treat

Лоснящийся блеском тонированный Генезис тормозит у высоких ворот огромного загородного особняка. Водитель приоткрывает окно и в камеру видеонаблюдения демонстрирует бумажное приглашение. Резные двери незамедлительно разъезжаются, пропуская автомобиль новоприбывших гостей. Подъездная дорожка, выложенная каменной плиткой, окружена дубовой аллеей. Время вечернее, сгустившиеся сумерки стелются по земле плотным туманом. Горящие окна двухэтажного коттеджа служат незатейливым ориентиром. Парковка у дома похожа на автомобильную выставку: от классики Мерседес Бенц и лаконичного БМВ М5 до гоночных Ламборгини Авентадор и Феррари Трибуто. Генезис паркуется в тени размашистого дуба. Окончив поездку, водитель, молодой подтянутый бета в смокинге и с копной непослушных каштановых волос, спешит открыть заднюю пассажирскую дверь. Выбравшийся мужчина чуть ниже, но крепкий, широкий в плечах. Альфа. Чёрный, сидящий по фигуре костюм, белоснежная рубашка, галстук, начищенные до блеска туфли. Серебро волос педантично уложено на пробор. Олицетворение тихой роскоши. Тяжёлый, сладковато-терпкий аромат ладана бескомпромиссно воздействует на помощника и заставляет послушно застыть рядом в ожидании поступления приказа. Модельной внешности хостес-омеги, заприметив самого Мин Юнги, спешат услужливо поклониться и натянуть приветливые улыбки. От напускного радушия мужчине тошно, но вида важный гость не подаёт. С порога его потчуют напитками и кушаньями. Хосок, правая рука, не привередничает и угощается канапе с лососем, сам же Юнги ограничивается бокалом шампанского. Особняк полон гостей. Дизайнерское решение в стиле итальянского барокко никого не оставит равнодушным. Высокие потолки, колонны и барельефы, струящиеся хрустальные люстры и играющий переливами света огромный фонтан. Панорамные окна в пол, бархатные диваны и резные стулья, тяжёлые, стянутые золотым шнуром портьеры. Статуэтки и вазы с растительным орнаментом, гобелены на стенах, лепнина. Не унюхать запах денег просто невозможно. Такие вечера и организовывают с целью демонстрации собственного достатка. — Напомни мне пожалуйста, что я здесь делаю? — интересуется Юнги, проверяя время на поблёскивающем в свете ярких ламп Ролексе. — Празднование в честь назначения господина Кима председателем. Вам, как компаньону его отца, выслали приглашение в числе первых. — Значит улыбаться и делать вид, будто не знаю, что Намджун прикончил папашу ради его должности и компании. Отлично. Понял-принял. Хосок усмехается, отправляя в рот очередное канапе. — Да здесь каждый в курсе, каким образом господин Ким заполучил своё наследство. Альфа пробегается глазами по мельтешащим лицам приглашённых, задерживается на собравшейся кучке гостей у фонтана: смеющиеся и громко о чём-то беседующие, они-таки замечают пристальное внимание и спешат расплыться в заискивающей улыбке. — Парад лицемеров. — Бросьте. Иногда действительно нужны такие мероприятия, позволяющие притвориться нормальными людьми. Отдохнуть, расслабиться, забыться. — Нормальные люди не носят с собой на ужин пушку. — Тоже верно. Потягивая шампанское, Юнги продолжает изучать толпу. Ни одна напыщенная физиономия не вызывает у него интереса, на безмолвные приветствия мужчина никак не отвечает. Галдёж и суета действует на нервы. Персона Намджуна, как на зло, не наблюдается: поздороваться бы, навешать гору лестной мишуры да ретироваться по-быстрому. Дома ждут горячая ванна, виски и крепкий восьмичасовой сон. — Босс, вы только не напрягайтесь, но тут этот хмырь, сынок Чон Хончоля. Альфа не может не прошипеть ругательства через сжатые зубы. Прекрасно! Только этого нахохленного петуха не хватало