Ох уж эти детки

Сегодня в школу ее отвозили дяди. Они работают в полиции, и поэтому вставать пришлось рано. А будит ее Фэн Синь — который, в отличие от Му Цина, будящего ласково, будто Жое единственная жемчужина в этом черном море — будил, как солдат в роте. — Рота, подъем! — крик дяди настолько оглушающий, что если бы он закричал совсем близко к уху, барабанные перепонки лопнули бы тут же. И тут же дяде в голову летит силиконовая лопатка — со стороны Му Цина, который уже готовит завтрак на всех. Он, в отличие от Фэн Синя, всегда заботливый, ласковый, хозяйственный, и все можно было бы приписать к тому, что он омега, но дело-то в другом. Му Цин, по словам папы, вырос не в самом благополучном районе, а когда его мама заболела, взял на себя ответственность за весь дом. Он в семье единственный ребенок и на своей шкуре испытал все «радости» взрослой жизни. Уже тогда он научился готовить, стирать, убирать, шить и зарабатывать на жизнь. А тогда ему было всего тринадцать. К девятнадцатилетию Му Цина его мамы не стало, и это ударило по нему так сильно, что он взял в университете академ и год потратил на восстановление. Когда Му закончил университет, Жое уже было шесть, и она никогда не была так рада видеть своего дядю в форме и с погонами. Тогда они сделали фотографию все вместе, где она в окружении трех дядь в полицейской и военной форме и папы в военной форме по-воински приветствуют фотографа и улыбаются. Эта фотография все еще висит у нее над кроватью на пробковой доске. И если дядя Му прошел сложный путь, подружившись с папой только в школе, причем в самом первом классе, то с дядей Фэн Синем папа Жое знаком, наверное, с пеленок. Еще тогда друг господина Се познакомил четырехлетнего Се Ляня с четырехлетним Фэн Синем. И оба были рады дружить. Ведь если ее папа был с шилом в одном месте, то дядя Фэн Синь был некоторым сдерживающим механизмом от проблем, но и сам был не прочь вписаться в драку. Фэн Синь прямой, как палка, очень много ругается и бурчит без повода и, будучи альфой, не чурается показывать силу. Хотя все, кто видел Му Цина и Фэн Синя вместе, знали: будь тот хоть скалой, но Му Цин все равно был сильнее и умнее. Поэтому сейчас дядя Фэн, осознав свою ошибку и потерев несчастную голову, подходит к ее кровати, берет на руки и несет, как принцессу, в ванну, куда уже приготовивший кушать Му заходит с расческой и резиночками для волос. — Какая же ты красивая у нас, — сгребая в крепкие объятия, говорит Му Цин. — И волосы такие длинные, на папу похожа — жуть. Он смеется от того, как Жое, чуть поморщив нос, поворачивается в его объятиях и крепко, как может, сжимает. — А папа в школе разве был красивым? Он всегда говорит, что он обычный и всегда таким был. Ее ставят на стул, чтобы она могла смотреться в зеркало, а дяде было не так сложно делать ей прическу. — Ну, если твой папа обычный, то я — балерина, — смеется дядя, аккуратно расчесывая ее волосы. — Твой папа был, наверное, самым красивым во всей школе. Все хотели подружиться с ним, а он просто хотел хороших людей рядом с собой, которые не предадут и не оставят. — А тогда почему вы его оставили? Эту историю ей рассказал сам дядя Му, когда он очень грустил. Без подробностей, просто фактами, что да, оставили, да, поступили плохо, да, не хотели, но просто поругались. — Солнышко, мы тогда очень сильно поругались. Казалось, что всей нашей дружбе конец. А поругались-то из-за пустяка, — Му Цин начал плести ей косичку. — Был сложный период в жизни твоего папы и их семьи. Бабушку тогда выгнали с работы, а дедушку погнали на пенсию. Вот они и остались с серьезными денежными трудностями и еще не совсем взрослым сыном. Му Цин вспоминал эти дни каждый раз, как выпивал или