Regrets

      Квартира Пьера в Лондоне была обставлена во французском стиле. Сначала Уильям ругался, всячески возмущался, но потом ему подозрительно стало всё равно. Он валился с ног ещё на пороге, и сил на возмущение интерьером квартиры, находившейся в центре Лондона, не было сил. Тем более можно было простить такую шалость, потому что Пьер не любил посещать Англию. Он звал Уильяма к себе в Париж или куда-нибудь, где есть море. С недавнего времени море очень полюбилось Пьеру. Возможно, с этой внезапной любовью было связано то, что он в каком-то смысле устал. Или это было связано с тем, что Уильям без конца кашляет. Но никто так и не подтвердил ни одну из версий.       В общем, из всей квартиры Уильям оценил только две вещи. Первая — это картина над кроватью. Прекрасные горы Сассекса на фоне оранжево-розового заката. А вторая вещь, точнее человек — сам Пьер.       Особенно Уильяму нравилось то, как хорошо выглядит такой же уставший и потрёпанный работой Пьер. Может, это было от того, что Уильяму нравилось чувство злорадства, что не только один он работает не покладая рук. А может, дело было совсем в другом.       Но это неважно, они разберутся с этим когда-нибудь в другой раз.       — Я говорю ему, что, мол, Александр, тебе всего лишь нужно отстоять себя и перейти к какому-нибудь другому государству. Если Михаил тебе надоел, то пусть плачет, когда ты окажешься частью Финляндии или другой страны. А он отказывается, вот дурной.       — Никто бы никогда не сделал так. Тем более, кому ты это предложил. Вспомни, что он сделал с тобой после того, как ты посмел пойти на его драгоценную Москву.       Пьер злостно хмыкает.       — Эти двое вечно создают проблемы.       — Да, иной раз спустишь с них взгляд, и тут же натворят чего. Моргнул — а русская армия уже у Константинополя.       Пьер хмыкает, а затем громко смеётся.       Уильяму хорошо.       — Помню, помню! Вот это было время.       — Мы еле как успели.       Пьер задумчиво смотрит в потолок, разглядывая дорогие узоры. Здесь, точно в Версале.       — Я думал, что всё это будет длиться вечно. После Великой Французской Революции я много думал о времени и о важности тех или иных вещей. Иногда даже печально думать о том, что мир изменился.       — Он изменился для тебя тогда, когда ты пережил революцию.       Пьер мрачнеет, ему не хочется вспоминать то время.       — Сейчас я понимаю, что она была оправдана, но тогда... И уж когда у Александра, моего протеже, случилась своя революция, мне было его жаль.       Уильям протирает очки, понимая, что они нащупали сложную тему.       Откровенные разговоры в их случае — что-то невероятное, потому что они разные стороны одной монеты. Они никогда не смогут увидеть то, что переживал один из них, просто потому, что второму всегда это выгодно.       — Ты зря не принял Романовых к себе, Уильям, — вдруг тихо говорит Пьер.       — Я не имел такой власти.       — Имел, Уильям.       Уильям хмурится, совсем не понимая, к чему ведёт Пьер. Он вдруг воспылал любовью к своей маленькой копии? И теперь решил переложить всю ответственность на Уильяма?       Темзенд ожесточается, готовится отразить удар.       — Тогда он остался совсем один. Я видел его. Детей всегда в такой ситуации жаль.       — История никого не щадит. Это пошло в итоге ему на пользу, — отрезает Уильям.       — И что? Всё равно жаль его.       Петербург не стоит жалости Пьера. Он не стоит даже одной драгоценной секунды, которую Пьер тратит, чтобы подумать о нём.       Уильям встаёт с кровати и идёт к окну. На улице много машин и ездят даблдекеры. Англия сейчас расцветает, почему же тогда Пьер не обращает внимания на одного лишь Уильяма? Почему смеет думать о других?       — Это было делом принципа. Зачем мне было помогать недружественной стороне? Ты слишком много думаешь о гуманизме в последнее время.       — А о чем ещё мне думать, Уильям?       — О чём-нибудь другом.       — Время идёт, и я хочу хотя бы понять то, что когда-то не понял.       — Зачем?       — Чтобы не повторить это вновь.       Пьер подходит к нему и невесело хмыкает.       — Неужели тебе понравился прошлый век? По-моему, он рядом не стоит даже со столетней войной.       При упоминании прошлого столетия Уильям мрачнее ещё сильнее. Пьер прижимается затылком к окну и из-под ресниц смотрит на Уильяма.       — В последнее время у нас с тобой часто получается вот так говорить. Будто мы с тобой и правда любим друг друга, — тихо говорит Пьер.       — Будто?       — А ты думаешь, мы и правда любим? — хмыкает Пьер. — Я люблю Францию, а ты — Англию. Не может быть между нами чего-то больше, чем вражда и следующая за ней тишина перед новой битвой. Мы можем быть союзниками против общего врага и сражаться плечом к плечу, но конец всегда один.       Пьер упускает слишком многие вещи. Он упускает дрожание пальцы, набирающие номер Пьера. Он упускает самый тяжёлый вздох, когда Уильям услышал его голос впервые после того, как Германия напала на Францию. Он упускает и скупые улыбки в их первую встречу после поражения Франции.       — Или в твоём понимании можно любить Уильяма Темзенда? Холодного и помешанного на власти. Прости, но я не такой дурак.       Пьер хмыкает так, будто это совсем не разбивает Уильяма изнутри. Будто это шутка, которую могут оценить только они.       — Ладно, нам не стоит говорить об этом.       Пьер берёт с прикроватной тумбочки стакан и несёт его на кухню. Он шаркает своими длинными штанами и помятой футболкой, заставляя Уильяма чувствовать себя дома.       Разве этого ощущения недостаточно? Разве должно быть ещё что-то?       Уильям садится на кровать, прикрывая глаза. Голова болит от вчерашней работы, конечности еле двигаются. Теперь и сердце еле бьётся от слов Пьера.       На подобные слова не должно быть такой реакции. Это нелогично. Разве Уильям на что-то претендовал? Нет. Всё получилось само собой. Сначала войны, вражда, власть, а затем 20-й век.       Как глупо, что один Уильям придавал значения тем объятиям после войны, радостному смеху и облегчению.       Пьер тихо вошёл в спальню и включил проигрыватель. Он здесь потому, что Уильям больше любит слушать музыку именно так, а никак иначе.       — Разрешите пригласить вас на танец, сэр Уильям?       Пьер протягивает ему свою ладонь и даже несмотря на то, что Уильяму тяжело на душе, он не может не принять приглашение.       — Чего ты так помрачнел? Плохие новости пришли?       Музыка сначала тихая, но потом слышатся слова. Ясно. Снова французская песня уважаемой Пьером певицы.       — Москва снова что-то натворил, что испортило твои планы?       Мужской голос звучит за женским. Loin très loin du monde Далеко очень далеко от мира, Où rien ne meurt jamais Где ничто никогда не умирает, J'ai fait ce long, Я совершаю это долгое, Ce doux voyage. Это приятное путешествие.       Пьер кладёт руки Уильяма на свои плечи, успевая передвигать ногами. А Темзенд будто все забыл, он лишь глядит на Пьера с невыражающим ничего лицом. Nos âmes se confondent Наши души смешиваются Aux neiges éternelles С вечными снегами, L'amour cachе А любовь скрывает Son vrai visage. Свое истинное лицо.       — Хорошая песня, да?       