Кадровые перестановки и их последствия

К третьей распитой на двоих бутылке начало вечереть. Дотторе развалился в кресле, раздевшись до рубашки и подняв маску на волосы. Настроение квазистационарно колебалось вокруг спокойствия и тишины. Притихла в голове вечная беседа – кто-то ушёл с головой в дела и игнорировал чужие впечатления, а кто-то спал и вовсе мог проглядеть, как Регратор крутит в длинных пальцах ножку бокала. Позвякивало об мондштадский хрусталь серебро колец. Он долго планировал этот разговор, и наконец настал идеальный момент. – Панталоне, – сказал Дотторе, – я хочу детей. Регратор посмотрел на него из-под очков. Или не на него – после возлияний Панталоне начинал слегка косить. Блеснули свечи, тепло отражаясь в прозрачных стёклах, и лучший из его соратников тонко, тепло улыбнулся. Ослабил шейный платок. – Доктор, – проникновенно сказал он, – конечно, ты хочешь. И знаешь, что я не против. И повернул ключ в корпусе стоящей на столе счётной машины. – Потому предлагаю заранее оценить изменившийся бюджет. Приборы, собранные Сандроне, предполагали, что для сведущего в технике конструкция была логичной, и Дотторе уныло оглядел заднюю панель в поисках тумблера экстренного выключения. Но единственным, что могли подсказать разъезжающиеся перед глазами кнопки, была мысль не мешать рассветное полусладкое с этанолом класса особой чистоты. А вырубить прибор малодушно хотелось. В плане восстановления поставок образцов, набираемом Панталоне на клавиатуре машины, уже значилось семь человек. Возникшая в жизни Дотторе проблема была неприятной, но заметной. Беда была в том, что он привык воспринимать поставки образцов из Дома Очага как должное. Но сменилась власть, и, за четыре дня собрав по лесам все, что осталось от Крукабены, Фатуи закопали её где-то в Фонтейне – в коробе размером с марципановую бонбоньерку. Та же, кого теперь звали Слугой, не отходя от подножия Ледяного трона первым делом аннулировала договоры и контракты предыдущей Предвестницы. Все до единого. Как выяснилось, увлечённая, бескорыстная изобретательность и энтузиазм прежней Слуги по отношению к его экспериментам над бесплатными детьми была довольно уникальным сочетанием человеческих качеств. Защёлкали шестерёнки в корпусе. Чернила выписали на печатной ленте слово “Мора”, неизбежное в свете рассуждений Пьеро о распределении финансов в пользу организации неких событий на десять лет вперёд. Конечно, Доктор потребовал всяческих изысков, которые могли показаться излишними, но отказываться от них он не планировал. Не станет же он Сёки но Ками из чугуна собирать. – Регратор, тебе ведь известно, что людей можно убедить и иными методами. – Похитители детей, которым не платят зарплату, могут не к месту открыть рот и пагубно повлиять на международные отношения, – кинули на него взгляд из-под очков. – К слову, стоит учесть ресурсы, обучение и подготовку. Если жертвовать либо объёмом поставок, либо качеством… – Напомню, что ты спокойно привёз мне образец из Сумеру. – Образец из Сумеру ты себе сам привёз. Спорить было не с чем. Хотя пустынная агентурная сеть клялась, что не зря проедает трёхсотпятидесятый грант подряд, Дотторе прекрасно знал, что образец агентам на руки сдали собственные родители, какую бы там Бадр ни требовал премию за их психологическую обработку. Дальше было дело примчавшихся в пустыню Дельты и Гаммы, на волне юношеского энтузиазма дотащивших элеазарового ребёнка до посредников из Снежной. По официальной версии – даже не на телеге, краденой на тракте Сумеру – Караван-Рибат. Повторять это Дотторе, конечно же, не собирался. Самостоятельно – точно, а грантоедская агентура была либо занята, либо некомпетентна, либо требовала выдаваемых счётной машиной числовых рядов. А Арлекино аннулировала договорённости и отклоняла любые попытки назначить встречу. Долив остатки спирта в бокал, Второй Предвестник преисполнился рационального и принялся раздражённо сокрушаться о кадровых перестановках. *** – Эта ситуация, – в который раз за последние дни сообщил Дотторе, – кажется мне возмутительной. В мастерской Сандроне творился совершенный аншлаг. За столом, прямо на сложенных на стул записях, сидел Дотторе и возмущенно перелистывал её чертежи. Другой расположился на полу и не менее возмущенно припаивал кхаэнрийскую микросхему к чему-то, похожему на кофейник. Третий Дотторе, отчаявшись, видимо, в приемлемых способах выразить возмущение, стоял у стены и бился головой об подставленную Коломбинину ладонь. – Могла бы руку и убрать, – без выражения сказала Сандроне, вытягивая из-под оригинала программную ленту к проекту “Катерина”. – Здравствуй, Дева. Что вы все здесь забыли? – Понимаешь, – задушевно сказала ей Третья, – у нас новая девочка. Про девочку – вернее, Четвёртую Предвестницу – Сандроне слышала, видела и даже немного нюхала – молекулярный датчик в одной из колонн Ледяной Палаты работал почти без перебоев. Хорошо пахла новая Предвестница – снегом, кровью и металлом. Как они все. – Девочка. Невежа! – плюнул ядом Дотторе у стены, предприняв ещё одну попытку соединить их мастерские сквозной дырой в форме головы. – Препятствует научным свершениям! – Эпсилон, дорогой, ну она же ещё маленькая, – потирая руку, меланхолично упрекнула его Коломбина. – Вот и я говорю: молодёжи в наше время совершенно не хватает достойного образования, – поддакнул от чертежей Прайм и нахмурился. – Поразительное пренебрежение перспективами общего дела в свете отсутствия понимания процессов и свойственной человеку узости мышления. Довольно жалкое зрелище. – Со своей стороны могу сказать, что подобная наглость совершенно недальновидна, – поделился Ро, свободной от паяльника рукой протягивая вскрытый конверт. – Читайте. “Уважаемый Второй Предвестник! Вынуждена уведомить, что с принятием титула Слуги, ранее носимого упоминаемой Вами г-жой К., юридическая ответственность не наследуется согласно должностному регламенту Предвестников Фатуи от 21.12.2203 э.