грустил в день смерти матери. Им было по пятнадцать. Молодые и глупые дети столкнулись с проблемой. У Се Ляня родители не понимали, что делать, как двигаться дальше, куда, главное, а мать Му Цина начала болеть еще больше. Тогда она почти не вставала с кровати, и ему приходилось буквально не спать ночами, чтобы учиться, работать и заботиться о ней. В тот день и он, и Се Лянь были на взводе. Темой ругани стала работа. Друзья отговаривали Се Ляня идти на подработку, а он ни в какую. Все говорил, что надо помочь родителям, надо поднимать семью. Родители немолоды, и это ударило по ним не хуже чугунной сковородки. А когда зашла тема о том, где работает Му Цин, они поругались, потому что он не хотел говорить, что работает на стройке с отвратительными альфами, которым только дай молодую кровь. И если запах Му Цина — базилика и эвкалипта — не сильно отличал его от альф, то шлейф цветочного поля был как красная тряпка перед мордой быка. Му Цин лишь хотел отгородить, но тогда он довольно долго не спал и очень сильно устал, а Се Лянь был взвинчен на проблеме, с которой столкнулись родители. Вот и проехались по больному. Сейчас уже не вспомнишь тех слов, но то, что они убивали изнутри — до сих пор свежо в воспоминаниях. После тех событий Му Цин и Се Лянь не разговаривали два года. Это были самые тяжелые годы. Единственным мостом между ними был Фэн Синь, который разрывался, но был рядом и с тем, и с другим. А когда произошла трагедия, о которой школа захотела промолчать, Му Цин и Фэн Синь молчать не стали. После той драки с ублюдками, что надругались над их другом, они залечили раны, сдали экзамены и пришли к нему. На пороге их встретило бледное лицо, а на шее были борозды от веревки. В тот день вся квартира семьи Се была залита слезами и соплями. Плакали все. Родители Се Ляня — от безысходности своего состояния, Му Цин — от творящегося урагана в душе, Фэн Синь — от того, что не успел защитить. И Се Лянь — от того, чего уже нельзя изменить. Тогда Му Цин извинялся и клялся, что позаботится о ребенке. Винил себя, что не был рядом и не избил их до кровавой каши, а Се Лянь только гладил его по голове и просил просто быть рядом. — Так вот, мы поругались, а через два года помирились. — поправляя косу девочки сказал Му Цин, опуская в своем рассказе суть их примирения. Эта девочка слишком сильно им любима, чтобы вешать на нее все это. Так еще и слишком мала. — Кстати, — уже садясь за стол и приступая к еде заговорил Фэн Синь. — Тот пацан, что извинялся в кафе. Че он сделал-то? — На меня девчата начали напирать и выгонять из-за стола, за которым я обедала всегда. Он пришел, а я с ним тогда неделю целую не разговаривала, я встала и ушла и уже возле крыльца увидела, что он на слова той девчонки кинул в нее помидор. Защищал меня, наверное. — Жое отвлеклась, кладя себе в рот порцию каши с фруктами. — Ну а мне защита не нужна. Вот я и дала ему подзатыльник и сказала, чтобы он не занимался этим и не лез не в свое дело. — А что за дело? — вмешался Му Цин уже подозревая, что что-то не так. Он всегда был очень догадлив на такие вещи, как буллинг. — Ээээ, ну, это важно? — уже не решаясь продолжать свой рассказ, замялась Жое. — Так, — сложив руки на груди, сказал Му Цин максимально серьезным тоном. — Тебя буллят в школе, я прав? Девочка опустила голову и несильно кивнула. — И папе ты об этом не хочешь говорить? Еще один кивок. — Тогда почему не сказала дядям? Мы тут зачем вообще? — Метелка, не прессуй ребенка, — проговорил Фэн Синь, хмуря брови. — Ты чего, в себя поверил, недоумок? — и вот уже начинается словесная перепалка между дядями, которая как обычно закончится объятьями и поцелуями. А пока они решают, кто прав, Жое быстро убегает в