Red flags 🚩

-Может для вас я и обычная железяка, но для себя я единственный вариант. Единственный и особенный. -делает упор на последнем слове Дилан, искренне злясь на чужое поведение.

Кажется что на этого парня злиться было невозможно. Спокойный, уравновешенный, мало эмоциональный, но добрый в словах и поступках, эмпатичный даже, когда это нужно.

Маска человека которую он соткал пародируя чужое поведение по крупицам бесила больше любых нравственных психов, до скрипа зубов и закатывания глаз до такой степени, что картина цветных кругов-галлюцинаций стала роднее матери из сценария. - Я не хотел подвергать тебя опасности. Прости. - этот человек перед ним пронизан ложью с головы до пят, настолько искусно скрываемой, что если бы не статьи о людях после амнезии и с другими психологическими отклонениями, он бы и сейчас поверил в это "Прости" вмиг остынув. До чего же бесит. Ты и вправду не хочешь довериться даже мне? Железке, что ничего тебе противопоставить не может? -Тогда почему продолжаешь потакать ей? Разве не ты говорил мне о своём нежелании с ней работать, не смотря на то что сам втянул её в это? - хотелось надавить, загнать в угол, выжать всю возможную правду, выпить - попробовать на вкус чужую начинку так яро скрываемую, узнать всё до мельчайших подробностей. Дилан хмурит брови, активно жестикулирует руками, говорит тихо, но тревожно быстро. - Хаа... Я устал. Я знаю что задумывался тобой, ну или не тобой, как мозг, однако даже со всеми этими настройками заядлого трудоголика мне, блять, пиздецки сложно. - Ох, ему нельзя сильно кипятиться. В конце концов, спугнуть этого оленя ему определённо не хочется. Подумал автоматон, сбавив тон и постаравшись успокоиться. - Может я и требую многого, но, пожалуйста, пока вы во мне нуждаетесь, пока я вам, блять, нужен, относись ко мне по человечнее. - не то чтобы он сильно переживал из за подобного отношения. Так было раньше : раньше щемило сердце, раньше прерывалось дыхание от каждого пустого, надменного взгляда той же Шерон, раньше ночи проводились за прочтением своего сценария, раньше, раньше, всё раньше. А этот парень не изменил своего к нему отношения, как казалось тогда. Нейтральная улыбка, повседневный тартар, мягкий голос - всё это дарило спокойствие и уверенность в себе и своей человечности, важности. Он даже не помнит когда в его голове образ миловидного парня перевернулся с ног на голову, превращаясь в этого лживого ублюдка. Не помнит как начал различать чужие эмоции на каменном лице, не помнит как начал подмечать закусанные, в недовольстве, губы, напряжённые, в негодовании, плечи, чуть опускающиеся брови, в злости. Начал замечать откровенное лицемерие и ахуительную актёрскую игру. Не помнит, но теперь знает. Знает, поэтому перестал надеется на свою хоть минимальную важность в чужих глазах. Задушил и утопил в болоте чувств и проблем, которых у роботов быть не должно. Причина его самобичевания замолчала, закусив губу и окаменив плечи. Недоволен, ублюдок? Или теряешься в противоречии мыслей, прокручивая в голове чужие разговоры, хоть немного похожие на эту ситуацию, чтобы ответить хотя бы как то? Или думаешь промолчать чтобы не за гнаться в тупик? Наблюдать за вечным, совсем немного меняющимся покерфейсом, было занимательно и в тоже время противно. Поддавшись искушению, Дилан отводит глаза, не рассчитывая на продолжение разговора. А тот кажется и рад оправдать чужие ожидания, потому, почувствовав свободу от пристального взгляда, позорно убегает, при этом всё так же гордо держа спину, и ноги переставляя расслабленно. Часа через два он возвращается, точно блудный сын, с тартаром в качестве, кажется, извинений. Идет плавно, двигается мягко, как обычно, похоже не о чем не переживая. Только руки кровью пахнут, так неправильно, но в тоже время будто подходя ему, ему настоящему, вызывая отвращение. Ужин Дилан принимает, ест спокойно, тоже как обычно. Только не благодарит и не хвалит. А "мироходец" идёт к собственной кровати, садится раставив ноги, кладёт на них руки, локтями соприкасаясь с коленями, свешивая кисти к полу. И молчит. Просто пялится в стену, не реагируя даже на Абилку, что ластиться в его ногах. - Я не знаю как вести себя человечно.