здесь повстречать! — Он нас заметил. Идут сюда. Мин залпом осушает остатки шампанского. Приближающуюся самодовольную рожу не заметить трудно. Застыв напротив, молодой альфа нахально скалится в отдалённом подобии улыбки. Как всегда одет с иголочки. Длинные волосы идеально уложены. Рубашка, расстёгнутая на три пуговицы, полностью открывает крепкую шею и пикантную ярёмную впадинку между ключиц. Карамельная загорелая кожа, белоснежные зубы, чёрные глаза. — Господин Мин! Какая встреча! Чон Чонгук. Двадцать четыре. Деньги и связи отца лишили его совести, уважения и чувства такта. Безрассудный самовлюблённый малолетка с завышенной планкой собственной важности, под крылышком любящего папочки обрётший непоколебимую безнаказанность. Из особенностей: гоняет как сумасшедший (Ламборгини, кстати, его), трахает всё что движется и не держит язык за зубами. Напыщенный индюк, считающий, что каждый ему что-то должен по факту рождения. Он даже не пытается сдержать свой запах, благоухая влажным сосновым лесом в радиусе десяти метров. — Господин Чон! Как поживает отец? Хосок не устаёт поражаться боссу: несмотря на львиную долю раздражения, ни один мускул на его лице не дрогнёт, выдавая неприязнь. Способность Юнги контролировать эмоции и сохранять беспристрастность многих в силах вывести из себя. Чонгук из раза в раз бесится, когда провокация терпит фиаско; даже сейчас улыбочка на его смазливой мордашке не такая лучезарная: надеялся застать врасплох — не вышло. — Он в Японии. Деловая встреча. Решил воспользоваться приглашением: нельзя же не засвидетельствовать господину Киму почтение от нашей семьи. Деловая. Ага. Наверняка отыскал новых партнёров для сбыта своего алкогольного конфиската. — Надеюсь, всё пройдёт удачно. — По-другому и быть не может. Чонгук продолжает лыбиться. Юнги это бесит. Как и Чонгука бесит, что Мин застыл каменным изваянием. В повисшем молчании Хосок улавливает отголоски приближающегося торнадо. Воздух между этими двумя наэлектризовывается в мгновение ока как по мановению волшебной палочки. И, кажется, не только бета кожей ощущает затянувшуюся игру в гляделки: верный слуга Чонгука, Ким Тэхён, тоже неловко переминается с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. — Желаю хорошо провести вечер, — Чонгук сдаётся первым. Отсалютовав бокалом шаманского, парень прихватывает Тэхёна и втекает в галдящую толпу. Отвратительный. Бесящий мелкий ублюдок. Лоснящееся самодовольством лицо так и просится на встречу с кулаком. — Давай отыщем Намджуна, а потом в машину и домой. Виновник торжества и сам искал почётного гостя: Мин Юнги, как и его связи, лучше не игнорировать, и прибравший к рукам бизнес отца Намджун знает это не понаслышке. Влиятельному альфе «скорбящий» наследник предлагает не только угощения и алкоголь, но и лучших омег, но от всего добра Юнги с нарочитой любезностью отказывается. Намджун умён, расчётлив и хладнокровен. С ним нужно дружить, но на расстоянии вытянутой руки. — Я бы от омег не отказался, — вставляет свои пять копеек Хосок, стоит с господином Кимом-младшим распрощаться. — Они бы тоже не отказались от тебя. — Сыпете комплиментами, босс? — Если только себе и своим деньгам, ведь ты — мой помощник. Бета, привыкший к колкостям господина, фыркает и закатывает глаза: — Притворюсь, что это было ни капельки не об… Ой! Не пойми откуда взявшийся официант — считающий ворон, спящий на ходу, растяпа или же попросту слепой — врезается в Юнги и заливает его рубашку красным вином. Хосок, предчувствуя извержение вулкана через три-два-один, сжимается весь, будто сам виновен в инциденте. Неуклюжий омега, с опозданием осознавший что натворил и, главное, с