⌀⌀⌀
Инквизиция опустела, лишь эхо гуляло по иным коридорам. Местами горели лампы, жужжали кулеры и мигали светодиодики. Тут совсем темно: приоткрытая дверь, узкая полоска света падала, но не захватывала всё пространство. Старый табурет, покрывшийся корками облупленной краски и кожзама. Деревянный. На вид все лет двести: жёсткий как камень, колючий. На нём пиджак сложен кучей и нога, вытянутая, наполовину босая, нагая. Гектор, с расстёгнутой ширинкой и бутылкой некрепкого пива, ласкал себя через трусы, таращился в мониторы. В зубах трубка кальяна: меж пальцами орех макадамия, на столе бокал, когда-то выторгованный у Уэйна, пачка презервативов и редчайшая видеокассета. Интересна ли она? Вряд ли, змеиная усмешка кривит губы: подсматривать интереснее, правда большинство предпочитает отключать — никакого улова! Сегодня. Ходит по тонкой грани зависимости, как лудоман, заядлый азартник, любящий открывать сюрпризы, единственное, к телохранителям Приора: никогда, как и к Вейсс; неудобно... Картинка меняется. «Ну, наконец-то! — ликует про себя Гектор, сжимая мгновенно набухший орган; на мониторе развлекаются двое забывших о наблюдении подчинённых: увлечены настолько, искры летят. — Всегда знал...между ними будто ток; круто, — словечки, подцепленные явно от Рид, раздражают, — су-у-у...» С коридора приближались шаги. — Дрочишь? Куришь? Можно я с тобой, а? — ПОШЁЛ, — но матерные выражения, слава Единому, вопреки опасениям не шли из горла, — Гюлер, что надо? Ганс откровенно издевался, салютуя уже своей бутылкой (явно не пива и явно намного крепче), сел неподалёку, поставив кресло сзади и наклонился к уху. — Можешь мне руку переложить, — тихий шёпот будоражил сильнее, чем отвязный секс охранников, плавно перетёкший в групповуху, — я должен был следующим... Вопреки желанию сбежать и жаркому стыду (с опасениями о доносе: слухи ходили), переложил, дотрагиваясь до дернувшегося органа, и форма не мешала; полез дальше, под форменные брюки. — У тебя хер, — вульгарность вылетела раньше, чем осозналось, — маленький...извини, может, разденешься? Гюлер скинул штаны, придвигаясь, пару раз затянулся и поцеловал, прикусывая губу. — Неужели и вправду не ругаешься? — Да, — член в руке реально маленький, искривленный, но толстый; яйца крупные, их удобно перекатывать, смотря в глаза напротив, — нравится «кино», месье дознаватель? — палец надавил на головку, дёрнулся, чуть сдвигая крайнюю плоть. — Повторить? Или всё-таки надо было бы... — Ну, тогда бы вся Инквизиция...или сам Приор, — Гюлер осклабился, тут же жалея и чувствуя на члене хватку человека, мужчины, не брезгующего физической подготовкой, в отличии от него самого. — Сволочь, — у самого Гектора стояло давно и сильно, соски, торс, шея пылали от ответных неторопливых ласк, — какая же ты сволочь, вот здесь ещё, ключицы потрогай, да...да-да-да, та-а-ак! Оближи их, это приказ! Нравятся приказы? Баретти припомнил стелу и окончание разговора Рид, одно из. — Тебе нравится унижение и давление? — Блядь, давай просто подрочим друг другу и забудем, а? Бухнём, может... Гектор переместил Ганса на себя, сам-то так и остался в трусах; ласкал этого «не гения» сквозь одежду: голые ноги, дрожащая нежная кожа, пульсирующий член, поджимающиеся яички и плотная, добротная ткань боксёров. — Блядь, су-у-ука, точно изверг усатый...ай! Гюлер кончил, проваливаясь вникуда. — Пойдешь мыться? Общие душевые находились прямо по коридору после лифтов. Туда надо было ещё добраться. — Не понял, зачем? — Думал: закончили, — зажал случайного любовника в нише, не попадающей под камеры, — я не начинал даже...пойми, ввалился, испортил весь досуг и намекаешь на...в общем, нарываешься, Гюлер. Вперёд. Попал. Хотя на душе легко и свободно. — Вперёд — это туда, — Баретти откровенно веселился, — красивые ягодицы, кстати...⌀⌀⌀
Под струями воды и в небольшой, но глубокой ванной Гектор абсолютно развратно и сексуально промыл Ганса, вгоняя того в краску и почти в истерику: тяжело понимать, что лежишь, оттопырив задницу и стонешь от водички, всего лишь водички, стекающей. Капали слёзы, губы поджаты, ресницы трепещут, мурашки, а голос требует большего, выуживая сладкие фантазии и запрятанные фетиши. — Чего? — Баретти издевательски полностью одет. — Ну, ты чего? — ласковая ладонь на макушке. — Всё ж нормально, — и дождавшись ответного кивка, продолжил, — не стесняйся...пойми, тебе для завершения сегодняшнего вчера достаточно совместной мастурбации, мне: нет, и ты не спрашивал... — Гектор, бля-я-ядь... — Гюлеру стыдно от языка в анусе, колени предательски подгибались, пальцы сжимали бортик; стыдно и оттого, что безумно нравилось: до кровавых бликов и смазанных теней, до слюнной пены изо рта и мохнатых ногтей, содранных. Из глубины кабинки отражались они двое и мигал оранжевым огонёк записи, вызывая новую волну жара возбуждения, рождая другие стоны: неконтролируемые, резвые, резкие. — Записываешь, — сказано сипло, непонятным фальцетным шёпотом, — да? Капли на дверце искажали фигуру в песочном костюме, ухмыляющуюся. — Конечно, чем потом буду любоваться?.. Ганс задохнулся, позволяя щекотать и щипать соски, практически роняя: он и так стоял, опираясь коленями на коврик. — Извращенец. — Ты догадывался. — Ну, не настолько же! — И как? Понравилось? Но ответа не было: не до этого, Баретти надоело играть, он вошёл; без предупреждения: подготовки достаточно...⌀⌀⌀
Недостаточно только было самого проникновения, поэтому Гектор предложил продолжить (после передышки) где-то в более удобном месте. Благо в Инквизиции есть старая подсобка с невостребованными матрасами, и камеры не все углы брали. — Необычно, — Гюлер озирался, — я ничего не вижу...ты ЧТО ПРИВЯЗАЛ МЕНЯ? Хмыкание в ответ и прикосновение мундштука ко рту, на обнажённую кожу полилось что-то жидкое и липкое; язык прошёлся около сосков, по торсу, плечам ключицам, паху. — Опять одет...да, он короткий, но, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? Повязка снята: Гектор восседал на Гансе: действительно почти ничего не снял. Сам направлял, гладил, ласкал. Под конец развязал.⌀⌀⌀
Последняя мысль Ганса: «О, мы, наконец, нормально потрахаемся!», — но он явно переоценил свои силы и вырубился, стоило им надолго прерваться. — Хорош, — голос пресыщенного удовольствием мужчины, — спи, детка, может, поумнеешь? — Гюлер сонно причмокивал, по-идиотски улыбаясь и пуская слюни в подушку. — И я посплю...⌀⌀⌀