Звезда астрономии

Сириус катал пальцем по столешнице какой-то металлический шарик. — Нам с вами необычайно повезло, что эта ночь выдалась ясной, — говорила профессор Синистра с явной весёлостью в голосе. Говорила в четвёртый раз, кажется. У неё было на удивление хорошее настроение после череды занятий, сорванных из-за внеплановых туч. Питер, напротив, вздыхал отчаянно, потому что не успел закончить эссе для Макгонагалл, совсем забыв об этой поздней практике. — Природа изменчива — это действительно так, дорогие мои. Даже небо, кажущееся нам в медленном потоке времени чем-то вечным, постоянным, когда-то было не таким, каким мы видим его сейчас… Профессор продолжала вещать; Римус под её восторженные восклицания строчил трансфигурацию, расположив пергамент на коленях и согнувшись в три погибели. Питер должен был держать палочку под столом и подсвечивать работу слабым Люмосом, но в раздумьях опустил руку несколько ниже, так что даже от звёзд помощи было больше. — На прошлых лекциях мы узнали подробнее о значении звёздной величины и о том, как в полевых условиях определять у звёзд блеск… Сириус в самом деле не понимал, каким образом ей удавалось звучать столь бодро в без четверти полночь, когда Джеймс уже откровенно сопел и даже похрапывал, уткнувшись носом в твёрдый стол. «Очнётся — непременно очарует Эванс свиным рыльцем», — усмехнулся про себя Блэк и, исходя только лишь из искренней жалости, повернул ему голову на бок. Тот захрапел громче. — Перед вами — частично заполненные карты с указаниями системы для отсчёта координат… Римус мгновенно выпрямился, завидев, что профессор направилась к ним, и едва поймал ногами соскользнувшее сочинение. Питер бросил считать отчего-то круживших над балконом птиц, а Сириус пихнул Поттера под рёбра и обернулся к преподавателю с видом крайней заинтересованности, да ещё и похлопал ресницами для убедительности. — Мистер Поттер, — профессор Синистра со вздохом проигнорировала его и обратилась к его соседу, продиравшему глаза с великим трудом. — Я слышала, что вы устаёте на тренировках, и, право же, не ожидала увидеть вас тут сегодня — спустя столько времени. Джеймс не соображал ровным счётом ничего, спросонья не разбирая ситуации, а потому умоляюще посмотрел на Сириуса. Тот незаметно закатил глаза — Римус заметил — и поднялся для ответа вместо него. — Со… Дж… Поттер, в общем, не знал, что ему можно не приходить, профессор, — Блэк выпалил звонко и, скосив взгляд на Римуса и уловив его неодобрение, закатил глаза снова. — Больше такого не повторится, обещаю! Профессор только поджала губы. — Посещать занятия Поттер обязан так же, как и все. Однако в этом нет никакого смысла, если с той же успешностью, что и в кровати, он станет отсыпаться здесь. Сириус подумал, что это звучало разумно. Римус не знал, как послать ему невербально «ОНА ХОЧЕТ ОСТАВИТЬ ЕГО НА ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЧАСЫ, ДУРАЧИНА». Питер, как мог, держал Джеймса, чтобы тот не плюхнулся головой мимо стола. — Так мы можем идти, профессор? — спросил Сириус, выражая в улыбке всю благожелательность, на какую только был способен. Шансов не было абсолютно никаких, но попытаться стоило — как бы не изводился от подобной наглости Римус где-то позади. — Если бы я и отпустила кого-то, — ответная улыбка профессора была не менее цветущей и приязненной, — то только мистера Поттера. Но, раз уж он проявил стойскость и самоотверженно пришёл на занятие, давайте не будем обесценивать его подвиг и позволим составить карту южной части видимого неба. С этими словами она отошла к другим студентам, а Сириус обречённо опустился обратно. — Невезучий ты, брат Сохатый, — проговорил он, сочувственно хлопая Джеймса по голове. Тот лишь промычал в ответ нечто неразборчивое, пока пальцами машинально протирал очки. — Я говорил, что надо было придумать для него оправдание — что-то вроде вывиха — и оставить в спальне! — заворчал Римус, склоняясь вновь и силясь вспомнить, на чём остановился. — Так нет же: ты потащил его с собой, потому что тебе, видите ли, было бы скучно! Сириус взглянул на него с неудовольствием. Питер тихо выдохнул и поплёлся вслед за другими гриффиндорцами к телескопам: кто-то же должен был, по крайней мере, записать данные?.. — А с полусонной тушей тебе, хочешь сказать, весело? — не успокаивался Люпин. — Я так и вижу, как ты безудержно смеёшься, прямо хохочешь, пока он пускает слюни в учебник! Блэк смерил его холодным взглядом, который ясно означал: «Не отвлекайся от домашнего задания, друг, будь добр». Правда, в несколько иных выражениях, но Римус прекрасно понял. И ответный взгляд, посланный с раздражением, лаконично гласил: «Списать не дам». Сириуса это нисколько не напугало, потому что эссе для Макгонагалл всё равно гораздо лучше сочинялось под носом у самой Макгонагалл за десять минут до сдачи. Поттер сильно потряс головой. — Добро пожаловать в мир живых, — усмехнулся Сириус. Джеймс, при всех святых мандрагорах, действительно страшно выматывался. Приближалась вторая игра сезона, и капитан не щадил никого, гоняя команду, как Сириусу казалось, пуще его мамаши, когда та пыталась «состричь наконец неприемлемые патлы». У неё ни разу не получилось. Сириус, вспомнив об этом, улыбнулся. — Сворачиваемся?.. — промямлил Джеймс, рассеянно потягиваясь. Он лишь мельком услышал: «… Позволим… отпустить… Поттера… за подвиг…», — и теперь думал, что мир, пока он спал, сошёл с ума. Римус фыркнул, вращая кистью руки, чтобы лучше представить, как описать движение палочки во время заклинания. — Можешь свернуться калачиком на своей карте. Стол был покрыт пустыми работами, к которым, по-видимому, никто из них не собирался приступать. Римус больше опасался гнева Макгонагалл, чем перспективы срисовывать потом корявые созвездия у Питера, а другие два оболтуса просто собирались придумать план, чтобы разжалобить его и чтобы он начертил всё и за них (профессор астрономии, в отличие от профессора трансфигурации, не видела разницы в почерках студентов). Джеймс откинулся на спинку стула. — Рем, а на Мордреда мы вообще сюда притащились?.. — он поинтересовался, лениво катая по столу шарик, оставленный Сириусом. — Никому это сегодня к чёрту не сдалось, даже тебе. Согласись, что в гостинной лить словесную воду на бумагу на порядок удобнее, чем вот так! Римус прикрыл глаза и, наверное, мысленно посчитал до трёх. — Джеймс, будь хорошим оленем и напомни, сколько раз ты был на астрономии в этом семестре, — он отозвался, как Сириус видел, призывая все свои силы, чтобы не зарычать на друга по-волчьи. — Ну-у… Было дело… Раза два… — протянул Поттер, всерьёз задумавшись. — Хотя, может, один такой мне просто приснился… — Ничего у тебя сны! — тут же подхватил Блэк и нарочито отшатнулся от него на стуле. — Совсем поехал со своей заучкой! Джеймс бездумным движением взъерошил волосы. Можно было накрепко завязать Сириусу глаза, можно было развернуть его спиной и закрыть уши, сдавливая голову, но он всё равно знал бы, что взгляд Джеймса обратился к балкону. Там ребята шумной компанией в разнобой отвечали на вопросы профессора Синистры и смеялись, когда у Питера телескоп чуть было не рухнул с башни. Там плотной кучкой столпились девушки, обсуждая, как много нового они узнали о созвездиях как раз для задания по прорицаниям. Там стояла спиной рыжеволосая Эванс и глядела в небо, в далёкий космос, потирая плечи совсем не от ветра. Сириус знал это и… мог только в очередной раз поздравить своего товарища со сказочным невезением?.. Нет, ну, а какой поддержки от него ещё ждали, спрашивается?!.. — Не два, в том-то и дело, — вздохнул Римус, совершенно пропустив это мгновение «созерцания прекрасного» от Джеймса. — Меня Макгонагалл убьёт, когда увидит в конце