комнату, переодевается в школьную форму и берет свой рюкзак. Тогда, в ресторане, после ухода Эмина и его отца и после шуточек со стороны дядь, они попросили взять ее к себе на ночь с воскресенья на понедельник, так как в сети вышла новая серия аниме, которое они смотрят все вместе. Обычно они собираются раз в несколько недель, так как все это время копят новые серии, чтобы разом посмотреть 4-5 сразу и обсудить. Вот и это воскресенье не обошло их марафон стороной. Они втроем посмотрели новые серии, попили газировку, съели целую пиццу, обсуждая Пятый Гир Луффи, и, довольные, пошли спать. Сейчас же Жое, выбежав из комнаты, оставила рюкзак у двери и пошла в ванную умыться. Открывая дверь и видя, как дяди буквально пожирают друг друга, Жое скривилась и поднесла к своему рту два пальца, изображая крайнюю степень морской болезни. — Жое, Господи, ты видишь это постоянно. — Вы друг друга буквально едите. — Солнце, это называется поцелуй. Такое происходит, когда люди любят друг друга. — Фу, неужели и мой папа таким занимался? Пока двое взрослых стояли в ступоре и не знали, как объяснить девочке ситуацию с ее папой, сама Жое подошла к раковине, умылась и выбежала со словами: — Быстрее собирайтесь, голубки, мы опаздываем. Собравшись буквально за пятнадцать минут, все трое уже сели в темно-синий BMW E30. Пристегнув Жое и усевшись на свое сидение, Му Цин вытащил телефон и позвонил Се Ляню. Трубку взяли после пятого гудка. — Спящая красавица, ты там на работу не опаздываешь? — О Господи! Му Цин, спасибо, что поднял. Я как раз-таки через десять минут должен выходить. — Не за что, принц кровати. Если что, Жое мы сейчас везем в школу, так что не волнуйся. А теперь, — Му Цин поставил звонок на громкую. — Наша прекрасная заложница для просмотра аниме, передай папе привет. — Папа, привет, меня покормили, причесали и даже не прибили. Все хорошо. Со стороны телефона слышался поток воды — видимо, папа пошел умываться. — Ангел мой, это прекрасно. Надеюсь, дяди не научили тебя ряду нецензурной лексики? Фэн Синь сразу же встрепенулся и прошипел в телефон: — Се Лянь, я уже извинился. Это была случайность. Жое посмеялась такому страшно смущенному дяде и проговорила в трубку папе, что ничему ее не учили. — Я люблю тебя, пап. Встретишь меня после школы? — Конечно, ангел. Люблю тебя и передай от меня крепкие объятия своим дядям. И Се Лянь отключился. — Опять твой папка все проспал, — ворчал Фэн Синь, поворачивая на трассу. — Кстати, Жое, все же тот пацан извинился. Ты его простила? — Фэн Синь иногда был будто оберегающий свой цветок отец. — Я не знаю. Я все еще не хочу, чтобы его задирали в школе, но он тогда так краснел, когда извинялся, что я не знаю, что предпринять. Му Цин вздохнул и обернулся к окну, засматриваясь на проплывающие за окном здания. — А, что если вам дружить не в школе, а за ее пределами? — Как это? — Ну, смотри, в школе ходите раздельно, друг друга не трогаете, а вот за пределами общаетесь. По мессенджерам там. Жое задумалась и повернула голову к окну. Она и не думала, что можно дружить вне школы. Просто раньше ее друзьями были дяди и Гу Цзы, а тут этот. Ходит хвостиком, чуть ли не щенка изображает, сестрой старшей называет, а потом извиняется перед всей ее семьей. Благо тогда бабушка и дедушка были на кухне, а то и перед ними пришлось бы краснеть. Особенно папе. Задумавшись над таким развитием событий, она и не заметила, как машина уже стояла у ворот школы, а рядом толпились учителя с самыми ранними пташками. Обойдя машину и отстегнув ремень безопасности на Жое, Му Цин взял ее на руки и понес к учительнице. Немного поговорив с ней и опустив Жое на землю, Му Цин, поправляя ей форму, сказал на ухо: — В следующий раз, если на тебя хоть один ублюдок откроет пасть или тронет без разрешения, звонишь мне или этому тупице — и мы камня на камне от этой школы не оставим, договорились? Жое только кивнула, обняла дядь и встала возле учительницы, смотря, как два ее самых лучших защитника в полицейской форме уезжают оттачивать навык по защите своей единственной принцессы. Когда наступило время обеда, Жое еще не успела сесть за свой стол, как возле него, тяжело дыша и убирая пот со лба, уже стоял Эмин. — Я..