Vincit omnia

Все началось в феврале. На самом деле, еще в ноябре, но продолжилось в апреле. Что «все»? Очень просто. Кэйя выбирал Дилюку подарок. На день рождения. Что подарить человеку, у которого есть все? И перо у него сумерское из каких-то там хвостов сумеречных жар-птиц, и новые сапоги из дорогой кожи какой-то бедной зверушки из Натлана, и, бездна его упаси, даже какие-то суперогнестойкие перчатки, которые ему втюхали вместе с сапогами на рынке в одном из опорных городков. Справедливости ради, у Дилюка обязано быть это эфемерное «все». Лучшая лошадь, лучший домик в Мондштадте, лучший, ну, к примеру, садовник? У Дилюка Рагнвиндра все — лучшее. Поэтому когда Кэйя покупает в очередной спонтанной командировке в Фонтейн часы, которые кожаным ремешком застегиваются на руке, он долго и упорно сомневается. Упаковывает со всей своей внимательностью подарок, заворачивая в бумагу и подвязывая тонкой лентой, и прячет коробочку с часами под кровать. Но достойно ли это человека, у которого «только все самое лучшее»? Обдумывая это, Кэйя слишком долго смотрит на аккуратные заколки для волос, которые уж слишком активно рекламирует торгашка на Большом Базаре. Заколки идеально симметричные, вырезанные из какого-то ярко-золотистого камня. Формой похожие на аккуратную веточку, и украшенную каким-то красными крошечными камушками. — А что за вставка, — интересуется Кэйя, обращая внимание на продавщицу, — кварц? Рубин? А из чего основа? Кор ляпис? Женщина кажется впечатленной кучей вопросов, но ее глаза опасно загораются, когда она подходит поближе. — Все это — тришираит, камень света. Тот, из которого изготовлена основа, относится к породе более поздней, но ярко-красный… Знаешь что-то о подземном царстве Дахри, юноша? Кэйя провел достаточно много времени, изучая историю Каэнри’ах, тесно связанную с Сумеру, чтобы отыскать путь к ответам на его вопросы. Ему хочется спросить у этой женщины очень многое, но он лишь отрицательно мотает головой. — Согласно древним легендам Сумеру, это царство однажды прогневило богов, — переходя на шепот, щурится торгашка. — Сбившись с истинного пути, оно навлекло на себя темные бедствия… Во время жарких битв той ушедшей эпохи даже самые твердые камни раскалялись докрасна. Когда пламя войны утихло, остались лишь эти темно-красные минералы. Тришираиты. Очень редкие камни, которые можно добыть только в Пустыне! — Должно быть, очень ценные, — отвечает в тон женщине Кэйя, понижая голос до того, которым обсуждает, например, засаду для похитилетей сокровищ вблизи Мондштадта. — Бесценные, — кивает женщина, но после улыбается хитро-хитро, и Кэйя какой-то мыслью понимает, что его заманивают в ловушку, но добровольно заманивается туда сам. Заколки ведь просто прелестные. И Тришираит выглядит так же ярко, как волосы Дилюка. Он выучил ради Кэйи древний язык по крупицам из книг, разве Кэйя не может потратить ради него одну-другую зарплату? Кэйя весь подбирается, достает свой увесистый кошелек, чтобы торгашка осознала степень его серьезного отношения к этому чрезвычайно важному делу, и зеркалит ее улыбку с кровожадной решительностью: — А торг рассматриваете? Торг она не рассматривала. Поэтому заколки, немного ей переоцененные, Кэйе пришлось купить за очень много моры. О таких цифрах в приличном обществе — читай как рыцарско-холостяцком — вообще даже не говорят, потому что никогда подобных не видели. А Кэйя видел. В расчетных бумажках господина Рагнвиндра за месяц, чтоб его псы бездновские, богача расфуфыренного, покусали. Увесистый кошелек с морой становится каким-то ужасно легким, но Кэйя не расстраивается — до дома денег хватит. Дома он как раз находит коробочку для заколок, смотрит на них критичным взглядом, выискивая неровности и какие-то погрешности в огранке, а после упаковывает с любовью и осторожностью. Как будто он что-то смыслит в огранке минералов и резьбе по металлу. С его собственного дня рождения проходит уже целых два месяца. Уже целых два месяца, как Дилюк подарил ему деревянный