года статистику посещаемости. — Тебе жалко, что ли, нам лишних плюсиков поставить, мистер Староста? — с наигранной обидой спросил Блэк. — Мы, понимаете ли, ради него — и в огонь, и в воду, и в ночь, и в репей, а он… Он осёкся, когда Римус заглянул ему в глаза. Понял, что малость переборщил, когда тот хлопнул по столу. Почти стушевался, когда голос его зазвучал странно хрипло, с отчаянным жаром и искренней виной: — Я, между прочим, не единственный староста Гриффиндора!.. Сириус хотел было отшутиться, успокоить и заверить: им от него вовсе не нужно доказательств преданности, — но Джеймс, как всегда, всё испортил: — Я уверен, она несколько раз обводит все мои «Н», чтобы их никак нельзя было исправить, и использует противозаклинательные чернила. Ни для кого не надо было пояснять, какая-такая «она» имелась в виду. Все трое замолчали. О чём думал Джеймс, было и нарглу понятно, — у него весеннее обострение начиналось осенью. Римус не мог заставить себя сосредоточиться на трансфигурации, всё прокручивая в голове: «Мы ради него!.. А он!..» Сириус корил свой язык и ругал Эванс, с изящностью откинувшую волосы будто специально для того, чтобы Поттер судорожно сглотнул. Питер страдал, ничего не понимая в этих космических терминах, и дулся, потому что снова работал за всех один. — Заметьте, как ярок сегодня Сириус, — давая посильные подсказки, указала профессор Синистра. И спохватилась лишь тогда, когда взоры всех студентов обратились назад. Римус сделал вид, что не пытался шуршать пергаментом только что, а Сириус чертыхнулся: вот надо же ей было обратить всеобщее внимание на их безделие!.. Они не подумали поглядеть на Джеймса, а зря. Тот ухмылялся от уха до уха, и Римус не успел сказать извечное: «ДЖЕЙМС, НЕТ», — как Блэк поднялся в воздух не иначе чем Левиосой. — Мордре… — вырвалось у него, но Джеймс вскочил на ноги с сияющей улыбкой. «Сон как палочкой сняло, да?» — устало подумал Римус. — Перед вами — Живая Звезда Минус Первой Величины — самый что ни на есть Сириус! — провозгласил Поттер на «широкую» публику и слегка махнул рукой, чтобы «звезда» закрутилась медленно вокруг своей оси. Губы профессора ещё не могли сравняться силой сжатия с самой Макгонагалл, но тоже сделались весьма тонкими. Кто-то из парней Пуффендуя поднял вверх большой палец, а девушки захихикали. Эванс к ним не повернулась. — Сириус всегда у нас под носом, а мы зачем-то ищем его в небе, — Джеймс картинно приложил тыльную сторону ладони ко лбу и толкнул Римуса в бок. Тот еле запихал работу в сумку, надеясь, что она помнётся там несильно, и опёрся локтями о стол — хотя бы идиотские выходки Джеймса не дадут ему заснуть в ближайшие полчаса. Сириус просто скрестил руки и прикрыл глаза. Сохатый так доставал его на астрономии ещё с первого курса. Всем надоело это уже тогда, но тому было плевать. Он улыбался широко и хотел показать своего друга-звезду всему миру — не для того, чтобы красоваться, не для того, чтобы выделываться (хотя этого никто не отменял). Джеймс кричал звонко: «Вот он — Сириус! Вот он — тут, со мной!» — как будто бы от сердца, как будто бы со всей душой и искренне, и Сириус… конечно же, терпел. Будь это кто-либо другой — кто угодно, хоть ещё гриффиндорец — он не ограничивался бы бранными словами и десятью мгновенными проклятиями в ответ. Но это был Джеймс, и Сириус молчал. Это был Джеймс, что подвешивал в воздухе Сириуса, и поэтому никто за него не волновался. Будь это кто-либо другой (Мерлин упаси, чтобы не Снейп), профессор Синистра, несомненно, бросилась бы студенту на помощь — спасать от дурачеств Поттера. Но это был Сириус. Это был Сириус — Джеймс говорил об этом с великой гордостью и самодовольством. Сириус принял невозмутимую позу. Для Джеймса (то есть для того, чтобы Эванс оглянулась) можно было и подыграть. Они проворачивали подобное столько раз, что профессор Синистра даже