И тебе перепадёт

      — Хэ-эй, чел, что не так?       Годжо расслабленно улыбается, приподнимая руки в примирительном жесте, пока стоящий на входе амбал шарится по его карманам. Наверняка выискиваает пакетик с порошком или таблетками, ведь проводящий вечеринку третьекурсник слишком труслив, чтобы позволять такое в своём доме. Запрещёнки с собой у Годжо нет, но кто сказал, что он не принял ничего заранее? Не сказать, что он обдолбан в хлам, нет. Всего лишь выкурил один жалкий косяк, так, для блеска глаз. Он облизывает пересохшие губы и ныряет в океан из пьяных тел, с ловкостью профессионального пловца пробираясь куда-то вглубь. Видит знакомые лица тут и там, но нигде не может отыскать Сугуру, который наверняка приехал раньше него. Какая жалость. Взгляд цепляется за Эри — одну из немногих его однокурсниц, с которой возможно нормально общаться. Она игриво улыбается какому-то идиоту, беззастенчиво лапающего её за бёдра, и совершенно не обращает внимание на окружающих. Сплетница с потока совершенно точно напишет об этом в своём выпуске, который появится в её блоге после вечеринки. Интересно, упомянут ли Годжо в этот раз? Он очень надеется, что да.       — Эри-чан, не видела Сугуру? — Сатору нагло вплетается в чужой флирт, обводя мозолистой рукой женскую талию и профессионально отнимая у неё стакан с алкоголем.       — Нет, не видела. Будь другом, съебись, а?       Годжо громко смеётся и вновь теряется в толпе, на этот раз позволяя ей унести себя в сторону веселья. Ладно, отыщет позже. Или сам найдётся. Писать не будет — многовато чести.       Громкие биты заставляют желудок подпрыгивать в такт музыке, вызывая странное чувство тревожности глубоко внутри, а плохой свет почти плавит мозг и жутко перенапрягает зрение. Рен ходит шатко, её заносит то туда, то сюда, а стакан с чем-то алкогольным постепенно пустеет от слабой хватки отнимающихся пальцев. Они липкие, до омерзения липкие, потому что она умудрилась пролить на себя сначала морс, а потом какую-то сладкую газировку. Запах химозной клубники пропитал её руки и испачканную светлую майку, из-за которой ей пришлось оставить веселье в самом разгаре и отойти в уборную, не забыв заплетающимся языком связать пару путанных фраз о своей отлучке. Эри, даже не глянув в сторону подруги, лишь махнула рукой, продолжая ворковать с высоким смуглым парнем. Рен припоминает его, кажется, с их колледжа, но уже выпускается, поэтому появляется на учёбе редко. Куда уж до них, второгодок, которые ещё не растеряли прилежность и даже делают, время от времени, домашние задания. Ну и мерзость. О чём она вообще думает?       Ей кажется, будто мир крутится вокруг неё, как если бы она сидела на детской карусели, и у Рен ноги отнимаются и предательски коленки подгибаются. Она заваливается вбок и выставляет руку, надеясь схватиться за стену, только вместе холодной поверхности — чьё-то горячее тело, не дающее сложится пополам на полу. Рен выпускает стаканчик из рук, повисая на крепкой мужской шее, и поднимает голову, встречаясь с пронзительными голубыми глазами.       — Го-оджо! — Рен пьяна, может позволить себе всё то, чего стесняется сделать трезвой. Она стаскивает тёмные очки с кончика его носа и блаженно улыбается, прижимаясь ближе. Сатору смотрит с любопытством и привычной ему смешинкой, совсем не ожидавший увидеть настолько пьяную однокурсницу. Рен Сюнтаро ведь всегда такая… приличная? Ну, преимущественно. Обычно всегда собранная, не позволяющая своим желаниям взять верх; слишком правильная и педантичная. Видеть её в почти неадекватном состоянии странно, пускай и увлекательно. Годжо чуть морщится, чувствуя, как неприятно намокает от пролитого алкоголя его любимая толстовка. Сюнтаро сегодня удивляет, безо всяких сомнений. На белоснежной ткани расплывается уродливое розоватое пятно, которое вряд ли отстирается, если не разобраться с ним вовремя. Блеск. Впрочем, она может похвастаться таким же, где-то в районе груди.       — Рен-ча-ан! — он копирует её пьяный тон и блаженую улыбку, крепко держа за плечи. Чуть отстраняет от себя, глядя на то, как послушно её тело болтается в его руках. Господь, да сколько же она выпила? Рен, как тряпичная кукла, повисает у него на руке, понимая, что ноги её точно больше не удержат. Эта картина пробивает его на смех. Сегодня, несомненно, одна из интереснейших вечеринок. — Пойдём, тебе лучше присесть.       Он игнорирует несвязные протесты однокурсницы, которая просто хотела сходить в уборную и стянуть с себя пропахшую спиртом майку, утягивая в более спокойную часть дома, где мило воркуют парочки, рассевшись на мягких диванах. Один был занят компанией девушек, уже дремавших в обнимку с бутылкой рома, другой — целовавшимися… парнями? Ладно, Годжо не особо хотелось их прерывать. Вот незадача. Зато кресло было свободно, и к нему он и потянул Сюнтаро, тихо копошившуюся за его спиной.       — Сколько ты выпила? — Сатору спросил из интереса, чтобы потом обязательно поделиться с Гето. В тихом омуте… или как там? Неважно. Кто бы мог подумать, что он когда-нибудь увидит, как у Сюнтаро глаза от переизбытка алкоголя разъезжаются и язык заплетается? Уморительно. Но о ней точно следует позаботиться, а уже потом можно напиться и самому. — Кажется, ты уже навеселе.       — Не твоё собачье дело, — Сюнтаро опускается в кресло, расслабленно выдыхает. В полумраке, куда не доходит неоновый свет (и откуда в жилом доме такая клубная подсветка?), ей становится одновременно и лучше, и хуже. Она прикрывает рот ладонью, хмурясь, и откидывается на мягкую спинку, пустым взглядом пялясь в потолок. Что-то ей паршиво. Даже к Годжо приставать не хочется, хотя две минуты назад она с удовольствием висела у него на шее, готовая его чуть ли не облизать. Когда Рен протрезвеет, то ей будет очень и очень стыдно. Наверняка Эри лишь ободряюще хлопнет её по плечу и скажет что-то вроде: «ну зато ты полапала такого красавчика», «зато потом посмеёмся» или что-то в этом роде. Совершенно не обнадёживает.       — Боже-боже, как скажешь, — Сатору смешно с её поведения. Голос у Годжо красивый, она ещё давно это заметила. Он сам, в целом, как Аполлон во плоти, но никто этого вслух не скажет, да и этому самодовольному ублюдку и самому это известно. По сравнению с Гето, Сатору совершенно невыносимый, но, чёрт, это в нём и привлекает. По крайней мере, Рен точно влечёт к этому раздолбаю больше, чем к его вежливому лучшему другу, который обычно больше молчит. То ли дело идиотские шутки Годжо, бесконечным потоком льющиеся из его поганого, никогда не закрывающегося рта. Сюнтаро что-то оскорбительно мычит и старается дышать через нос, чтобы не вывернуть желудок ему под ноги. После такого можно вообще не появляться в колледже… Рен на себя зла — перепила, ну как малолетка на первой вписке, и почти обдолбалась, благо, ума хватило отказаться от соблазнительных таблеток, обещавших эйфорию длиной в пару часиков. И как их вообще притащили, когда амбал на входе едва ли не в задницу ей лез, пока искал дурь? — Сиди тут, амазонка.       Годжо отходит к окончательно отключившимся девушкам, беззастенчиво вытаскивая из их объятий полупустую бутылку рома и ещё полную бутылку текилы. Трезвым он отсюда не выйдет.       — Сам ты амазонка, идиот, — лицо горит то ли от алкоголя, то ли от усталости, а может в доме просто было душно, что совсем неудивительно, учитывая количество разгорячённых тел, заполонивших комнаты. Рен лениво поднимает руку, показывая ему средний палец, а после неуклюже стягивает испачканную майку, бросая рядом с собой на пол. Сатору присвистывает, не в силах проконтролировать предательски сползший ниже положенного взгляд. Да уж, а он не верил Гето, который убеждал, что нет никого горячее заучек и душнил. Или Годжо просто достаточно обдолбан для того, чтобы посчитать свою занудную недо-подругу горячей? Неважно. Кожа Рен уже едва заметно поблескивает от пота, который мелкой дорожкой стекает с шеи вниз, в ложбинку меж грудями. — Как же жарко.       — Понимаю, рядом со мной трудно не раздеться, — Сюнтаро закатывает глаза на его ублюдский юмор, а после давится возмущениями, когда Сатору бесцеремонно поднимает её с кресла, чтобы сесть туда самому. Впрочем, он же джентльмен! Даму на ногах стоять не оставит, тем более, что они её не слишком слушают. Годжо дёргает Рен на себя, усаживая себе на колени, и по-хозяйски обнимает за талию. Она едва слышно икает и толкает его, пытаясь привстать, но Сатору лишь крепче прижимает её к своей груди. Отпускать эту сумасшедшую куда-то опасно, причём он не уверен, для кого именно: для неё или всё же для окружающих. — Ни стыда у тебя нет, ни совести. Оделась бы.       — Нет, она воняет спиртом.       — Так кто тебе виноват, криворукая? — Годжо снимает с себя толстовку, тоже пропахшую алкоголем, и насильно натягивает на крутящуюся во все стороны девушку, совершенно не желающую быть одетой. Она возмущённо кричит, что ей жарко, и заезжает ему по носу, заставляя Сатору раздражённо зашипеть. — Блять, Рен, перестань брыкаться.       — Убери от меня свои руки и свою вонючую кофту, — Сюнтаро почти роняет на пол бутылку текилы, но вовремя останавливает себя от лишних телодвижений. Успевает перехватить её за горлышко, подтягивая ближе и прижимая к груди, а когда оборачивается к Годжо, то так и застывает с открытым ртом, глядя на тонкую струйку крови, пробежавшую от носа до подбородка. Она тихо сглатывает и несмело поднимает взгляд, к своему удивлению, натыкаясь на граничащее с безумием восхищение в голубых глазах. Они кажутся чёрными из-за расширенного зрачка, почти заполнившего собой светлую радужку, и это слегка пугает, но скорее в приятном смысле. А может она просто слишком пьяна, чтобы разобраться в своих чувствах. — Ты что, обдолбанный?       — Хоть бы извинилась. Ну вылитая дикарка.       Сатору хмыкает. Запрокидывает голову, расплываясь в улыбке, и утирает ладонью подсыхающую кровь. Это даже приятно, но, конечно, только если по лицу тебя бьёт милая девушка, а не уродливый третьегодка с колледжа. Слегка подрагивающей рукой заливает ром себе в рот, а после притягивает Рен ближе, утыкаясь в тёмную макушку носом. От густых волос пахнет чем-то сладким и приятным. Он не может описать запах её шампуня (шампуня же? Годжо не слишком разбирается в этих женских штучках), но ему невероятно нравится. Так сильно, что он спускается ниже, пачкая кровью розовеющую щеку. Сатору оставляет смазанный поцелуй на линии челюсти, царапая сухими губами кожу, и хрипло вздыхает, обдавая её крепким запахом алкоголя.       — Что ты делаешь?       Рен хмурится, но не отстраняется. Она достаточно пьяна, чтобы позволить ему пока невинные поцелуи, от которых её зрачки расширяются похлеще, чем у Годжо, но остатки трезвого разума наводят беспорядок в голове. Мысли путаются: можно или нельзя? Хочется, но стоит ли? Не хочется прослыть местной шалавой, но, блять, кто в здравом уме откажется от Годжо Сатору?       — А разве я что-то делаю? Нет, ни-че-го.       Да, совершенно точно. Ни-че-го. Совершенно точно не целует её, размазывая остатки крови по её губам и смешивая вкус железа с ромом. Сюнтаро задыхается, как будто целуется в первый раз, но даже самый первый её поцелуй не вызывал в ней такого сумасшедшего вихря чувств, сносящего остатки рамок в голове. Кажется, она почти трезвеет от такого потрясения, но не находит в себе сил прекратить происходящее, даже если утром оно заставит её очень сильно пожалеть. Рен впивается пальцами в широкие плечи Годжо до побеления и чувствует, как его мозолистые руки забираются под толстовку, проходятся по рёбрам и бокам. От этих прикосновений мурашки по спине табунами бегают и волосы дыбом встают, настолько приятно и необычно.       Это же Годжо Сатору — почти неприкасаемый. Он далеко не бабник и переспать с ним намного сложнее, чем кажется. Ни одна живая душа не тронет его, если он сам того не позволит, и, чёрт, Рен чувствует себя почти что избранной, сидя на его крепких бёдрах и утопая в развязном поцелуе. От него можно ожидать всего, включая беспорядочную половую жизнь, но он на удивление… избирателен? Привередлив? Такое даже не опишешь толком. И думать об этом совершенно не хочется, по крайней мере, уж точно не сейчас, когда его горячие губы сминают её собственные в странной, но чертовски горячей борьбе. Тело током бьёт от каждого его касания, а Рен всё льнёт и льнёт, стараясь оказаться как можно ближе. Ей хочется слиться с ним, стать с ним одним целым, но получается лишь сгорать от жара его крепкого тела, дрожащими пальцами водя по напряжённым плечам.       Быть с Годжо — чистой воды мазохизм, но ей это нравится до безумия.       Нравится задыхаться от поцелуя, млеть от прикосновений и цепляться за него, будто за спасательный круг посреди открытого моря. Он выглядит холодным, но рядом с ним адски горячо.       — Прям тут? — в голос закрадывается хрипотца. Сюнтаро от этого все внутренности сводит в странном спазме, заставляя мелко задрожать. Кажется, она протрезвела не до конца, раз отвечает ему кивком, нетерпеливо возвращаясь к прерванному поцелую. Боже, как же ей плевать на всех вокруг. Годжо на подобное лишь глухо смеётся, мягко обводя изгибы её тела и сминая мягкие бёдра жилистыми пальцами. Чёрт, он обязательно расскажет об этом Сугуру, когда пересечётся с ним, потому что о такой женщине молчать нельзя. Если бы не это ублюдское место, с которого они видны почти каждому желающему, Сатору сомневается, что на Рен ещё оставалась бы хоть какая-то одежда. Ни его толстовка, ни эта короткая юбка, ни бельё — долой всё, что скрывает это красивое тело от его цепкого взгляда. — М-чёрт, Рен…       Она двигает бёдрами слишком резко, задевая то, что ей не следовало, отчего Годжо обессиленно откидывает голову на спинку, шумно сглатывая загустевшую слюну. У него мозги отключаются: от возбуждения, от дури, от алкоголя, от чёртовой Рен Сюнтаро, которая, видимо, в хлам настолько, что решает поцеловать его в кадык, ибо иначе эти сумасшедшие порывы он оправдать не может. Кто бы вообще мог подумать, что она умеет вести себя так? Алкоголь действительно творит чудеса — вытаскивает из людей их истинную натуру.       