- резко начинает он. - Без понятия было ли это известно мне раньше, однако, вместе с памятью я забыл всё, начиная от собственной личности, которая у людей вроде как состоит из их воспоминаний, их истории, заканчивая любыми понятиями о социализации. - Дилан давиться куском мяса. "Ублюдок, ты что, специально?! Сначала еду приносишь, а потом исповедуешься? Что за новый вид пыток, ты, садист?!" Думает он, заходясь в кашле. - Я умею читать, писать и говорить на этом языке, только потому что я чертов мироходец, у которого в крови заложено подстраиваться под любые условия.- безжалостно продолжает Харрис, дождавшись тишины. - Я не знаю какие эмоции я должен испытавать или, хотя бы, породировать в тех или иных моментах. Я не знаю кто я. Я концентрируюсь на расследовании не обращая сильного внимания на чьи либо чувства, потому что мне нужно чем то занимать мозг. Я сплю по 5, в лучшем случае, часа в день, засыпая в час ночи и просыпаясь в шесть утра, для того чтобы поменьше видеть омерзительные сны. Я бегаю выполнять поручения из фрифлая, всё свободное время, чтобы не дай бог, у меня были силы и время задуматься о чем то касающиеся меня самого или окружающих. - говорит он медленно, хрипло, смакуя каждое предложение, делая паузы, чтобы подобрать нужные слова. Дилан замирает, наушники снимает, всем корпусом к говорящему поворачивается смотря на того неотрывно. Неожиданная правда, честность, кажется не реальной, слишком вкусной, желанной настолько что сердце заходится в бешеном ритме. Он не льстит себе, думая о том что довериться решили именно ему, знает, что перед ним всегда была Шерон, но всё равно еле сдерживает улыбку от чувства победы, сводящей с ума. -Дилан, дело не в Шерон, а в моём эгоизме.- на этой фразе, кажется, он выпадает. Распахивает глаза в шоке, рот открывает, не зная что хотел сказать. Эгоизм. Разбирая чужую личность, он рассматривал подобную черту, но только исключительно для того чтобы утешить себя, тогда ещё верившего в чужую доброту, мягкость и в собственную ценность. Узнав правду, он отказался и от этих мыслей. А сейчас, этот засранец говорит ему то, что он хотел, искренне хотел услышать недели так две назад. Надежда снова начинает гореть, прожигать мозг вместе с сердцем. Яро тушится, но совершенно не хочет догорать. - Я не склонен к импульсивным поступкам, - продолжает он, делая большую паузу и снимая надоедливые очки, всё равно пряча глаза под челкой. - Но когда голову пожирают надоедливые черви, шепчя что то на своём языке который даже я не способен понять, давят на мозг, проползают в такие глубины моей души о которых я сам и не знаю, я блять готов на всё чтобы хоть чуть чуть приглушить их омерзительную мелодию которая играется на моих нервах. Задушить их самих, вытравить. - шепя устрашающе произносит, кривя губы в отвращении. А у Дилана до сих пор мозг плавится от прошлых слов, выжигая любую к мироходцу ненависть. Удивительно что чужое признание эгоизма действует на него так. Факта им осознанного это не меняет, им пользуются, нагло, ничего не отдавая взамен, но эта лавина из честности и искренности топит все негативные мысли. У них у обоих проблемы с башкой. -Извини. Это мои проблемы в конце концов. - меняя тон, смягчаясь, говорит Лололошка, медленно вставая с кровати и подходя к автоматону. - Я найду как с ними справиться, не переживай, я больше не подвергну тебя опасности.