Гошивон

      — Здравствуйте! Здесь кто-нибудь есть? — приветственно крикнул в пустоту Хан Джисон, без пяти минут как студент Сеульского университета продюсерского направления. Он недавно приехал из Малайзии после многочисленных ссор с родителями. К слову, те так и не одобрили его решение покинуть гнездо. Поэтому теперь он на грани существования ищет себе пристанище по карману. Хотя после тяжёлого дня тщетных осмотров комнат он уже согласен и на картонную коробку лишь бы под крышей.       Пустота в очередном гошивоне отзывается тишиной. Лампочка над головой как в третьесортном ужастике мигает беспрерывно. Пахнет просто отвратительно из темных недр коридора, словно что-то умерло или кто-то оставил содержимое желудка прямо за углом. На стенах в некоторых местах отслоились обои.       Но Джисон мериться с этим, это едва ли не единственное место, которое он может себе позволить.       — Вы слышите…?! — ещё раз пробует дозваться Джисон хозяев. Резко мигает свет, и за спиной раздается ворчливый голос:       — Сколько можно орать?       — Ох! Напугал! — отскакивает в сторону Хан, хватаясь за футболку на груди и разглядывая перед собой молодого парня. Он скорее всего ровесник. Чуть выше, с насупленными бровями и нелепыми очками. — Я — Хан Джисон, недавно приехал в Корею для учебы. А Вы владелец? Или может знаете, где его найти? Я просто не знаю, что делать, уже довольно поздно, а я так и не нашел, куда могу заселиться.       — Не знаю я. Но не ори. Спать мешаешь. — ворчливо проскрипел парень и будто растворился в воздухе при очередном мигании лампочки.       — Чт.? Да как так-то? — под нос воет Джисон и тянет волосы на затылке.       — Не обижайся на него. — Хан вскрикивает и снова скачет козликом, когда слышит новый дружелюбный голос, который тем временем продолжал. — Сынминни добрый малый, просто совмещает учебу с работой, поэтому не высыпается и ворчит много.       — О, ничего. Эм…? — Джисон поднимает вопросительно брови.       Парень почти одного роста с Джисоном тем не менее выделялся внушительной фигурой. Невольно Хану захотелось съежиться, чтобы не привлекать лишнего внимания от «терминатора» или скорее «Тора». Тор обезоруживающе улыбнулся, являя свету ямочку на щеке и ответил на невысказанный вопрос:       — Я — Бан Чан. Сын владельцев гошевона. Думаю, я смогу сам тебе показать комнату и рассказать про правила жизни здесь.       — Большое спасибо, — облегчённо выдохнул Джисон, с пробивающейся надеждой выкидывая из головы перспективы ночёвки под открытым небом. — я — Хан…       — Да, я слышал. Приятно познакомиться. — перебивает Чан и рукой зовёт следовать вглубь темного коридора. — Прости уж, давай оставим формальности на завтра. Сейчас и правда поздно. И так как я не хочу быть соучастником твоего убийства, потому что кто знает, что может произойти с иностранцем на улице ночью выгони я тебя, поэтому для тебя будет специальная акция — бесплатная ночёвка. Ты решишь устраивают ли тебя условия. Потому что на самом деле здесь довольно шумно по ночам. Здание старое, что-то вечно то скрипит то воет. Не каждый выдерживает. И соседи не все такие милашки как Сынминни.       Джисон глушит смешок в кулаке. Страшно представить других соседей, если «Сынминни» милашка.       За спиной резко кто-то побежал, так будто желал сбить с ног Хана. Джисон мгновенно оборачивается с ходуном заходившим сердцем и не видит ничего. Совершенно ничего. Пустой коридор, мигающая лампочка и… И темные карие глаза за нелепыми очками, выглядывающие из приоткрытой двери. Неприятные цыпки бегут по спине у Джисона. Сынмин, заметив, что его рассекретили, резко захлопывает дверь.       Джисон выдыхает и трёт кончик носа. Ладно. Хотя бы одну ночь он попробует здесь провести. Все равно других вариантов нет.       Снова кто-то бежит небольшими перебежками, звучащими оглушительно в пустом коридоре. Джисон оборачивается, но бегуна не находит. Также как и Чана.       — Чан? — неуверенно зовет Джисон.       Кто-то неожиданно низко смеётся и снова бежит. Джисон обхватывает себя за плечи. Стоит ли идти дальше? Ответ даёт природа, разразившаяся грозой с громом и ливнем, способным, казалось, идти несколько дней подряд.       — Извини. Мне позвонили, пришлось отойти. — смущённо улыбается Чан и ведёт дальше.       Джисон лишь кивает, закусывая губу. Ему хочется побыстрее оказаться в комнате и не выходить до утра. А утром поискать какие-нибудь новые общежития.       — В общем. Стены тут тонкие, так что после одиннадцати лучше не шуметь. Твой сосед из другой комнаты не любит вообще шума.       — Но тут кто-то бегает, а уже почти час.       — Аа, да, это Енни. Ему можно, он милый ребенок.       Чан открывает комнату и пропускает в нее Джисона, не заходя следом. В любом случае в ней для тороподобного Чана банально не хватило бы места. Комнатушка представляла собой коробку два на два без окон на улицу. Небольшое окошко вело в коридор и было в качестве вентиляции. Невольно Хан почувствовал головокружение, будто резко стало не хватать воздуха.       — Кухня общая в конце коридора, а выше этажем выход на крышу. В общем, устраивайся, не буду нагружать на ночь глядя. Мм, спокойной ночи. — задумчиво пожевал в конце губу Чан и, кивнув самому себе, закрыл дверь, не дождавшись ответной любезности.       Джисон заперся на старомодную щеколду и выдохнул. Какая — никакая, но защита. Скованное последний час напряжением тело отозвалось тянущей болью и дрожью.       — Ну, могло быть и хуже. Хотя бы кровать есть и душ с туалетом внутри, не нужно посреди ночи куда-то выходить. Ещё и холодильник под рукой, можно и вовсе не высовываться…       — Ты заглохнешь или нет?! Джисон испуганно подскакивает на месте, слыша крики и сильные удары в стену со стороны кровати.       — Извините!       Хан медленно и тихо переодевается, не умываясь, боясь включать воду, потому что буйный сосед реагирует даже на скрип половиц, и ложиться в постель. Он долго ворочается, не находя удобного положения и банально замерзая. Казалось, в здании было в разы холоднее, чем на улице. И судя по всему в нем отсутствовала хоть какая маломальская система обогревания. Натянув на себя несколько толстовок и штанов, под утро Джисону удалось-таки провалиться в беспокойный сон.       Просыпался он с отвратительной болью в теле, словно всю ночь его использовали в качестве матраса. А открыв глаза, к телесной боли добавилась душевная, стоило только заметить кавардак, возникший всего за ночь.       — Что за?       Все его вещи были раскиданы по немногочисленным поверхностям. Пол был устлан документами и одеждой, на столе раскрытый как книга неаккуратно валялся ноутбук, замызганный непонятно чем, через полупрозрачную стену Джисон видел, что и душевая полнилась его вещами. В унитазе он и вовсе нашел свои написанные песни.       — Что за хрень? Кто это сделал?       — Да прекрати орать с утра по раньше! — снова грубо рычит сосед и стучит в стену.       — Да пошел на хрен! Уже обед, имею право. — огрызается Хан.       Непродолжительно повисает тишина, за которую Джисон сам успевает четвертовать себя.       — Чё сказал? А ну вышел из комнаты! — стучат уже в дверь, сотрясая ее. Хлипкая деревяшка не выдержит, если удары как будто молотом продолжаться хотя бы пять минут.       — Извините! Просто не выспался. Я больше не буду. — скороговоркой отзывается Джисон, делая шаг от двери и натыкаясь на стол. Даже бежать некуда. Максимум прикинуться мышью и смыться в унитаз.       Последний раз базука сотрясает дверь и молча удаляется. Джисон с облегчением выдыхает. Нет, он точно поищет другие варианты. С таким соседом он скоро не то, что выходить из комнаты не сможет, он и дышать будет бояться. Ещё и кто-то ночью шарился в его вещах. Кто-то смог проникнуть через закрытую дверь. Хан проклинает свою способность спать в любых ситуациях. Он даже не слышал, что кто-то был в комнате. Чувствуя нервную дрожь в теле, он приступил к возвращению презентабельного вида своим вещам.       