кем, тоже бледнеет от страха. Когда Юнги поднимает на него тяжёлый тёмный взгляд, парень падает на колени и заходится мольбами о прощении. — Ну что за день… — Альфа возводит очи горя и буквально вышагивает из рук неугомонного официанта, хватающегося за чужие ноги. — Хоуп, успокой его. Нам только главными героями театрального представления здесь быть не хватало. Жадный до зрелищ народ уже с любопытством косится, поэтому бета спешит оттащить омегу от господина и поднять его на ноги — тот ни в какую, продолжая в раскаянии сыпать извинениями. — Я в туалет, разберусь с этим, — кивает на рубашку, — а ты заводи машину и жди меня. — Понял-принял, босс. Уборная комната остро резонирует с роскошеством бальной залы: минималистичный модерн по последнему слову техники. Зеркало в полстены над раковинами, чёрные матовые стены и такой же чёрный кафель на полу. Две туалетные кабинки сейчас пусты, но Юнги туда не надо. Включив воду и напитав влагой гору салфеток, мужчина принимается активно тереть огромное красное пятно. К сожалению, улучшений никаких — концентрированная краска расплывается по рубашке дальше. Раздражает. Выбрасывая салфетки в урну, альфа выругивается себе под нос. Да, всего лишь тряпка, каких навалом, но как же раздражает! Юнги упирается руками в края раковины и, опустив голову, закрывает глаза. Открывается входная дверь. Кто-то заходит. Замечательно. Вдвойне замечательно, когда в нос ударят запах влажной хвои. — Проблемы? — Подошедший со спины Чонгук недвусмысленно обнимает за талию и укладывает подбородок на плечо. — Что ты здесь забыл? — Объяснить, для чего люди ходят в туалет? — Альфа утыкается лицом в пахучую железу и вдыхает пряный ладан. — Свою шавку на входе оставил? — Тэхён не шавка, а породистый кабель. Послушный и очень полезный. — И его главная задача на сегодня не пускать в сортир посторонних? Чонгук улыбается — Юнги кожей ощущает его улыбку. Самодовольную, игривую, нахальную. Влажные губы касаются шеи чуть выше воротника рубашки. — Вполне выполнимо, не находишь? Особенно если учитывать, сколько я ему плачу. — Не ты, а твой папочка. Молодой альфа выпрямляется и жарко выдыхает в ухо. Руки, покоящиеся на талии, плывут ниже, пока не касаются пряжки ремня. — А ты сегодня острый на язык. Чон цепляет зубами мочку и аккуратно оттягивает. Юнги слышит, как он в блаженстве урчит, как усиливается его природный аромат. — Я не в настроении. — Ты всегда не в настроении — ничего нового. — Убери руки, Чонгук. — А то что? — усмехается, даже не думая прекращать: наоборот прижимается теснее и пальцами начинает расправляться с ремнём. — Зарычишь на меня, большой альфа? Покажешь, какой ты властный? Ты наверное забыл, но я не из тех, кто прогибается под твоим авторитетом. Чонгук не успевает сделать вдох, как его резко отлепляют от себя, толкают к стене и приставляют дуло пистолета к горлу. Потемневший взгляд Юнги, сияющий вспышками молний, принуждает раскаяться и пожалеть о брошенной дерзости. Но Чонгук, обожающий выводить любовника из себя, вопреки здравому смыслу лишь сильнее заводится. Эмоции Юнги — его слабость, особая эрогенная зона, куда Мин давит, сам того не желая. — Что? Не нравится, когда не подчиняются? — Чон проводит языком по приоткрытым губам. Второй альфа это видит, сосредоточенно наблюдает, особенно за тем, как при сглатывании дёргается кадык рядом со стволом пистолета. — Даже Намджун играет роль послушной собачки, а я нет. Неприятно, правда? Юнги делает крохотный шаг, сокращая расстояние до предела. Вжимается телом в чужое, губами ловя рваный выдох. — Ты ведь знаешь: одно слово — и ты будешь стоять на коленях с моим членом во рту. — Буду, — улыбается