ха..успел...господи...и буду.... Хаааа, водыыы, — Жое тянет ему свой сок, который тот выпивает в два глотка. — Фух, секунду, я отдышусь. Жое смотрела на него, и в голове зарождался план, как не подставить мальчика, дружить с ним и не видеть, как тот сбрасывает вес. Она обратила внимание на кольцо на пальце Эмина. Раньше оно сидело как влитое, а сейчас уже может спокойно слететь с его пальца, если тот приложит больше усилий, размахивая руками. Целой минуты тишины достаточно, чтобы Жое, серьезно смотря в эти гетерохромные глаза, проговорила, то, о чем думала после разговора с дядей. — Я согласна с тобой дружить, но по правилам. В школе мы не общаемся, не знаем друг друга, не ходим хвостиком друг за другом, но за пределами школы — мы друзья. Благо у нас есть мессенджер, и мы можем переписываться там. Ходить гулять, если родители разрешат, присылать фотки, да хоть звонить друг другу, но только за пределами школы, понял? Эмин в начале ее монолога опешил от того, как быстро меняется ее настроение, но под конец свел брови к переносице и задумался. — Хорошо, за пределами школы мы друзья, а тут нет. Я понял, но мы обедаем вместе, за одним столом, можем не разговаривать, не смотреть друг на друга, переписываться, сидя рядом, но обедаем вместе, идет? — протягивая свою открытую ладонь девочке проговорил Эмин, будто они заключали сделку на крови. И Жое не заставила себя ждать. Сжала протянутую ладонь, закрепляя первую в своей жизни дружбу. И вот сейчас, сидя за столом и спокойно поедая в тишине свой обед, она получила сообщение. Эмин: Кто заплел тебе эту косу? *** Се Лянь безбожно опаздывал. Он не успевал даже поесть, не то что побриться. Господи, у него даже борода не росла, но мелкие плешивые волосинки появлялись и жестко кололись. Переодевшись, расчесавшись и выбежав на улицу, он судорожно думал, как добраться до работы и не получить выговор за опоздание. И так было всегда. Он всегда был невезучий. Получал синяки и ссадины даже если просто шел куда-то, проливал на себя чай, опаздывал и потом на всех парах бежал, чтобы успеть на метро. Если бы сегодня его не разбудил Му Цин с дочкой, он бы пытался выкручиваться как мог, а он никак не мог. Потому что даже врать он не умеет. Недоговаривает — да, но врать — нет. Даже по телефону. Даже в сообщениях. Никак не умел. Вот уже пробегая через дорогу он замечает знакомую красную BMW, которая остановилась ровно рядом с ним. Переднее стекло пассажирского сидения опускается, и на него смотрит глаз цвета обсидиан. — Господин Се, вас подвезти? — Здравствуйте, господин Хуа. Не стоит так заморачиваться, я все равно уже рядом с метро. Разворачиваясь на каблуках и замечая время, Се Лянь понимает, что поезд, на котором он мог успеть добежать до работы, уехал ровно 30 секунд назад. Хотелось взвыть, от своей невезучести. Следующий ждать еще минут 10-15. А значит от точно опоздает. — Господин Се, может все же подвезти? И Се Лянь не знает, радоваться или плакать от того, как несправедлива к нему сегодня судьба. — Если вас не затруднит, господин Хуа. Садясь в машину и пристегивая ремень безопасности, Се Лянь замечает на заднем сидении другого мужчину во всем черном. — Ох, э... Здравствуйте, господин... — Хэ Сюань. Дядя