С вас - торт!

— Так! У нас проблема! Реальная проблема! — Габи вбежала в кафе над названием «Sweet Finger’s». Фалько едва успевал за ней. Жан обслуживал клиентов в зале, Пик суетилась на кухне. Она подняла бровь. — Габи? Что еще случилось? — в голосе Пик была слышна тревога. Все тревожились, когда наступало «это время года». Печально известная «годовщина». «Да, надо будет сегодня к Энни забежать, проверить как там она одна с ребенком, не скучает? Армин опять в командировке…» — Пик! Он это сделал! Они даже не хотели признаваться сначала, что-то там бурчали про то, что у них и так одинаковые фамилии и «не надо ничего», но мы это так не оставим. Правда, Фалько? — Что не оставите? Кто? Что? — Пик продолжала недоумевать. На кухню заглянул Жан, встревоженный шумом, который устроила Габи. — Габи, давай я. Ты слишком… — Фалько решил прояснить проблему, — дело в том, что Микаса и капитан, кажется, наконец решили официально… Ну, вы понимаете. На лице Пик заиграла довольная улыбка. Жан, кажется, едва сдерживал слезы. — Это все здорово, очень здорово, — продолжала Габи, задыхаясь, — но они совершенно отказываются праздновать. И нам надо что-то сделать, чтобы их переубедить. Ну, точнее, я беру это на себя! — Габи, может быть, не стоит? Может быть, надо оставить все, как есть, и дать им сделать все, как они хотят? — Пик осторожно попыталась успокоить девочку. — ААА, прекрати! Все они хотят. Они просто два угрюмых человека, которые не признают, что им тоже иногда хочется внимания и праздника. Так что, в общем, я с ними поговорю. Но. Мне нужна и ваша помощь. Я думаю, что они согласятся что-то проводить только в одном случае, если им самим не надо будет суетиться. И это мы им организуем. Конни уже в деле. Он соберет всех, разошлет приглашения. Да и рассылать-то особо не надо. Будем ведь только мы. В общем, он берет на себя организацию. Энни обещала затащить Микасу к портнихе, чтобы сшить платье. А вы… Ну, с вас — торт! Жан стоял с открытым ртом. Посетители хвалили его пироги и тарталетки. Но торт. Большой свадебный торт. С фигурками жениха и невесты. Торт для Микасы и для капитана. «Что он подумает об этом? Ох, он, наверное, в любом случае выругается». У Жана начали подкашиваться ноги. — О, как это здорово! Мы в деле, — у Пик, кажется, было совсем другое настроение. — Заходите завтра, мы подумаем над дизайном все вместе! Надо сделать для них что-то особенное! … На следующий день кафе закрыли на пару часов. Для«брейнсторма», как выразилась Габи. Надо было придумать, как будет выглядеть торт. На консилиум собрались Габи, Фалько, Энни пришла с годовалым Елезаром. Райнер заглянул на обеденный перерыв. Конни тоже забежал ненадолго. — Надо сделать их маленькие фигурки, — пискнула Габи. — Хм, — Жан задумался, — и как они будут выглядеть? — Ну, может, сделать их в плащах разведчиков, какие у вас были? — неуверенно добавила девочка. — Ох, — Райнер нахмурился. — Габи, плохая идея. Не думаю, что это все навеет хорошие воспоминания. Там еще УПМ же. А они ведь теперь так не летают. Ну Леви-то уж точно. Да и вообще все эти воспоминания… — Ну, хорошо, — возразила Энни, — но он же летает теперь по-другому! — И что? Нам слепить жениха в каске летчика? — засмеялась Пик. — И еще давай Микасу в белом халате добавим: она же медсестра — отлично выйдет. Конни заржал. Жан почувствовал, что ему становится плохо. «Он точно меня убьет». — Ну, а почему мы не можем их изобразить просто как жениха и невесту? Это же свадьба, — предложил Фалько. — Только, — он замялся, — только вот не знаю, если, Жан, вы будете лепить фигурку капитана, надо ли его изображать… Ну «до» или «после»? Все притихли. Леви никогда не давал им раскисать по поводу своих травм. Даже сам шутил над собой не раз, говоря, что теперь «похож» на свою очкастую подругу. Но все же… Жану становилось все хуже от осознания, что он может как-то обидеть и задеть своего капитана — нет, своего друга — в