а., (ст. 11, доп. 1 к п. 4), и я не намерена обсуждать продление контрактов, в которых не заинтересована и к которым не имею никакого отношения. Четвёртая Предвестница Фатуи, Слуга, Арлекино.” Так однозначно отбривать Доктора и у Панталоне-то получалось через раз. Да что там – за это не бралась и Синьора. А неплоха Предвестница. Кажется, она зря сказала это вслух – раздражённо фыркнув, бившийся головой Дотторе развернулся и предпринял попытку пнуть стену. Но у ранних образцов не было ни физической силы, ни затейливых модификаций – преграда устояла, а сегмент Эпсилон, осыпанный штукатуркой, запрыгал на одной ноге и болезненно завыл. Она переглянулась с Коломбиной. Та безмятежно улыбнулась, пребывая в бесконечных мирах хаоса, заключенных между вуалью и крылышками. – У нас совет, – шепотом пояснила Третья. – Решаем, что же дорогому Зандику с этим делать. – А что, в Минпроме наконец договорились о покушении на Панталоне? Дотторе резко поднял голову от чертежей. – Да уже три недели пытаются, у меня записи есть, – отмахнулась Марионетка. – Нет, серьёзно. Никто, кроме Регратора, на вытирание твоих соплей не подписывался. – Мы с ним советовались, – вздохнул Ро, пока оригинал ходил по мастерской с видом человека, координирующего в своей голове заказное убийство видной политической фигуры. – Но официальный запрос через секретариат уже не сработал, а у Панталоне ещё похмелье. Потому прорабатываем вариант переговоров без него. Нет ли у вас идей, Сандроне? Нашли, кого спросить. По большей части её социализация ограничивалась тренировкой языковых модулей биомеханоидов и вредными для здравого смысла моментами, когда Дотторе надоедало общаться об инженерных науках с одними только голосами в голове. Такое было редкостью, и прямо сейчас Сандроне видела живых людей в первый раз за три недели. И все эти люди зачем-то смотрели на неё. Ладони мгновенно вспотели. – Ну. Угости её чаем? В Фонтейне все пьют чай. Наверное. Страну вод Сандроне помнила довольно смутно, но все Дотторе настаивали на том, чтобы постоянно хлестать кофе, а в Сумеру кофе был в чести. Приходилось экстраполировать. – Я тоже так сказала! – растянула губки Коломбина, обнажив около пятидесяти зубов в идеальной улыбке. – Доброжелательно и мило… – Ненужные ухищрения, – прервал оригинал. – Полагаю, её отказ продиктован непониманием того, как и зачем высшие эшелоны Фатуи проводят исследовательские проекты. Вопрос в том, как бы подобрать доступную её уровню демонстрацию. На что мне ориентироваться? На руководство Академии? На чайный гриб? О, демонстрации. Когда Сандроне ещё пыталась выяснить, почему интеллектуальная элита Фатуи – Второй и Седьмая, а не наоборот, он пригласил её на инспекцию фабрики в Иназуме и рассказал о каждом шаге процесса, в котором кхемические формулы обращали пылающую неконтролируемой древней ненавистью скверну мёртвого бога в подвластный любому глупцу артефакт. Отправившийся с ними Панталоне уснул на блок-схеме третьего из сорока пяти реакторов, что вызывало в Сандроне иррациональное мелочное злорадство – пополам с тем, что после этого Дотторе зарёкся обсуждать важные вещи со всеми, кто не знает, что такое блок-схема. В данный момент это решение, несомненно, что-то ему да усложнило. – Позвольте сказать, что я вдохновился схожей идеей, – прервал страдания оригинала Ро, откладывая паяльник в сторону. – Думаю, кого-то столь невежественного, как Арлекино, это уже удивит. Дева, будьте любезны, дайте кружку… Приспособление в руках Ро действительно оказалось кофейником. Её особым, усовершенствованным кофейником. А ведь он ей очень нравился. В лёгкий металлический корпус был встроен автоматический подогрев, налаженное автоматическое удаление гущи и регулятор температуры. Она долго калибровала его – так, чтобы после пары нажатий кнопок получался идеальный кофе, лучше всего подходящий к рабочему настроению. В протянутой ей кружке было что-то не то. Совсем. – Я собрал чафейник. Сандроне поставила чашку на стол. – Очень полезное изобретение. Всё, что в него попадает, превращается в чай. Медленно, очень медленно она сделала два шага вперёд. – Я сейчас тебя самого в чай превращу, выкидыш инкубаторный. А ну разбирай. Судя по виду Ро, он был бы не против сделать такие же два шага назад, но статус Второго Предвестника и присутствие оригинала заставляли держать марку. Марионетка, Седьмая Предвестница Фатуи, повелительница механизмов, стоящая посреди своей мастерской, зловеще подняла ладонь… И хлопнула себе по