Понравилось, — Сынмин даже не спрашивает, но губы в довольной улыбке тянет.       — Да кому такое не понравится!       — Мне, например. Вот стоны Чана другое дело.       — Да ты просто не слышал! — Джисоном овладевает азарт и обида за любимого человека. Стоны Минхо — лучшие стоны в мире! Что этот щенок себе позволяет!       — А что, пригласите третьим? — заинтересованно пододвигается Сынмин и заходится хохотом, когда лицо Джисона вытягивает от предложения.       — Тебя Чан не отпустит, — огрызается он, отойдя от шока.       — Возьму с собой.       Серьёзно, они сейчас обсуждают секс на четверых? Учитывая, что двое из четверых только вчера первый раз переспали? Джисон снова закрывает лицо ладонями: куда он катится?       — Не могу поверить, что обсуждаю это с тобой.       — А с кем еще? С Феликсом и Хёнджином? — выгибает бровь Сынмин, который как всегда прав: у Джисона бы язык не повернулся такое друзьям сказать. Не считая семьи, они самые близкие ему люди, которым он рассказывал буквально всё, что происходило и происходит в его жизни, но такие вещи, которые сейчас так легко вытягивает из него Сынмин, он бы точно не поведал.       — Хан-аа, — в хаотичные мысли плавно вливается томный тягучий голос. Джисон дёргается, как от удара, ошеломленно дырявя взглядом смеющегося Сынмина. Так его называет только Минхо, и в эту ночь тоже звал. Лицо обдаёт жаром. Почему ночью так обострены все чувства и эмоции? Он буквально слышит, как Минхо сейчас его зовёт, но если оглянуться, то позади будет лишь кирпичная стена. Но это не Минхо, это дьявол Ким Сынмин над ним издевается!       — Не называй меня так! — бурчит в стакан, делая глоток. Горло дико пересохло.       — Поцеловаться-то хоть успели? Или сразу в кровать?       Как у Сынмина получается своими каверзными вопросами побуждать Джисона ответить? Ему казалось, что он никогда не сможет произнести это вслух потому, что даже мысленно и самому себе признаться сложно. Это всё ночь, пиво и стресс.       — Успели, — Джисон прикрывает глаза, откидывая голову назад на спинку дивана, и вспоминает как после разгона спора про «держу пари, ты целуешься так же, как этот деревянный актер» он накидывается на Минхо с поцелуем. А тот ему отвечает, а дальше туман и жаркое облако, что накрыло обоих и растаяло только, когда они накрылись одеялом и прижались друг другу. А потом Джисон сбежал.       — Сердечко трепетало? — Сынмин словно научную работу пишет, а Хан главный подопытный в социальном эксперименте и заполняет анкету.       — Трепетало, конечно, — Джисон вытягивает ноги, расслабляясь полностью впервые за всё время общения с Сатаной. — Хотя оно у меня всегда трепещет, я слишком чувствительный.       Не будет он рассказывать, что сердце у него не трепетало, а старалось выбить грудную клетку своей тахикардиеей. Сынмин тяжело вздыхает, зачем-то оглядывает полупустой бар, дожидается, когда бармен скроется за дверью в подсобку, и неожиданно наклоняется к Джисону, чтобы поцеловать. И целует, демон!       Чем Джисон заслужил такую кару? У Сынмина губы мягкие и отдают пивом, напор средний, что позволяет отпрянуть в бок без последствий. Хочется побить одного наглого человека.       — С ума сошел?! Я Чану расскажу!       — Ну так что? Сердце трепещет? — облизнув губы, спрашивает нисколько не испугавшийся угрозы Сынмин, возвращаясь на место, чтобы сделать новый глоток. Он точно научную работу пишет. Что за ебанные эксперименты.       — Да! Ударить тебя хочется! — рычит Джисон, прожигая взглядом парня.       — А Минхо хотелось ударить? Или хотелось разложить на кровати и вылизать его рот полностью? — игриво поднятая бровь.       — Блять, Сынмин, — весь гневный запал тут же исчезает, Джисон тихонько стонет, зажмуривая глаза, — откуда тебя такого только достали? Ты своими вопросами мне всю душу вывернешь!       — Меня достали из теплой кровати, лишив меня возможности спать и обнимать любимого человека, — грубо отвечает Сынмин, прямо глядя в глаза Джисону, что затаился, как ожидающий наказания ребенок, и боялся отвести взгляд, — и притащили в непонятный паб, где такое себе пиво, чтобы выслушивать, как один недалекий ушлепок страдает от того, что ему понравилось целоваться и трахаться с тем, кого он любит, и кто его любит в ответ, но какие-то, очевидно, высокие моральные принципы не разрешают ему быть счастливым, и не ебать мозги мне и Минхо!       «Такое себе пиво» проглатывается за один глоток, а пустой стакан Сынмин отставляет в сторону. Джисон понимает, что он злится, и понимает почему. Джисон тоже на себя злится.       — Я вот не понимаю, — продолжает Сынмин, придерживаясь стратегии добить Джисона если не физически, то морально, — ни тебя, ни Минхо. Два придурка, которым подыгрывают все остальные под лозунгом «мы не вмешиваемся, они сами». Да, блять, очевидно же, что «они сами» случится только тогда, когда оба в гробу будете лежать, или один будет лежать, а другой оплакивать, — Джисон слушает, затаив дыхание, — И вы же, два пидораса — в буквальном и переносном смысле, живёте в одной квартире, делите быт и финансы, видите друг друга обнаженными, флиртуете направо и налево даже на наших посиделках. И что ни разу не вставало? Как, блять, вообще можно скрывать симпатию к человеку, живя в одной квартире? — зло добавляет Сынмин и бьёт себя ладонями по коленкам, — даже не так. Симпатию можно скрыть. А вот как скрыть стояки и животное желание? Вы там под таблетками оба ходите, или как? Я с Чаном встречаюсь три года, и чего только не было в постели, и до сих пор, когда он выходит из ванной, мне крышу нахер сносит. А вы живёте на голом энтузиазме и обете безбрачия?       Заканчивает монолог взмыленный своими же словами Сынмин и вскакивает. Прижатый к дивану невидимым грузом, появившемся после пламенной речи, Джисон даже не следит, куда делся парень, но когда он возвращается с бутылкой виски и двумя бокалам, то понимает, куда. Пока Сынмин разливает светло-коричневую жидкость, Джисон пытается осмыслить всё, что было сказано, но мозг буксует, в ушах шумит забившаяся в конвульсиях кровь.       — Давай выпьем за двух дебилов, — протягивает ему один бокал Сынмин, — Возможно когда-нибудь вы сможете. Надеюсь раньше, чем мы умрём.       В отражении виски Джисон видит свои ошеломленные глаза, часть лба, носа и даже горящие щеки. Сынмин не дожидаясь и не чокаясь, выпивает первым, и даже не морщится. Джисон следом и морщится слегка: горло обжигает огнем и немного отдаёт в нос, он кашляет — крепкий алкоголь он последний раз пил года четыре назад.       — Можно сказать, что на голом энтузиазме, — хрипит Джисон, разглядывая через стакан противоположную стену, — после работы боюсь в квартиру заходить, потому что Минхо приходит раньше. Смотреть фильмы с ним — сплошная пытка, когда можешь обнимать, но запрещаешь себе даже подумать о другом. Стараюсь не выходить из комнаты, когда он тренируется у себя. Разряжаюсь, когда он уходит куда-нибудь.       — Больше не зайду к вам в ванную, — морщит нос Сынмин, забирая бокал и разливая новую порцию.       — Это сложно, — продолжает Джисон, не обращая внимание на замечание.       — Так вы сами себе проблемы устраиваете, — Сынмин впихивает бокал в его пальцы, — Зачем? За-чем? Вы и так живете как парочка, так может вам поменять уже и статус!       — Тебе легко говорить! — огрызается Джисон, залпом выпивая виски — горло уже жжёт не так сильно, но в нос всё равно ударяет, он зажмуривается и продолжает гневно шептать, — Ты с Чаном изначально знаком не был. Узнал тогда, когда начал ухаживать, и вы либо сходитесь, либо нет. Если не сходитесь, то ты ничего не теряешь, он просто исчезает из твоей жизни и всё — ты возвращаешься к заводским настройкам! А я теряю! — отчаяние топит гнев в голосе, — теряю лучшего друга! Да я не выживу без него, если что-то пойдет не так и мы расстанемся!       — Логика — пиздец, — резюмирует Сынмин, выпивая следом, — ты его и так можешь потерять, это во-первых. Вечно так продолжаться не может, ты сам это понимаешь, — к своему горькому сожалению Джисон понимает, — и или он смирится и уйдет, или ты. А во-вторых, что у тебя за крайности: или есть друг или нет. Расстаться можно по-разному, да и до расставания ещё дожить надо!       — Он меня не выдержит, — шепчет Джисон.       — Ты точно ёбнутый, — прикрывает глаза Сынмин и тихонько стонет, — Я очень сильно уважаю Минхо за терпение не просто с тобой дружить и любить, но ещё и жить в одной квартире, что он успешно делает дохуя лет. Что кардинально поменяется, когда вы начнёте встречаться? У тебя ещё какие-то сюрпризы припрятаны в характере, о которых Минхо не в курсе? Он знает тебя, как облупленного, и терпит. Подарю ему на день рождение памятник, потому что он его точно заслуживает. А ты, — Сынмин поворачивается и грозит Джисону пальцем, — любитель поебать мозги себе и окружающим, просто признайся, что любишь Минхо, перестань от него бегать и сделай счастливым себя и его.       Как бы не хотелось возразить Сынмину (язык щипало от невысказанных язвительных слов), Джисон понимал, что тот прав: в каждом чертовом слове и букве он прав. И, наверное, вот именно этого он ждал от Сынмина, когда набирал его номер и надеялся, что тот согласится с ним выпить. Вот такого трезвого удара по затылку ему не хватало. Словно бы Джисону нужно было мнение со стороны, чтобы принять решение, а сам он не мог.       — И блять, — вновь заводится Сынмин, — вы переспали, и это явно не просто перепих под одеялом, скорее всего вы там горели, как два жеребца. А у тебя хватило ума (есть ли он у тебя вообще) бросить человека, который доставил тебе, скорее всего, лучшее наслаждение в жизни, вытащить меня — человека, которого ты больше всего ненавидишь в жизни, и пить в ночи, заглушая боль и тупые мысли? Если бы Чан бросил меня вот так после секса, то летел бы уже нахер в свою Австралию жить среди кенгуру и пить воду из своих глаз!       Новая партия виски успешно глушится Сынмином, он откидывает очки на стол и закрывает лицо ладонями. Джисону его даже жалко       — Я тебя не ненавижу. По крайней мере с сегодня, — зачем-то решает он сообщить, потому что на другие претензии у нет оправданий. Достоин каждого гвоздя, вбитого в его крышку гроба.       — Тебя только это задело из того, что я сказал? — Сынмин оборачивается на него. Его щеки румянятся, а взгляд немного плывет от злости и выпитого алкоголя. — Мне всё равно, ненавидишь ты меня или нет. Хотя не так, — Сынмин откидывается на спинку дивана, вытягивая ноги, — Мне всё равно до того момента, пока это не расстраивает Чана, но как только я это замечаю, то стараюсь не отсвечивать и не провоцировать тебя. Прости, но ты слишком быстро заводишься, не всегда могу сдержаться.       Он замолкает, а Джисону нечего сказать, язык, который еще недавно щипало, теперь прилип к небу. В голове мысли стали тяжелыми, тягучими и не читаемыми.       — Джисон, — зовёт его Сынмин тихо, он поворачивается, — признай сейчас, вслух, что ты любишь Минхо, или скажи, что я не прав. Но сейчас и словами.       — Я, — язык оказывается не прилип окончательно, раз так легко отлепляется, вот только Джисон пугается. Пугается говорить это вслух, хотя рядом только Сынмин, и он уверен, что тот не засмеётся и не будет унижать его чувства.       — Ты.       — Я люблю Минхо.       Так просто и сложно одновременно, он сворачивается в комок, чтобы сохранить эти слова внутри, и повторить их потом Минхо, когда вернётся домой.       — Отлично, — хлопает по коленями Сынмин, поднимаясь, — допиваем и идём домой.       Что было дальше Джисон плохо помнит, вроде бы бутылку они допили до конца, и Джисону было плохо, он ещё думал о том, что они не взяли закуски, а его желудок уже не в том молодом состоянии, чтобы хлестать алкоголь без ничего.