Натуре Годжо, например, очень тесно. Он раздвигает пошире ноги и чуть сползает вниз, оказываясь в полулежачем состоянии, но даже смена позы не помогает ему хоть немного облегчить адское давление в штанах. Его раздражают люди вокруг, лезущие в такую интимную ситуацию, и, наверное, он бы давно стянул с себя эти идиотские джинсы, если бы был в более уединённом месте, но, увы, комнаты наверняка закрыты, ведь ещё перед вечеринкой все присутствующие получили довольно понятное указание: «в моём доме трахаться не смейте». Сексом не заниматься, дурь не приносить… как вообще алкоголь на детское шампанское и яблочный сок не заменили? Рен привстаёт, чувствуя его дискомфорт, а он едва ли не слюной давится.       Сатору задирает свою же толстовку, пятно на которой действительно вряд ли выведется, и просто ныряет под неё с головой. Его горячие губы целуют Рен где-то над пупком, прокладывая влажную дорожку к груди, пока аккуратные женские руки мягко гладят его по затылку сквозь плотную ткань. Он ловко справляется с застёжкой бюстгальтера и нежно целует ложбинку меж грудями, оставляя там едва ощутимый укус. Сюнтаро вздрагивает, громко вздыхает и оттягивает ткань от горла, чтобы встретиться с затуманенным взглядом голубых глаз. Годжо тянет её бёдра вниз, заставляя сесть обратно, и бесстыдно задирает юбку повыше, оголяя красивые ноги и нижнее бельё.       — Хэллоу Китти? — он иронично приподнимает брови, пусть Рен этого и не видит. — Не ожидал.       — Откуда я знала, что именно сегодня пересплю с кем-то? — она смущённо бубнит, легонько хлопая его по голове. Толстовка смягчает удар настолько, что Сатору его едва ощущает, но всё равно заливается тихим смехом, считая её действия очаровательными. Рен нетерпеливо ёрзает, а ещё кусает губы, чувствуя себя опустошённо без горячих поцелуев. Мозолистые пальцы Годжо гладят кромку белья, будто не решается его стянуть, и он опаляет тяжёлым дыханием её рёбра, иногда оставляя на них короткие поцелуи. В его голове со скоростью света принимаются решения, о которых он утром вряд ли пожалеет. В отличие от Рен. — Го-оджо!       — Не думал, что ты такая бесстыжая, — он стягивает с головы ткань и вылезает из-под толстовки, тихо посмеиваясь. Не даёт ей ответить, сдвигая бельё в сторону и проводя пальцами по мокрым складкам. Рен давится словами и вздрагивает так резко, что почти вскакивает с колен Годжо. Он довольно улыбается на такую реакцию, и льнёт к её губам в аккуратном поцелуе, позволяя одному пальцу спокойно проскользнуть внутрь. Сдавленный вздох теряется в чужой ухмылке. Рен сжимается, застывая на пару мгновений, и едва заметно шевелит бёдрами, не в силах удержать себя на месте. — Знаешь ситуация как-то не располагает к сексу.       — Годжо, мне по-е-бать, — она почти озлобленно цедит каждое слово, но смотрит совершенно отчаянным взглядом. — Вот честно. Глубочайше.       — Кто из нас обдолбанный: ты или я?       Сюнтаро начинает сомневаться в ответе. Сатору плавно двигает пальцем, гладит мягкие стенки, в очередной раз проверяя её реакцию на свои действия, а когда она его удовлетворяет, добавляет второй и начинает своё веселье. Рен утыкается ему в плечо, мыча проклятия с каждым движением его руки, и впивается ногтями в предплечье другой, за которую успевает схватиться. По её телу разливается странный жар, природу которого она не может понять, и, что самое странное, мысли о грязности происходящего заставляют его разгораться лишь сильнее. Со стороны особо не поймёшь, чем они занимаются, но любой приглядевшийся сможет увидеть её раскрасневшееся лицо и лихорадочно блестящие от возбуждения глаза. Она давит стоны, которые вряд ли будет слышно за выносящей мозг музыкой, и подрагивает от мягко скользящих в ней пальцев, дающих приятное ощущение наполненности. Рен чуть отстраняется, желая посмотреть на лицо Годжо, и слишком громко вздыхает, смешивая выдох с таким же громким стоном. Внимательный взгляд Сатору что-то задевает внутри неё, отчего живот будто простреливает необъяснимое ощущение.       