Ближе к трем часам Джисон умирал от обезвоживания и голода. Пить воду из душа было страшно, к тому же она имела не очень приятный коричневый оттенок. Поэтому подышав на дверь минут десять, он открыл ее и вскрикнул в ужасе, наткнувшись на большие черные глаза в паре сантиметрах от лица.       Бесстрастное лицо с запозданием растянуло губы в улыбке до ушей.       — Привет! Я — Чонин! Я покажу кухню. Ты четырнадцать часов не выходил из комнаты, наверно, хочешь есть?       Джисон передёргивает плечами. Этот пацан сидел под его дверью все это время? Но переборов неприятные чувства, он кивнул и пошел за прыгающим Чонином.       — На кухне есть бесплатный рамен, рис и хлопья. Скажи же, что здорово? Всего за сто пятьдесят тысяч вонн в месяц, комната и бесплатная еда. А ещё дружелюбные соседи. Здесь жутко приятные люди. Правда? — Чонин внезапно прекращает скакать и встаёт практически впритык к Джисону, пугающе заглядывая ему в лицо. Джисон почти чувствовал чужое дыхание.       — Ну, Енни. Не стоит так активно тормошить человека после утомительной дороги и поисков жилья. Я уверен, что Джисон сам захочет поговорить с тобой, когда придет в себя. — Чан улыбается и взъерошивает волосы скалящегося Чонина.       «Не думаю». Тоскливо мелькает мысль в каштановой голове.       — Я уже сварил рамен, а также в мультиварке готов рис. Пообедаешь с нами? Скоро Сынмин подтянется с универа. — спрашивает Чан, выставляя на стол четыре тарелки.       — Мм, нет, спасибо. Неловко отказываться, но я не смогу что-нибудь съесть в присутствии…       — Правда? — глаза Чана сузились, по лицу заходили желваки и мышцы напряглись, будто готовые ударить Джисона за неверный выбор. Хан тяжело и сухо сглотнул, почесал нос и скованно улыбнулся.       — Или все же лучше здесь останусь. Не хочу мусорить в комнате.       — Здорово! — гора мышц расслабляется, а на щеке снова появляется ямочка. — У нас почти традиция принимать пищу вместе. Это как-то по семейному. Почти все, живущие здесь, не местные, вдали от дома. Такие посиделки приходятся очень кстати.       Джисон выдыхает и кивает.       Сынмин, придя грозной и мокрой тучей, взял свою чашку и ушел в комнату, не пожелав составлять компанию за столом. Чан грустно повздыхал, но терминатором не смотрел на «милашку Сынминни». Джисон только попыхтел на это, надувая щеки. А ещё его нервировал ещё один милый «ребенок». Енни был отвратительно близко, дыша в ухо открытым ртом и не отрывая глаз от лица Хана. Каждый кусок Джисону приходилось силой проталкивать, так как пристальное внимание нервировало и отбивало любой аппетит.       — Хомяк! Белка! Морская свинка! — закричал в ухо Чонин, жизнерадостно хлопая в ладоши. Джисон дернулся, подавившись переваренным слипшимся рисом.       — Енна! Кушай давай. Иначе начну с ложечки кормить. — Чан показательно хмурится и грозит пальцем «ребенку». Чонин хнычет и надувает губы. — Потом дам мороженное.       «Ребенок» радостно кивает головой.       — Ну что ж. Я закончил. Оказалось, я не так и сильно хотел есть. Поэтому я пойду, у меня ещё есть дела в университете. — Джисон порывается встать, но неловко чего-то ждёт. Чан пожевал пухлые губы и понятливо закивал.       — Удачи в пути.       — Да, спасибо. — легко поклонился и быстро засеменил из кухни Хан. Прямо-таки гора Намсан свалилась с плеч.       Дела и правда были. Он относил оригиналы документов для официального зачисления, а также свои наработки. Пришлось по памяти переписывать тексты песен, так как половину размыло от воды унитаза. За всей суетой Джисон не заметил, как стемнело и время перевалило за десять часов вечера. Он так старался загрузить себя работой, чтобы не показываться в гошевоне, что банально забыл поискать новое место ночлега. Теперь с тяжёлым сердцем он передвигал чугунные ноги по направлению в адское общежития.       — Привет! Как прошел день? — спрашивает у стойки регистрации Чан, будто ждавший Хана, и улыбается, показывая ямочку. Свет привычно мигает.       — Привет. Разобрался с делами в университете. Так что пока все хорошо.       — Отлично. Потому что нам надо решить вопрос с твоим дальнейшим пребыванием здесь. Уже ночь, поэтому я так полагаю, что ты снова останешься здесь?       Джисон неуверенно кивает. Оставаться не хотелось. Вокзал не казался таким уж недружелюбным местом на фоне гошевона. Но автобусы уже прекратили ходить, а вокзал далеко. Он полночи до него добираться только будет. С чемоданом скорее всего это займет и того больше времени.       — Не знаю, к сожалению или к счастью, но наше общежитие не предоставляет комнату на ночь. А акция бесплатной ночлежки уже прошла. Поэтому придется оплатить месяц проживания здесь, чтобы остаться сегодня. — продолжает Чан, сцепляя перед собой кисти рук и заинтересованно приподнимая брови, дескать — ну как перспектива жить в этом милом местечке месяц?       Оленьки глаза Джисона расширяются в изумлении, почти в ужасе. Он не сможет. Не выдержит месяц. Но что делать?       — Долго стоять будешь? — пихает его в плечо, пришедший с работы Сынмин и идёт дальше по коридору.       Джисон кусает губы. А Чан раздражённо вздыхает и трепет себе кудрявые волосы, бубня что-то про позднее время и нерасторопных младших.       — Мм, я…       На улице кто-то громко орет, потом звучит звук бьющейся бутылки и суматошный вопль кошки. Воплю вторит уже человеческий крик и следует полет чего-то тяжёлого с верхних этажей. Джисон вздрагивает.       — Что это?       — О. — Чан растерянно раскрывает рот и неприятно хрустит костяшками пальцев. — Ну. Ничего такого.       Джисон выглядывает на улицу, чтобы проверить, что произошло. С раскрытым в шоке ртом он подходит к своему чемодану.       — Что это? Почему мои вещи здесь? Кто-то может заходить в выделенную мне комнату? Там кто-то уже живёт? Почему он выкинул мои вещи? — Джисон тараторит, взмахивая руками, не зная пугаться этого или злиться.       — О, прости. Не знаю, как так вышло. — Чан смотрит прямо на землю и чешет затылок. — Никто там не живёт. Честно. Может ты не заметил, как оставил в коридоре чемодан? Об него кто-то мог споткнуться, и тот вывалился бы через окно.       — Нет! Он был в комнате!       — Давай я помогу его занести обратно, мы вместе проверим, есть ли там кто-нибудь и заключим договор аренды, если ты согласен. Ну как план? — Чан поднимает чемодан и улыбается слегка неловко.       Джисон хочет отказаться, больше не возвращаться в то место, но незнакомые улицы пугают больше знакомой комнаты два на два. Поэтому сцепив зубы и насупившись, он соглашается на помощь. Чан снова улыбается, раскрывая ещё одну ямочку уже на другой щеке.       Джисону кажется, что это нереально. Он сидит на кровати и держит в руках копию аренды. Если бы не необходимость указания в документах для вуза места жительства, отсутствие нормального бюджета и ночь на дворе, он бы так не торопился подписывать договор. Но теперь приходится мириться с тем, что жить ему месяц в пугающем гошевоне с сомнительными соседями. Обучение стоит дорого, в голове так же плюсуется ежемесячная страховка, пугая обширными шифрами. Взять и снять другую комнату, плюнув на оплаченную эту, не получится. Джисон вздыхает и беззвучно воет в колени.       Кое-как собравшись с силами, он разбирает покупки. Нежелание приходить в гошевон погнало его в магазин и оставить там достаточную для него сумму за немногочисленные товары. Джисон засовывает молоко и яйца в холодильник, печеньки с чипсами и водой в навесной шкаф и ложиться спать. Уплывающим сознанием отмечает, что становится тяжелее дышать, но скидывает это на забитый нос.