Эмина. — Ох, господин Хэ, здравствуйте, меня зовут... — Я помню. Вы папа той смелой девчушки. Уже не совсем понимая, к чему такая резкость в словах незнакомого мужчины, Се Лянь просто замирает и замолкает. В этот момент машина трогается с места. — Господин Се, подскажите пожалуйста, куда ехать? — улыбаясь во все тридцать два говорит Хуа Чен, выезжая на главную полосу. — Ох, да, прошу прощения. Адрес 318 Анрен Стрит . — Воу, удивительно, — говорит Хуа Чен, перестраиваясь на крайнюю полосу, чтобы повернуть в другую сторону. — Господин Се... — Се Лянь. Господин Хуа, мы уже слишком часто видимся. — Хорошо, тогда все же Хуа Чен. Опустим всякие формальности, — немного посмеиваясь проговорил Хуа Чен. — И все же, куда вы так спешили? Се Лянь тут же встрепенулся от внимательного взгляда мужчины за рулем. — Ох, понимаете, я опаздываю на работу, и если не появлюсь там через, — Се Лянь смотрит в свой телефон и продолжает. — через 7 минут, буду безбожно наказан. — Успеем за пять, — усмехается водитель и вдавливает педаль газа в пол. — Я думал, что только детей наказывают, а у вас там в армии, оказывается, есть и такое? Се Лянь, шокированный скоростью и тем, как при такой скорости машина едет, плавно объезжая другие, молчит с минуту, а потом до него доходят сказанные слова. — А, мы называем это наказанием, потому что нас либо заставляют перебирать бумажки, либо гоняют по плацу. А вы никогда не служили в армии? В этот момент с заднего сиденья доносится смешок Хэ Сюаня. — Я служил, а этот хмырь одноглазый по состоянию здоровья не прошел. Се Лянь сразу понимает, что дело, видимо, в травме глаза и сразу же пытается извиниться. — Только попробуйте начать извиняться, — улыбается Хуа Чен, уже подъезжая к главному зданию. — А ты, рожа карасья, молчал бы. Се Лянь немного смещает брови к переносице и закусывает губу, пытаясь не засмеяться с такой милой перебранки. — Спасибо вам, что подвезли. Сердечно благодарен, а теперь мне нужно бежать, — тараторит Се Лянь и, отстегнувшись, выбегает из машины, успевая за две минуты реактивным двигателем добежать до своего кабинета и сесть на свое место. — О небеса, ты опять чуть не проспал? Говорил я тебе, давай буду звонить по утрам или хотя бы забирать из дома, чтобы ты успевал все сделать. Но нет же, совесть, видите ли, а я вообще-то не только о своей принцессе забочусь, но и о тебе. Как же так можно загонять себя? А? Ты меня слышишь? И Се Лянь определенно слышит. Только сейчас осознавая, что в машине слышал два запаха, которые не перебивают никакие висячие ароматизаторы. Запах моря в дождь и запах свежеспиленного дерева и мяты. От такого он точно нескоро оправится. Потому что запах на полном серьезе был слишком необычен и даже весьма интересен. Криво улыбнувшись и все же наконец-то услышав, что рассказывает Ши Цинсюань, Се Лянь начал забывать эти яркие запахи. — И прикинь, я подхожу к кассиру, говорю, что это уже треш какой-то и я на них жалобу напишу, так как та консультантка мне буквально тыкала в лицо, что мне не подходят те джинсы только потому, что у меня бедра большие. А этот хмырь на кассе берет и заявляет: «И в чем она не права?». Я чуть не убил его там, а ты знаешь, у меня кулак тяжелый, и вот стою... А-Лянь, ты слушаешь? Се Лянь лишь вздыхает, проходится ладонью по подбородку, который стал немного колоться, но хотя бы пока не видно всего этого плешивого безобразия, и кивает головой. — Не побрился, не позавтракал, ничего не сделал. Господи, — приговаривая под себе под нос, бормочет младший Ши и поправляет воротник и галстук Се Ляня. — Так, не дергаться, сейчас причешу твои ростки и займешься делами. В тот момент, когда на голову Се Ляня опускается расческа, а волосы аккуратно перебирают