лбу. – Вот какие тебе переговоры? – она повернулась к Коломбине. – Какие этому вредителю переговоры? Отвернись – а он уже ломает твой кофейник, лезет в твои чертежи и ворует детали от твоих приборов. Здесь даже чай не поможет. – Дорогая Сандроне, право, учёным нашего с вами уровня не стоит размениваться на незначительные склоки. И тем более упоминать давние обиды, будто дожидаясь оправданий или объясне… – Сколько на Крио-преобразователе диодных лазеров? А было сколько? Вот и молчи, генофонд. – Между прочим, это для… – заикнулся было Эпсилон, но Ро вовремя подскочил и заткнул испорченным кофейником потенциальное нарушение конфиденциальности. – Про переговоры, – тяжело сказала Марионетка. – Поняла я всё про переговоры. Нужен тот, кто сможет прилично себя вести. Держать себя в руках, если я неясно выразилась. Дотторе переглянулись. – Положимся на чужое мнение, – примирительно сказала Третья. – Кого из вас отыскал дорогой Пьеро? – М-м-м-мня, - невнятно булькнул торчащий изо рта Эпсилона чафейник. Коломбина колыхнула вуалью – сморгнула. Затем мягко и очень аккуратно похлопала Сандроне по предплечью. Штукатурка за спиной сегмента медленно шла глубокими трещинами, собирающимися в узор, похожий на чью-то последнюю нервную клетку. *** – Дельта? – Сразу нет. – Тау? Тау, подойди. – Выбрали, кого к людям выпустить. – Лямбда? – Всё хуже и хуже. – Череп замминистра промышленности? – Чего? – Зачем мы вообще его об этом спрашиваем? – Зачем вы вообще меня об этом спрашиваете? – поинтересовался Скарамучча, натянув капюшон до кончика носа. Выловить его в Заполярном было невозможно, поэтому Дотторе зажали его у ворот при почти успешной попытке сбежать от них в метель. – У вас конкурс на тему того, в какой момент жизни ты был приятным человеком? Ни в какой, все проиграли, можете расходиться. – Нам необходимо определить, – произнёс Дельта, помахивая черепом, – кто из нас вызывает больше всего доверия. Череп был хорош – тщательно очищенный, травленый кислотой. Держать его предполагалось за позвонки, связанные в конструкцию, не разваливающуюся за счёт десятка канцелярских резинок. Молчал Шестой Предвестник ещё выразительнее, чем говорил. – Кого бы ты выбрал, - продолжил Лямбда, – если бы… Резинка под пальцем Дельты щёлкнула. Нижний шейный позвонок пошатнулся, но устоял на месте. Другие Дотторе немедленно зашикали. – Кого угодно, кроме вас всех, – сказал Скарамучча и, воспользовавшись заминкой, протиснулся между сегментами, чтобы раствориться среди росчерков летящего с низких туч снега. Растворялся он довольно медленно – сугробы уже намело так, что в них проваливался даже Капитано. – Шестой, – окликнули его сзади. Можно было бы полететь, но влажный от снега плащ весил слишком много, чтобы подняться на одном слабом отклике силы Электро. А снимать его пока было нельзя. – Сказитель, – повторил знакомый голос, отражаясь сам в себе. – Мы ведь договаривались об определённом уровне вежливости и коммуникабельности. Разве тебя не интересует демонтаж лазерной оптики? Скарамучча поднял ногу едва ли не до уровня шеи. Вытряхнул из голенища подтаявшие комья. Опустил. Поправил съехавший капюшон на голове. Демонтаж был весомым аргументом. – Дотторе, – ласково, вежливо и коммуникабельно сказал он, – не старайся. Даже последняя тварь из времён зари мироздания вызывает больше желания культурно пообщаться. За спиной замолчали, что позволило Скарамучче спокойно уйти – ещё на целых семьдесят сантиметров. Затем кто-то пару раз хлопнул в ладоши. Торжествующе щёлкнула резинка. – А ты продолжаешь становиться причиной озарений, Сказитель! На очевидную насмешку хотелось огрызнуться, но его ждала метель, в которую в конце концов надо было уйти. В плохо завязанные берцы сыпался снег. Капюшон сметало с головы. Приходилось цепляться за мех, чтобы не открыть голову как ветру, так и тем, кто в этот снежный вечер мог выглянуть из окна. Но сугробы не становились меньше, а порывы тише – и Скарамучча ещё долго шагал в тёмное никуда, то и дело на радость Доктору неравномерно сияя в зимней тьме лазером, вспыхивающим под макушкой. Чуть менее прикрытой, чем обычно – даже без капюшона и шляпы. В чём Второй Предвестник преуспел – так это в мерзких шутках и в создании себе на будущее определённых гарантий. Так думало удаляющееся древнее создание, уверенное, что успело понять о своих соратниках всё. Кроме того, что наученная вредительствами Сандроне начнёт подвергать растаскиваемые детали неочевидно срабатывающим модификациям. *** Несмотря на кажущуюся простоту совета о первозданных существах, уговорить энтропию хаоса на направленные действия стоило Дотторе ряда ощутимых усилий. – Милая Перуэр. Я ведь могу называть тебя милой Перуэр? Белые оборки кружевного платья занимали почти всё окно вывода следящего устройства. Серебристые цепочки и подвески бликовали в полумраке Ледяных Палат. По мастерской плыл аромат ландышей, мешаясь с отчетливым духом хлороформа – то ли Коломбина была не в настроении, то ли Сандроне препаршиво настраивала свои детекторы. – Госпожа Третья, я предпочитаю обращение по титулу, – сказала Слуга и немедленно завесила лицо чёлкой. – Ах, хорошо, дорогая Ар-ле, – мурлыкнула Коломбина с идеальным фонтейнским выговором