***

      Утром Джисон стонет из-за боли в теле. Снова его посещает чувство словно его использовали в качестве матраса. Разминая затёкшие и гудящие мышцы, он медленно раздевается и плетется в душ. Как удобно, что он буквально в шаге от кровати. Шатен слегка наклоняется и возится с вентилями, пытаясь разобраться, какой отвечает за подачу теплой воды, когда чувствует, как голые ягодицы кто-то жадно сжимает. В ужасе закричав и обернувшись, Джисон никого не находит, будто ему и вовсе все почудилось. Однако отпечатки чужих ладоней на ягодицах пощипывали и горели, разгоняя мурашки по позвоночнику.       Джисон выглянул через прозрачную стенку душа в комнату, но и там никого не нашел. На кровати в кокон небрежно брошенны все ночные слои одежды, стол и шкафы зияют пустотой, чемодан стоит там, куда его и поставили. Все по-прежнему.       Судорожно переведя дыхание, парень включил всё-таки воду и подставил тело под нее, неосознанно прислушиваясь к посторонним шорохам.       В зеркале Джисон замечает странность, от которой бегут новые цыпки по обнаженной коже. На отражающемся унитазе не было ни капельки воды, когда все вокруг него залито ею. Будто на нем кто-то сидел и собой прикрывал от душа. Сухо сглотнув, Джисон перевел дыхание с прикрытыми глазами, а затем резко сделал шаг к унитазу и хлопнул руками по крышке, ведя ими быстро к бочку с водой, глупо надеясь что-то найти. Возможно, что-то и было, потому что почти сразу на унитаз стали попадать капли от душа. А потом внезапно запустился смыв, словно кто-то нажал на кнопку, когда Джисон засобирался дальше поднять руки. Он отскочился зайцем, заслышав журчание и задрожал.       — Да что происходит?       Джисон быстро закончил с водными процедурами, оделся и хотел выпить молока. Но его не оказалось. Картонная упаковка от него была пустой.       Хан стремительно открывает дверь в коридор, намереваясь попросить заменить замки на двери, но тут же отскакивает снова внутрь, наткнувшись на Чонина. Это становилось уже привычкой.       — Привет, Чонин. Знаешь, где Чан? У меня к нему разговор.       Енни медленно моргает, запоздало следует улыбка, и младший кивает.

***

      — Ликс, ну что я могу сделать? — воет в трубку Джисон, скуля лучшему другу о своей тяжёлой жизни уже почти два часа, не жалея минуты тарифа друга. Скорее всего с него спишится достаточно с учётом того, что Феликс в Австралии.       — Блин, но это крипово. Я скоро уже буду в Корее. Тоже, наверное, заселюсь в тот гошевон. Вместе будет не так страшно.       — Друг, не надо. — всхлипывает Хан, утыкаясь лбом в стол. Кажется у него поднимается температура, лицо будто горит. От прохладной поверхности становится чуть легче. — Лучше заселись в нормальное место. Я не хочу чтобы ты страдал. Ладно я, у меня выбора нет. Я охренел от страховки, она почти такая же, как стоимость семестра, но только ежемесячная. Я походу буду всю учебу прозябать в том аду.       — Все, я решил уже. Вместе веселее. — низкий голос успокоительно урчит ещё несколько минут, а потом звонок обрывается. Тариф Феликса канул в летах.