***

      Навязчивый громкий звук порождает дикую головную боль, дрелью высверливающей ему вискИ. Глаза отказываются открываться, и ещё Джисон не чувствует правую часть тела.       — Просыпаемся, алкоголики! Подъём! — врывающийся в сознание голос очень знакомый, мозг пытается вспомнить, но бесполезно, слишком занят проверкой своих систем. Чувствуется какое-то шевеление справа, и - ура! - он чувствует руку и ногу. Он с кем-то спал? Джисон поднимает голову, разлепляет глаза, но яркий свет бьющий по глазам, наглядно показывает, что это плохая идея.       — Джисон-и, подъём! — ему орут прямо в ухо, тот подскакивает на месте, вертит головой и, наконец, мозг осознает голос — Чан. Да где же он?       — Сынмин-и, родной, давай. Разлепляй глазки. Время — час дня, — теперь голос Чана звучит мягко и нежно и где-то справа. Почему кому-то солдатский крик в ухо, а кому-то нежные улюлюканье. Ах да, Сынмин же парень Чана. Будь на месте Чана Минхо, то он бы так не орал.       Минхо. Имя — пароль к коробочке с воспоминаниями, и эту коробочку мозг вываливает на Джисона полностью, нисколько не щадя — мстит за попойку. Он распахивает глаза: свет всё ещё ярко бьёт, но не это не что по сравнению с болью в голове и сердце.       — Давайте. Я вам приготовил супа и водички.       Медленной улиткой Джисон передвигается по чужой квартире, собирает все силы, чтобы умыться, но не посмотреть на себя в зеркало, а потом выползти обратно и сесть за кухонный стол. Рядом сидит Сынмин и видок у него отвратительный, но Джисон даже не зубоскалит, потому что уверен, что у него не лучше.       Чан крутится вокруг Сынмин, пододвигая ему суп, мягко обнимает, убирает волосы со лба, который затем мягко целует и улыбается своей типичной чановской улыбкой, от которой теплеет на душе. Джисон думает о том, что действительно не замечал или не хотел замечать, насколько его друг влюблен, и насколько они заботятся друг о друге, и с какой нежностью смотрят друг на друга. Из-за своих детских вспышек ненависти он всё пропустил.       — Итак, что было? — спрашивает Чан, когда два алкоголика напоены, накормлены и вроде бы немного оклемались. Сынмин жмётся к нему сонным ворчащим комком, прося ласки, и тот ему её даёт, ласково чухая за ушком, пока Джисон ютится на кресле и дичайше завидует.       — Ничего, — отвечает он. Чан выгибает бровь.       — Ты ночью увел у меня парня. А утром я нашел вас спящими на диване в обнимку.       А так вот почему он не чувствовал правую часть — на ней лежал Сынмин. Голову озаряет мысль, что так как он не помнит, что было после того, как они вышли из бара, то это Сынмин дотащил его на себе до своей квартиры. Острое чувство благодарности поселяется в груди. Старый Джисон скорее ожидал, что Ким Сынмин бросит его у канализации.       — Мужа ты хотел сказать, — хмыкает Джисон, потирая висок. Чан метает быстрый взгляд в сторону стонущего от головной боли Сынмина, а затем переводит затравленный на Джисона, которому физически — до тошноты — плохо от промелькнувшей эмоции страха на лице друга. Неужели Чан действительно думал, что Джисон будет против? Настолько его поведение было отвратительным, что именно ему решили не говорить?       — Я проебался и пришлось рассказать, — бурчит Сынмин Чану в коленки, — прости.       — Ничего, - ласково отзывается Чан, гладя ладонью чужую щеку, а затем обращает свой взгляд на Джисона: виноватый и сожалеющий, — Это ты прости, Джисон. Я не знал, как сказать, чтобы ты не разозлился и… в любом случае это просто регистрация…       — Серьёзно, просто регистрация? — огрызается Джисон, за столь яркую эмоцию он тут же получает удар в висок. Почему они пытаются убедить, что это "ничего такого", — просто регистрация? Тогда зачем вам надо было это делать? Могли бы просто встречаться и без нее. Для какой цели она?       — Мы… это серьёзный для нас шаг, — поясняет Чан, опуская взгляд вниз на темную шевелюру Сынмина, — переход от пары к семье.       — И вы решили, что я недостоин знать, что у моего друга появилась семья. Это серьёзный шаг для вас, а для меня это серьёзное событие в твоей, Чан, жизни! — злится Джисон, несмотря на бьющийся в агонии висок. Хочется выплеснуть всю злобу. — Вы, блин, взяли и вычеркнули меня. Сказали всем, но не мне!       — Я, — тихо отвечает Чан, — это полностью моё решение. Сынмин хотел тебе рассказать.       