You suck at love

Ох, если бы при поступлении Минхо ну хоть кто-нибудь предупредил, что общага — дело такое. Потому что, ну, если бы Минхо только знал, что общага за какие-то копейки — нихуя, ну нихуя не лучше, чем недосып, переработки и собственная (даже если метр на метр) квартирка. Квартирка, где напротив тебя не будет жить ебанный дракон, а на кухне — не будут случайно замораживать твой ебанный суп. Обед на неделю, товарищи, вы представляете, в каком бешенстве был Минхо? Ещё и блоком их заправляет ебучий ведьма, и, ну, честно… Блять, Минхо ебал из всех. Ебал Хенджина, который, каждый раз, когда заходит на кухню, оставляет там вот эту свою цветочную ауру СЕКСА, про которую в общаге, ну, лучше молчать. Потому что, видите ли, в общаге ебаться (представляете) негде, а в ебучем крыле для всех эти секс-тварей (да, Минхо токсик) — ебучий ремонт. И Минхо ебал, ну, честно, ебал их всех нахуй. И особенно, особенно сильно он ебал это гребанное распределение. Чтоб его. Потому что у него в комнате, места, ну, ничерта, и из двух кроватей — даже одну приличную собрать сложно… А ещё его ебучий сосед — ну, некромант. — ДЖИСОН, СУКА! — Не ори, долбоеб, распугаешь! И Минхо, ну, бесится. Потому что в его — купленном, на личные, сука, деньги, холодильнике — в который, правда, ни супница, ни салатница не впихнется (зато есть, куда запихать ебучее пиво, потому что всякие твари умудряются спиздить йогурт с истекшим сроком годности, что уж говорить про дешёвый спирт с сиропом…), хранится всякая (простите) хуйня. И Минхо, блять, заебался, они не в «Шерлоке», и он хочет в холодильнике хранить морковку по-корейски и банку отвратного шампанского, а не ебучий пакет с глазами. Кровища, сосуды, радужка… Ну прелесть нахуй. — Я пошинкую их тебе в яичницу, понятно? — Завались, мудила, и не трогай их, они злятся. — Ты зажаришь их на первой же химии. — ПОЛОЖИ, СУКА, Я СКАЗАЛ, ОНИ БЕСЯТСЯ. — Храни их на кухне! — Чтобы их спиздили?! — Да мне похую, это мой холодильник! — Я плачу тебе за его аренду, мудила ебучая! — Я для тебя составлю арендный договор, сука! Они живут вместе уже полтора года. Полтора ебанных года. И, сука, хуй ты в этом блоке хоть с кем-то поменяешься. Их управляющий заебался, и к своей комнате не подпускает — буквально — заклинаниями, а Минхо — не из ебанного «Скуби-Ду», он не готов ползать по лабиринтам ради бумажной формы на перевод, которую хуй ему кто-то, блять, утвердит. И, ну, Джисон, даже, не так уж и плох. Особенно если забыть, что их знакомство началось с ебанных костей в его чемодане, из-за которых Минхо — подавился дурацким кофе с утра, и Джисоном с ебучей доской Уиджа, скачащий по комнате в дурацком цветастом кигуруми… И Джисон, ну, не долбоеб. В основном. Он старается, Минхо знает, честно. Однажды он даже подрался за их запеканку у общего холодильника, которую чуть не пожрали все, кому не лень, и всеми матерными словами угрожал посадить в следующий раз на их запаенный и закрытый на кодовый замок лоточек — зачарованный глаз, пока Минхо устало обрабатывал его личный — подбитый. Минхо даже умилился. А уже через десять минут Джисон проебал их шампунь. Нет, правда, в целом — совсем неужасно жить. Могло бы быть, ну, правда, хуже, к нему могли бы подселить снежную королеву — ну, или Чанбина… Жизнь с гномом в одной комнате он бы точно не вынес. А Джисон… ну, Джисон. К нему даже можно привыкнуть. Он, конечно, любит плакать под аниме и слушать комедии про маньяков на ночь глядя — из-за чего иногда не может спокойно спать, мучая Минхо по ночам… А Минхо, ну, что Минхо. Жарит ему бекон в два часа ночи на их дурацкой, слабой электрической плите с распахнутым окном, и их наверняка ненавидит весь этаж, но Джисон — болтает ногами, который до пола не достают никогда, и довольно рассказывает, как охуенно он себя чувствует на потоковой анатомии, в которой никто и кроме них, нахуй, не шарит… И Минхо, может, и бесится на него иногда, и ненавидит — ну, правда, ненавидит — бардак, а Джисон… Джисон, ну, Джисон. Он