Он убирает руку, вытаскивая мокрые от смазки пальцы. Годжо косит взгляд на хмурую Рен, довольно улыбаясь разочарованному стону где-то над ухом, и не без труда справляется с пуговицей на своих джинсах. Дышать намного легче, когда каменный стояк не сдавливает плотная ткань — неоспоримый факт.       — Что же будет, если это кто-то увидет, м, Рен?       Ему так хочется подразнить её. Он видит озабоченный взгляд, но не даёт ей обернуться, надавливая на затылок и заставляя уткнуться в его плечо. Сюнтаро цепляется пальцами за его майку и шумно сглатывая, чуть поддаваясь бёдрами вперёд. Годжо смотрит ей в глаза и понимает, что она безбожно пьяна, как бы сильно ей ни хотелось этого отрицать. Дай ей волю — переспит с ним прям на барной стойке, если место найдётся.       — Только представь: тебя сфоткает какая-нибудь девка с колледжа и весь месяц все будут обсуждать, как сладко ты стонала на Годжо. Нравится?       — Заткнись!       Она недовольно мычит и с громким шлепком опускает ладонь на его распухшие губы. Рен шевелится и ёрзает, давит ему на пах своей задницей, и Сатору почти что проглатывает свой язык от этого давления, слишком крепко впиваясь пальцами в мягкие бёдра. Она убирает руку и приподнимается, немного растерянно смотря на зажмурившегося Годжо, а он лишь тянется дрожащей рукой к ширинке, понимая, что ему же лучше будет прекратить её дразнить. Сюнтаро понимает, к чему он клонит. Сама дёргает за молнию и скользит пальцами под плотную ткань джинс, стягивая взмокшее бельё. Ей стыдно и страшно смотреть туда, вниз, откуда несёт обжигающим кожу жаром. Шершавая ладонь Годжо проходится меж её ног, заставляет заверещать и вздрогнуть, а после Рен чувствует твёрдую и влажную головку, от которой ноги судорогой сводит. Она облизывает пересохшие от неровного дыхания губы и опускается ниже, ощущая себя до невозможности заполненной. Секс с Годжо — что-то неописуемо странное, совершенно не похожее на всё то, что было до него. Он отключает ей мозги и контроль над телом, оставляя лишь жгучую похоть, толкающую на сумасшедшие поступки. Всплеск. Сатору делает несколько жадных глотков из бутылки, не отрывая глаз от лица Сюнтаро. Она сжимается от его взгляда и давится вязкой слюной от желания его поцеловать.       — Блять, Рен, — он почти мурлычет, это мало похоже на стон. Годжо резковато двигает бёдрами, и Рен заваливается ему на грудь, не сдерживая рвущиеся из неё возгласы. Он зарывается пальцами в её спутанные волосы и делает несколько неаккуратных толчков, почти что в ритм идиотской песне, которая сейчас орёт на весь дом. Звуки музыки заглушают пьяные стоны Сюнтаро, не без удовольствия расписывающейся у Сатору на спине ногтями. Ворот его футболки хрустит от треснувших швов, когда она неуклюже дёргается от мозолистых пальцев, как бы невзначай задевающих клитор. Грязные ругательства застревают в глотке, а мокрый поцелуй заталкивает их глубоко внутрь, вниз по пищеводу. Рен давится воздухом, его губами, и всё никак не может подстроиться под его сбивчивые толчки. Она совершенно забывает про стыд, который грыз её несколько минут назад.       