и присела в полупоклоне, встрепенувшись крыльями. – Прошу прощения за излишнюю смелость. – Все в порядке. Арлекино невероятно хорошо владела собой, являя необычную для такой юной особы сдержанность. Поэтому, не нависай камера прямо над потемневшими кончиками ушей, Четвёртая Предвестница могла бы произвести иное впечатление. Но, к своему – наверняка! – сожалению, она, как многие бледные люди, необыкновенно легко краснела. Просмотр начинал превращаться в зрелище. С Коломбиной было просто – не считать зубы, не оглядываться на тени. Не вслушиваться в возникающий в её присутствии сонм шепотков на неизвестных языках. Не пытаться всмотреться в сомкнутые под вуалью ресницы и не позволять себе думать о Деве дольше, чем требуется для ответа на её лёгкие реплики. Прямо сейчас Дотторе и двое его коллег наблюдали за девушкой, которая полностью игнорировала все предписания о Третьей, выдаваемые будущим Фатуи за тридцать метров до входа в Заполярный Дворец. Внешне, конечно, ничего не происходило. Внешне Арлекино с вежливым лицом отвечала на ничего не значащие вопросы. Но Дотторе нёс за собой опыт четырёх сотен лет психологических манипуляций, подсказывающий ему, куда смотреть. Уши краснели. Пальцы перебирали мех воротника чуть быстрее необходимого. Крукабена неплохо выдрессировала преемницу, но кружева, ленты и отрешённая восторженность Субретки были сокрушительны для одинокой личности в расцвете юных лет. Сегмент Гамма периодически посвящал Коломбине отвратные газели. – Поверить не могу, что это работает, – прокомментировала Сандроне, чьи отвратные сонеты пятилетней давности надёжно хранились среди его коллекции компромата на коллег. – Госпожа Седьмая, мы с вами слишком умны для этого, но не недооценивайте неочевидных средств. Попытки Панталоне рифмовать на снежнийском Дотторе держал отдельно и периодически перечитывал. По ту сторону монитора Арлекино становилась всё ближе и ближе к поэзии. – Предвестникам стоит лучше ладить друг с другом, не считаешь? Сандроне еле слышно хмыкнула. Как бы он ни был согласен с её мнением о том, что некоторые соратники лучше смотрелись бы разобранными на запчасти, на экране разворачивалась иная корпоративная тактика. – Я бы выпила с тобой кофе. Или чаю. А кстати, куда делся чафейник? Странно. – Скоро я собираю Предвестниц на музыкальный вечер, – продолжала мурлыкать Коломбина. – Не хочешь посетить его, Арле? Нам стоит… познакомиться с тобой поближе. – Благодарю вас за приглашение, – ответила Четвёртая. Глянула на Коломбину из-под густой чёлки и без единой мысли на лице полезла под плащ теребить пуговицы жилета. Опомнившись, через секунду отпустила их, принявшись перебирать пальцами мех. Но под полами верхней одежды уже мелькнули голые до самых бёдер ноги, и в голове Дотторе мелькнула невероятно эффективная идея. Воспаления! При такой замечательной, крайне уместной в самом северном городе Тейвата манере одеваться они возникли бы хоть у хиличурла, хоть у потомка Сошедших. И даже необычному организму в конце концов неизбежно понадобился бы доктор. Особый Доктор. Стоило всего лишь убедить Царицу в уникальности медицинского случая – и можно было бы приняться внедрять различные альтернативные методики лечения инфекций мочеполовой системы. Специально для пациентов с заманчиво неясными проклятьями. Начать стоило бы с обследования помутнённой древней энергией роговицы… Дотторе на секунду перемотал запись назад, чтобы вывести на соседний экран кадр с ногами, и приблизил камеру к явно посиневшим коленкам. – Вы ведь думаете о том же, о чём и я? Панталоне посмотрел на него из-под очков. – С кем из младших срезов стоит поздороваться? Передай им, что отрезать людям конечности – не всегда убедительный метод. Сегмент Дельта прямо сейчас обнаружил, что у секретаря Министерства Промышленности Снежного Царства на этот счёт было другое мнение, потому во избежание когнитивного диссонанса трансляцию пришлось отложить. – Да что конечности. Цистит! Сандроне едва дёрнулась – очевидно, в восторге от простоты и изящества идеи. Панталоне же только поднял брови, пребывая в неведении счастливого человека. – Думаю, мне требуются разъяснения. – Есть такая болезнь… Наученный блок-схемами, он пару секунд колебался над достойным демонстрационным примером. – Дорогой Регратор, тебе когда-нибудь приходилось помещать иглу в уретру? – Себе – нет. Доктора мгновенно захлестнуло абсолютно научное по своему характеру любопытство. – Флиртуйте в другом месте, – перебила его Сандроне, очевидно, такового не испытавшая. Что ж, кто-то Второй, кто-то Седьмая. Другое место было уже занято. И, пока они отвлекались, там всё пошло несколько не так. – Вы говорите очень необычные вещи, – сообщала коллеге Арлекино. Справившись с желанием смотреть из-под чёлки, она прислонилась к стене и медленно вытягивала пальцы вдоль белизны плаща, ловя в камни колец отблески, посылаемые серебром подвесок. Коломбина навертела на палец ленту. Стены вокруг них слегка завибрировали. – Ах, ты привыкнешь к этому, – мурлыкнула она. – В Заполярном Дворце обсуждают много интересного. – Я говорю вовсе не о тайнах, – слегка качнула головой Арлекино – так, чтобы белые волосы разлетелись по мягкому меху. – С вами интересно