амулет с руной из забытой архонтом страны, как признался ему на родном языке Каэнри’ах, как сделал его таким счастливым, что с таким невозможно будет расплатиться целым поколениям. Но Кэйя хочет попытаться и преподнести подарок, достойный того, что ради него совершил Дилюк. Он думает об этом постоянно: за завтраком, пока Дилюк уплетает тосты с джемом из малины и закатника; на собрании капитанов, не слушая очередных вздохов Джинн; в рабочее время, когда надо по-хорошему разобраться с кучей бесполезных дел, за обедом, за ужином, перед сном даже! В конце концов в марте он создает целый список из того, что можно подарить Дилюку Рагнвиндру. Он так и называет его, решая не извращаться своей оригинальностью и строго по делу решить и обдумать этот важный вопрос. В списке совершенно не иронично и взвешенно оказались следующие вещи, ранжированные по важности. В которую, собственно, входили: значение, полезность, внешний вид, и, наконец, цена. Итак. Список вещей, которые можно подарить Дилюку Рагнвиндру на день рождения:       1. Заколки (черт бы их побрал, почему я не смог найти что-то получше? в целом нормальные, но на первое место не тянут)       2. Новый черный плащ из шелковицы высшего сорта (на что я потратил свои деньги?)       3. Часы из Фонтейна (можно было бы выбрать модель попрактичнее сойдет)       4. Парфюм из сакуры и падисары (слишком сладко для Дилюка, может, попросить парфюмерку добавить туда заоблачного перчика?)       5. Я не могу придумать чертов подарок… Новые носки, допустим.       6. Себя (???) Выходит, конечно, не густо. И все это, даже если объединить в причудливый и глупый жест «забирай все!», не похоже на вдумчивый и серьезный подарок. Признаться, выглядит так, словно Кэйя насобирал безделушек по командировкам и, вместо того, чтобы подарить их сразу, решил припрятать до праздника. И ведь не скажешь, что он неделю искал моряков из Инадзумы, чтобы те доставили ему масло свежего помола молодого расцветшего в апреле дерева сакуры точно к двадцатому апреля, чтобы в тот же день он получил от знающих людей свежий ящик с падисарами, живыми лишь от влаги туманных цветков, которые лежали с ними. И в том, что часы, которые он выбирал около часа, являются своего рода инновацией в мире часов, впервые ставших наручными, тоже не сознаться, чтобы не выглядеть посмешищем, повернутым на моде. Дилюк бы так не подумал. Наверное. В любом случае, Кэйя продумает этот момент за него. Четырех подарков действительно мало, чтобы была хоть какая-то вариативность выбора. Кэйя же хотел выбрать самый лучший. Потому что Дилюку нужно все самое лучшее. Потому что Дилюк его «amor», потому что в Кэйе к нему столько безобразной и бездонной нежности, что это просто не поддается описанию на всех знакомых ему диалектах. А еще у Кэйи нет столько моры, чтобы подарить Дилюку все, чего он достоин. Да и невозможно ведь купить весь Тейват целиком! Где-то в этот момент крыша, которая слегка подтекала, наконец съезжает и придумывает Кэйе новую идею для подарка, которую смело можно было бы всунуть на второе место, выкинув из списка глупый плащ. Даже пусть он сто раз из лучшей ткани, с большим капюшоном, который можно подвязать так, чтобы он не спадал даже от самых невообразимых трюков и стоящим, как… впрочем, о таких вещах люди скромного статуса Кэйи никогда вслух не заговаривают. Боже, да к черту второе место! Первое! Раз Тейват целиком Кэйя купить не может, то купит ему Винокурню. Ну, для начала. Может когда-нибудь он наскребет денег и на весь Мондштадт? Разумеется, речь о деревянной миниатюре. Кэйя вытаскивает чуть запылившуюся старую камеру и обходит «Рассвет» несколько раз, делая фото с самых разных и неожиданных ракурсов, чтобы с гордым лицом и планом территории заявиться к мондштадтским мастерам, прижимая к груди толстую папку с фотографиями. Он описывает свои желания несколько раз, пытаясь уговорить несчастных людей вырезать из дерева даже телеги с фруктами и бочки, которые еще не убрали в подвал, чтобы запечатлеть