такой важный день. «С другой стороны, если изобразить его таким, каким он был раньше, — это разве не больше обидит? Они что, его только здоровым и сильным видят?» — М-да, и еще разница в росте. Надо же, наверное, чтобы фигурка Микасы чуть выше него была… — добил Жана Райнер. — Так, все, никаких фигурок! И вообще, хватит! Мы тут так без посетителей останемся. Все. Расходимся, — Жан выпроводил всех. Завернул пирожных для Энни. Себе тоже положил кусок пирога. И налил чаю. — Стресс заедаешь? — подколола его жена. — Да, и даже не отрицаю это, — сказал он упавшим голосом, нажевывая пирог. … Жан не спал всю ночь. Ему снилось недовольное выражение лица капитана. Он проснулся совершенно разбитым. — О, сегодня, наконец, обсудим все! Ты готов? — у его растрепанной жены горели глаза. Он немного успокоился, увидев ее. Она сразу заметила его напряженность. Пик привстала на локтях. Перевернулась и встала на кровати на четвереньки. Слегка потянулась, как будто сонная кошка и в позе (когда-то так привычной ей), сделала пару «шагов» на кровати, игриво поглядывая на него. Его тревога сменилась другими чувствами. Следующий час пролетел незаметно. Жан принял душ, чувствуя, как смывает с себя совершенно ненужную тревогу. «В конце концов, это свадьба. Такое долгожданное событие. Хм, наша тоже, вроде, недавно только была…» Он стоял в дверном проеме кухни и наблюдал, как его жена готовит омлет. Он и сам любил его делать. Но ему нравилось смотреть, как она «хозяйничает». Он любовался ею и думал. Вспоминал. Ее присутствие всегда добавляло ему уверенности в том, что все будет хорошо. Он до сих пор не мог поверить, как эта маленькая женщина перевернула все его представления о прекрасном. «Когда-то я был идиотом, который пялился на выдуманную картинку, женщину, которая никогда мне не принадлежала. И даже не задумывался, чего хочет на самом деле эта женщина. Я был уверен, что дело в Йегере. Я был уверен, что пропади Йегер — у меня будет шанс. Но Йегер пропал, а она оставалась загадкой». Она убила, собственными руками убила Эрена. Когда он узнал об этом от Армина, то было бросился за ней. Но куда там. Она уже растворилась в тумане. А дальше все — как в тумане. Капитан без сознания. Крики, носилки, повозка, марлийская больница. Они сутки в палате провели. Дети эти еще за ними увязались. У самого рука сломана. Не говорили почти. Ни о Леви, который, не приходил в себя. Ни о Микасе, которая пропала. Но на следующий же день дверь в палату, где они сидели, распахнулась и туда вбежала Микаса. Растрепанная. Какая-то взъерошенная. И еще — Жану, может, показалось — но какая-то слишком живая. Может, впервые за все время, что он ее знал. Зашла в эту палату. И больше уже не выходила почти. Так и сидела там. Заботилась. Ухаживала. У него, у Жана, каждый раз сердце сжималось, когда видел, как она много делает там, в больнице. Все не решался подойти к ней, поговорить, сказать, от чего еще сжимается сердце. Через год только решился. А она: — Отпусти меня, Жан, я тебя не заслуживаю. Эти слова пронзили его и в то же время, он как будто почувствовал себя наконец свободным. Потому что на самом деле он уже давно подозревал, что эта его мечта совсем не живая. Не настоящая. Просто не давал себе шанса признаться в том, что было у него перед глазами. Пик. Пик была другая. Не как Микаса. Скорее, на капитана больше похожа. Маленькая, колючая, как ежик. И очень уж себе на уме. Уверенная такая. И спокойная еще. С ней вообще было спокойно. А еще весело. А потом мурашки по коже стали бегать, когда они на корабле вместе готовили как-то… И когда он дал себе этот шанс… Как же хорошо. Как же он был счастлив. Он до сих пор не верил, что заслужил это счастье. А еще Жан был счастлив за Микасу. И за Леви. Он помнит, очень хорошо помнит, тот момент, когда застал ее за чтением книги. Уже больше года назад. Когда Леви был без сознания. И уже никто из них не верил, что он когда-нибудь очнется. А