беседовать, Дева. Экран расцвёл разноцветными полосами и предупреждениями на кхаэнрийском. С края медленно потекла тёмная капля, съедающая за собой пиксели. Достав из кармана ключ на одиннадцать, Сандроне очень осторожно постучала по изображению Коломбины. – Ай-ай, – сказала Третья. Жидкость немедленно испарилась. – Вы в порядке? – шагнула к ней Арлекино, подняла руку – и, случайно или нет, поймала в когти край кружевной пелерины. Обе Предвестницы на пару секунд мигнули чёрной расплывшейся картинкой. С полки за диваном что-то громко свалилось. Слуга на экране вглядывалась в прикрытые ресницы. Глаз Порчи на плече Девятого Предвестника издал достойный закипающего чафейника пронзительный свист. – Наверное, мне пора, – отступая на шаг, нежно проговорила Дева. – Жду на чаепитие! Я пришлю приглашение, дорогая Арле! И Коломбина поспешно упорхнула, оставляя за собой заполнивший мониторы и мастерскую туманный сверкающий след. Математическая теория о поддающейся организации энтропии оказалась полна возмутительной, невежественной лжи. Сразу видно – Академия. *** Маленькая девочка, сидящая на диванчике у кабинета Арлекино, полностью его проигнорировала. Даже не повернула головы – взглянув на которую, подглядывающий Гамма захлопал в ладоши и засмеялся восторженным смехом. Кэцляйн! Тысячи километров от Мондштадта – и настоящая, живая кэцляйн! Прямо в Заполярном Дворце. В соседнем крыле от его научного центра. Из головы мигом вымело любые сомнения. Прямо сейчас по вине невежественной Арлекино не совершалось огромного множества крайне любопытных научных открытий. – Здравствуйте, юная леди. Девочка молчала, упорно созерцая стену. Особенности развития? Не слышит? Не говорит? Дотторе мысленно размял руки и на всякий случай отправил срезов организовывать уборку в операционной. Из дверей кабинета выскочил мальчик – на вид примерно ровесник кэцляйн – и, немедленно сориентировавшись в ситуации, вежливо склонил голову. – Добрый день, господин! Простите мою сестру, она… не очень общительна. Проходите, Отец вас ожидает. Брат ценного образца определённо не был кэцляйн, и Дотторе коллективно возрадовался любопытнейшему факту. Будущая экспериментальная база пополнялась на глазах. Улыбнувшись мальчику (тот сделал шаг назад), он нащупал в кармане леденец и начал осторожно разворачивать. Потом вспомнил, сколько раз ему советовали держать себя в руках, и опустил конфету обратно. В конце концов, для Арлекино и её деточек у него было ещё много направленных на налаживание дружественных отношений сладких подарков. Вживую преемница Крукабены выглядела не лучше, чем на мониторе. Мрачная тощая девица стояла, прислонившись к подоконнику, и сверлила посетителя достойными полугодового исследования тёмными глазами. Костюм не по погоде был на месте, и мысли о плане В – от слова “воспаление” – приподняли его и без того неплохое настроение. Арлекино проследила за направлением его взгляда и плотнее запахнула плащ. – Зачем вы пришли, Второй Предвестник? Настало время вежливой убедительности. С поддержкой далёкого иназумского Мю, в своё время сорвавшего овации ранних сегментов за Татарасуну, Дотторе рассыпался в приветствиях, кивках и приглашениях Четвёртой Предвестницы к её же столу в её же кабинете, впихнув в руки коробку конфет “Просторы родины”. – Здесь двадцать штук, как раз хватит всем вашим прелестным воспитанникам… За четыре сотни лет экспериментов он несколько раз сжигал себе вкусовые рецепторы, потому о конфетах Дотторе мог уверенно сказать лишь то, что они сладкие. Но все подчинённые регулярно носили ему коробки с изображением вида на лес у столицы, так что дар, вероятно, был неплох на вкус и вполне уместен. – Что вам нужно? – прерывая разглагольствования о конфетах, резко спросила Слуга. – Вы хотели обсудить некий серьёзный вопрос. Что ж. Купись она сразу, Доктор бы разочаровался. – О, я вас понимаю, но это действительно долгий разговор. О ряде внутренних процессов и о достойных внимания договорах… Я бы не отказался от чая. – Чай так чай, – пожала плечами Арлекино, звоня в колокольчик. – Лини, передай на кухню… Дети были свободно вхожи в кабинет новой Слуги – вернувшаяся вместе с горничной кэцляйн присела на стул в углу и принялась разглаживать завязанный на хвосте бант. Возможно, Четвёртая ожидала, что Доктора смутит присутствие её подопечных. Какой расчёт, какая наивность. Горничная налила Арлекино половину чашки. Всё шло как надо. Ещё немного – и можно будет приступать к повышению собственной убедительности. А пока… За спиной раздался звон разлетающегося фарфора, и Дотторе обернулся на звук. Очевидно, торчащий в коридоре мальчик невовремя решил сунуться к “Отцу” – и врезался в выходящую горничную. Ему удалось поймать чайник, пусть и вылив на себя всю заварку, но фарфоровая крышечка уже не удержалась сверху – и, пролетев мимо подхватывающей её руки, разлетелась осколками по полу у двери. – Ой! – вскрикнула девушка. – Сейчас принесу щётку. – Оставь, – сказала ей Предвестница. – Этот неловкий ребёнок постоянно что-нибудь разбивает. Уберёшься здесь, когда мы договорим, Лини. Значит, мальчик уже её не устраивал. Это можно было обсудить, как они обсуждали такие случаи с Крукабеной – и он развернулся обратно к