влетает, буквально влетает, сметая дверь прямо с ноги, и у него — толстовка рваная, и грязь — по всему лицу, а время — ну, нихуево так — под три ночи… А Минхо — в идеально белых, пушистых тапочках, зубрит ебучее зельеварение, которое он откровенно — ну, в рот ебал — и толстовка на Джисоне, вообще-то, нихуя не его, и… — Я отбил себе такую классную штуку! И Минхо, ну, вздыхает. Потому что формулы по зельеварению за четыре часа до лекции — он не выучит точно, толстовку — после Джисона — надо бы застирать, и… — Сидр будешь? Сухой, ты любишь такое говно. И бутылка, конечно же, тоже в грязи, потому что ларёк возле кладбища — это ларёк возле кладбища. — Запихни в холодильник, дебил. И толстовку сними, пока все не засохло. И Джисон, ну, тушуется даже, и бормочет какие-то извинения, потому что ну, хен, я отстираю, прости, я погонять взял, кто же знал, что… И Минхо, честно, улыбается даже (да, он умеет), потому что, ну, Джисон совершенно не умеет стирать, и в лучшем случае, он отправит его толстовку, залитую кондиционером, крутится в сушилке, а ещё он с утра — однозначно — голодный, и ему даже кусок пиццы холоднючей оставили и… — Ешь уже, катастрофа. И Джисон, так-то, не долбоеб — все, что не касается глаз в холодильнике и рукоприкладства из-за тронутой кастрюли в общем блоке, хотя, конечно, из-за стиля boy-from-bratstvo и периодических матерных приступов вопля иногда и возникает такое ощущение, но потом он приходит — и бесит Минхо. Бесит Минхо, потому что хен, а ты слышал новый подкаст, хен, прикинь, там манга вышла, хен, а давай жестуну выучим, хен, а… И он гоняет в его свитерах, потому что свои стирать — не успевает. И не умеет. И Минхо, может, пора и брать с него деньги не только за холодильник, но и за стирку, но Джисон спит — прямо над тетрадями, в его, Минхо, футболке, ну и черт уже с ним, ладно, потом. Когда-нибудь потом. И он утром — возмутиться забывает, ну, честно, потому что у Джисона — глаза эти опухшие, и он прямо в толстовку — тетради и побитый планшет упихнуть пытается, и буквально — буквально — фырчит: Хо-я, а напиши мне шпоры на окне, а, я тебе пиво куплю, обещаю. И он даже сдаёт — сдаёт эти дурацкие руны, и скромно приносит Минхо бутылку дряного шампанского и даже — бокалы. Не новые, но зато — свои. Потому что шампанское из граненых стаканов — какой-то, ну, сюр. И, конечно же, блок пива. Куда же без этого. И, ну, все как-то спокойно, и сессию бы, надо, сдавать… У них лекции по праву — одни на двоих, и конспекты прокатывают — серьезно, чудом, и Джисон даже впервые — впервые! — смущенно притаскивает постиранные футболки. И, может, от них и чересчур несёт кондиционером, и хрустят они — прямо как чипсы… И Минхо — привыкает, и даже не бесится уже почти, особенно когда Джисон — отбивает их большую кастрюлю… Пока Джисон не делает это. Он на вечеринку — зачем-то поперся, на другой этаж, куда-то к вампирам. Которых комендант трогать боится, разбираться потом ещё с осушением организма… А вернулся… — Ну и что это? А Джисон — волосы неловко сиреневые крутит, смотря прямо под ноги, а Минхо… Ну, блять, Минхо. Минхо — эльф, он в их паре — тот, кто специально все на дальние полки запихивает, чтобы каждое утро смотреть, как Джисон, пыхтя и ноя придвигает стол, чтобы дотянуться, потому что Хо-я, сука, отдай ебанные хлопья, у меня астрология! И хлопья он ему, конечно же, отдает, и даже на ноги аккуратно придерживает, потому что стол держится — на божьем слове и паре заклятий, и черт знает, насколько они сильные… И лекции по астрологии ведёт кто-то с сатурном фамилии, и он жёстко ебет за опоздания (по слухам — буквально), но Джисон — даже не бесится, в огромную кружку высыпая полпачки и прямо с ней и с тетрадью — на пары. Писать что-то агрессивно про Луну в козероге и Марс в хуеподвывороте… И Минхо, ну, привык даже, привык даже тогда, когда Джисон поругался с соседями, и они чуть не остались без двери (нехуй с драконами сраться, долбоеб), но… Но Джисон с сиренью в волосах — это какой-то