не угрожала снятием очков с Гриффиндора. Зато Эванс не церемонилась. Может, это было и к лучшему, что она отказывалась смотреть?.. — У нас в Хогвартсе есть самая настоящая звезда! — не унимался Джеймс. Сириус косился вниз, на мистера Старосту, а тот, казалось, умыл руки и просто смотрел шоу. Его совесть поражала умением замолкать в неподходящие моменты. — Кто ещё, как не мы, может похвастаться, что на астрономии наблюдает живую звезду на расстоянии вытянутой руки? С этими словами Джеймс ожидаемо хлопнул Сириуса по ноге. Тот скривился. Неприятная мысль пронеслась сама собой: Слизерин может. Почти все Блэки были «звёздами», и Сохатый, конечно, сильно преувеличивал с его исключительностью. Где-то в замке серебрился полосатым шарфом Регулус и сверкала горящими глазами Беллатрикс, так что звёзд в Хогвартсе было навалом. И звёзды не были гарантом того, что непременно случится нечто хорошее. Бывали дни, когда Сириус ненавидел, что он был «звездой». И плевать он хотел, что там Сохатый про него говорил и зачем настаивал, что других звёзд в целом мире не было. Сириус был ровно такой же звездой, как и все. Но… Наверно, никому другому не рисовали в картах созвездий его карикатуры с высунутым языком в месте, где латынью было выведено «звёздное» имя. Никого другого не подкидывали высоко-высоко к небу и не кричали, чтобы все загадывали желания, раз звезда падала (и потом не ловили, не ловили и не уворачивались от Фурункулуса, однако никто нарочно и не целился). Никого другого не заверяли искренне, что звёзды не живут в подземельях и сияют не богатством рода, а оскалом во все тридцать два и отнятыми очками («Ну, да, я ослепил тебя, я же звезда — что тако-ай..!»). Никого другого не презентовали на той же пресловутой астрономии как только что открытую сверхновую и не просили поведать, как ему жилось в созвездии Большого Пса (и никого, конечно, не собирались убивать взглядом и душить на пару с Римусом после занятий). Ни у кого другого — Сириус усмехнулся — не было Джеймса Поттера, который всеми силами старался показать, что быть «очередной звездой со звучной фамилией» — не повод для ненависти к самому себе. Что быть звездой, в общем-то, замеча оленительно. Что быть звездой просто необходимо в это время мордредовой тьмы, когда другие отказываются светить и сознательно гаснут, погружая мир дальше во мрак. Ни у кого другого не было Джеймса Поттера, который всеми силами старался показать, что быть оборотнем — не конец жизни. Что быть оборотнем и наслаждаться счастьем — можно. Что быть оборотнем и защищать других — качество просто лучшего в целом свете человека — потому что «человек» — это не о том, как ты выглядишь в ночь полнолуния. Ни у кого другого не было Джеймса Поттера, который всеми силами показывал, что быть гриффиндорцем — значит быть храбрым и не прятаться за спины друзей, а гордо шагать с ними вровень и не давать места для прохода «чистокровым» недоумкам; быть гриффиндорцем — значит не трястись коленями перед Макгонагалл, а с улыбкой просить побольше отработок, чтобы можно было беспрепятственно ходить по замку в самое позднее время и открыто смотреть в глаза полосатой кошке; быть гриффиндорцем — значит «Да, Хвост, ты сделаешь это, не прикрываясь руками и не отворачиваясь, — будь мужчиной, в конце-то концов!» Никому другому это просто не требовалось. Но такой Джеймс и был только у них троих: у Бродяги, Лунатика и Хвоста. Такой Джеймс сам светил ярче звезды, был лучшим человеком и истинным гриффиндорцем. Такой Джеймс был не клоуном на потеху, а самым что ни на есть безбашенным сонным другом. Это видел Сириус, паривший в воздухе, Римус, сидевший за партой, и Питер, одновременно пытавшийся найти металлический шарик, когда-то выпавший из телескопа. Это видели все в Астрономической башне. И даже профессор Синистра видела. Эванс, которая всё-таки обернулась, видела тоже.