Арлекино, чтобы наконец перейти к волнующему вопросу. Кэцляйн успела оказаться у стола. Испугалась шума и искала помощи у “родительницы”? О, он бы помог ей с настройкой механизмов самозащиты. Ещё как помог бы – но это требовало дальнейшей коммуникации. Доктор мысленно размял руки и отпил из чашки. Ох. Не зря он пил чай так редко – кофе было куда сложнее пересластить. Тишина растянулась во времени. Арлекино смотрела на него не мигая – кажется, с чем-то вроде холодного любопытства. – Речь шла о договоре, – наконец напомнила Предвестница, не дождавшаяся неизвестно чего. – Да, точно, – сказал Дотторе. – Нам с вами необходим некий договор. – Подозреваю, – нахмурилась Арлекино, – что речь пойдёт о детях. – О детях, – подтвердил он. – Чего вы хотите для детей, Четвёртая? Наконец Арлекино отмерла – и медленно, медленно моргнула. Затем подалась вперёд. – Вы хотите сказать, – проговорила она, – что договор о вашем участии в жизни Дома Очага будет составлен на моих условиях. – Конечно же, на ваших условиях. – подтвердил Дотторе и отхлебнул сладкого, сладкого чая из своей чашки. – Как иначе? Арлекино подняла брови. Затем достала из стола стопку бумаг и принялась расписывать требования. Кажется, для переговоров нужно было что-то, что он хотел достать из кармана. Но там ничего не обнаружилось, и Дотторе решил, что это было неважно – тем более, что необходимо было выслушать, что ему скажет Слуга. А Четвёртая Предвестница говорила, и он соглашался. На передачу и последующее уничтожение ненужных уже хроник переписки с Крукабеной. На выездные эксперименты с пламенем и на отсутствие претензий при возможном причинённом ему ущербе. На контроль старших воспитанников над регулярными медосмотрами и расширение списка бесплатных процедур. Она достала чистый лист и записывала, записывала, записывала – и он был совершенно не против поставить внизу свою подпись. – И последнее, – сказала Четвёртая. – В страховку будет входить стоматология. – Совершенно бесплатная стоматология, – миролюбиво улыбнулся Доктор. – Как вам будет угодно. *** – Ну, – сказала Арлекино, когда за пошатывающимся Вторым Предвестником закрылась дверь, – показывайте. Ловкими уверенными жестами Лини извлёк из-под плаща кошелёк, два скальпеля, обмотанный канцелярской резинкой шейный позвонок, пустой шприц с двадцатью делениями и облепленный пылью развёрнутый леденец. Линетт положила на кучу вещей закрытую пробирку, на дне которой плескалась мутная светло-зелёная жидкость. – Вот это вернуть где было – рассмотрев трофеи, она отодвинула их обратно. – Потом идите на кухню – выберете сами, что завтра будет на завтрак. – Отец, – Лини, теряющийся от выбора, помялся, – а нам ещё нельзя сладкое? – Можно, – кивнула вспомнившая о стоматологии Арлекино. – Только не эти конфеты. Слуга подвинула к себе чуть помятую коробку с как будто бы не вскрытой крышкой. – Запомните, дети: “Просторы родины” – это угощение для гостей. Таких, как Второй Предвестник. И она убрала самые мерзкие конфеты Снежного Царства в отдельный закрытый ящик. *** – Она, – сказал Дотторе. На появившегося в дверях Доктора уставились все. И Дельта с мешком, полным бывшего министерства промышленности. И Панталоне, вертящий в руках череп. И Коломбина с расчёской и лентами, и даже Сандроне – отягощённая Стражем Руин, корсетом, сложным узлом на затылке и обречённым видом человека, отлично знающего, что в Третью Предвестницу нельзя кидать тяжёлые тупые предметы. Всех было слишком много. Необратимее сохранения в веках свидетельств позора был только его неизбежно открывающийся рот. – Эта… хитроумная Четвёртая Предвестница, – продолжил Доктор и вперился взглядом в стену. Первым сообразил, конечно же, он сам. Пока все растерянно хмурились и хлопали крыльями-бантами, Сегмент Дельта присвистнул и гадко захохотал. – Полюбуйтесь: гордый оригинал. Великий, древний Предвестник… которого развели, как дурака. И даже не пробуй сбежать! Не правда ли, у нас вышел довольно вкусный препарат? – Слишком приторный, – вытолкнул из себя Дотторе, жалея, что временно не может прикусить язык. – Пересластить элементальное зелье! Неудивительно, что тебя отчислили из Академии. – Тебя отчислили, – парировал сияющий Дельта, и повернулся к аудитории. – Дорогие коллеги! Позвольте представить вам особую разработку для переговоров с Арлекино. Для честных, продуктивных переговоров, требующих всего лишь пары капель в чьём-то стакане. – В чьём-чьём стакане? – переспросила Коломбина. Конец был неизбежен. Дельта принялся улыбаться ещё более мерзко. – Эффект уже спадает, но тем не менее – попробуйте что-нибудь у него попросить. Сандроне хищно выпрямилась в руках Стража Руин. Не зря эта женщина в худшие дни напоминала ему средних сегментов. – Ну-ка, Дотторе. Отвечай: где мои лазеры? – Припаял на Скарамуччу, – сказал он и немедленно захлопнул рукой рот. – Да! – Дельта практически пел. – Он со всем согласится! На всё ответит! Вы не представляете, каким покладистым может быть Второй Предвестник Фатуи! Пока никто из присутствующих не получил каких-либо представлений о его покладистости, Доктор извлёк угощение, предназначенное для ценных образцов Арлекино, но тут же наткнулся на протянутую ладошку. – Не поделишься, дорогой