красоту весенней винокурни с занимающимися лозами винограда, пустившимися по шпареле, которая устойчиво держит молодые ветви. Его несколько раз отсылают прочь. Кэйя несколько раз приходит и убеждает мастеров все же сделать миниатюру, которая помещалась бы на письменный стол. Правда, когда мастера слышат про размеры, отсылают его прочь снова. Но Кэйя настойчивый. И времени у него много — всего лишь два месяца. Все время, пока мастера по резьбе занимаются своей работой, Кэйя старается не тревожить их лишний раз. Он старается перестать думать о дне рождении Дилюка, как о войне архонтов, и больше проводить времени непосредственно со своим возлюбленным, а не замыкаться в своей неуверенности, считая себя недостойным его любви без ответного подарка. Во-первых, потому что Дилюк ничего не просит взамен той драгоценности, которую преподнес Кэйе. Это пугает и настораживает. Но почему-то какой-то своей внутренней чуйкой, доселе ему не особо помогавшей, Кэйя чувствует, что Дилюк просто, наверное, очень сильно любит его. Поэтому и творит сумасшествия, достойные либо настоящих рыцарей, либо безумцев. Хотя, в случае Кэйи это как будто даже… одно и то же. Он не делец сравнивать такие абстрактные вещи без четкой грани. Только когда календарь знаменует конец зимы, Кэйя начинает нервничать. Начинает он это делать ровно в тот момент, когда Дилюк срывает с бумажного календаря старое число, довольно редкое — двадцать девятого февраля. Беннета Кэйя поздравить с праздником тоже не забыл, но подарил ему аккуратный список того, что всегда стоит брать с собой в подземелье вместе с толстенной сумкой всех перечисленных вещей. Медикаментов там было даже с запасом. Уж Кэйя-то знает темпы, с которыми мальчишка тратит пластыри, забывая промыть и обработать очередную рану. — Что случилось? — Дилюк тем временем не теряет бдительности вообще никогда. Словно спящая сова, которая поворачивает голову на сто восемьдесят градусов, когда ощущает постороннее присутствие. Кэйя ощущает себя бедной глупой белкой, которая случайно прыгнула на ветку, на которой эта жуткая сова притаилась. — Ничего, — морщится Кэйя, — просто случилась чертова весна. — В чем проблема весны? — Да не в ней проблема, неважно, — отмахивает Кэйя, а после мир как-то резко поворачивается в другую сторону, а на талии смыкаются плотным кольцом чужие руки. Объятия получаются теплыми и тесными. — Люк. Я опоздаю. — Я не помню ни дня, чтобы ты вовремя заявлялся в орден, Кэйя, — смеется бархатный расслабленный голос на ухо, а у Кэйи от него по спине мурашки пробегают. В догонялки играют, наверное. — Тебе-то откуда знать, — ворчит он, — следишь за мной? Дилюк гладит его по волосам настолько трепетно, что хочется рассыпаться в пустынный песок и полететь куда-то к Селестии с порывом ветра. Становится сразу как-то неприлично спокойно и хорошо. — За вами, рыцарями, даже следить не надо, — мурчит Дилюк, а после играется с его волосам, наверняка наматывая прядь волос на палец. Кэйя считает это чертовски сексуальным. — Ваши товарищи, сэр Кэйя, шепчутся об этом каждый день у меня под носом в таверне. — Вот предатели, — тянет Кэйя, — когда вернется Варка, попрошу их разжаловать. Ты ведь запомнил их имена? Кэйе ни за что нельзя признаваться, что перед работой он в последнее время начал наведываться на рынок у причала, чтобы посмотреть самые новые товары, которые никто не успел разобрать. Ничего достойного Дилюка он так и не нашел, но такие прогулки по куче лестниц хотя бы держат в форме, просто отличной. Замена зарядке по утрам. Во всем же надо искать плюсы, да? — Запомнил, конечно. А еще лица, звания, интонацию, — улыбается Дилюк, и эта улыбка так сильно слышна в его словах, что замирает сердце. Он ведь просто подшучивает. Но, Архонты, как он это делает! Кэйя теряет голову. А потом судорожно находит, подбирает и вырывается из объятий, целуя Дилюка в щеку. И убегает на рынок. Подарки проверять. Вдруг что красивого привезли. А к концу марта Кэйя начинает активнее терроризировать