Пьер покачивается в такт музыке, совершенно не обращая внимания на смысл текста. Уильям кладёт подбородок на плечо Пьера, не обращая внимания на то, что этот танец изначально не подразумевал такого. Oh viens, ne sois plus sage Приходи, не могу больше сдерживаться Après tout qu'importe Какое теперь имеет значение, Je sais la menace Что я знаю, почему Des amours mortes. Умерла любовь.       За окном быстро проезжают машины, а они здесь, в этой французской квартире в центре Лондона. Одного ли Уильяма печалит то, что Пьер действительно так думает?       Неужели даже этот глупый танец похож на ошибку его воображения? Gardons l'innocence Мы храним невинность Et l'insouciance И беззаботность De nos jeux d'antan, troublants. Наших былых, волнующих игр.       Милен Фармер никогда не пела так прекрасно и в тоже время ужасно печально. N'aie pas de regret Не испытывай сожалений, Fais moi confiance, et pense Доверься мне и думай A tous les no way О том, что вся эта безысходность L'indifference des sens Охлаждает чувства.       Пьер вдруг отстраняется и смотрит на Уильяма. Его тонкая бровь выгнута, а сам он выглядит мрачно.       — Почему ты так себя ведёшь?       — Как? — не понимает Уильям.       — Странно, несвойственно тебе.       — Помолчи, Пьер.       На этот раз ведёт Уильям, он в такт музыке кружит их в танце, избегая острых углов в комнате. Сразу видно образованного и интеллигентного британца. N'aie pas des regret Не испытывай сожалений, Fais la promesse, tu sais que Пообещай мне это, ты ведь знаешь, L'hiver et l'automne n'ont pu s'aimer. Что зима и осень не могут любить друг друга.       Странные взгляды Пьер избегает, хотя в голове уже зарождается некоторое понимание того, о чем так беспокоиться Уильям. Debout la tête ivre В пьяной голове Des rêves suspendus Прерванные мечты, Je bois а nos amours infirmes. Я пью за нашу увядшую любовь.       Тут и сам Пьер замирает. Он глупо смотрит на Уильяма, будто сам Уильям что-то понимает. Au vent que je devine В ветре, я угадываю Nos lèvres eperdues Наши отчаянные губы, S'offrent des noces Которые нас венчают Clandestines. Тайно       Уильям касается Пьера животом, руками, грудью. Они слишком близко друг к другу. Кажется, что от каждого прикосновения планета взрывается в тех или иных местах. Хочется проверить новостную сводку, но у них нет времени.       Уильям быстрее меняет курс.       Неважно, если Пьер считает иначе. Когда столицу Англии это останавливало? Когда его волновали чувства других перед достижением собственной цели?       Никогда.       Уильям сначала бросает красноречивый взгляд на Пьера. Де Сенье удивляется, ведь такой взгляд он видел только перед объявлением очередной войны.       Уильям алчный. Он недоступен для других, они просто никогда не смогут его понять. Даже он сам себя не понимает, Пьер в этом уверен.       Их губы быстрее, чем музыка. Быстрее, чем слова и чувства. Они всегда встречаются в разных темпах, с разными словами на них. N'ouvre pas la porte Не открывай дверь, Tu sais le piège Ты знаешь, это ловушка De tous les remords Из сожалений, De l'anatheme Из проклятий.       Уильям хватает Пьера за запястье, нависая над ним.       Плевать, если Пьер не видит того, что видит Уильям. Это не проблема, не для Уильяма.       Он просто не может упустить свой шанс, не может упустить Пьера. Может, для де Сенье это очередная игра, но Уильям живёт слишком долго, поэтому уже и властью, и силой он пресытился.       Теперь нужно что-то более интересное, что-то нестабильное и сложное.       Нужен... N'aie pas de regret... Не испытывай сожалений...       Пьер. И его мягкие губы, которые Уильям проклинает каждый миг. Ведь не может его так тянуть к ним, а не к власти, к империи.       Пусть Пьер не помнит, пусть делает вид, что это просто помешательство. Уильяму всё равно. Он согласен и на такое, лишь бы с ним.       С Пьером.