пиздец. Это что-то слишком мягкое, в этой дурацкой оверсайз толстовке, с ляпами краски на шее и с разряженным к черту телефоном. И он, ну, пьяный, явно, что пиздец, и самыми растянутыми рукавами глаза трёт, и в кедах своих перекатывается… — Не нравится?.. А Минхо, ну, что остаётся. Он вздыхает глубоко, и из холодильника — последнюю банку минералки, хотя здесь бы — чай горячий, с лимоном. Но их микромикро отельный чайник (серьезно спизженный из отеля) будет кипятиться — час, а Джисон к этому моменту — со своими сиреневыми зефирными волосами — будет уже сопеть прямо в неудобный надувной матрас, и… — Нравится. Не понравится — перекрасим завтра, сахарная ты вата. А Джисону, ну, нравится. Он слишком довольно с этой сиреневой лавандой в волосах гоняет, и все так же всем за косой взгляд — по морде, а потом — прямо в Минхо, с руками и взглядом этим, потому что: — Ну хен-хен-хен, ну тебе так пойдет! У тебя эти волосы белые, и с розовым краси… И Минхо — честно, отбрыкивается, и даже шлёт его нахуй, но у Джисона — глаза эти довольные, и дурацкая банка тоники, и в комнатной дурацкой раковине смывать из граненого стакана её неудобно… И Джисон в камеру смотрит так счастливо, пытаясь в дурацком пыльном зеркале — пытаясь сделать хоть одну приличную фотку. И он при этом — в (не)честно спизженным у Минхо бомбере, а на Минхо — его огромная, 7(нахуй)XL футболка, в которой утонет даже Банчан, и Джисон, может, уже и не помнит — его ли она вообще… И Минхо селфи дурацкое — выкладывает даже, в этой помятой футболке, с битой кружкой в руках и бардаком — повсюду на фоне, с этими розовыми кончиками на волосах, из-за которых — теперь — борщ в общаге не сваришь, потому что его заебут, и… Джисону, ну, нравится. И Минхо даже нравится тоже. А потом — нумерология. Ебаная нумерология, ебаный доклад и ебаные раскладки на картах. Дурацкий Джисон, с этой фиолетовой пастелью в волосах, в домашней футболке, который, ну, просит расклад. Дурацкий расклад на таро. У них на пледе — клубничное молоко в коробочках и остатки позавчерашних макарон на двоих, и Минхо — уставше — на карты. И он, ну, может и правда — хуево гадает, Минхо не удивится, эльфы, так то, по натуре хуево это делают, они все — на что годны, это рост под два метра, родовое недоедание и, ну дерево обнять может. Возможно, даже выживет, хуй знает. Минхо не так часто обнимает полудохлые дубы. Его бывший не считается. Ладно, еще может зажечь ручками костёр, зелье из травы приготовить… В лесном шоу на выживание, короче, выживет. Но Минхо смотрит — тупо, на этот расклад, и думает, что, ну, хуйня. Ну какое у Джисона «отношения рядом» и «оглянись вокруг». Ну откуда «дай шанс». У Джисона самое близкое — это парень, который случайно спиздил из холодоса джисоновскую ряженку и купил ему взамен целых три. И сникерс. Джисон, правда, сникерс отдал Минхо, потому что он как-то сожрал его последнее пирожное, но все-таки. Ну и какое отсюда «счастливая жизнь» и вот это вот все? — И че там? И Джисон — качается, в этой своей огромной толстовке, и честно — даже не смотрит. Потому что, ну, неинтересно, да и вообще… И сказать ему «да че-т хуйня какая-то, Сона» — ну не поворачивается. — Счастлив будешь, говорят. Близко любовь твоя, — и карты — в ящик, подальше со стола. В ебеня этот модуль по гаданиям, серьезно. Минхо заебался. Сдаёт он его, кстати, на четвёрку. На твёрдую. Что немножко — пугает. Потому что Джисон — волосы подкрасить просит, и голову подставляет доверчиво, и Минхо ему — субтитры с экрана зачитывает, потому что дораму смотреть неудобно, и… блять. И Джисон ведь, ну, бесит. И глаза эти его в холодильнике дурацкие, и кости — все ещё в чемодане, и вещи таскает он, ну, постоянно, и на сушилке забыл дурацкие вещи и… Блять, Минхо же в пизде. Потому что Джисон — ну, ниже почти на полметра, и оттаскивать его постоянно от всякой хуйни за пояс — одной, блять, рукой, и аккуратно потом детские пластыри — с котиками — приклеивать осторожно на самый нос. И Джисон для каждого