—
28 апреля 2024 г. в 18:47
Достаточно одной секунды, чтобы понять — черту, за которой не имеет значения уже ничто, они только что переступили. Магия чужих глаз не подчиняет, но сковывает душу каким-то предвкушением, и оно заполняет собой всё тело, будоража плотно засевшую там ненависть, вплоть до кончиков пальцев.
В темноте мелькают блики красных глаз, и взгляды перекрёстным огнём разрезают душный воздух. В ядовитом свете мониторов, горящих то красным, то синим, как молнии движутся две быстрые фигуры. И в сером сплетении теней трещит электричество, раскалённое и белое, до отказа наполнившее собой тела и разум. Шестерёнки в голове стучат быстрее и воспалённый от сверхнапряжения мозг прошивает коротким замыканием, когда одним особенно мощным ударом Вокса сносит к стене. Собственная атака зеркалит в него самого, и сильная отдача искрит в покорёженном экране.
Он чудом уворачивается от мгновенного нападения, и стена позади взрывается пылью и обломками. Сквозь шум в мониторе Вокс слышит тяжёлое дыхание позади и оборачивается вовремя, чтобы блокировать подлый удар в спину. Но не проходит и секунды, как резкий выпад чёрной материи чуть ли не впечатывает в экран чужой окровавленный оскал. Вокс слышит треск в своём позвоночнике от удара об стол. Его самого на миг слепят телевизоры, висящие сверху, и он едва фокусирует взгляд на лице Аластора.
Бешенство заливает белки глаз чёрным, стрелки угрожающе дрожат в них, но вместе с тем выдают и усталость. Его руки сводит напряжением, когда Вокс пускает особенно сильный разряд, едва удерживая их в опасной близости от своего горла. Холод мёртвого тела проникает сквозь уцелевшую одежду, когда Аластор давит всё ниже и ниже с таким напором, что не оставляет ни единого шанса отодвинуться. Вокса пробирает болью, он неконтролируемо искрит током из глаз до тех пор, пока не слышит чужой голос впервые за эти десять минут. Что ж, думает он, первая встреча после семи лет удалась, ничего не скажешь.
— Сдавайся, — Аластор хрипит помехами, изо всех сил пытаясь скрыть собственную дрожь.
Вопреки всему, что противоречило реальному положению дел, Вокс растягивает на экране широкую улыбку. Из разбитых краёв сочится кровь, но это не лишает её оттенка презрения и грозного веселья.
— Не наглей.
— Ты проиграл, Вокс. В этот раз уже точно.
Вокс ухмыляется шире на это абсурдное заявление. Он много раз убеждался, что Радио-демон очень силен в быстром бою, тактике и обманных маневрах. Но сейчас, находясь в неподвижной позе, где приходилось прилагать все силы, он начинал сдавать позиции. И внезапная догадка, озарившая Вокса, поднимает в душе волну неудержимого злорадства.
— Я проиграю только в том случае, если умру. Как видишь, я вполне жив.
Он находит ногами опору, встаёт твёрже, игнорируя боль в спине от регенерации, и пока Аластор отвлёкся на это движение, Вокс делает резкий выпад вперёд. Ладонь быстро ударяет в грудь, выбрасывая скопившийся под кожей ток, и Аластор невольно скулит от ослепляющего ощущения. С такого близкого расстояния разряд пробивает его насквозь, и сердце вспыхивает острой, зудящей болью.
— В чём дело? — издевательски спрашивает Вокс, мгновенно схватив Аластора за ослабевшие запястья. — Кажется, я только что слышал громкие слова о победе.
Он придвигается ближе к чужому лицу, с которого медленно сползает гримаса страдания. Аластор скалится даже сейчас, в таком ненавистном ярком свете монитора. В стиснутых руках шевелится привычная сила, отходя от болевого шока, и рваные щупальца из темноты с невероятной быстротой собираются воедино.
— Победа всегда остаётся за мной. Что бы ни произошло, — коротко сплюнув в сторону кровь, говорит Радио-демон.