***

      — Я надеюсь, теперь тебе будет спокойней спать. — улыбается Чан, демонстрируя новый замок.       Джисон вяло кивает и благодарит, закрывая дверь и привычно игнорируя перебежки Чонина, к которому добавился противный переливчатый смех.       Утренние происшествия Хан забывает. Скорее всего магазин его обманул, продав пустую упаковку молока. Он был уставшим, поэтому даже не заметил этого. Хоть новую упаковку брать и накладно, он все же ее купил, в этот раз отпивая немного, прежде чем поставить в холодильник. Прятки с невидимкой и вовсе кажутся бредовыми, особенно после того, как Джисон все рассказал Феликсу, который беспардонно хрюкал на другом конце провода.       Ночью Джисон просыпается из-за нехватки воздуха. Что-то тяжёлое давит ему на грудь, и чьи-то пальцы сжимают шею, отрезая всякую надежду на спасительный вздох. Суматошно задергавшись, Джисон сбрасывает с себя что-то, что кубарем грохается на пол. Как бы подслеповато не щурился Хан, увидеть он ничего не смог. Давя внутри паническую дрожь, он встал с постели и хотел проверить под кроватью наличие постороннего. Как из-под нее вырывается рука и крепко цепляется за щиколотку парня. Джисон истерично кричит, напуганный до икоты. Ещё чуть и сознание готово его покинуть, как он слышит ор за стеной. Вырвав ногу из захвата, Хан выбегает за дверь и натыкается на хмурого недружелюбного парня, шире него в два раза. Парень припечатывает за шею Джисона к стене. В любой другой ситуации он бы побоялся с таким связываться. Но реальный парень менее страшен, чем потусторонний монстр.       — Помогите! — глаза Джисона бешено расширяются, руки цепко хватают сбитые плечи и тянут в комнату. — Тут что-то есть!       — О чем ты? — удивлённо поднимает брови брюнет, теряя грозный вид.       — Что-то пыталось меня задушить, ещё схватило за ногу. Оно под кроватью! — Джисон дрожит и обнимает себя за плечи. Кажется он выглядел достаточно жалко, чтобы брюнет забыл о своей злости из-за прерванного сна. Парень вздыхает и включает свет, режущий по глазам Джисона.       — Нет, здесь никого. — бурчит парень и показательно заглядывает под кровать. Джисон трясясь и каждую секунду дергаясь, готовый отскочить, тоже смотрит, но видит только пыль и плесень.       — Тебе бы к Чану обратится, а то ещё ко мне переберется эта хрень. — хрипит парень и кивает головой на зеленосинюю растительность.       — Но меня душили! Даже на шее следы остались. — совсем о другом забита голова Джисона. Парень неловко крякает и отводит взгляд.       — Походу я переусердствовал. А тебе все приснилось. Запутался в одеяле, да и показалось, что душишься.       Джисон закусывает губу и с сомнением кивает. Парень, не назвавший своего имени, уходит, недолго просканировав его взглядом. Хан выдыхает и прикрывает глаза.       — Ну что за чертовщина происходит?

***

      Утром Джисон просыпается от того, что в него летит початая бутылка молока. Дернувшись от удара и почувствовав сырость на лице, он распахивает глаза и по обыкновению никого постороннего не замечает.       — Эй, какого черта? Чьи это шутки? — шипит Джисон, стаскивая одежду и направляясь в душ. Может это Чонин? Он всегда сидит под дверью. И Чан его обожает. Возможно, он даёт запасной ключ «ребенку»? Но ведь щеколду ещё никто не отменял. Хотя…       Поток мыслей прерывает отмашистый шлепок по ягодице. Звонко вскрикнув, Джисон оборачивается.       — Ч-черт. Может в душе электропровода какие-нибудь коротят и бьют?       Джисон и сам знает, насколько глупо это звучит. Особенно вслух. Но все же сбой электричества более правдоподобен, чем невидимый человек. Отсюда и мигающий свет. Покивав, Джисон расслабляется. Но вчера его не били? Покачав головой, выбрасывая лишние мысли, от которых мозг пух, шатен быстро закончивает мыться.       Открыв дверь и лишь едва заметно вздрогнув, он сказал:       — Привет, Чонин.       Бесстрастное лицо растянулось в улыбке спустя три секунды.       — Привет, Джисон. Пошли завтракать?       — Ага.       На пошарпанной кухне закоптившийся чайник дал свою трель, знаменуя о кипении. Какой-то высокий парень взял его в руки и тут же, едва не уронил, взвыв.       — Хён дурак. — засмеялся Чонин. Высокий брюнет быстро кинулся к «ребенку» и стиснул в руках.       — Еннаааа! Рукам больнооо! — выл сиреной брюнет. — Пожалей хена.       — Нет! — рычал, вырываясь, Чонин. Кажется даже кусался. Джисон не уверен, очки ещё не надел.       — Так, Хенджин, прекрати тискать Енни. Енна, не кусайся. Хенджин, дай руки. Джисон, садись за стол. — раздавал указания Бан Чан настолько естественно, будто этим жил.       — О, да, хорошо. — почти присев, Джисон все же уточняет. — Может я могу чем-то помочь?       Склонив набок голову, Чан подзадумался, а потом кивнул.       — Достань чашки, пожалуйста. Бери пять штук. Сегодня Сынминни будет вместе с нами завтракать.       — Без разницы какую кружку брать? — спрашивает Джисон, заглядывая в шкафчик и видя штук десять разномастных бокалов.       — У Сынмина фиолетовая. Остальным неважно.       — Нет! Мне жёлтую. — капризно тянет Хенджин, драматично ойкая при обработке ожогов.       — Я тоже хочу жёлтую! — вставляет Чонин.       — Нет, я выбрал ее первый!       — Но я тоже хочу жёлтую!       Чан вздыхает и качает головой. Джисон, выглядывая из-за дверцы шкафчика, заявляет:       — Ну тут же их две. Всем хватит.       — Я хочу, ту, что с ромашкой. — отвечает Хенджин.       — Я хочу ее!       — Хватит! — прикрикивает на них Чан. — Спасибо, Джисон. Я закончу, садись за стол.       Джисон жмёт плечами.       — Да не сложно было. Не за что.       За столом атмосфера устаканилась, ссоры исчерпали себя, поэтому все спокойно поглощали бутерброды. До поры до времени.       — Если самоудовлетворяешься в душе, то хотя бы делай это тихо. И вообще думай о соседях. Шлепки и крики жутко мешают, между прочим. — жеманно тянет Хенджин, хмуро сверля взглядом подавившегося Джисона.       — Что делает? — заинтересованно поднимает голову Чонин над тарелкой с блинами.       — Хенджин, чему ты учишь Енни? — хмурится Чан.       — Ой.       — Что такое само…       — Ты ничего не слышал, Енна! — кричит Хван и закрывает рот младшему.       — Само…       — Нет, Енна!       — Хенджин. — почти рычит Чан, стаскивая в руках палочки и нож.       — Само…       — Ну, Енна! — почти плачет Хенджин.       — …удовлетворяешься?       — Нет! Все не так! — вскрикивает красный Джисон, невольно приходя на выручку Хенджину. — Я не…не делал этого.       — Да? — тянет гласную Хван и кладет подбородок на ладонь, ухмыляясь пухлыми губами и противно хихикая. — А что тогда за крики? Барабашки испугался что ли и стал драться с воздухом?       — Ну если и так?! — с вызовом отвечает Джисон, хмурясь.       — Корми чаще, чтоб не злился, и боятся перестанешь. — глубокомысленно заявляет Сынмин, которого не заметил дернувшийся Джисон, и спокойно сел на соседнее место за столом.       — О, Боже.       — Просто Сынмин.       Джисон закатывает глаза.       — Сынмина, что такое самоудовлетворяешься?       Сынмин протирает очки, возвращает их на переносицу под напряженное внимательное молчание всех и отвечает:       — Ну что ж, это…       — Нет, Сынмин! Нечего раньше времени забивать этим голову ребенка. — обрывает Чан.       «Чан вообще знает, что ребенку уже есть восемнадцать?» Флегматично задаётся вопросом Джисон, прихлебывая чай.       — Кстати, а почему мой сосед не выходит на кухню?       — О чем ты? — удивляется Чан, отвлекаясь от нарезания кусочками яблока для Чонина. — Твой сосед Хенджин. И вот он здесь.       — Нет, я про другого. Низкого, широко и крикливого? — хмурится Джисон, чувствуя себя обманутым.       — Не знаю, о ком ты говоришь. — качает головой Чан. — У тебя только один сосед. Со стороны ванны, и это Хенджин. Со стороны кровати — пустая комната, а чуть дальше комната Сынмина.       Ким кивает, подтверждая все слова.       — Да быть того не может! Сегодня ночью он был в моей комнате…       — Ааа, ну понятно, почему ты в отказ пошел от моего замечания. Ведь тебе помогали. — со знанием дела кивает Хенджин и самодовольно откидывается на стуле.       Джисон удивлённо шире раскрывает глаза.       — Да нет же, придурок! Он пришел, потому что… Ай, да неважно. Ещё подумаешь, что там групповуха была.       — О, так там не один какой-то «сосед» был? — заинтересованно засверкали глаза Хвана.       — Так, хватит подобных разговоров за столом. — хмурится Чан, заботливо кладя в рот Чонина кусочек яблока.       Джисон фыркает, но затыкается. Сынмин и вовсе откланивается.