Разве можно о чём-то думать, когда занимаешься сексом с Годжо Сатору? Мысли кольцуются вокруг него, заполняют туманную голову горячими образами и грязными фантазиями. Глаза гуляют по петляющим ручейкам вен на руках, по мягко очерченному прессу, выглядывающему из-под задравшейся футболки, по хитрым глазам с расширенными зрачками. Сатору пожирает её взглядом и жадно ловит каждый вскрик и вздох, который выколачивает из её тела. Удовольствие пузырится в низу живота, сжимаясь в тугую пружину, готовую вот-вот взорваться. Музыка бьёт по ушам и заглушает хриплые полустоны Годжо, теряющиеся в изгибе губ Сюнтаро. Её пальцы зарываются в белую пену его волос, окрашенную неоновым светом, и стирают едва заметную испарину с его лба. Его лицо похоже на произведение искусства: блестящее от пота и разукрашенное подсохшей над губами кровью. Он неприлично высоко задирает толстовку и целует её грудь, не забывая задеть языком затвердевший сосок и проказливо стрельнуть в неё глазами. Рен чувствует, что ещё немного и она будет готова раствориться в воздухе огромным фейерверков. Вселенная вдруг сужается до одного маленького закутка в мажорском доме, в котором существуют лишь она и Годжо, и всё вокруг вдруг стихает, будто реальный мир отделило непроницаемым куполом. Сюнтаро почти кричит, чувствуя, как сводит судорогой всё тело, и теряется в тихом смешке Сатору, не прекращающего насаживать её на себя. Рен только спустя секунду понимает, что тишина вокруг на самом деле реальна, и что выносящая мозги музыка умолкла именно в то мгновение, когда она достигла своего громкого оргазма. Сюнтаро стыдливо утыкается в крепкое плечо смеющегося Сатору и слезливо хнычет. От него жалости ждать не приходится.       — Бес, — толчок, — сты, — толчок, — жа, — толчок, — я! Какая же ты развратница, Рен! Музыка возвращается. Её не было всего пару мгновений, которые теперь кажутся вечностью. Лицо горит от стыда и непрошенных слёз, и она вся дрожит от насмешливых слов Годжо, заставляющих внутренности сжиматься в тугой узел. Он близок, ходит по краю и оттягивает удовольствие до последнего — Сюнтаро видит это, чувствует по небрежным движениям, от которых внутри всё пульсирует и горит. Ей почти больно от переизбытка удовольствия, но эта боль смешивается с новой волной возбуждения, которую приносят жестокие насмешки. Сатору сжимает пальцы на её боках, сминая мягкие складки ладонями, и делает несколько резких и глубоких толчков, выбивая все намёки на разум из Рен. Она взрывается, дрожит и сжимается вокруг него, Годжо крепко обнимает её и выдыхает с тихим стоном, когда наконец достигает своей разрядки. Они дышат тяжело, но почти в унисон, не смея взглянуть друг другу в глаза. Идиотская попса продолжает бить по ушам, а Сюнтаро впервые за вечер задумывается о том, сколько же людей могло их увидеть. От этих мыслей хочется завыть и исчезнуть с лица земли. Сатору, полностью откинувшийся на спинку дивана, заливает в себя остатки рома, с восхищением думая о том, что Сугуру всё-таки был прав. Оказывается, даже такие заучки, как Сюнтаро Рен, могут оказаться горячими штучками. Главное как следует их напоить.       Утром лента сообщества их колледжа пестрит постами о прошедшей вечеринке, на которой произошло ну очень много интересного. Рен листает до того самого, с предвкушением вчитываясь в буквы на экране телефона.       «Кто знал, что даже скромняжка Рен не устоит перед нашим ловеласом? Надеюсь, тебе понравилась ночка с самим Годжо Сатору? Ладно, можешь не отвечать, мы все вчера прекрасно поняли, что тебе было хорошо…»       Сюнтаро тихо хмыкает и склоняет голову вбок. Поднимает взгляд и оглядывает однокурсников, совершенно не обращающих на неё никакого внимания, пока не натыкается на внимательный взгляд Сатору, сидящего в другом конце аудитории. Довольная ухмылка расчёркивает его красивое лицо перед тем, как он отворачивается обратно к Сугуру, объясняющему ему что-то очень серьёзное. Рен прячет улыбку за волосами и проводит языком по пересохшим губам. Пальцы лениво набирают короткий ответ.       «Не завидуй, и тебе когда-нибудь перепадёт.»