Вокс издаёт короткий смешок, когда щупальца, визуально похожие на лезвия, целятся прямо в него. Свечение мониторов покрывает их бликами, и Аластор готовится наблюдать за насквозь пробитым монитором, который ему уже довелось однажды видеть. Но Вокс даже не старается увернуться. Он лишь до крови впивается в серую кожу на запястьях, и Аластор с ужасом чувствует, что сила в единый миг оказывается скована.
Гипнотический водоворот перед глазами на этот раз подчиняет, с невероятной силой заставляя неведомый паралич наполнить всё тело. Аластор теряет контроль, и щупальца, заново созданные, тают за его спиной медленно, но неумолимо.
— Мерзавец, — только и может выдавить он, когда приходит осознание. Тихой ярости внутри столько, что её хоть пригоршнями черпай. — Это подло.
— Подло? — теперь уже Вокс прижимается к нему. Он обводит разом уменьшившуюся фигуру Аластора липким взглядом и отпускает чужие руки. — Любопытно слышать это от предателя.
Меньшее, что сейчас хочется Аластору, это анализировать прошлое. Он едва ли не задыхается, когда Вокс сжимает рукой шею. Хватает одного резкого движения, чтобы поменяться местами. Аластор понимает всё, что произойдёт дальше, по единому взгляду, по изменившейся мимике и языку тела, и от бессилия рычит.
— Только попробуй, — шипящая угроза лишь вызывает у Вокса новый приступ смеха.
— Ты так хорошо меня знаешь. Это умиляет. Но я не просто попробую. Я обязательно это сделаю. Потому что могу.
Аластор хотел бы отвести взгляд, но сил на это он найти не может. Круги в левом глазу Теле-демона то сжимаются к зрачку, то рябью расползаются к краям, и несмотря на многочисленные трещины на экране, заполняют собой всё поле зрения.
Аластора радует лишь то, что на него гипноз действует в меньшей мере, чем на обычных грешников. Но это всё равно не спасает от унизительного положения. И будто бы воодушевленный этим внезапным осознанием, взгляд Вокса неуловимо меняется. Он снова прикасается к груди почти поверженного Радио-демона, и в этот раз обжигающие разряды тока сменяются на тихие и практически безболезненные. Но это движение вызывает в душе Аластора бурю невыразимого презрения, которое уже не поддаётся никакому контролю.
Между взглядами сгущается невидимое электричество, тяжёлым туманом заволакивая глаза, и Аластор еле выдерживает собственный порыв подчиниться чужой воле. Его взгляд не теплеет ни на секунду.
— Что же ты замолчал?
Вокс, не обращая никакого внимания на мечущий молнии взгляд Аластора, приближается к нему вплотную, вклиниваясь между разведённых ног. Радио-демон хочет перегрызть руку, которая трогает его лицо, затем приподнимая его за подбородок.
— Всё равно твоих сил не хватит удерживать меня слишком долго, — хрипит он помехами на грани слышимости. — Поэтому уже сейчас начинай молиться, чтобы твоя смерть была быстрой.
Когти Вокса резко впиваются в челюсть. Один из них, сломанный и окровавленный, вспарывает кожу царапинами, и Аластор улыбается шире, выдавая боль лишь глазами.
— От слабака слышу, — Вокс из последних сил не позволяет бешенству заполнить его душу окончательно. — Но того времени, на которое меня хватит, будет достаточно. Ты же всё отлично помнишь, верно, Аластор?
Аластор помнил. Всё, чёрт возьми, помнил. И ту несмелую похоть, рябую от чужой нелепой любви, и тот взгляд, пронзающий его чем-то неприятным. И те касания, от которых, казалось бы, не отмыться никогда в жизни. И вот опять. Снова духота, искры тока между глазами, чужие руки, горячие и до невозможности вездесущие, коварство темноты и запах горелого пластика.