***

      Слова Сынмина о кормлении барабашки никак не выходили из головы Джисона, пока он сидел на парах в университете. А что если он прав? Куда-то же делось молоко? Да и постоянные призрачные, но ощутимые касания подтверждали эту теорию. Но это же бред? Однако Джисон снова покупает молоко теперь в прозрачной упаковке. Молоко точно есть. Он его даже сфоткал. В магазине, в руке, а потом и в собственном холодильнике. Если кто-то пьет его молоко, он это заметит.       На утро по привычке разминая деревянные мышцы, Джисон с внутренним трепетом открыл дверцу холодильника и обнаружил пустую бутылку из-под молока.       — Охренеть.       Сосиски и яйца не тронуты. Чипсы тоже. Пропало ещё печенье, о котором Джисон благополучно забыл. Если это вор еды, то какой-то странный.       — Ладно. Окей. Так, давай жить мирно? — спрашивает воздух Джисон, кусая губы и чувствуя себя дураком. — У меня не так много средств, поэтому каждый день молоко покупать не смогу. Извини. Но давай, эмм… Ладно, это глупо.       Покачав головой, Джисон медленно и неловко разделся. Мысли о постороннем барабашке смущали.       Встав под струи воды, Хан почувствовал знакомые поглаживания по ягодицам. Он затаил дыхание, и невольно напряг задницу, которую тут же сжали. Резким движением Джисон попытался поймать кого-то за руку, но не вышло.       — Лааадно, барабашка. Ты не мог бы так не делать? Это смущает.       Никто ему не ответил.

***

      Брать молоко через день вошло в привычку. Иногда Джисон покупал ещё дешёвые вкусности, проверяя, что будет есть его сожитель, а что нет. Ел он почти ничего. Помимо печенек барабашка полюбил пудинги, на этом и все. Здорово иметь непривередливого в еде домового, но даже так деньги заканчивались. Повздыхав немного, Джисон постучался в дверь Сынмина.       — Чего? — через узкую щель был виден только глаз за стеклом очков.       — М, привет. У вас нет свободных вакансий на работе? — спрашивает Джисон, неловко переминаясь на пороге.       Сынмин проходится по нему видимым глазом и кивает.       — Есть, но она не слишком высокооплачиваемая. Вакансия помощника. Убрать лотки, накормить животных и все в том же духе.       — Животных? — грустно поднимает брови Джисон.       — Да, я помогаю в ветеринарной клинике, при которой есть питомник. Что не так?       — У меня аллергия на животных. — вздыхает Джисон. — Но все равно можешь дать мне контакты работы?       Сынмин захлопывает дверь. Не успевает Джисон ошеломлено начать взмахивать длинными ресницами, как снова появляется щель и рука с визиткой. Стоит квадратику бумаги оказаться у Джисона, дверь снова хлопает. В этот раз окончательно ставя точку в разговоре.       — Спасибо! — кричит Хан и уходит в свою комнату. Придется потерпеть аллергию, чтобы прокормить себя и барабашку.       Спустя неделю у Джисона формируется рутина. Он посещает университет, ходит на работу, ужинает в гошивоне со всеми и спит в обнимку с барабашкой. Теперь-то он понимает, кто жестоко использовал его в качестве матраса. Но не злится, он успевает прикипеть к своему невидимому и молчаливому соседу. К тому же с ним теплее.       В один из дней утром парень привычно оттопыривает задницу в душе для ритуала поглаживаний. Затем ест в комнате рамен. Достает бутылку молока, по обыкновению намереваясь ее выкинуть, но удивлённо застывает на месте. В бутылке остается одна треть молока.       — Ты заболел? Что случилось? — взволнованно спрашивает Джисон и принюхивается к содержимому бутылки. — Не пропало. Тогда почему не допил?       Как обычно в комнате стоит тишина.       Теперь каждый раз в бутылке оставался ровно стакан молока, который выпивал Джисон, чтобы не выкидывать. Со временем он прекратил этому удивляться и начал в душе умилительно пищать. То что домовой делился с ним едой, Джисон находил трогательным.