она верила. Верила. Не бросала. Жан потом вспоминал, что Пик, на самом деле, не раз ему говорила об этом еще задолго до того, как он заметил. — Ты знаешь, мне кажется, она не просто так. Знаешь, я бы тоже не ушла… Он тогда внимательно на нее посмотрел. Но мужчины, в основном, не понимают намеков. Им нужны факты. И когда Жан увидел, как она держит спящего Леви за руку. Как читает ему. Как смотрит. Едва ли она даже на Йегера так когда-то смотрела. В ее взгляде, обращенном к Леви, было столько нежности. Столько нерастраченной, не подаренной любви. И в то же время, Жан не видел в ее позе, в ее положении какой-то потерянности. Она была такая цельная. В этом своем желании быть там, рядом с ним. Уверенная, что однажды… Однажды все изменится. А спустя два месяца — на церемонии злосчастной годовщины — Жан видел и другое. Он видел взгляд своего капитана. Как этот взгляд изменился. Как в нем появилась и нежность, которую Леви, кажется, так тщательно скрывал все эти годы. И искры. И еще какая-то мягкость, что ли. «Когда я говорил ему, спящему там, в палате: «Чтобы, когда я вернусь, увидел на ее лице счастливую улыбку,» — разве я мог надеяться, что мое желание возьмет и сбудется?» А спустя два месяца оно сбылось. «Бывает же. Позитивное мышление, что ли?» Микаса все такая же уверенная, не сломленная. Нежная. Заботливая. Такая полная невероятной любви. Стояла рядом с ним, положив руку ему на плечо. А он сжимал ее руку. На его лице тоже много было написано. И боль. И вся тяжесть пережитого. И какое-то легкое смущение и, может, досада на себя нынешнего. Что не может быть «достаточно сильным» — здесь и сейчас. И в то же время — какое-то совершенно новое желание жить. Это всегда поражало Жана в капитане. Любовь к жизни. Может, даже не своей. А просто жизни. Любой, всякой, каждой. Поймал ведь его, Жана, там. В таком состоянии поймал. Чтобы он, Жан, жил. У него, Жана, кажется, все эти два года, пока капитан был без сознания, ком из горла не пропадал. Особенно, когда они навещать его приходили. Как будто вину свою чувствовал. А сделать не мог ничего. — Микаса, мы всегда так переживали… Может быть, теперь мы можем как-то помочь? А помог-то Леви потом. Вот если бы не он, то Жан, может, еще долго ботинком пинал бы землю у себя под ногами. После всего что случилось. Та трагедия в больнице. Когда погибли люди. Этот доктор. Райнер чуть не погиб. Ничего не хотелось. Какая-то пустота была внутри. Щемящая. Тяжелое чувство. И отвращение просто ко всему. И страх еще. Страх, что теперь марлийцы так и будут в них камнями кидать. Как будто они виноваты в этой вылазке йегеристов. — Вот откроемся мы, придем — а нам стены исписали… — Ну, испишут — позови меня. Я помою. Тш. Жан хохотал в голос. Сначала смех был горьким. А потом. Потом стало легко. «Вот он весь в этом. Капитан. Он умеет спасти. Даже когда физически не может этого сделать. Впрочем, спустя год после того, как он очнулся, капитан кажется очень даже бодрым. Ходит с тростью еще. Прихрамывает слегка. В море плавает — не угонишься за ним. И Оньян говорил, что скоро присоединится к нему на аэродроме. Сам Леви как-то скромно об этом. Микаса только рассказывала, что они летали вместе уже. Чудеса». Жан переворачивал у себя в голове эти мысли, как цветные картинки в альбоме. Представил на секунду, какое бы фото эти двое захотели сделать на свадьбу. А потом еще почему-то подумал, что хорошо бы их отправить в свадебное путешествие. «Интересно, они сами-то догадаются? На Хизуру хорошо им будет. Там чая напьются вдоволь. Может, и нам привезут. Заодно и рецептов каких-нибудь экзотичных…» «Так хочется сделать этот чертов торт — для них. Вот чтобы он был, как они. Такой же… Ничего лишнего и… Настоящий, что ли, какой-то…» У Жана на губах появилась легкая улыбка. Пик давно уже уселась за стол. Но не торопила его. Она уплетала свежий омлет и наблюдала за ходом мысли, который, кажется, отражается у Жана на