Он морщится, когда прикосновения, вызывающие лишь омерзение, вдруг прекращаются. Экран перед самыми глазами разрезает тёмной полосой, которая рождает иллюзию. Среди голубых зубов показывается вполне осязаемый язык, он на секунду останавливается перед лицом, чтобы тут же коснуться плотно сжатых жёлтых зубов. Аластор видит его размыто, не в силах оторвать взгляда от гипнотической воронки в глазу, светящейся красным. Он покорно открывает рот, расслабляется вопреки всему, что бьётся внутри слепой яростью, и чувствует мокрое прикосновение к своему языку.
Ладонь с силой прижимает затылок, когда Вокс, сам невольно вздрогнув, пропускает сквозь язык ток. У Аластора челюсть сводит от попытки сжать зубы вопреки молчаливому приказу. Он лишь слегка задевает жёлтой остротой подвижные пиксели, едва ли их поранив. Язык передёргивает помехами, но Вокс вжимается в Аластора, наполняя чужой рот цепной реакцией боли из-за влажных языков. Радио-демона потряхивает от ощущений. Боль пронизывает его резкими толчками, достаёт до горла, током течёт вместо крови, когда нетерпеливые пальцы разрывают его прожжённую рубашку и брюки окончательно.
Сплетение языков давит на нервы, искрит током из-за слюны, но гипноз становится всё сильнее. Отравляющее электричество всё глубже проникает в тело, и Аластор ненавидит всё сильнее. И себя, и его.
Солёная обжигающая кровь сочится из лопнувшей губы. Она мерцает в холодном свете экрана, когда Вокс отстраняется и нависает над Аластором, безвольным и распластанным на столе. Это вызывает такую волну больного возбуждения, что штаны в области паха неприятно натягивает.
— Не существует таких слов, чтобы описать, насколько ты мне противен, — выплёвывает Аластор последнюю связную мысль, что может выдать его почти расплавленный мозг.
— Они и не нужны, — усмехается Вокс так, будто наслаждается ситуацией. — Всё написано у тебя на лице. И признаться, я не видел до этого ничего приятнее.
Он не позволяет отвести взгляд ни на секунду и вдруг делает два шага назад. Опускается в кресло, расставив ноги и подперев ладонью край телевизора. Аластор только сейчас замечает, что уже полностью обнажён под этим испепеляющим похотливым взглядом. Лишь на его шее болтается бабочка, от которой не сочли нужным избавиться. Омерзительно.
— Возбуди себя, — внезапно говорит Теле-демон, насмехаясь, — без моей помощи. Сможешь?
Аластор дышит через раз. Он с усилием расправляет скрюченные пальцы, обхватывает ими вялый член. В глазах нещадной резью плавится взгляд Вокса, пока он сжимает плоть, тянет вверх и снова вниз, сгорая изнутри от отвращения.
— Веселее, Аластор.
Командный тон, наполненный злорадством, взрывается в голове несдержанным бешенством, отскакивает от стенок черепа дождём самой чистой на свете злобы. И получается слишком уязвимо, искренне и тихо:
— Я тебя ненавижу.
Бровь на экране приподнимается на миллиметр выше. Вокс усмехается и быстрым щелчком пальцев заставляет Радио-демона развести ноги шире. Потом хватает одну из них, пачкая шерсть возле копыта собственной кровью, оставшейся на ладони, и приподнимает выше, открывая обзор на дрожащий хвост. Он тут же мгновенно прикрывает сжавшийся анус, мелкой оленьей дрожью выдавая весь тщательно скрытый страх, и Воксу становится весело.
— Опусти руку ниже, — говорит он, стоит чужому члену оказаться достаточно возбуждённым. — И убери хвост. Я хочу всё видеть.
Отчаяние покрывает невидимой плесенью всё внутри. Аластор противится изо всех сил, но в итоге подчиняется всё равно, безмолвно касается влажными пальцами сжатого кольца мышц. И страх впервые виден на его лице настолько ярко, что он отражается в стекле экрана напротив неудержимым злорадством.
— Хороший мальчик, — заторможенно, как в замедленной скорости, говорит Вокс. — Начинай.