Зандик? Ну конечно он поделился. Коломбина отрезала ему последний путь к спасению. – Ммм, – она лизнула конфету. – Какая замечательная карамелька. Дотторе молча смотрел, как в пространстве внутри Девы исчезает его полулетальная доза фентанила. Панталоне открыл было рот, чтобы спросить нечто опасное для репутации Доктора, – например, уточнить о мотивациях, благодаря которым в комнате сейчас присутствовал мешок с костями его врагов, – но тут в приёмной раздался громкий стук. Распахнулись двери, и в кабинет ввалилось сразу несколько сегментов. С излишним, абсолютно недостойным его статуса энтузиазмом: Бету даже уронили на пол. Впрочем, тот абсолютно не расстроился. Подняв голову, экспериментальный срез воссиял полными счастья глазами: – А ты купишь мне плюшевого аранару? – Конечно же купит. Дельта не просто так оповестил нас о поразительной глупости. – О необыкновенной удаче, я бы сказал. Переведи меня на Сёки но Ками. – Ах, значит, оригинал наконец может многое прояснить. Почему мне и Гамме ограничили взаимодействие с Пьеро? – Потому что вы два нестабильных идиота и он абсолютно прав. Но почему с Шутом не могу говорить я? – Потому что ты третий нестабильный идиот без представлений о достоинстве и самоконтроле. Прайм, у меня есть возражения о сухом законе… – Подожди, начнём с использования несимпатичных периодов жизни для чёрных работ. Согласитесь, что нам стоит пересмотреть иерархию… – А ещё я хочу фигурку мелюзины. В полный рост! Это было последней каплей. Второй Предвестник поднялся и шагнул назад, развернувшись к коллегам. Он не был кем-то вроде Капитано, и даже в маске не выглядел особо угрожающе. Но когда он наклонился над Сандроне и болезненно, пронзительно посмотрел в лицо Седьмой Предвестницы, та поймала вспыхнувший алым взгляд и замерла – как заворожённая, как сомнамбула. И медленно съехала по ладоням робота, открывая корпус Стража позади себя. А потом Дотторе отвёл голову назад и со всей силы опустил лоб на выступающий участок обшивки из калёного кхаэнрийского чугуна. И всё-таки, – промелькнула мысль, пока Марионетка спихивала с себя его тело, теряющее сознание, – на проекте “Сёки но Ками” не стоит окончательно отказываться от проверенных временем материалов. *** Зимний сад Заполярного Дворца вызывал восхищение. Арлекино провела пальцами над хрустально-инеевыми бутонами – те не осыпались, лишь покачнулись, зазвенев морозными краями раскрывающихся лепестков. Как Коломбина и обещала, были все Предвестницы. Даже Седьмая – хмурая невысокая женщина со сложной высокой причёской и в платье, плохо вязавшемся с образом учёной-затворницы. Пришла и Царица; Арлекино склонилась было поцеловать край шитого жемчугом рукава, но та покачала головой. Синьора играла на фортепиано; Коломбина пела на незнакомом языке, трогая струны арфы. От её голоса и дыхания трепетали белые крылья на затылке, колыхалась, порхая над нежными прикрытыми ресницами, короткая кружевная вуаль. Иногда она чуть поворачивала голову к Арлекино – и подпевающие шепотки затихали, а нависающие над ней едва заметные многокрылые фигуры покрывались нежными отблесками света. Полчаса спустя девушки утомились музицировать. Царица, задумчивая и печальная, поблагодарила их и удалилась, объяснившись заседанием по вопросам промышленности, непременно требующим высшего вмешательства. Стол полнился сладостями; посередине стоял чайник, к основанию которого была примотана крупная медная коробка. Сандроне периодически на неё косилась. – Мои дорогие, в честь нашей новой подруги мы будем пить чай, – пропела Коломбина, наливая Арлекино полную чашку. – Я слышала, в Фонтейне его очень любят. Розалин, дорогая, возьми медовик… Вечер неспешно потек лёгким разговором о незначительном. Обменялись вежливостью, обсудили погоду, сад и загадочные исчезновения высших чинов некоего министерства. Говорили Коломбина и Дама; Марионетка по большей части молчала, изредка отвечая на вопросы. Арлекино могла оценить по достоинству собранность учёной – особенно на некотором контрасте. Седьмая, Второй. Похоже, и на ледяном севере многие вещи решали наглость, беспринципность и излишне трепливый рот. – Дорогая Сандроне, – тем временем обратилась к ней Дева, – поделитесь же с нами чем-нибудь о ваших изобретениях. – Разные бывают изобретения, – мрачно улыбнулась учёная. – Недавно вот лазерный аппарат для эпиляции получился. Забавно. Учёная, даже несмотря на наряд, не показалась ей человеком, заботящимся о стандартах красоты, но в каждом Предвестнике – даже в игнорирующей её всю встречу Седьмой – скрывалось нечто неочевидное. Когда та повернулась к Арлекино и вперилась в неё взглядом, Слуга едва не растерялась. – Тебе нужен портной, – отрывисто сказала Марионетка. – Шорты – не дело. – Ах, и верно, для людей здесь слишком холодно, – встрепенулась крыльями Коломбина, не дав Арлекино вставить и слова; пришлось просто нахмуриться в ответ Марионетке. – Недавно из Иназумы приехала мастерица: посмотри, какой чудесный наряд мы с ней придумали для дорогой Сандроне! Я очень, очень на нём настаивала. Портниха была ко времени. Стоило пошить хорошей одежды детям – те, кто были при ней во дворце, должны были выглядеть достойно. Лини и Линетт скоро начнут быстро расти, и