С его колен доносится тяжелый вздох, а затем парень переворачивается и утыкается лицом Чану в живот. У Джисона крутит кишки от этой сцены: ему, блин, хочется так же, чтобы его обнимали и успокаивали, гладили и нежно разговаривали. Он сам себя лишил и лишает этого до сих пор, и сам себя же обрёк на то, что друг не делится с ним важным событием в своей жизни.       — Да блин, вы даже колец не носите, — возмущается Джисон, и Чан сразу же поднимает правую руку, где на безымянном пальце светится тонкая полоска серебряного металла. Следом правую руку выкидывает и Сынмин — аналогичное кольцо. Блять. Джисон настолько тупой и невнимательный?       — Собственно, я боялся, что ты это заметишь, но, — Чан разводит руками, — не заметил. Зато заметил Минхо, поэтому мы и рассказали.       Шикарно, Хан Джисон, вы проебались практически во всех сферах.       — Так и зачем ты забрал посреди ночи моего мужа, — выделяет с ноткой гордости последнее слово Чан. Джисон не успевает и рта открыть, как отвечает Сынмин, не поднимая головы.       — Он переспал с Минхо и словил панику.       — Что?       — Сынмин! — одновременно с Чаном восклицает возмущенно Джисон и немного краснеет, когда друг обращает на него взгляд.       — Что? Снова рассусоливать будешь? — ворчит бывший Сатана, ворочаясь. — Ты вообще-то вчера признался, что любишь его.       — Во мне была половина бутылки виски! — защищается Джисон       — Чан, он твой друг, поэтому тебе можно его ударить. Ударь, пожалуйста, а то у него после сна видимо мозг не заработал в полную силу.       Вот только Чан почему-то смеётся, до брызнувших слёз из глаз. Джисон не понимает, как и Сынмин, который заинтересованно приподнимает голову.       — Что смешного? — буркает Джисон.       — В какой такой вселенной, я мог предположить, что когда Джисон переспит с Минхо и захочет выпить, то он позвонит моему Сынмину, а не Хёнджину, или там Феликсу, или даже мне. И что именно Сынмин заставит тебя признаться. Это настолько абсурдно, что смешно.       — У меня был эмоциональный сбой! — в оправдании ворчит Джисон, — я может и сам не рад, что позвонил! Ты вообще в курсе, что твой муж давил на меня?! Еще и поцеловал!       Раздается тяжелый громкий стон, после которого Сынмин восстает с колен и садится рядом с удивленно воззрившемся на него Чаном, пока сам прожигает злобным взглядом Джисона. Ну а что, только Джисон должен страдать в этой ситуации?       — А как тебя было еще заставить признать, что поцелуи с Минхо — это не тоже самое, что поцелуи с другим человеком?       — Радикальный способ, — замечает Чан, глаза у него недобро щурятся, челюсть чуть дергается. Впервые, Джисон видит, как друг ревнует, не в полную силу, но достаточно, чтобы это почувствовать на расстоянии. Хан моргает, и в следующий момент Чан поддается вперед и целует не сопротивляющегося Сынмина — не чмокает, как обычно на их дружеских встречах, а целует глубоко и, черт побери, красиво. У Джисона дух захватывает, хотя изначальным порывом было возмутиться за разврат на его девственных глазах. Вяло сопротивляющийся такому напору Сынмин отвечает на поцелуй и руку свою устраивает на чужой груди, углубляя поцелуй.       Если бы Джисон их не прервал, то бог знает чем бы это всё закончилось! К своему стыду он признает, что стал немного возбуждаться.       — Не делай так больше, — строго произносит Чан, а Сынмин закатывает глаза, но кивает, следом укладывая голову на его плечо.       Невооруженным взглядом видно, что их отношения — не простая интрижка, как считал Джисон, и будь он действительно чуть более внимательным, то заметил это сразу. И не докатился до той ситуации, в которой оказался.       — Кстати, — нарушает тишину Чан, поворачиваясь к Джисону, — я написал Минхо, что ты у нас, а то он, кажется, был готов морги обзванивать.       Упоминание Минхо, как молотом по наковальне, будит остывшую головную боль. Джисон подскакивает и достает телефон, который всегда включен на беззвучном режиме. После 6 утра на нем около двадцати пропущенных от Минхо, пару от Хенджина, и веер сообщений в мессенджерах.       