Аластор проталкивает в себя первый палец, одновременно сжимаясь и кривя на лице неописуемую гримасу отвращения. Чужая рука сильнее сжимается на лодыжке, и это заставляет его гореть желанием вырвать ногу из хватки и пробить копытом монитор. Но всё, что он может сейчас, это сметать хвостом клочья своей порванной одежды со стола, изнывая от незнакомых ощущений.
Голая спина Аластора ударяется об экраны позади, и у Теле-демона перехватывает дыхание от того, насколько прекрасна сейчас уязвимость его давнего врага. Хочется навсегда запечатлеть на подкорке памяти.
— Быстрее, — нетерпеливо шепчет Вокс.
И Аластор с ужасом чувствует, как внизу живота будто жгутом сворачивается возбуждение. Его рука невольно движется быстрее, задав умеренный темп, и его потряхивает от того, насколько это больно и одновременно приятно.
Грудь сдавливает знакомым жаром. Вокс жадно следит, как Аластор откидывает голову на экран позади себя, и шерсть на ушах расползается по нему, просвечивая ядовитым неоном. Но горящий яростью взгляд заводит сильнее всего остального.
Он не выдерживает. Отпускает ногу, прижимается опять почти вплотную и касание к бледному, испещрённому шрамами телу сравнимо лишь с резким вдохом холодного воздуха. В теле Аластора до сих пор электричества слишком много, и Вокс это чувствует, внезапно и резко обхватывая его член. И короткий импульс прямо насквозь, через головку, заставляет Аластора вскрикнуть, задрожать практически в агонии. Разряд проникает слишком глубоко, бьёт по нервам, и без этого напряжённым до предела.
Вокс молча гладит его плечо другой рукой. Он больше не замечает никаких полутонов, и сгустившаяся темнота за его спиной делает экран ярче.
Резко хватает за волосы, целует глубоко и грубо, вонзая в губы и кожу щёк осколки разбитого монитора. Аластор шипит ему в рот, невольно выгибается навстречу, и закидывает уже свободные руки ему на плечи, разрывая ткань удлинившимися когтями.
Первое движение внутрь наполняет всё тело жгучей болью. Вокс в этот момент весь искрит разрядами тока, но несмотря на потерю контроля толкается снова, вжимая Аластора за шею в экран. Он рябит помехами, слепит до невозможности, но в поле зрения существует сейчас лишь дуга чужого тела и до темноты перед глазами жаждущая своего похоть.
Тело пробивает током насквозь, и Воксу в какой-то момент кажется, словно он чувствует быстрые, глухие удары сердца, что с перерывами стучит под рукой. Серая кожа почти раскаляется, горячие и мокрые шлепки туманят уплывающий разум, когда Аластор сжимает руками его запястье до боли.
И эта боль принимает осязаемую форму. Она быстро и безжалостно толкается внутри, будоража комок нервов, и горло уже саднит от немых криков. Всё рассыпается без остатка, остаётся лишь больное наслаждение на грани агонии и непроходящая ненависть, когда Аластор обхватывает ногами спину Вокса.
И Теле-демон чувствует, что удерживать чужой разум в тисках гипноза становится уже невозможным. Аластору не составило бы труда вырваться и разбить невидимые, ослабевшие оковы, если бы не электричество, до отказа наполнившее разум и внутренности.
Сердце бешено бьётся, как заведённое, набатом стуча о рёбра, когда всё кончается. Аластор медленно собирает уцелевший разум по крупицам, понимает, что уже способен двигаться. Помедлив секунду, он молча и быстро бьёт утратившего бдительность Вокса в солнечное сплетение. Хоть сил и не хватило на довольно мощный удар, решающую роль сыграла бушевавшая в нём ненависть.
Теле-демон заходится кашлем от неожиданности, и слишком поздно ловит руками воздух, когда Аластор растворяется чёрной тенью сквозь стол и погасшие экраны. Снова исчезает, и снова молча.
— Трус, — с презрением выплёвывает Вокс.
И остаётся в полной темноте и одиночестве.