нахально, — но только если сам этого захочу. Чонгук слышит, как Юнги рычит. Оскалившись, альфа встряхивает парня и больно прикладывает его затылком о стену. Тяжело дыша, Мин продолжает смотреть разъярённым зверем, сильнее впиваясь жилистыми пальцами в плечо. Пистолет, только что снятый с предохранителя громким щелчком, направлен Чону прямо в лицо. Да, Чонгук знает, что он особенный, знает, что единственный, кто в силах короля непоколебимости в два счёта вывести из себя. Паук шевелит лапками и крутит наивную муху в своих тесных липких сетях. Это чувство пленит, на вкус — слаще мёда, оно кружит голову и вызывает привыкание. До чего же Юнги горяч, когда злится! Хищный прищур, нахмуренные брови, дёргающийся острый кадык. Ноздри широко раздуваются от тяжелого дыхания, язык нервно мажет по губам. Взгляд тяжёлый, властный, приказывающий сиюминутно подчиниться. И Чонгук готов. Потому что сам этого хочет. Молодой альфа чуть наклоняет голову и касается губами дула пистолета. Приоткрыв рот, высовывает кончик языка и пробует холодную сталь на вкус. Глаза напротив загораются. Наслаждаясь игрой, Чон заходит дальше и погружает головку оружия себе в рот. — Блять. Аромат сладкого ладана сгущается, становясь более терпким и навязчивым. Юнги нравится. То, что он видит, его возбуждает. Альфа не моргая следит за губами, что тугим кольцом скользят по чёрному наполированному стволу, погружая тот всё глубже и глубже в узость жаркого рта. Чонгука чужая заинтересованность пленит, возбуждение — дурманит. Парень не сдерживается и позволяет собственным феромонам насыщенно заблагоухать — они сплетаются с запахом другого альфы в волнующий аккорд — гремучий афродизиак, срывающий крышу обоим. — Хочешь, чтобы это был твой член, да? — Взгляд Чонгука нельзя охарактеризовать иначе, как блядский. Альфа улыбается нахально, высовывает язык и размашисто лижет выпуклую мушку на стволе. — Какая же ты сука, Чон Чонгук. — Та единственная сука, на которую у тебя встаёт. — Уложив руку на чужое бедро, Чон в него толкается. Ожидаемая выпуклость в штанах Юнги приятно врезается в его собственную. — Только посмотри на себя! Альфа с большой буквы, само воплощение мужества и силы, мечта каждой омеги. А что на деле? Ты готов спустить от вида, как я сосу твой пистолет. — Ещё одно слово… — И что? — бросает с вызовом. — Что ты сделаешь? Рука Юнги лениво ползёт вверх по плечу. Змеёй тонкие пальцы обвиваются вокруг шеи, нежно и трепетно, а затем резко сжимают, перекрывая доступ к кислороду. — Не играй со мной, мальчик. Правила игры могут прийтись тебе не по зубам. С запрокинутой головой Чонгук продолжает нахально ухмыляться. Лишённый воздуха, насмешливо хрипит в ответ: — А я люблю пожёстче. Глаза альфы напротив чернеют, подёрнутые мутной плёнкой возбуждения они плывут. В воронке тьмы танцует пламя — костры из самой преисподней, где вокруг адского огня черти водят хороводы. То самое «ещё одно» только что было произнесено. Чонгук летит в сторону раковин. Не успевает альфа вцепиться в чёрный кафель руками, как его брюки с треском рвутся на молнии и мешком спадают вниз. Облепившие вставший член боксеры незамедлительно отправляются следом. Большая ладонь с громким шлепком ударяет по сочной ягодице. — Маленькая дрянь, — рычит Юнги на ухо, прижимаясь к спине. — Думаешь, ты лучше меня? Что бы сказали твои омеги, если бы узнали, что больше их мокрых дырок ты любишь только мой крепкий узел? М-м? — Рука окольцовывает живот и опускается на влажный дёргающийся член. — Не хочешь ответить? — В отличие от тебя я предпочитаю дело, а не пустую болтовню. — Хорошо. Дело так дело. Пистолет, зажатый в правой руке, поднимается к