Calm down

***

Успокойся. Успокойся! Вот, что повторяет себе Лини, когда слезы застилают глаза, а горло будто стискивают в стальной хватке. Он хочет вдолбить эти слова себе в голову, истошно кричать, лишь бы наконец собраться и сделать хоть что нибудь, ну хоть что-то! Должен же быть выход! Руками отчаянно зажимая чужую кровоточащую рану, Лини не может сбежать от мысли, что не знает что делать. Он будто-бы стремительно тупеет, будто-бы впервые сталкивается с раненым человеком, будто-бы впервые вообще видит кровь. У Лини каша в голове из обрывочных панических мыслей. Он не доктор, он не обладает лекарскими силами, он не знает чем помочь, как остановить то, что медленно наступает. Смерть безжалостна. Путешественник под его руками болезненно стонет, хрипит и истекает кровью. Так не должно быть, так никогда не бывало! Итэра всегда проносило, он всегда выходил победителем, так что же в этот раз пошло не по плану? Лини не должен был вмешивать его во все эту кутерьму с призраком, не должен был позволять помогать, они бы сами справились с гневом Отца, они бы смогли… Ни черта они бы не смогли. И Лини это знал с самого начала, но признавать не хочет даже сейчас. Если бы путешественник не подставился, если бы не принял удар на себя, то Лини или Линетт или Фремине сейчас лежали бы на его месте: на смертном одре со вспоротым животом. Лини не помнит когда последний раз так сильно плакал, когда захлебывался слезами от отчаяния и страха, когда внутри все сжималось, завязывалось в тугой узел. Отвратительное ощущение смеси беспомощности и паники от которого тошнит. — Итэр, пожалуйста… Итэр, пожалуйста… Что? Не умирай? Он вроде как пытается, да только без помощи врача тут ничего не поделаешь. Лини даже не уверен, что не делает хуже давлением на рану, в попытках замедлить кровь. Он словно разучился думать, пользоваться всеми полученными за жизнь знаниями. Итэр смотрит на него мутными, постепенно стекленеющими глазами. Смотрит с таким непониманием (Лини почему ты плачешь?), смотрит с такой смиренностью, спокойствием (Уже ничего не исправить), разве что крохотная слеза, скатившаяся по щеке, перечеркивает весь этот образ покорно умирающего (мне страшно я не хочу я так и не нашел сестру я не…). У Итэра нет шансов. Не тогда, когда Отец рывком поднимает невменяемого Лини на ноги, впиваясь острыми ногтями в плечи. Лини настолько слаб и жалок, что не может вырваться даже из такого простого захвата. Это и захватом не назовешь… — Я думаю, это достаточное наказание для тебя, Лини. — голос Отца спокоен и монотонен. Отец смотрит на Лини как на зверушку, впервые доведенную до отчаяния, загнанную в угол. Для Арлекино всегда было интересным зрелищем наблюдать за чужими истериками перед смертью, ведь самой ей так…все равно? Ей не страшно, её не охватывает мандраж, у нее пустота внутри и желание побыстрее избавиться от проблемы. Наблюдать за чужими страданиями — сродни отлично поставленному драматическому спектаклю на сцене: интересно, предсказуемо, на один вечер сойдет. Лини, кажется, впервые понимает как опасен и безжалостен Отец. До Лини, кажется, только сейчас доходит какая тонкая грань отделяла его брата и сестру от участи Итэра, как он сам был близок к своему концу. Остальных неверных детей Отец убьет также…? Не моргнув и глазом? Словно чужаков? У Лини, кажется, крыша едет. Он резко дергается, что-то кричит, кошкой пытаясь вырваться из лап Отца снова. Там ведь Итэр! Итэру нужна помощь! Арлекино позволяет ему приблизиться: хватает за воротник как нашкодившую пятилетку, подтаскивает ближе к телу. Уже просто телу. Остывшему, поломанному, изуродованному. Итэр неестественно бледный, пустым взглядом уставившийся в небо. Он весь в крови, под ним целая алая лужа, в которой Лини, оказывается, сидел все это время. Так вот почему чулки так неприятно липнут к ногам… А он даже не заметил… Лини вдруг вспоминает, что у него руки в крови. В крови Итэра, которому он когда-то подарил цветок, с которым еще недавно тайком держались за руки и переглядывались, который еще недавно уверенно заявлял «все будет хорошо». Ничего уже не будет хорошо. Ни для Итэра, ни для Лини. — Если ты так рвешься к нему, то я, так уж и быть, дам тебе шанс попрощаться. У тебя три часа. Избавься от тела. Не успеешь — сделаю это сама. Лини с трудом подавляет рвотные позывы. Лини ощущает себя самым мерзким и беспомощным человеком во всем Тейвате.