***

      Аллергия жуткая вещь. Джисон каждый раз слёзно просил у работников ветклиники препараты против нее, обещая отдать. Но даже после принятия заветных таблеток слезы никуда не девались. Количество животных было всё-таки чересчур огромным для одного Хана с его гиперчувствительностью на шерсть. Домой он всегда возвращался теперь с красными глазами, отекшим лицом и шмыгающим носом. При этом чувствуя себя разбитым в дребезги.       Как-то раз Джисон проснулся от того, что его нос лизали так, словно кот пытался добудиться хозяина ради своей кормёжки. Поморщившись, Джисон открыл глаза.       — Что ты делаешь?       Мокрые прикосновения языка сразу прекращаются. Джисон, не дождавшись ответа и чихнув, собирается на работу, удивляясь странному поведению невидимки, но не придавая ему значения.       На работе его ждал сюрприз. Не было привычного зуда в глазах и носу от находившихся рядом животных. Джисон даже специально зарывался лицом в густые шерстки и глубоко дышал. Аллергия никак себя не проявляла.       «Да быть не может?»

***

      С работы парень возвращается в приподнятом настроении. Виду потрепанного здания, у которого в половине окон стекла были выбиты и дыры прикрывал лишь порванный полиэтилен, развевающийся на ветру, радуется как собственному дому.       Чан был прав, соседи милые, просто каждый со своими тараканами и характерами. Стоит только привыкнуть, как начинаешь все странности поведения находить очаровательными.       Джисон даже фыркает с весельем и толикой стыда. Как он мог испугаться в первую ночь в гошивоне? Он ведь любит ужастики, по части страха скриммерных моментов это к Феликсу.       Теперь Хан спокойно ходил по поскрипывающим половицам. Он научился выслушивать перебежки Чонина и ловить его. Трепыхания младшего в руках стали забавлять, тот жутко не любил излишнюю тактильность. А если Чонин снова нарушал личное пространство, то Джисон уже складывал губы уточкой, выпрашивая поцелуй, младший сразу отпрыгивал на метр, и Хан хихикал.       К ворчанию и крикам соседа, которого никто кроме Хана не замечал, тоже привык. Тот по большей части просто громко говорил, на разборки вызывая, лишь при грубом хамстве.       А все остальные были вполне нормальными, к которым не нужно было приспосабливаться.       Кроме его домашнего барабашки. Благодаря нему, Джисон возвращался в клетку два на два с улыбкой на лице. Благодаря нему, он не ощущал одиночества вдали от дома и лучшего друга. А ещё благодаря нему, Хан чувствовал, что о нем заботятся. Дело было не только в молоке. Джисон ни разу не убирался в комнате, не считая первого дня, но та оставалась кристально чистой. А ведь Хану не нужна посторонняя помощь, чтобы раскидать вещи.       Поэтому да, заходя в комнату в странном по-своему уютном гошевоне, Джисон по видео связи заявил матери:       — Нет, я прекрасно себя чувствуя. Я почти никогда не остаюсь в одиночестве. Тут милые люди, которые заботятся обо мне. Так что я не жалею, что приехал в Корею.       — Тебе это кажется. Никому ты там не нужен, всем хватает своих проблем. Прошла только неделя. Скоро эмоции от новизны поутихнут, и ты поймёшь, что ошибался. Джисон, тогда, возможно, будет поздно. Прекращай дурить и возвращайся домой.       Получил он довольно грубый и холодный ответ от дорогой сердцу женщины. Яркая до этого улыбка в форме сердечка превратилась в скованную, от которой заболели щеки. И Джисон по-быстрому закончил разговор. В растроенных чувствах он сидел какое-то время на кровати, уткнувшись в колени и пуская тихие слезы. Ему мерещились теплые и нежные прикосновения к голове.       Переведя дыхание, он заговорил, стараясь вернуть голосу жизнерадостность:       — Не знаю, благодаря тебе ли это или нет, но у меня пропала аллергия на животных. Поэтому разрешаю и дальше лизать мне нос. — смущённо хихикнул Джисон и потёр шею. — А также я принес помимо молока и пудинга молочные коктейли, потом скажи с каким вкусом больше понравились. Ну. Понравившиеся баночки там в сторону отставь. Ладно, разберемся с этим. Я пока пойду на ужин. Не скучай.       На кухне Хенджин снова рассказывал что-то взахлёб, драматично вздыхая и откидывая длинные волосы от лица. Чан хихикал с его актерской игры. Чонин жевал рыбки с красной фасолью. А Сынмин бадяжил себе чай в фиолетовую кружку.       — Добрый вечер! — громко здоровается Джисон и улыбается в форме сердечка.       — О, нет! Я скоро ослепну! Выключи улыбку. — стонет Хенджин, артистично прикрывая глаза руками.       — Вау, в такую улыбку можно и влюбиться. — улыбается ответно Чан, приобнимая младшего за плечи и веля к столу.       — Хён! Не смущай. — широкая улыбка превращается в тонкую, щёчки напрягаются от неловкости.       — Чего так сверкаешь? — подозрительно спрашивает Сынмин, оглядывая Хана как-то странно свысока, будто ему мешает челка на глазах.       — Что, новое место жительства нашел?! — эмоционально подхватывает допрос Хван.       — Ты хочешь уехать? — грустно уточняет Чонин, переставая жевать.       — Неа, хватит строить предположения. Просто меня расстроил телефонный разговор, и вместо того, чтобы грустить, я решил улыбаться.       — Правильно. — кивает Чан, протягивая сдобные рыбки младшему.       — Странная логика. Ещё и нас чудиками называл. — фыркает Хенджин.       — Что? Откуда ты знаешь? — удивляется Джисон, смущённо закусывая пухлую нижнюю губу. Теперь ему даже стыдно за те грубые слова.       — Ты довольно громко стенал в телефон на весь двор университета, рассказывая о своей несчастной судьбинушке. Я вообще учусь в том же вузе, что и ты. И Сынмин кстати тоже оттуда. — закатывает глаза Хенджин.       — Оу. Мне жаль. Правда. Я…Первое впечатление оказалось ошибочным. Вы, конечно, возможно, и чудики. Но я, кажется, тоже такой. — пытается загладить вину Джисон неловкими смешками.       Хенджин заходится в переливчатом смехе. Остальные ребята тоже его подхватывают.       К концу дня хорошее настроение проходит. На смену является разбитость. И Джисон точно осознает, что заболевает.       — Как не вовремя. — хрипит Хан из-за забитого носа и одевается теплее, чтобы залезть в кровать и проспать весь период предболезни.       К ночи температура поднимается до опасных границ. Из-за этого чужие сильные руки аккуратно выковыривают тело Джисона из слоев одежды и обтирают прохладной водой, надеясь сбить жар. Эти же руки находят на кухне спирт и используют и его в своих целях. Всю ночь Джисона ворочают, переодевают в сухое, когда нужно укутывают теплее.       Почти под самое утро Джисону становится легче. Вырвавшись из кошмара, он подрывается и пугается пустоты за своей спиной.       — Барабашка?       Кажется, словно он один в маленькой комнатушке. Но неприятное ощущение быстро проходит, стоит сильным рукам вернуть его в лежащее положение и расположится рядом.       — Обними меня. — тихо и смущённо попросил Джисон стену, в которую уставился. «Стена» поняла и сгребла его в объятия, слегка навалившись крепким телом.       — Оу, а ты большой.       Впервые за все время барабашка отзывается мягким смешком в самое ухо шатена. У Джисона краснею уши.       — Н-нет, я имею ввиду, что не у тебя большой. То есть, я не знаю, возможно, он большой. Но я про то, что ты больше меня. В плане я думал, что ты меньше. Ну, раза в два, с ростом ребенка, в общем, вот.       Но ответа на свою торопливую путанную речь Хан не получает, спокойно засыпая, зная, что он в безопасности.