лицу и дулом давит на влажные от слюны губы, заставляя распахнуться. Чонгук понятливый. Чонгук послушный. Он открывает рот и впускает гладкий ствол внутрь. Зеркало перед глазами позволяет во всей красе насладиться картиной разворачивающегося непотребства. — Тебе ведь такое нравится? — подначивает Мин, свободной рукой с жадностью сжимая ягодицу. — Нравится, когда применяют силу, — пальцы пробираются между округлых половинок и касаются промежности, сжавшегося кольца мышц, — когда подчиняют. Чонгук дёргается и давится слюной, когда в него проникают. Резко и «на сухую». Нет, не больно. Необычно. Волнующе, особенно в совокупности с пистолетом, трахающим рот. Альфа прогибается в спине и оттопыривает задницу в стремлении получить больше. — Какая же ты сука, Чон Чонгук. — Второй палец пробирается к первому. Узко. Жарко. Стенки мягкие и податливые, свободно радвигаются под давлением руки. Протиснувшись глубже, мужчина нащупывает бугорок простаты и давит — Чонгук распадается на мелодичный низкий стон. — Что в тебе от альфы? Юнги злится, Юнги кусается, жалит ядом, пытается унизить и задеть. Эмоциями Мина Чонгук упивается. Льющаяся грязь из его уст возбуждает сильнее, чем пальцы в заднице и холодный ствол в глотке. Ни с кем другим этот альфа не позволяет себе столько экспрессии, ни перед кем больше он не может раскрыться, выставляя напоказ маленькие слабости. Если Юнги полагает, что доминирует и всецело держит контроль в собственном кулаке, то глубоко ошибается. Колоть камень в мелкую крошку безумно приятно. Лязг стальной пряжки ремня, звяканье молнии. В зеркале Чонгук видит, как альфа спускает брюки с бельём до колен. Видит его голодный хищный взгляд, которым тот пожирает чоново отражение с пистолетом во рту. Видит его обострившееся до животных инстинктов желание. Ладан терпкостью удушает. — Будешь скулить, если войду в тебя без особой подготовки? — шепчет на ухо, прижимаясь к округлой подтянутой заднице членом. Влажный, тот отлично скользит между половинок. Чонгук с громким чмоком выпускает стальной ствол изо рта. Поднимает голову и ловит чужой взгляд в отражении. — Скулить будешь ты, как только окажешься во мне. Губы Юнги изгибаются в усмешке. — А кто сказал, что я имел в виду себя? Пистолет отдаляется от лица. Поднесённый к сенсорному дозатору, он щедро сдабривается порцией жидкого мыла. Снова и снова, пока с чёрной полированной поверхности импровизированная смазка не начинает течь. Чонгук сглатывает вязкий ком слюны и округлившимися глазами следит за тем, как оружие исчезает за его спиной. — Уже не такой дерзкий? — Рука отодвигает ягодицу, чтобы холодная сталь могла коснуться сокращающихся мышц. — Давай, Чонгук. Я жажду твоих колкостей. — А знаешь, чего жажду я? Чтобы ты наконец перестал разговаривать и приступил уже к делу. Юнги скалится и злобно рычит. Вцепившись парню в волосы на затылке, резко тянет, заставляя запрокинуть голову и обнажить горло. Блеснув чёрными, залитыми похотью глазами, альфа одновременно впивается в шею зубами и вгоняет пистолет до упора. Чонгук надрывно стонет, на рефлексе выгибаясь в пояснице. Насыщенный запах старшего альфы действует анестетиком, отодвигая совокупность боли на второй план. Саднящую от укуса шею щекочет вертлявый язык. Юнги тяжело дышит на ухо, рукой сминая рельефное бедро, — и уже от этого ноги становятся ватными, провокационно подгибаются. — Он заряжен и снят с предохранителя. — Игрушку почти вытаскивают, чтобы толкнуть вглубь с новой силой. Пульсирующее нутро с жадностью принимает твёрдую сталь. — Одно неверное движение — и ты разлетишься на куски. Член Чонгука дёргается от услышанного, и не заметить этого в зеркальном