Сглотнув, он открывает окно Какао, минует общие чаты и сразу раскрывает диалог с Минхо. «Хана-а, ты где? «ты же понимаешь, что не избежишь разговора?» «Джисон, ответь мне! С тобой всё хорошо?» «Клянусь котами, что как только тебя увижу, выбью всю дурь из твоей головы, что ты там себе надумал уже!» «Просто, вернись, пожалуйста» «Чан написал, что ты у него на квартире пьяный спишь в обнимку с пьяным Сынмином. У меня очень много вопросов и я заставлю тебя на них ответить!» «Люблю тебя»       На последнее сообщение Джисон пялится с минуту, не осознавая смысла. То есть он видит, он читает, но не понимает, это их обычное «люблю тебя» или это новое «люблю тебя» как следствие проведенной ночи       Грудь сжимает от вины, что заставил Минхо волноваться, и от страха, что поговорить всё же придется, вот только Джисон не хочет казаться глупым дураком, но, кажется, эта роль уже полностью им забронирована. Пора начать отвечать за свои поступки по-взрослому.       — Что ты ему сказал? — доносится до ушей тихий шепот Чана в сторону своего парня.       — Что они два дебила, — зло пыхтит Сынмин, — любят друг друга, но не признают этого, от того сами страдают и нас в это говно тащат!       — Ты совсем чужие чувства не жалеешь, — качает головой Чан, хмурясь.       — А мои кто-нибудь пожалел? — рычит Сынмин поморщившись от поразившей лобную часть боли, — о, если тебе понравилось спать одному, то, конечно, мы и дальше и будем таскаться с Хани по барам и обсуждать его стояки на Минхо!       — Прости, — тут же тянется обнять своего Сатану Чан, — и нет, мне не понравилось спать одному.       Пока Сынмин ворчит взбудораженным воробьем, Джисон зацикливается на то как прозвучало его прозвище в его речи: без подъёба, без брезгливости, без унижения. Мягко, нежно, по-дружески. Можно ли считать, что после сегодняшней ночи они подружились?       Экран телефона в его руках внезапно зажигается входящим вызовом. Минхо. Горло пересыхает от мыслей, какой мощности монолог обрушится на него за тупое поведение, тем не менее он отвечает.       — Привет, Минхо-я, — робко произносит Джисон, замечая, как притихли друзья и взволнованно уставились на него.       — Наконец-то — голос по ту сторону динамика тоже взволнованный. Далее следует облегченный выдох, который кидает Джисона в бездну вины и стыда. — Как себя чувствуешь? Ты еще у Чана?       — Как последний гондон. Да, я еще у них, — из динамика доносится новый вздох и тихое мурлыканье. Джисон прикрывает глаза, представляя, как Минхо сейчас сидит в окружении котов и нежно гладит их, чешет за ушками и милуется — такую картину можно застать в квартире ежедневно. Она буквально отпечаталась на сетчатке глаза — прикрой веки и воспроизведется.       — За тобой приехать или... или ты не хочешь меня видеть?       Вопрос звучит неуверенно и виновато, а Джисон практически подпрыгивает на месте — во всей ситуации виноват только он и никто кроме, Минхо не должен чувствовать себя виноватым за то, что Джисон долбоеб.       — Я хочу тебя увидеть. И, Минхо-я, — он задерживает дыхание и с паникой смотрит на Сынмина, который в ответ посылает ему гневное сообщение глазами «если ты сейчас зассышь, то я спущу тебя с лестницы». Такая угроза придаёт храбрости, — я люблю тебя.       И крепко зажмуривается и съеживается, ожидая, что кто-то подойдет и наподдает ему подзатыльников. Возможно не будь Сынмин в таком плачевном похмельном состоянии, то точно бы подошёл и навтыкал ему.       — О, и я тебя люблю, Хан-а, — в голосе слышится улыбка.       — Нет ты не понял! — злится Джисон, сжимая крепко телефон. Боковым зрением он замечает, как елозит Чан на диване, а Сынмин успокаивающим жестом гладит его по коленке. — Я люблю тебя не как друга и хёна, а как парня. Как того, с кем хочу жить, целоваться и спать. С кем хочу прожить эту жизнь до конца, и кого хочу называть своим «мужем». Люблю тебя, извини, что так долго не мог это сказать. Но...       