мастеров, подгоняя бедняг совершенно безжалостными методами. Да, давит своим званием. Да, еще немного деньгами. Только Архонты ведают, откуда у Кэйи столько средств в заначке, ведь даже он не знал, что мора может не кончаться настолько долго! Может, дело в том, что он четыре года пахал и только откладывал. А может, это Дилюк ему туда тайком целый сундук с золотом высыпал, пока Кэйя не видел. Кто ж знает. Спустя неделю ему выдают готовый проект, который оказывается размером с целую руку: от плеча до самых кончиков пальцев. Кэйя даже специально проверяет, приложив к этой махине руку. Миниатюра винокурни получилась идеальной. Тут даже ничего прикладывать не надо, чтобы это понять. Все деревья на своих местах, каждый кустарник, каждый заборчик. На месте даже старик Таннер, у порога винокурни стоят Хилли и Моко, вырезанные из дерева и окрашенные тонкими кистями. На прорисованную и вклеенную траву установлены березы, словно шелестящие от ветра и раскинувшие длинные ветви до кустов, в которых спрятались крошечные мацутакэ. Высокие кедры, по веткам которых прыгают маленькие, едва заметные между широких деревьев, белочки. На месте даже ленивые голуби, которые клюют семечки цветов и крошечные зяблики, что воруют виноград, срывая его с лоз крошечными клювиками. У виноградников стоит Коннор, а чуть дальше, у телеги с бочками — Эрнест. Кэйя не жалеет, что битый час просил их всех сфотографироваться. Винокурня, даже в виде миниатюры, никакая не винокурня без своих обитателей. Еще на пороге стоит Аделинда, как будто вновь отчитывая младших горничных. Выглядит настолько очаровательно, что Кэйя едва удерживается от того, чтобы коснуться небольших фигурок пальцем. С другой стороны винокурни вместе с небольшим дегустационном уголком оказывается и Эльзер. В его руках листок, но Кэйя не видит на нем надписей. Но, наверное, такая детализация была бы ни к чему. Там же рядом оказывается выложенный каменный заборчик, на котором сидят две очаровательнейшие птички. Они вообще повсюду, как на фотографиях! Кэйя пытается найти каждую и даже считает их, пока взглядом не натыкается на большой дуб в углу миниатюры, который изначально попросил разместить туда просто для того, чтобы выделить границы миниатюры и сделать проект интереснее, но… Под ним, за самой низкой веткой, чтобы сверху было не рассмотреть, спрятались двое. Кэйя улыбается, вкладывает мастерам в руки по дополнительному мешочку моры, а потом у него возникает один небольшой, но закономерный вопрос. Как эту махину вынести из мастерской так, чтобы ни одна живая душа не увидела? Конечно, приходится нести миниатюру вечером в обход всех дорог, на которых Кэйя может по пути встретить знакомых. Хотите знать плюсы Мондштадта, как города? В него невозможно попасть никак, кроме как через мост, только если вы не умеете летать или, к примеру, очень тихо орудовать веслами. А минусы знаете? Те же самые. Кэйе стоит больших усилий сначала спровадить караульных, припрятать миниатюру в кустах, а после вернуть балбесов на пост, ведь сами они вернуться точно забудут. Он пыхтит, несколько раз поскальзывается на размытых дорогах у Спрингвейла, а после несется мимо полусонных хиличурлов так, словно ему снова тринадцать, Дилюк до дрожи боится драться, используя новообретенный глаз бога, а жить им двоим безумно хочется. Кэйя смеется, отвлекаясь и снова проезжаясь сапогом по грязи, но крошечную винокурню уронить себе не позволяет. Миниатюра слишком ценная, и речь даже не о монетках моры, которые Кэйя в нее вложил. Наверное, что-то ребячливое и очень-очень нежное говорит это голосом Кэйи в голове, но Дилюку такой подарок точно должен понравиться. Да, Кэйя не объездил полмира, разыскивая по крупицам материалы, не учил с нуля другой, незнакомый ему язык, не учился обжигать руны ради этого, и вообще… Но Кэйя точно помнит, как горели глаза Дилюка, когда их совсем мальчишками позвал к себе в кабинет Магистр. На второй этаж в ордене заходить простым рыцарям было запрещено, но их пропустили по