отражении Юнги не может. — Какой же ты испорченный. — Пробравшись под рубашку, мужчина касается крепкой подкаченной груди и давит пальцем на сосок. Молодой альфа сдавленно мычит и запрокидывает голову. — Грязный маленький извращенец. — Правая рука давит на рукоять, вжимая пистолет максимально глубоко. — Как же ты бесишь. — Скажи ещё. Скажи, как ненавидишь меня. — Влажными от пота пальцами впиваясь в края раковины, Чонгук сильнее прогибается в спине, желая получить больше стимуляции. — Скажи, как ненавидишь за то, что хочешь. Выбравшаяся из-под рубашки рука сжимается на горле. — Замолкни. Замолкни, или я сейчас спущу курок. Чонгук хрипло смеётся. — Ты этого никогда не сделаешь. — В закатанных от удовольствия глазах ни грамма страха — лишь нахальство и издёвка, безграничное чувство превосходства. — Ведь я единственный, кто может удовлетворить твою нездоровую похоть. Юнги рывком тащит пистолет и отбрасывает его на пол. В пульсирующую сжимающуюся дырку он грубо толкается своим членом. — Как же я тебя ненавижу, — рычит Чону на ухо, продолжая перекрывать ему кислород. Освободившаяся рука поднимается к лицу альфы, чтобы двумя пальцами проникнуть в приоткрытый рот. — Заносчивый самовлюблённый ублюдок. Богатенький выродок. Ненавижу. Чонгук сходит с ума. Задыхаясь, с хрипами хватая воздух через горящую глотку, он послушно принимает пальцы, начиная их посасывать. Перед глазами темнеет, изображение в зеркале плавится. Член Юнги крупной головкой не щадя долбит по простате. В отличие от мёртвой стали, он горячий и влажный, он пульсирует и гладкой формой идеально проскальзывает внутрь. Хочется скулить. — Посмотри на себя! — Наконец отпуская горло, Мин впивается пальцами альфе в подбородок и фиксирует голову. — Посмотри, как ты сейчас выглядишь! И Чонгук послушно смотрит. От каждого резкого толчка его тело вздрагивает. Чуть выше раковины торчит головка колом стоящего члена, розового и залитого выступающей смазкой. Он шлёпается о края помятой белой рубашки и оставляет тёмные пятна. Идеальная укладка растрепалась, отросшие каштановые пряди прилипают к влажному раскрасневшемуся лицу. Глаза чёрные и нездорово блестящие, опухшие багровые губы послушно раскрыты двумя пальцами, вымазанными вязкой слюной. На шее, вокруг пахучей железы, синяком наливается свежий укус. Юнги смотрит из-за плеча с высокомерной надменностью, будто запечатлённой в зеркале картинкой ставит на место зарвавшегося школьника, объясняя, кто здесь главный. Хочется съязвить, но ударившая по простате головка члена выбивает из саднящего горла лишь стон. Чонгук тянется к изнывающей плоти, но Юнги перехватывает его запястье. — Ты кончишь без рук. — Альфа возмущённо мычит. Забавляет. Толкнувшись пальцами глубже, Мин давит подушечками на корень языка. — Маленькая грязная шлюшка. Знал бы твой отец, чем ты занимаешься, пока он работает во благо компании. Чонгук сжимается на члене. Он близко. Парень задушено скулит в пальцы — желание вытащить их и услышать надрывные стоны во всей красе невыносимое. В туалетной комнате буквально воняет дождём, мхом и сосновыми шишками. С нарастающим возбуждением раскрываются тяжёлые нотки земли. Юнги ненавидит себя за слабость, но всё равно утыкается альфе в шею, чтобы вдохнуть аромат полной грудью. — Сколько было до меня? — горячо шепчет во влажную кожу, проводя по ней кончиком носа. — Скольким альфам ты уже послушно подставился? А что, если никому? Что, если Мин Юнги первый, игра с кем зашла слишком далеко? — Тебя это абсолютно не касается. Громкий шлепок. Ударив мягкую ягодицу, мужчина делает это снова. Разозлился? Если да, то Чонгуку определённо нравится эта эмоция. — Смотри