длинные пальцы омеги, входит Лин Вэнь и закатывает глаза не хуже Му Цина. — Господа, тут не салон красоты. Принимайтесь за работу. Она садится на свое место, а Ши Цинсюань в последний раз поправив волосы Се Ляня уходит на свое место и тут открывается дверь впуская трех мужчин. — Прошу прощения, нам сказали прийти сюда для решения вопроса с повестками. И Се Лянь снова слышит голос Хуа Чена. Ну да, вот и оно. Подвез и остался на стоянке, не уезжая. Вот почему. Бляха. — Да, проходите, садитесь, — радостно вскрикивает младший Ши и показывает на место перед собой. — Один ко мне, второй к лейтенанту Се, третий к младшему лейтенанту Цюаню. Лин Вэнь сразу отмели, отчего по глазам было видна ее благодарность этому урагану в фуражке. Однако уже через пару секунд Се Лянь увидел Хуа Чена, который, улыбаясь, сложил руки перед собой на столе и смотрел ему прямо в глаза. Обернувшись по сторонам, Се Лянь уже видел, как Ши Цинсюань начинал разговор с карасем, как назвал его Хуа Чен. А за столом Цюань Ичженя третий молодой человек аж прижался к спинке кресла и пытался не смотреть на лейтенанта. — Так, — услышав рядом с собой глубокий, голос Се Лянь обернулся, возвращая все свое внимание к человеку перед собой. — Что мне нужно делать? — Ага, — понимая, что от него ждут рабочего настроя и переключаясь в режим работника, Се Лянь откашливается и продолжает. — Во-первых, ваш паспорт, повестку и ID карту. Во-вторых, мы заполним вашу карту, с которой вы должны будете пройти осмотр у врачей, которые подтвердят вашу несостоятельность служить. В-третьих, с места работы или учебы нужны будут справки о вашем доходе. И четвертое, если у вас имеются дети от шести до восемнадцати лет, вы также должны будете привезти их сюда для прохождения собеседования. Если есть дети младше шести лет — то справку с их места учебы, а также справку с места работы или учебы супруги или супруга. После всех процедур комиссией будет подтвержден или опровергнут ваш статус. И если вы годны к службе — отправитесь дальше. Отрываясь от своего листа с полным описанием того, что за эти две недели должен будет пройти и принести Хуа Чен, лейтенант Се поднимает голову на собеседника. — Господин Хуа, вы поняли меня? — Д-да, понял. Первое это паспорт, повестка и ID карта. Доставая из кармана своей куртки все нужные документы, Хуа Чен кладет их на стол. И вот началась работа. Се Лянь, как ответственный работник, заводит карту для Хуа Чена, переписывая в нее все данные с паспорта, и очень удивляется, когда не находит штампа о браке. — Сейчас я проведу небольшой опрос, выпишу вам направления по врачам и подписку о невыезде из города, пока не закончится данная процедура. Хорошо? Се Лянь понимает, что говорит с этим человеком довольно холодно и отстраненно, но того требуют правила. — Да, лейтенант Се, — с лисьим прищуром в глазах улыбается Хуа Чен и смотрит на подбородок Се Ляня. — Хорошо. Вас зовут Хуа Чен, верно? — Да. — Дата рождения и сколько полных лет? — 10 июня, полных 24. — Кем работают ваши родители? — Мама учитель танцев, отец — не знаю, пьяницей, наверное. Меня отчим растил с девяти лет. — Кем работает отчим? — Руководит строительной компанией. — Супруг или супруга имеются? — Нет. — Имеются ли дети? — Да. — Сколько? — Один. — Как зовут? — Хуа Эмин. — Сколько полных лет? — Шесть. — Вредные привычки? — Отсутствуют. — А если честно? — Иногда курю. — Кем работаете? — Предприниматель. — Что именно входит в это? — Управляю двумя казино и продаю картины на заказ. — Школа вашего ребенка? — Вы и так знаете. Вздох, полный разочарования срывается с губ Се Ляня, и шепотом, чтобы никто не услышал, он говорит Хуа Чену: — Я-то знаю, но по уставу я должен услышать ответ от вас. Хмыкнув