требованию Варки, а после состоялся разговор о том, что Дилюк мог бы стать достойным наследником Рыцаря Борея Ордо Фавониус. Дилюк, в отличие от ошалевшего Кэйи, Магистра почти не слушал, только во все глаза рассматривал миниатюру Мондштадта на огромном столе посреди комнаты, на которой крошечными фигурками были выделены группы из подразделений и капитанов. Дилюк о такой штуке точно мечтал. По крайней мере, в детстве. А детские желания, пусть и настолько давние, надо исполнять! Кэйя уверен. Когда он прокрадывается на винокурню, во всем доме стоит потрясающий аромат сладких пышек из печи. Кэйя быстро взбегает по лестнице, стараясь пулей фонтейнского револьвера пролететь мимо Аделинды, а потом долго носится по своей комнате, не зная, куда же засунуть эту красоту, чтобы никто не прознал. Место находится под письменным столом, который Кэйя завешивает скатертью из какого-то архонтом забытого плаща Дилюка. Наверняка порванного. — Мастер Кэйя? — удивляется старшая горничная, замечая его на лестнице, но тут же почтительно кланяется, и от этого становится немного неловко. — Когда Вы вошли? — Срочно нужно было отнести кое-что наверх, — улыбается Кэйя и подходит ближе, понижая голос так, чтобы только женщина его слышала, — мастер Мур-мур-люк? — Отбыл на свои тайные ночные дела, — усмехаясь, шепчет Аделинда. Хитринки в небольших морщинках у ее глаз выдают ее коварство с потрохами. — Значит, у нас времени до четырех утра, — тянет Кэйя. Женщина достает из фартука огромную книгу рецептов, которую ведет, сколько Кэйя себя помнит, а после раскрывает первую страничку, помеченную красной закладкой: — До бездны много времени. Они говорят как раз до прихода Дилюка. Кэйя составляет огромный список поручений, которые надо непременно успеть за две недели, ведь тянуть уже некуда: закупаться самыми экзотичными продуктами пора уже сейчас. В конце концов, не каждый может себе позволить закуску из светящихся инадзумских грибов! Хотя, признаться честно, кроме праздничного ужина, они решают не устраивать лишних торжеств. Любимый мясной пирог вместо сладкого торта, мясная «Расти гора» с овощами, немного закусок и, прости Архонт, виноградный сок из напитков. Дилюк приходит искренне уставший и почти сразу валится Кэйе на плечо, перекладывая на него совершенно всю ответственность за то, чтобы дотащить его измученное тело по лестнице на кровать. Переодевая его, Кэйя почему-то сам себе кажется слишком веселым. Но так искренне приятно, когда Дилюк, укутавшись в одеяло, ест с его рук бутерброды, заботливо приготовленные Аделиндой, а после запивает своим противным соком и благодарно клюет в губы. — Ты просто прелесть, — улыбается Кэйя, а сам подлезает рядышком, потому что в кровати к суровому Мастеру точно можно беззаботно прижаться и понежиться. А не ныкаться по подворотням, как в городе, чтобы получить заслуженную порцию ласки. — Сам ты, — ворчит Дилюк, но ему настолько хорошо лежится на плече Кэйи, что совсем скоро доносится сладкое посапывание, — пре-лесть. Заснет, но последнее слово скажет. Ох, мастер Настойчивость. — Да-да, — смеется Кэйя, чмокая его в лоб, когда сентиментальность рвется из него отчаянной лавиной, сносящей все на своем пути, как обвалы на Драконьем хребте, которые заваливают привалы экспедиционных групп зимами. — Ты даже не представляешь, насколько. Но если честно, Кэйя и сам не представляет. Двадцать девятого апреля, ровно в десять вечера по мондштадтскому времени, он стоит в своей комнате и смотрит на разложенные на кровати подарки. А еще смотрит на список, который написал еще очень давно. Он полгода выбирал и придумывал, он не может все бросить и подарить глупую миниатюру! К тому же подарок совсем не практичный. Просто для души. Его Кэйя может подарить и на любой другой праздник! И просто так может. Кэйя вообще, оказывается, очень много всего может. Можно сказать даже, что может почти все. «Почти» — потому что не может выбрать Дилюку подарок. Итак, миниатюра винокурни «Рассвет», вызывающая теплые и трепетные