на меня, — в приказном тоне рычит на ухо. Рука впивается в подбородок и поднимает повисшую голову. — Я хочу видеть твоё лицо, когда ты кончаешь. Толчки становятся быстрее и резче. Чонгук затуманенным взглядом мажет по отражению Юнги. Тот выглядит не менее затраханным с румяными щеками и влажным серебром прилипших волос. Альфа нарочито медленно облизывает губы, будто издевается и играет на последней нервной клетке. Свободной рукой он поверх рубашки сжимает набухший сосок, и это становится последней каплей: подведённый к максимальной точке удовольствия Чонгук изливается, забрызгивая семенем рубашку, края чёрного пиджака и раковину. Заломив от блаженства брови, альфа, топя в закушенной губе протяжный стон, не прекращает смотреть на Юнги. Тот замедляется и начинает тяжелее дышать. Пряный ладан зацветает шафраном и мускусом. Подвиливая задницей, Чон насмешливо хмыкает: — Что? Не можешь? Неужели так сложно кончить? Мин оставляет провокационную реплику без ответа. Руки он опускает на крепкие бёдра и подтягивает к себе ближе едва стоящего на ногах альфу. Чонгук продолжает сжиматься и пульсировать. Узкий и горячий. Как же это сносит крышу! — Бесишь! Как же ты меня бесишь! Ненавижу! — Ещё! Скажи ещё! — Чувствительный от сверхстимуляции Чон вот-вот упадёт. Он уже ничего не видит перед собой, растекаясь в чужих руках мороженым. — Ты отвратителен. Ты мне отвратителен. Я… Блять. — Горячая сперма выстрелами заполняет узкое нутро. Запрокинув голову, Юнги сдавленно мычит. Он делает ещё одно поступательное движение, впиваясь в бёдра Чонгука короткими ногтями. — Как же ахуенно… Чёрт… — Да! Вот так! Заполни меня — заполни, как никогда не сможешь ни одну омегу. — Наблюдая в зеркале за чужим оргазмом, Чон облизывает губы. Хочется целоваться: развернуться и впиться в этот приоткрытый персиковый рот. Удовлетворённый, альфа не прочь понежиться и поласкаться, да вот только Мин Юнги не тот партнёр, кто подобное позволит. Семени внутри становится так много, что излишки начинают стекать по бедру. Чонгук намеревается с члена соскользнуть, но руки на бедрах не позволяют отстраниться. — Что? Повяжешь меня как суку? — усмехается, ловя расфокусированный взгляд Мина в зеркале. Тяжело сглатывая, тот наклоняется, прижимается грудью к обтянутой пиджаком влажной спине и жарко выдыхает на ухо: — Так хочешь ощутить мой узел внутри? Настойчивый стук в дверь. — Босс? Вы там? Тут стоит какая-то псина с мятными волосами и не пускает меня. Вы в порядке? Хосок. Спохватился. — Твою мать… — Выскользнув из Чонгука, Юнги спешит заправить хозяйство в трусы. — Я же сказал тебе ждать в машине? Исполняй! От властного голоса альфы у Чона мурашки. — Конечно. Простите, босс. Звукоизоляции никакой. Караулящий Тэхён наверняка слышал много чего лишнего. — Он знает? — Мин кивает в сторону двери, намекая на правую руку Чонгука. — Да. Юнги мрачнеет. Причесав пятёрней взлохмаченную влажную чёлку, проводит ладонями по лицу. — Что? — усмехается Чон, утирая салфетками пятна спермы на рубашке. — Боишься, что всплывут твои маленькие секретики? Расслабься. Тэхён не из болтливых. Я плачу ему не за разговоры. Альфа вспыхивает. В два шага сокращая расстояние, толкает парня к раковинам и в привычной уже манере сжимает его горло. — Если кто-нибудь узнает о нас, клянусь, я тебя убью. Даже не посмотрю на влияние твоего папочки. — Кадык под ладонью дёргается. Усмешка кривит припухшие багровые губы. Ему не страшно. Никогда не было. Чужие вспышки ярости даруют лишь удовольствие. — Хватит скалиться. Раздражаешь до одури. — Злись сколько влезет, Мин Юнги. Я — твоё самое изысканное лакомство, и от него ты никогда не сможешь отказаться.