- продолжает, окуная каждое слово в сахар, так, чтобы на зубах скрипело. - Если уж быть до конца честным, ты для меня самый человечный, самый особенный и дорогой, что вообще существует в этом мире. Как бы громко, для того кто не разбирается в собственных чувствах, это не звучало. - Мир в голове у Дилана взрывается. Если прошлые слова были долгожданной правдой, горькой и кислой, то эти казались сладкой ложью, произнесенные искренне, будто по настоящему. От сомнения становится мерзко, чужие руки на своих плечах удерживают душу на месте будто заставляя во всё поверить. А когда кудрявая голова падает на плечо, носом прислоняясь к шее, руки обвивают туловище, мягко гладя рёбра, у Дилана, кажется вообще выбора не остаётся. Если это всё очень продуманная ложь, то он готов в неё окунуться, утонуть, захлебнуться в сладости. Голову откидывает, открывает шею непроизвольно приближая чужое лицо ещё ближе, сходя с ума от ощущаемого на ней дыхания, медленного, прерывистого. - Они быстрее умрут, чем прикоснуться к тебе хоть пальцем. - говорит он шёпотом, будто озвучивая мысли вслух, приближая губы чуть ли не вплотную к коже на шее брюнета, руки на животе сжимая чуть сильнее, держа всё так же мягко и нежно, что Дилан, кажется, задыхается. Воздух в лёгкие поступает только минуты через две. Они находятся в том же положении, тесно прислоняясь к друг другу, слишком близко, даже интимно. Он в голове прокручивает весь чужой монолог, разбирает каждую букву, не веря в реальность. Кажется, будто все эти слова просто галлюцинация, сладкая и желанная. Вдруг вспоминается последнее предложение, произнесённое шёпотом. Чужие руки и губы будто пытались отвлечь его, затуманить разум, заставить не обратить внимания на свои слова. -Ты готов убить живых людей ради железки? - тихо и медленно пробует Дилан. "Какой же ты ред флаг, Лололошка", думает он, отражая на лице язвительную усмешку. Но, будто в противопоставлении тревоги или настороженности в сердце нет, так же как и сомнения в чужих угрозах. -"Железкой" только ты себя считаешь. -фыркнул он, кажется закатив глаза. - Если судить по обрывочным воспоминаниям, мои руки давно уже в крови. Не знаю кем я был, но народу перерезал кучу. Может быть, я творил это ради благого дела, но факт остаётся фактом. - аккуратно, настороженно, но честно и прямолинейно говорит мироходец, анархист, революционер. Но положения не меняет, несмотря на откровенное неудобство и затекшую шею. -Тебя это пугает? -пробует, прощупывает почву, будто боясь чего то. Смешной. Может быть, Дилан и насторожился бы, если подобное произнёс бы кто то другой, но нет. Он слишком долго ждал эту правду, честность, чтобы отказывать себе в удовольствии, испугаться, спрятаться или уйти, увеличив дистанцию. Нет, точно не сейчас. Пока эти мертвые люди, копошащиеся и давящие на чужой мозг, не приносят им проблем в этой реальности, его они не трогают. Пусть хоть в собственной крови захлёбываются, от боли хрипят, на коленях рыдают с надеждой на пощаду, ему будет всё равно. - Мои датчики уже давно не видят в тебе угрозу. - скрывая настоящие чувства, правду, с намёком на улыбку в голосе говорит он, шутит. -Правда? - а Лололошку его потуги кажется забавляют, лжец из него и вправду гораздо более искусный, чем раньше думал автоматон. Он читает людей как открытую книгу, будто без зазрения совести пользуется телепатией. Отлипает от чужой шеи, голову приближая к чужому лицу, и улыбается, хитро, задорно, странно честно, настолько, что смешинки и в глазах пляшут, отражаясь в чёрной склере, в серо-фиолетовых глазах, что состоят будто из космического мусора, подражая чёрной дыре, затягивают в своем очаровании, пахнут опасностью, таинственностью. -Хо, у тебя и такое выражение лица есть. - язвительно смеясь говорит автоматон, пряча мысли о чужой опасной привлекательности куда подальше, поражаясь и радуясь искренности. На самом деле ему стоило быть серьёзнее. Он столько часов провёл в ненависти к его маскам, его бесстыдной лживости, а тут, дорвавшись до искренности будто превратился в без характерное желе, умеющее только улыбаться глупо, да язвительно шутить, защищая расплывающееся тело. У него к горлу тошнота поднималась, стоило ему посмотреть на его притворную улыбку, зубы скрипели в желании разбить чужую наглую морду в мясо. А сейчас он не знает куда глаза деть, лишь бы не смотреть в чужие, сводящие с ума, голову клал на поджарое тело, шею прислонял ближе лицу, к губам, тонким и искусанным. Этот ублюдок делает с ним что то странное. -Какое? - продолжая забавляться, отчётливо видя чужие