своим мыслям, Хуа Чен попросил повторить вопрос. — Школа вашего ребенка? — Такая же как и вашего. И в этот момент Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать над таким пакостником. Ведь по уставу он обязан услышать ответ, но, видимо эта каламбурятия продлится еще несколько минут, поэтому, вписав школу и ее адрес в карточку, лейтенант продолжил: — Какой класс? — Первый класс младшей школы. — Какие еще есть родственники? — Старшая сестра и старший брат. — Кем работают? — Сестра — юрист, брат управляет баром. — В случае, если вас заберут в армию, кому вы оставите ребенка? Улыбнувшись уголками губ, Хуа Чен не замедлительно ответил: — А можно вам? *** Этот день закончился только тогда, когда начали открываться казино. Хуа Чен, забирая Эмина из школы, не мог не заметить, как тот светится от счастья. — Что случилось? — Ты не поверишь, отец. Она согласилась со мной дружить и даже обедать вместе. Прикинь, мы будем дружить за пределами школы, а в школе молча кушать за обедом. Но главное, что я буду кушать не один, представляешь? Хуа Чен давно не видел столько радости на лице своего сына. Даже после первого дня в школе тот отозвался только сморщенным носом и простым «нормально», а сейчас светится, как фонарь в ночи. Завидев белую макушку дочери лейтенанта Се, Хуа Чен вспомнил, как сегодня днем неудачно пошутил, отчего Се Лянь сначала покраснел, потом побледнел и спросил о том, всем ли незнакомым людям он оставляет своего сына. И нет, не всем. Всего лишь двум друзьям, брату с сестрой и родителям. Остальным он глаза выколет, даже если те посмотрят на маленького чертенка. Но этот человек располагал к себе. Будто если Эмин побудет под такой защитой, как этот лейтенант, то обязательно вырастет сильным и без комплексов, из-за которых не может открыто показывать гетерохромные глаза или кушать в одиночестве. И вот, смотря на то, как этот статный мужчина в военной форме нежно целует дочь в макушку и слушает ее рассказ о сегодняшнем дне, Хуа Чен решает получше узнать своего куратора из военкомата. Поэтому он опускается на корточки к уху Эмина, шепчет что тому надо сделать и отходит к машине. А Эмин на всех парах с радостью в одном месте бежит к Жое, чтобы покатать ее на папиной машине. Господин Се немного пугается, когда к ним подбегает мальчик и хватает Жое за руку. Та ошеломленно распахивает свои глаза и смотрит на Эмина. — Мы за пределами школы, так что я могу тут с тобой разговаривать. И поэтому я хочу проводить тебя до дома. И вас, господин Се. Дочка и папа сначала с удивлением смотрят на посерьезневшего мальчика и сразу же тушуются. — Эмин, мы с тобой дружим первый день. Сначала нужно крепко подружиться, чтобы такое предлагать. И вообще, тебе твой отец разрешил приглашать чужих людей к себе в машину? — ругает мальчика Жое, попутно пытаясь поправить тому загнувшийся воротник. — Эмин, Жое говорит правильно. Стоит сначала спросить у твоего отца, а потом предлагать. Да и мы сами дойдем до дома. Не переживай, — мягко улыбается Се Лянь, когда видит, что делает его дочь. Но Эмин не собирается останавливаться. Сначала он кланяется Жое, потом уже ее папе и, поднявшись во весь свой маленький рост, говорит: — Но отец разрешил. И я очень хочу проводить свою подругу до ее дома, чтобы никто не украл ее и не отговорил со мной дружить. Жое, смотря на это по-детски серьезное лицо, хочет сдаться, но папа все равно немного не верит. — Эмин, солнышко, нам все же стоит пойти пешком. Не думаю, что твой отец захочет развозить чужих людей, он же не таксист? — А что, если таксист? — этот голос заставляет напрячься и поднять голову наверх, глядя в единственный обсидиановый глаз. — Эмин прав, уже темнеет, и стоит все же задуматься о