чувства? Есть. Красивые заколки из камней, по легендам из Каэнри’ах, с родины Кэйи, чью культуру Дилюк принял и даже долгое время изучал? Есть. Стильные часы, позволяющие следить за временем, не заставляя постоянно лезть во внутренний карман и путаться в длинной цепочке? Есть. Черный плащ для супергероя? Есть. Парфюм высшего сорта, способный обольстить любого? Есть. Сердце Кэйи, его рука, нога, да и вообще он весь целиком? Тоже есть! Нет понимания, что Дилюку нужно. Ну, к примеру, выделить можно практичные подарки: плащ и часы. Первый у Дилюка порвался, а часы на руке просто удобны сами по себе. Дилюк часто работает руками, когда помогает на винокурне, следить за временем в процессе ему не повредит. Есть просто эстетичные подарки, в которых есть изюминка: парфюм и заколки. Их практичность можно оспорить, но вот красоту — нет. А еще есть винокурня. Которую Кэйя изначально хотел подарить. Но теперь сомневается. Может, просто в лоб сказать Дилюку, что подарок — это Кэйя? Ему советовали. Да-да, просто в лоб сказать, что лучший подарок в его жизни — Кэйя. Вот так. Правда, такие глупые слова из его рта бы ни за что не вырвались. И это удручает. Будь он немного увереннее — и речь не о том, чтобы дарить на праздник возлюбленному себя — и смелее, все бы точно решилось само собой. Под конец дня, в ночи, когда Дилюк уже видит десятый сон, а Кэйя бездумно смотрит в потолок, он понимает. Всему необязательно решать самому. Архонты! Решить может Дилюк! Тридцатое апреля наступает. Ничего по сути не меняется, просто Дилюк становится на год старше, а еще вечером запланировано семейное посещение могилы Крепуса Рагнвиндра. Вот так вот, без ссор и скандалов, Дилюк просто с утра говорит, что им стоило бы сходить. Кэйя молча соглашается, выжидая время до какой-нибудь вспышки или бури, но Дилюк лишь улыбается уголком губ и шепчет, что уже знает про ужин, который они с Аделиндой для него запланировали. — Я обязательно буду к шести. — Ты уходишь? — выходной, выпрошенный Кэйей для этого дня, с каждой секундой становится все бессмысленнее. — Хотел помочь работникам с виноградом. Один из сортов уже созрел, можно сделать сок… — Ну уж нет. Я тебя одного не пущу. Вот и работают на виноградниках вместе. Над ними кружит ястреб Дилюка, который таскает виноград и просто играется с ним, кристальные бабочки, потревоженные, судорожно летают вокруг, шелестя тонкими крылышками, а Кэйя просто любуется своим Дилюком. Хочешь увидеть мужчину искренним — посмотри на него за работой. Без пальто Дилюк выглядит так мужественно и притягательно, особенно когда мышцы на его руках напрягаются от того, что он таскает огромные корзины с виноградом. Кэйя закидывает себе пару виноградинок в рот, морщится от того, что попались кислые, и страдальчески вздыхает: — Сколько бы вина хорошего было. А ты все сок, сок… — И вино сделаю, не ворчи, — смеется Дилюк, и его макушка виднеется между листьев чуть впереди, — но на празднестве никакого алкоголя. Уговор? — Уговор, — бубнит Кэйя, а после хихикает, — я все равно пьян тобой, мастер! Досыта пьян! — Ох, замолчи, срамной! Не говори о таком при людях! — Да каких людях, — фыркает Кэйя, и сам весь подбирается, аккуратно и неспеша ступая по виноградникам, готовясь напасть на свою жертву, — три мужика да Хилли с кувшином воды на террасе. Я тебя умоляю. Будем мы хоть целоваться тут до вечера, никто не заметит… — Распутник, — сквозь зубы выдыхает Дилюк, — а ну, марш собирать виноград! Две корзины! — Да, да, мастер! Потаскаю для тебя корзины… как настоящий… — О, Барбатос, молчи! — Потаскун… Кэйе нравится, когда Дилюк смеется. Его смех такой сладкий и искристый, как фейерверки из Инадзумы, от которых рябит в глазах. Но на улыбку Дилюка Кэйя упорно смотрит. Впитывает, всматривается, запоминает. Жаль, что он не художник, да и романтик из него на редкость плохой. Кэйя нарисовал бы тысячи портретов, на которых Дилюк улыбается. Ну, а еще где очень сексуально плачет от возбуждения. Но это не для картин. Для книжек с