***

      Когда в полудрёме Джисон почувствовал мягкое прикосновение чужого языка к своему носу, он, не раскрывая глаз, схватил за шею обладателя подвижного органа. Барабашка замер, готовый снова растворится без возможности даже ощущать его.       — Подожди. Покажись, пожалуйста. — брови Джисона грустно и умоляюще надломляются. — Это глупо, но… Но я хочу видеть того, кто, кажется, поймал в клетку мое сердце. Ох, слишком слащаво.       Джисон жмурится в смущении и кусает губы. В его голове признание не звучало настолько приторно. Шея под руками Хана приходит в движение. Испугавшись, что барабашка хочет скрыться, шатен продолжает тараторить:       — Это глупо, ведь ты не человек. А если верить интернету, то очень отдаленно на него похож. Страшно, что ты можешь быть каким-нибудь извращенцем-старикашкой. Может, ты и вовсе не понимаешь, что я говорю, но… Но ты ведь можешь, да? Можешь показаться?       Судорожно выдохнув, Джисон ждёт ответа. Хоть какого-нибудь. В мягкой тишине комнаты звучит нежный смешок.       — Как я могу показаться, если ты не желаешь на меня смотреть? — не голос, а настоящее мурчание раздается в ответ на пылкое признание шатена. Нежный голос выбивает Джисона из колеи. Он охает и распахивает глаза, пропадая среди звёзд в глазах напротив. Взгляд цепляет мельчайшие детали чужой внешности и будто высекает их на сечатке. Тонкий прямой нос, в меру пухлые будто капризные губы, четко очерченные словно нарисованные глаза. Мягкие волосы, намного мягче густой шевелюры Джисона, под руками ощущаются шелком.       — Вау, какой красивый. — непроизвольно вырывается тихий шепот.       Снова звучит смешок. Джисон на миг отводит глаза, осознавая, что сболтнул, но снова возвращает их на чужое лицо, не имея возможности и желания не смотреть и боясь больше никогда не увидеть.       — Ты тоже красивый. — мурлычет барабашка и улыбается уголками губ. — А теперь спи, у тебя ещё есть пара часов до подъема на учебу.       Джисон краснеет от комплимента и протестующе мычит, чувствуя, как глаза ему закрывает широкая ладонь. Но барабашка оказывается упёртым, больше не показываясь и не давая Джисону двигаться, вынуждая замереть под чужим телом и всё-таки снова провалится в сон.

***

      На следующее утро от простуды не остаётся следа. Джисон с печалью думает о порождённым больным сознанием красивом юноше, какое-то время лежа в постели. Не ожидал Хан такой жестокой подставы от своего тела. И ведь никогда не видел настолько прекрасных людей, как только нафантазировать смог.       В комнату неожиданно стучат.       Джисон удивлённо дёргается и открывает дверь.       — Доброе утро. Ты как? — взволнованно спрашивает, но тем не менее улыбаясь, Чан.       — О, все хорошо, спасибо. — кивает Джисон, зеркаля улыбку.       — Я тебе принес вот бульона. Не вечно же питаться раменом и рисом. Да и не очень это полезно, пока ты болеешь.       — Чт.? Зачем? Не стоило. — высоко поднимает брови Джисон, трясущимися руками забирая пакет, чувствуя внутри трепет от чужой заботы.       — Ну что ты. Мне было не сложно. Ты хороший парень, поэтому поправляйся и дальше радуй нас улыбками. — заглядывает Чан в слезящиеся глаза и показывает ямочку на щеке.       — Спасибо. — один раз шмыгает носом Джисон, но не давая себе расклеится, улыбается уже знакомой всем широкой улыбкой.       — Ну и отлично. Отдыхай.       Продолжая тепло улыбаться, Джисон закрывает дверь и ставит пакет на стол.       — Чан и правда хороший. Жаль там нет пудинга и молока. — мурлычет на ухом голос ночного красавца.       Хан пораженно выдыхает и оборачивается, разглядывая во все глаза свое наваждение.       — Я же надеюсь твои слова ночью не были порождением бредящего сознания? — подозрительно тянет барабашка, прищуриваясь.       Джисон качает головой, не имея сил поднять челюсть. При свете лампы барабашка кажется невообразимым. Сразу становится понятным, что фантазия Джисона не способна придумать такого принца.       — Это неловко. — смущённо хихикает барабашка на чужой пристальный взгляд.       — Оу. — глубокомысленно изрекает Джисон.       — Тебе пора бы собираться на выход. — с толикой грусти напоминает красавчик.       — Я — Хан Джисон. — невпопад говорит шатен.       Барабашка снова хихикает и легонько ударяет в плечо парня.       — Я знаю. Если это намек представится, то так уж и быть назовусь. Я — Ли Минхо.       — Просто Ли Минхо?       Барабашка приподнимает брови.       — Ну…это так человечно как-то. — смущённо чешет нос Джисон.       — Нам не нужны имена. Их придумывают как раз таки люди. И мое имя мне дал человек. — мягко говорит Минхо.       — О, хорошо, понятно.       Это было самое странное утро в гошевоне у Джисона. Он собирался тогда непозволительно медленно, то и дело смущаясь соседа, обретшего вполне привлекательную и материальную оболочку.       — Пожалуйста, не смотри на меня, когда я в душе. — неловко просит Джисон, утыкаясь взглядом в пол.       Его ушей снова достигает мягкий смешок.       — Я же уже все видел.       — Я знаю. Но, пожалуйста. — воет Джисон, сгорая от стыда и жестоко сминая свои щеки.       — Хорошо — хорошо, не буду. — легонько гладит по шатенистой вьющейся голове Минхо.       — Спасибо. — шепчет Джисон и скрывается за полупрозрачным стеклом душевой, за которым все равно прослеживались очертания стройной фигуры.       «Почему он такой красивый? Я же не смогу спокойно мыться, зная кто за мной наблюдал.»