метания, приближаясь ещё ближе давил он, голос делая тише. -Хитрющее и задорное. - говорит Дилан, сдаваясь, под напором. Хочется рассказать ему всё, душой не кривя, избавится от страха быть раскрытым, лицо не строить, не защищаться, выложить всё как есть. -Тебе идёт. - срывается с его губ невольно, пресекая все попытки казаться отстранëннее, спокойнее. -Ты считаешь? - уже откровенно издеваясь говорит парень, глаза в полумесяцы прищуривая, на дьявола похожий. Захотелось ему вдарить, но вместо этого Дилан резко, грубо, даже безжалостно хватает чужое лицо одной рукой за подбородок, приближая ближе к до сих пор горящему экрану ноутбука, открывая окно с камерой на нём. Безобразный шрам под пальцами на чужой щеке заинтересовывал. Впрочем, вряд ли эта жертва собственных воспоминаний ему что то сможет рассказать. - У тебя достаточно миловидный образ. - начинает Дилан, готовясь делится своими наблюдениями, что были настолько подробными, что казались многолетними. - Белая, тёплая одежда без резких деталей. Кудрявые волосы что лежат гнездом на голове, будто ты про расчёску не знаешь. Мягкая улыбка, которую ты используешь чтобы казаться ещё более безобидным. - сухо, силясь что бы не добавить лишних уточнений говорит автоматон. - Но как только ты снимаешь очки и переодеваешься этот вид разбивается, как карточный домик. - не делая остановок произносит он, желая поскорее закончить, проклиная себя из прошлого что начал этот диалог. - Чего стоит только твоё накаченное тело, покрытое шрамами. - этот парень редко носит что то обтягивающее, не ходит в футболках или майках, но любит выходить из душа в одном набедренном полотенце, будто специально позволяя рассматривать своё тело. Шрамы у него были многообразные, где то звезды напоминающие, где-то безобразные, от ожогов. -Но главное - глаза. Глубокие и пугающие. - он не комментирует чужую особенность, игнорирует чёрную, как космос, склеру. -Вырез у тебя интересный, лисий, насмехающийся. Это делает тебя "устрашающим в своей неординарности и притягательно таинственным". - последнюю фразу он произносит с усмешкой, будто какую то книгу цитируя в издëвке. Глаза - зеркало души, говорят люди, и Дилан с ними соглашается. Чужие очи подходят их о обладателю до безумия идеально, по настоящему отражая сложную, инопланетную, противную и страшную личность, такую неправильную и неадекватную, что брюнет в неё верит. -Какой лестный отзыв о моей внешности. И часто ты меня рассматриваешь? - ни капли не смущаясь, всё также откровенно насмешливо смотря в чужие глаза, тянет, будто мурлыкает Мироходец, руку в волосы запуская и чёрные пряди перебирая. Дилан же, ощущая чужие мозолистые пальцы, гладящие кожу его головы, глаза закрывает, тонуть и плавится продолжает ещё быстрее, да настолько, что в голове даже мысли не возникает отстраниться, сохранить дистанцию, хотя бы мизерную, просто позволяющую дышать, себя в руках держать. - У тебя тоже красивые глаза. - начинает Лололошка, перестав улыбаться, но очи прищуривая, с чужих взгляда не сводя, пристально следя за подрагивающими веками. - Во снах я часто вижу воду, задыхаюсь и тону, когда вокруг только морские глубины, но твои - не пугают. - снова откровеничая продолжает он, активно делясь своим сумасшествием, пальцы мягко по чужой коже видя, не переставая. - Ты смотришь властно, тоже топишь, но будто заставляя смириться и отдать тебе свою волю и душу, расслабиться и раствориться. - неожиданно произносит он. Дилан и вправду вкладывал в каждый свой на него взгляд подобные желания, но определённо не думал что в его стеклянных линзах это будет настолько просто читаться. -Хм. Ты в любом случае делаешь комплимент не мне, а моему создателю. - бесстрастно отвечает он, глаза не раскрывая, не хмурясь, особых чувств разочарованных в слова не вкладывая. - Тогда и ты делал комплимент не мне, а моим родителям, в таком случае. - нагло, но также бесстрастно парирует парень, глаза закатывая и улыбаясь уголком губ. Дилан готов заснуть прямо в своём игровом кресле, убаюканный чужими словами и руками.