картинками. Да. Конечно, ради улыбки Дилюка он собирает две корзины. А потом, кряхтя, еще одну. Один Архонт ведает, как сильно завтра будет болеть спина, но поясница уже сейчас тянет фантомно и неприятно. Вечереет. Дилюк тоже устает и, сжалившись над бедной спиной Кэйи, велит мужикам разбираться с виноградом, а самого Кэйю утаскивает в баньку, чтобы ополоснуться после работы и перецеловаться там до легкого головокружения. На самом деле, это очень хорошая идея — провести весь день на улице. Они не видели суеты подготовки, нервной Аделинды, которой под руку в такие моменты лучше не попадаться, а просто позволили горничным спокойно выполнить свою работу. Они приходят в дом к большому столу, украшенному скромными букетами полевых цветов и накрытому праздничным ужином. Аромат стоит невероятный. Дилюк благодарит горничных и Аделинду за такой подарок и отпускает их пораньше, предлагая перекусить тем, что осталось на кухне — в честь праздника. Есть «с господских столов» не принято, но какая разница, когда Дилюк так добр? Кэйя улыбается, и сам садится за стол, наслаждаясь тем фактом, что Дилюку, как главе дома, накрыли во главе стола. Кэйе, по его просьбе, накрыли не напротив Дилюка, а рядом. Рядом — по правую сторону, как уважаемому гостю. Это тоже греет сердце. Приятно вот так ужинать вместе, сидя так тесно, просто говорить ни о чем. После тихого и спокойного дня, который они провели вместе, пусть даже и занимаясь работой на винокурне. Пока они трапезничают, на винокурню забегает Путешественник, получивший от Дилюка письмо и передает подарки. «Только из Мондштадта», — признается Итэр, — «все очень просили поздравить Вас, Мастер Дилюк!» Кэйя посмеивается, а на вопрос о том, как они вдвоем оказались на винокурне, оправдывается семейным праздником и выпроваживает Путешественника прочь. Так просто спокойнее, что все пойдет по плану, да и Итэр отчего-то уж слишком спешит в Ли Юэ. Подумать только. Дилюку очень нравится пирог, украшенный свечами. Кэйя гордо улыбается, а когда они доедают и допивают свежезаваренный чай из мяты и ягод, уводит Дилюка за руку в свою комнату, нервно сжимая его ладонь. — Не переживай, — утешает его Дилюк, и его сытая, домашняя и спокойная улыбка — что-то настолько драгоценное, что Кэйя бы понял, подари эту улыбку ему Дилюк на все оставшиеся праздники, — мне точно понравится твой подарок. Кэйя неловко усмехается, отворяя комнату и впуская в нее Дилюка, скептично смотря на гору подарков, аккуратно разложенных на кровати: — Что ж, насчет этого… Подарка… Подарок, может быть, выберешь сам? — В каком смысле? — не понимает Дилюк. — Ну… допустим, это игра, — чуть смелеет Кэйя, — выбери коробочку, которая нравится тебе больше всех внешне, и подарок станет твоим! Боже, что он несет? — Под столом еще есть подарок, но я его тебе не покажу, — бормочет Кэйя, забивая последний гвоздь в крышку своего гроба, — он не поместится в коробку. Никакую. Вообще. — Архонты, — вздыхает Дилюк, и подходит к кровати, — что ты учинил на этот раз, Кай? — Не знаю, — честно признается он, — кажется, перестарался. Я не… ну, знаешь. Не умею выбирать. Вот. — И? — И накупил слишком много всего… — Так? — И не смог выбрать что-то одно! О, Бездна, забирай все! Только скажи потом обязательно, что тебе больше понравилось, я запишу куда-нибудь… — Глупый рыцарь Кэйня, — вздыхает Дилюк, притягивая его в объятия, — мне бы понравилась даже шишка, если бы ты преподнес мне ее, понимаешь? Мне не нужны подарки. Это, вообще-то, обидно. — Да почему?! — Потому мой самый главный подарок, который я могу получить на день рождения — это ты. Дилюк говорит спокойно и твердо, словно вещает самую очевидную вещь в Тейвате, а Кэйю перемыкает. В голове со скрипом вращаются шестеренки. То есть как? В смысле? Так это были не шутки от глупых советчиц из библиотеки? Дилюку правда достаточно просто… просто Кэйи? То есть все эти подарки и не нужны были? — Я вижу, о чем ты думаешь, — вздыхает Дилюк, целуя его в висок. Кэйя тут же отмирает и смотрит на