***

      С открытием личности Минхо рутина Джисона претерпевает некоторые изменения. Теперь Хану приходится почти насильно захлопывать дверцу душа перед носом Ли и слушать его хныканье по этому поводу. Традиция поглаживания ягодиц никуда не девается, теперь охота на задницу шатена проводится чаще и в открытую, заставляя каждый раз Джисона смущаться.       — Хватит смущаться. В этом нет ничего такого, просто мне некуда деть руки, вот они и находят применение. Да и я у всех уже пощупал задницы, так что это нормально.       — Да?! Ну тогда и иди к другим. — Джисон глупо чувствует ревность и обиду. — Значит они знали о тебе и ничего мне не сказали?       — Может знают, а может и нет. — жмёт плечами Минхо и уже эмоционально продолжает. — Я не перед всеми показываюсь. Да и не хочу я к ним, мне твоя попа больше всех понравилась! До тебя я думал, что лучшая задница у Хенджина.       Джисон смущается и скованно улыбается, являя свету напряженные яблочки щек.       — Ладно. Можешь и дальше трогать меня.       — Правда? — Минхо быстро моргает, в глазах словно загораются тысяча звёзд, а потом он заваливается всем телом на Джисона. — Значит я могу тебя трогать?       — Нет, не так, я же говорил про задницу только. Ну ты знаешь. — бьёт по плечу Ли Джисон.       — Почему нет? Я же тебе нравлюсь. — хитро улыбается Минхо.       Джисон закусывает губу и отводит взгляд.       — Но я же тебе нет.       — С чего ты это решил?       — Уже несколько дней прошло с моего признания, ты не ответил на него, даже не вспоминал.       Минхо садится на кровать и облокачивается на стену, подтягивая к себе ноги и укладывая на них руки. Он долго молчит и смотрит на ладони. Джисон приваливается к его боку и ждёт.       — Хани, — мурашки бегут от ласкового прозвища, рот открывается и расширяются глаза. Джисон ловит каждое слово. — я ведь не человек. Барабашка, домовой, черт знает кто. Я и сам не знаю откуда взялся и кем являюсь. Я даже не живу, существую. Время для меня идёт иначе, то ускоряя свой ход, то замедляя. Тебе нужен не я. Тебе нужен хороший человек. Я продолжу и дальше за тобой присматривать. Не нужно привязываться ко мне.       Слова Минхо звучат грустно и заставляют глаза Джисона заслезиться. Он мягко берет в руки чужое лицо и поворачивает к себе, замечая и в чужих глазах сырость.       — Хён, — ласково зовёт Хан. — я сам решу кому отдавать свою симпатию. И я хочу, чтобы ее принял ты. Давай лучше жить настоящим? Если я тебе тоже не безразличен.       — Будет больно. — шепчет Минхо, прикрывая глаза под ласковые поглаживания бледной кожи.       — Не существует жизни без боли, хён. — шепчет Джисон в ответ и целует мягкие губы.       Минхо быстро моргает и невольно задерживает дыхание, несмело отвечая на поцелуй.       — Джи! Етить твою. — чертыхается знакомый низкий голос, так как его обладатель спотыкается о выпирающую половицу.       Минхо и Джисон отрываются друг от друга и удивлённо смотрят.       — Кто это? — шепотом спрашивает Ли.       — Детка, ты вообще здесь? Почему не брал телефон? Я приехал!       — Детка…?       Джисон подрывается на месте и бежит в коридор, пока громкий друг не растревожил всю общагу.       — Феликс! Не ори, тут картонные стены. — шипит Джисон, взмахивая руками.       — Значит так ты меня встречаешь, да? — картинно опускает уголки губ блондин и упирает руки в бока.       — Я рад тебя видеть, не драматизируй. — улыбается Джисон и раскидывает руки, готовясь обнять Феликса, как его за талию тянут назад и припечатывают к крепкому телу.       — Минхо! — удивлённо вскрикивает Джисон. А Ли злобно насупливается и из-под челки смотрит на блондина.       — Кто это? — поднимает брови Феликс.       — Э-это…ну, тот ч-человек, который мне нравится. — находится с ответом Джисон, неуверенный в том, что может назвать барабашку своим парнем.       — Оо. — понимающе ухмыляется Феликс. — А мне и не сказал. Привет, Минхо, так? Рад знакомству. Я лучший друг этой квокки, Ли Феликс. — и машет небольшой ладошкой.       — У тебя такие маленькие руки. — удивлённо выдыхает в ухо блондина Чонин, подкравшийся незаметно.       Феликс высоко визжит.       — Ох, извините. Тут всегда так со светом? Я подумал, что ты призрак.       — Нет, я — Чонин.       Под новое мигание света раздается переливчатый смех, отражающийся от стен коридора и звучащий будто отовсюду сразу.       — Ещё одна истеричка. — продолжает смеяться Хенджин.       — Чего? — хмурится блондин.       — Да, что вы все, как идиоты толпитесь в пороге. — ворчит Сынмин, проходя мимо и толкая в плечо Ли.       — Да что за…       — Привет. Добро пожаловать в наш гошевон. Я — Бан Чан. — появляется перед самым лицом Феликса сын владельцев общежития. — Уже довольно поздно, поэтому давай я проведу тебя в комнату, а со всеми познакомишься и пообщаешься уже завтра? Тут не принято шуметь по ночам…       — Идём. — тянет Минхо Джисона в комнату.       — Но как же друг…       — Чан с ним разберётся.       В своей комнате Джисон уже слышит, как Чан подводит Феликса к соседней двери.       — Будешь соседом Джисона.       — Но там же тот парень. — в ужасе шепчет Хан.       — Ну не убъет же он твою детку. Чанбин вообще-то душка. Просто в последнее время он голодный, вот и лаит на всех.       — Чанбин? Ты его знаешь?       — Ага. Он такой же как я.       — Серьезно?! — Джисон хмурится за то, что ему не говорили об этом, а потом тревожно уточняет. — Что ж ты не сказал, я бы ему тоже что-нибудь покупал?       — Ты только мой человек. — ворчливо отвечает Минхо, обнимая крепче пискнувшего Хана. — Да и денег у тебя не хватило бы. Он мясом питается. С кухни таскает, так что не переживай.       — Так значит, да? — ухмыляется Джисон. — А как же твое — тебе нужно найти настоящего мальчика? Ко всем ревновал бы?       — Да. — лаконично отзывается Минхо, целуя шатенистую макушку.       — О, ладно. — улыбается Джисон в чужую шею и тоже целует ее. Пригревшись в чужих руках, он засыпает. И просыпается от возгласа Феликса:       — Кто разрезал мою зарядку?! У меня телефон сел!       «Сам разберётся. Он дружелюбный, и если Чанбин душка, то наладят общение.» Думает Хан и, закинув ногу на Минхо, снова засыпает.       Хорошо всё-таки, что он переехал в Корею и выбрал этот гошевон.