безопасности, тем более меня не затруднит такая поездка. В глазах Хуа Чена загорается игривое пламя, а Эмин тем временем уже аккуратно убирает ладошку Жое из руки Се Ляня и убегает вместе с ней к машине, забираясь на задние сидения. — Но у вас же одно детское кресло. Да и мы достаточно далеко живем. — Насколько далеко? Помнится, с утра я вас забирал со станции в двадцати минутах отсюда. Тем более, сегодня вы, скорее всего, очень устали от надоедливых будущих вояк. Может, все же подвезти? И Се Лянь сдается. Тем более когда видит, как в машину запрыгивает его дочь. Надо будет с ней провести беседу, что в чужие машины нельзя садиться. — Хорошо, но только сегодня. И Хуа Чен улыбается гордо, будто выиграл медальку за самый продуманный план отомстить. Потому что по дороге до дома семьи Се он хочет задать уйму вопросов этому омеге, который в том кабинете среди всех запахов выделился запахом цветочного поля после грозы. И вот, садясь в машину и отъезжая от школы, он везет семью Се домой. — Кстати, Эмин, а если я пойду в армию, ты с кем останешься? — С бабушкой и дедушкой. — А если я отдам тебя не к ним, а к, — Хуа Чен замолкает на секунду, якобы обдумывая свои дальнейшие слова. — Господину Се, ты пойдешь? И тут Се Лянь понимает, на какую удочку попал. Тут же сейчас начнется. Ну кто его тянул сесть в эту машину? Только вот тут тепло, пахнет мятой и деревом, а тело так устало за сегодня. — Если там будет Жое и будет кушать вместе со мной, я не против. А вы, господин Се, возьмете меня к себе? — вставая со своего кресла, потому что не пристегнулся, спросил Эмин. — Эмин, солнышко, ты зачем встал. Сядь на место и пристегнись, — запаниковал Се Лянь. — Жое, пристегни его, пожалуйста. — Да, пап, — проговорила Жое, усаживая вертлявого ребенка и пристегивая его ременем безопасности к детскому креслу. — Простите за такую шутку. Просто на том интервью вы так побледнели, что захотелось напрямую без уставов спросить, почему зная, где учится мой ребенок и как его зовут, вы все равно продолжали задавать вопросы? Се Лянь, опешив от глубокого смеха водителя, повернул голову к окну и выдохнул. — В кабинете стоят камеры с записью звука, и если я начну все вписывать за вас, меня могут наказать по всей строгости закона за то, что я укрываю уклониста или как-то помогаю человеку не пойти в армию. Услышав длинное «а~», Се Лянь выдыхает и поворачивается обратно. — Прошу меня простить за такие шутки. Все же, я в душе тот еще ребенок. Се Лянь задумался на мгновение и, по-доброму усмехнувшись, проговорил: — Ну да, я ведь тут такой старый, что шуток не пойму. — А сколько вам лет? — Двадцать пять, а вам двадцать четыре, я помню. Улыбаясь в тишине, каждый отдыхал от такого необычно интересного понедельника. — Так могу ли я звать вас геге? — Почему так? — Ну вы старше, — перестраиваясь на крайнюю полосу для поворота, сказал Хуа Чен. — Да и дети наши, вон, сдружились, не разлей вода. Так что, думаю, лет так через пятнадцать, может, назову вашу дочь невесткой. Услышав с заднего сидения детские кривляния, изображающие тошноту, Хуа Чен засмеялся и посмотрел на пассажира рядом. — Это шутка, если что, господин Се. — Геге, вы сами попросили. Опешив от такого поворота событий, Хуа Чен лишь тихонько хмыкнул и, поворачивая во двор, продолжил. — Тогда давай на ты, геге? — Хорошо, Хуа Чен. — Знаешь, друзья часто зовут меня Сань Лан, как третий сын. Так что можешь называть меня так же. — Идет, Сань Лан. Улыбнувшись друг другу и обернувшись на двух чертят, которые что-то печатали в телефонах, Се Лянь и Жое поспешили домой. А оставшиеся в машине отец и сын поехали дальше. — Отец, папа Жое тебе понравился? Окей, вот теперь Хуа Чен реально в ахуе. — С ним приятно общаться.