селфи недо вольно залезает на подставку для ног, чтобы лица были хоть немного на одинаковом уровне (её ему Минхо купил. Заебался наблюдать за страданиями), и пиздит для Минхо с вписок халявный алкоголь, и… Сука, Минхо же пиздец, и, ну кто же, блять, знал. Потому что, ну, блять, у них минихолодильник на двоих и ряженка — пополам, откуда же Минхо, нахуй, знал, что… Джисон в комнату вваливается с мокрыми, снова фиолетовыми волосами, и довольно с кудряшек воду — прям на пол, пряча под гигантской толстовкой — татушки на пальцах… Ну и как Минхо завтра с ним — на потоковую? Он же всю лекцию, ну, к черту — прослушает ведь. Потому что Джисон — на препода выебываться будет и шепотом костями предлагать его облепить, и… Ну, сука. Минхо просто пиздец, окей? И он теперь, ну, вообще не знает, что, блять, с ним делать, потому что как будто — и супа побольше впихнуть в него хочется, и пластыри в аптечке, кажется, кончились. А Джисону — только с котиками можно. Другие он на себя лепить не разрешает. И в толстовках пусть гоняет уже в любых, хуй с ними, и из-за замороженной двери (видите ли, его проект оказался круче, чем у кого-то ещё) у Минхо даже злиться не получается, ну, правда. Он просто Хенджина — в его комнате запирает, и даже коменданта уговаривает — никуда не выпускать. Пусть хоть всю стену обдрочит в свободные выходные. И Джисон, ну, снова его на какую-то тусовку тащит, но Минхо — никуда не пойдёт. У него зачёт скоро по мифологии, и черт знает, что он сделает, если бухнет. И Джисон — в дверь стучит, еле-еле, придерживаясь руками за вход. И он смотрит так ярко, кажется, руками — за футболку, и виснет, ну, как долбоеб. Минхо вздыхает и дверь за ним — к черту, оттаскивая куда-то на кровать. И ему бы чай — горячий и крепкий, но Джисон его за руки, и… — Эй, хен, слушай… — и у Минхо не секунду — дыхание, и… — У тебя такие пиздатые уши. И Минхо ему щас, ну, правда въебет. А потом — он продолжает, и Минхо, ну, плохо, и как же, блять, хорошо, что он купил этот дурацкий тонометр — не молод уже, ну, правда, в конце концов, особенно когда вены через кожу видно — на постоянке, и хуй знает, физиология это — или он давно просто сдох… — И вообще, хен, ты охуенный такой, и красивый, и как вообще мне так повезло, и ты мне нравишься, кажется, и… А Минхо, на секундочку, жарко. Потому что Джисон ему, шепотом, в сердце. — Ты пьян, Сона. Давай чай и утр… И Джисон — откровенно, ну, ноет, вцепившись прямо в футболку: — Да не пил я там ни черта, меня Чанбин обратно насильно отправил, потому что я весь час — ныл. По тебе. Потому что ты мне так нравишься, правда, и я на днях, ну, подрался из-за тебя, а еще постоянно думаю о какой-то хуйне. Типа, может на свидание сходим или покрасим уже эти ебучие стены? Я не могу с этим ебучим розовым, я ебал, ну, правда. А Минхо — ну, смотрит на него серьезно, так и держась — неудачно — за пиздец какой неровный каркас. И Джисон на него пялится, не моргая почти, и шепотом практически: — Хоть что-нибудь скажешь?.. И Минхо наклонятся — ну, блять, неудобно, поэтому он осторожно руками — в скользящий и блядский матрас. И, блять, ну — к черту? Потому что у Джисона губы — сухие, в какой-то ядреной и сладкой газировке, и он все ещё неловко за футболку — руками, как будто боясь отпустить. И продолжает шепотом, без умолку, что я даже Чана уже заебал, ну, ты прикинь, я не думал, что так вообще можно, и… А Минхо его волосы пальцами — осторожно, потому что они от кондеров — по-милому вьются, и он сам — дурацкая эта сирень, и, ну, у них ряженка в холодильнике — халявная и последняя — снова одна на двоих, и… — Хен, а хен… а я теперь не буду платить за холодильник? И смотрит из-под челки так хитро. Вот умеет же, сука, испортить момент. Минхо наклоняется, резко, кусая его несильно — прямо за нос. — Не надейся. У нас теперь семейный бюджет. И, ну, должен же Минхо кто-то отбить снова — снова, блять, спизженную сковородку. Не просто так же он пластыри новые купил. — С котиками? — С котиками, с котиками.