него взглядом настолько отчаянным, что впору плакать. Сколько он страдал! Архонты! Сколько бюджетов истратил! — Кай. — Что, — бубнит он, вжимаясь в чужое плечо. — Тебе не нужно переживать о том, что мне может что-то не понравиться, — мягко говорит Дилюк, — но это не значит, что мне все равно на то, что ты подаришь. Я просто люблю тебя, понимаешь? — Понимаю, — вздыхает Кэйя, но бездна его побери, какого хиличурла Дилюк несет?! — Я тебя тоже люблю. Но подарки открой. И скажи, какой больше всех понравился. — Конечно. Дилюк разворачивает коробочку за коробкой. Осторожно, ножом для писем, стараясь не рвать упаковочную бумагу. Наверняка еще потом сложит и будет хранить в каком-нибудь ящичке! Кэйя смотрит на это с замиранием сердца, а потом и вовсе не дышит, когда Дилюк открывает часы. Просит помочь примерить и долго нахваливает то, какие они удобные. А вот Кэйя видит, что они на минуту отстают. Надо будет потом поправить. Следующими Дилюк разворачивает заколки. Улыбается нежно, спрашивает, что за камни такие блестящие, а потом берет с Кэйи обещание рассказать о них перед сном. Кэйя тут же смущается, но улыбается, когда Дилюк прикалывает их к волосам. Потрясающая красота. Потом он достает парфюм. Задумчиво смотрит на него, а после говорит, что ему как раз хотелось обновить аромат. Кэйя ему верит, но с какой-то натяжечкой — за красивые глаза. А вот плащ Дилюку точно нравится. Кэйя даже не удивлен. Но все равно становится страшно, когда Дилюк посматривает на Кэйю и отправляется к столу, ворча про то, что подарков настолько много, что еще одного его бедное сердце просто не выдержит. — Я серьезно, Кэйя, это просто потрясающе, — выдыхает Дилюк, приподнимая плащ и заглядывая под стол, освещенный канделябром в другой части комнаты, — просто чудесные подарки, я бы даже не додумался, что… — Что? — не дыша, спрашивает Кэйя. Ну как тебе? Как тебе? Понравилось? Ну, скажи что-нибудь. Архонты, ну скажи! Кэйе кажется, что стук сердца отдается в ушах. И он снова крошечный мальчик, который нарвал новоиспеченному брату букет светяшек, чтобы его порадовать, а его отчитали за то, что он вечером ушел в Шепчущий лес без взрослых. Дилюк стоит статуей, не отмирая даже для того, чтобы подышать, а после выдыхает как-то громко и резко. Наклоняется перед вырезанной из дерева миниатюрой и осторожно вытаскивает ее, оставляя на столе и касаясь крыши винокурни кончиками пальцев. Горящие глаза, яркая улыбка, но выражение лица настолько сентиментальное, что Кэйя вот-вот заплачет сам. Это невыносимо. Просто быть таким. Просто невозможным. — Не думаю, что когда-нибудь получу подарок на день рождения лучше того, что ты мне подарил, — шепотом признается Дилюк, и его едва удается расслышать. У Кэйи сжимается сердце. — Только если, к примеру, я подарю в следующий раз себя? — так же тихо шутит он, но не смеется, только подходит поближе и обвивает Дилюка руками сам. — Да, — шепчет Дилюк, — знаешь, я кажется, возможно, сейчас умру. Ты слышал о смерти от счастья? Архонты. Кэйя. — Тебе правда так понравилась винокурня? — Безумно понравилась. Мне понравилось все, что ты для меня нашел и сделал. Кэйя, это… Барбатос, это сумасшествие. Я сейчас умру. Я уже умираю. Ama me ut vivere possim. На душе словно тучи рассеиваются по велению Анемо Архонта. Хотя, если честно — лишь от улыбки Дилюка. Он счастлив, и Кэйя счастлив тоже — вот такая простая истина. В груди першит и горит, и любви в нем столько, что невозможно сдержаться. Он накидывается на Дилюка, так глупо, так импульсивно, так счастливо — и целует везде, где только может попасть губами, сжимая руками изо всех сил. Он ни за что не позволит себе потерять это сокровище дважды. Он никогда не покинет Дилюка сам. — Te amo est verum, — шепчет Кэйя в чужие губы, — оживай скорее. Дурачок. — Оживу, если пообещаешь мне в следующий раз не переживать. Кэйя, тебя достаточно. Ты, светяшки и кровать. Да? — Дилюк хитро ухмыляется, но счастье в его глазах горит всполохами пламени. — И кто из нас распутник… — Ты.