Корпус телефона трещит от силы его сжимающей, только Джисон чувствует, что должен сказать всё сейчас, иначе потом он снова сделает шаг назад. Наблюдающие за ним с дивана друзья дают ему одним своим влюбленным видом такой волшебный пендель, что без них он снова растворится, сгрызет себя и не сможет решиться.       — Я знаю, что ты тоже, — тараторит, чтобы не дать вставить Минхо ни единого слова, фоном слышится настойчивое мяуканье, видимо кто-то лишился личного чесателя, — и давай уже станем парой, перестанем ходить вокруг да около и дрочить друг на друга в своих комнатах, когда можно дрочить друг другу!       От последней фразы у Чана взлетают брови вверх, а Сынмин показывает ему два больших пальца, одобряя сказанное. Зардевшись от собственной смелости, Джисон ему благодарно кивает.       — Джисон, — после долгой паузы, за которую Хан уже обматерил себя за излишнюю напористость, хрипит Минхо, прокашливаясь, — у меня только один вопрос, — вновь пауза, он прислушивается, — Что такого тебе сказал или сделал Ким Сынмин, что после одной попойки ты признался мне в любви? Я тебя обхаживаю со всех сторон, делаю намеки, флиртую, подкатываю, обнимаю, кормлю, иногда целую. Мы с тобой даже переспали! — в сердцах восклицает Минхо, Джисона накрывает паникой, — После чего ты всё равно сбежал, к Ким блять Сынмину в ночи, а сейчас сообщаешь, что ты меня любишь!       — Он назвал меня дебилом, — глупо улыбаясь в телефон, отвечает Джисон, почему-то ему становится так легко, что смех сдерживать очень трудно.       — Да я тебе это по сто раз на дню говорю!       — Но, — Джисон не договаривает фразу, потому что с дивана вскакивает Сынмин, вырывает из его рук телефон и гневно рявкает в динамик.       — Блять, Минхо, скажи ты ему уже, что тоже его любишь! Потом приедь, забери своего дебила и съебитесь счастливыми сосисками отсюда!       — Ты стал слишком много материться!       — Минхо!       — Хорошо, дай телефон Джисону, …подожди, — Сынмин было отлепивший руку с телефоном от лица замирает, прислушиваясь, — спасибо.       Громко фыркнув, Сынмин таки отдаёт телефон Джисону и возвращается под теплый бок Чана, который тут же укутывает его объятиями и целует в ноющий висок.       — Я тоже люблю тебя, — выдыхает Минхо под мурлыканье котов, и перед тем, как отключится добавляет: — через двадцать минут приеду.       Какое-то время они сидят молча. Ребята просто обнимаются и смотрят на Джисона, а Джисон смотрит в пустоту перед собой и глупо улыбается. В голове шум, в глазах и душе — абсолютное счастье. Но остался нерешенный вопрос.       — Когда будем праздновать вашу регистрацию? — спрашивает Джисон, с ухмылкой поглядывая на переглянувшихся парней. Радость за собственное счастье успокоило гнев, и он в целом не в обиде на друзей.       — О, мы не хотели. — отвечает Чан, хмурясь, но Сынмин дотрагивается до его руки, привлекая внимание, и заглядывает в лицо, — Ты хочешь? , — в ответ получает короткий кивок и сдаётся, — хорошо, мы подумаем, когда вас можно будет всех собрать.       Счастливым щенком Сынмин чуть взвизгивает и откидывается назад — Джисон впервые видит его таким непосредственным и радостным, улыбка сама собой растягивается на губах.       Ладно, возможно, Чан и достал своего парня из преисподней, но тот определенно исправился и больше не будет призывать в себе Сатану, а Джисон больше не будет к нему цепляться.       — Отлично! И ты, — Сынмин хлопает в ладоши и указывает пальцем на Хана, — будешь моим дружком.       Что? Джисон вылупляется на хохочущего парня, держащего виски ладонями, чтобы голова сильно не трескалась, и уже хочет возмутиться, но в последний момент прикусывает себе язык, ухмыляется и думает о том, что он в целом не против, побыть дружком не Чана (тот точно найдет кого себе выбрать из оставшихся друзей), а Ким Сынмина, который за одну ночь превратился из злейшего врага в лучшего друга, а ещё помог наладить личную жизнь. Это меньшее, что может Джисон сделать для него.       А потом заставит быть своим дружком на своей свадьбе. Ха.