лице. … Спустя месяц после небольшой церемонии в апельсиновом саду, который они когда-то все вместе устраивали, «пара тысячелетия», как давно дразнил Аккерманов Конни, отправилась есть торт в кафе Sweet Finger’s. Жан выкатил на столике с колесиками трехэтажный торт. Белоснежный, покрытый увесистым слоем шоколада. Кажется, очень прочный и твердый снаружи. А внутри — такая нежность. Украшали трехэтажную башню только небольшие зеленые веточки из вафельной бумаги. Полночи с Пик вместе вырезали, потом клеили. Веточки как бы обнимали торт с одной стороны. Но не закрывали его полностью, давая пространство и свободу. Он с опаской посмотрел в сторону молодоженов. Микаса улыбалась. Капитан тоже приподнял уголок рта. — Ой, а это есть можно? — Нужно, капитан, то есть, Леви, — Жан запнулся, вытирая пот со лба. Леви снова улыбнулся. Ему нравилось, что ребята постепенно переставали обращаться к нему по званию. — Я подумал, что нужно сделать что-то, что будет похоже на вас двоих. — Тш, то есть, по-твоему, мы похожи… На башню с листьями? Микаса толкнула Леви в бок. Тот снова ухмыльнулся. Жан робко продолжил: — Мне кажется, Леви, твоя новоиспеченная супруга… Когда я видел, как она ухаживала за тобой, мне она казалась какой-то невероятно спокойной. Сильной, уверенной. Ты извини, что я в такой день напоминаю. Черт, опять что-то несу не то! — Ну, хорош извиняться, ты все правильно говоришь про мою супругу, — Леви кинул нежный взгляд на Микасу, — никогда не лишнее сказать что-то хорошее. Да и к тому же, у меня ведь не было возможности посмотреть на нее в тот момент, о котором ты рассказываешь, — мне приятно знать о нем чуть больше, — Леви снова улыбнулся. Жан, чуть более уверенно продолжил: — Но я, мы все, мы все же знали, чего ей стоило… Но она никогда, никогда она, мне кажется, не считала это жертвой. Она… Была счастлива быть с тобой рядом. Вот я что хочу сказать. Микаса нежно смотрела на Леви. Он на этот раз смущенно опустил глаза. — А ты… Я не знаю, кто бы еще смог выкарабкаться из этой передряги. Только ты, наверное. Ты всегда был про жизнь. Жизнь, которая победит, несмотря ни на что. И заставит других поверить в это тоже. Пустит корни, а там и листья новые появятся. И все оживет вокруг. Даже если раньше было пусто. В общем, этот торт — это как бы Микаса. Ровный, стройный, уверенный. Такой, кажется, твердый снаружи, но очень нежный внутри. А это украшение — эти веточки зеленые — это как бы ты, Леви, как будто ты ее обнимаешь… — Да, никогда еще меня не сравнивали с кустом! Тш. Но речь отличная, — под этот комментарий хрюкнули сразу Конни и Габи. Остальные сдерживались. — Так, мне как-то теперь неудобно будет даже разрезать этот торт. Учитывая, с кем ты его сравнил. Но с другой стороны — попробовать хочется. Габи снова хрюкнула. А Микаса, которая раньше бы зарделась румянцем от таких комментариев, спокойно взяла нож и уверенно направилась к торту. — Эй, погоди, вместе же надо! — Леви ее догнал. Первый кусочек ели сами. Леви съел из ее рук, измазав нос и даже не сильно ворча по этому поводу. Нежный бисквит с орешками, кажется, вяленой клюквой и морковью таял во рту. Сливочный вкус крема, свежесваренная карамель и что-то, напоминающее апельсиновое варенье, переливалось разными оттенками вкуса на языке. Крепкий чай был как нельзя кстати к этому кулинарному безумию. — Вкусно! — резюмировала, улыбаясь, Микаса. — Да, — согласился Леви. Они не отрывали друг от друга глаз. Жан выдохнул. Уже после их танца Леви вдруг подошел к Жану, раскладывавшему остатки торта по тарелкам, положил руку на плечо и серьезно добавил. — Эй, спасибо. Нам понравилось. Правда. Жан посмотрел на Леви, перевел взгляд на Микасу. Она положила подбородок на плечо мужа и нежно улыбалась той самой улыбкой, о которой Жан говорил капитану год назад. На лице Жана тоже показалась улыбка. В глазах стояли слезы. Он смог только выговорить, глядя на друзей: — Мы все так рады за вас.