Отцу положено быть щедрым к заслужившим благосклонность. А денег – с новыми условиями медицинской страховки – хватило бы на какие угодно наряды. Хоть на купальные костюмы в оборках. Коломбина отошла к арфе. Сидела, полуотвернувшись, и легко напевала, не видя, как Марионетка, распустив корсет, украдкой вытягивает из густых волос десятки шпилек. – Ты утомилась, Четвертая Предвестница? – Вовсе нет… Восьмая, – покачала головой Арлекино. – Просто Розалин. Ты почти не притронулась к еде. Арлекино взглянула на Даму – и увидела, что та улыбалась. – Ничего страшного. Вкусы нашей Субретки, – она понизила голос, – не каждому по нраву. Даже Царице не по силам съесть столько сладкого. Будь к ужину подана лишь пара пирожных, Четвёртая бы не возражала. Как и не отказалась бы от большего, предложи Коломбина гостям кофе или воды. Всё же стол ломился от шоколада, мармелада и конфет – таких ярких, таких засахаренных, что было очевидно: это надо было чем-то запивать. А Арлекино категорически не выносила крепкого чёрного чая. *** Вернувшись с вечера, Сандроне сменила платье на рабочий комбинезон, объявила, что с неё хватит социализации, и заперла мастерскую на новый замок. Сегменты взламывали механизм по очереди: Лямбду уже обожгло энергией Хаоса, а пытавшегося пробить стену Эпсилона – вылившимся сверху кофе идеальной для работы температуры. Порой под дверью можно было найти Скарамуччу, прикрывающего лысину шляпой – тот ждал, пока кто-нибудь соизволит вскрыть ему голову и убрать оттуда вредоносные лазеры. Наивное древнее создание. Не определившись, что делать с полученным от срезов мешком, Панталоне предложил Бете оформить бывших членов министерства в какую-нибудь композицию. Проявив неожиданную финансовую грамотность, маленький сегмент успешно обменял свои услуги на плюшевого синего аранару и чуть менее синюю мелюзину в натуральную величину. Фигурка понравилась Коломбине – та заказала для неё платье с бантиками, а сегмент Ро в творческом порыве соорудил пистолет из шприца, Глаза Порчи и старой канистры. Вышло столь впечатляюще, что впору было оживлять мелюзину и внедрять в фонтейнские бюджетные организации. Конечно, когда Бета наиграется. Наказанный за жестокое обращение с оригиналом Дельта неотрывно сидел с образцом из Сумеру – вводил перорально эссенцию Скверны и жаловался на нелёгкую долю исследователя, попавшего под раздачу от начальства. Образец молчала – то ли из-за характерного эмоционального уплощения, то ли из-за того, что из её горла торчал желудочный зонд, то ли из-за далёких планов вырваться из лаборатории и сбежать подальше. Например, куда-нибудь в Мондштадт. Несмотря на отсутствие между ними понимания, Дельта её практически не осуждал. Регулярно захаживающая к Арлекино Субретка продолжала дымить и протекать сквозь следящие устройства, затрудняя просмотр зрелища и сбор нового компромата. Пока что ясно было одно: конфеты “Просторы родины”, несмотря на протесты Слуги, одетой теперь в брючный костюм, давно доели вместе с коробкой. – Что ж, – сказал Панталоне, – даже спокойные времена бывают богаты на события. Дотторе хмыкнул и поморщился: маска регулярно сползала по вздувшейся на лбу шишке. До серьёзного сотрясения меры пресечения не довели, но всё равно Регратор вместо привычного бокала поставил перед ним стакан воды. Весь мир несказанно портил Доктору настроение. – События, – закатил он глаза. – Тебе ведь известно, какие условия она заставила меня заверить? – Ничего критичного там нет, – посмотрел на него Предвестник, сквозь которого текла вся финансовая бюрократия Фатуи. – Даже выделил бы пару моментов, которые тебе однозначно интересны. Ты не мог не оценить права на свободные эксперименты с её силой. Регратор был абсолютно прав: Доктор уже получил записи о Пламени Арлекино и выяснил, что температура её тела не оставляла никаких шансов плану В. – Оценил, – мрачно сказал он. – Но Слуга одна, и она не покрывает всего плана экспериментов. Мне нужно не менее десяти подопытных для моделирования контроля Акаши на четвёртой стадии развития личности. И если в текущем образце не приживётся Скверна, потребуется незамедлительный перенос в сосуд, которого пока нет… – Надеюсь, твои эксперименты могут подождать приблизительно неделю. Тебя устроят дети из Ли Юэ? Дотторе приподнялся на локте и посмотрел на Панталоне. – Пришлось задействовать… некоторые старые каналы. Но я умею ценить оказанные мне услуги. И быть благодарным. Собираясь осведомиться о природе оказанных им услуг, он открыл было рот – и повернул голову на композицию из раскрашенных маркерами скелетов. Ситуация заслуживала комментария о верной и неверной интерпретации причин, несомненно. Но, по общему мнению, в вопросах прямой коммуникации Второй Предвестник был совершенно невыносим – а вытекать нефтью из мониторов было не в его духе. Как и расползаться туманом, и вздрагивать вместе со стенами. Так что Доктор просто кивнул и прикрыл лицо тыльной стороной руки. – Если у тебя болит голова, предлагаю пойти в верхнюю гостиную, – сказал Регратор в стороне. – Я уже велел её проветрить. И подать кофе. Впрочем, многое устраивало его и без лишних разъяснений. – Хорошо, – сказал Доктор, поднимаясь. – Только, пожалуйста, без сахара.