Летний ветер

Солнце ярко светило, сегодня был на удивление спокойный и тихий день. Разве что Ринго прошлась когтями по прекрасному личику Мэтта. Ветерок был совсем лёгким и тёплым, приятно было находиться на улице, либо попросту сидеть у открытого окна. Это достаточно умиротворяющее занятие. Смотришь, прислушиваешься и волей-неволей замечаешь то, чего обычно не замечал. Например вон на том дереве, на той ветке, которая самая толстая и прочная, гнездо, а вокруг него птички вьются и стрекочут. Не разбираюсь в птицах, биологию частенько в школе прогуливал, поэтому не смогу сказать, что за вид. А, например, там, рядом с почтовым нашим ящиком, стоит куст. И будто впервые его видишь, хотя всегда он там и стоял, ты просто внимания не обращал. Куст как куст, но почему-то в такие моменты даже на него можно обратить своё внимание и надолго залипнуть. – Может потрахаемся? – ах, да, я же не один. Со мной на подоконнике уже какое-то время сидит, покуривая приторно-сладко пахнущий табак, Ларссон. В последнее время он стал более унылым, меньше следит за собой, о чём говорит лёгкая щетина на подбородке, помятая серая футболка с почти выцветшим принтом и то, что он перестал подкрашивать волосы, из-за чего те больше не тошнотворного карамельного цвета, натуральные, каштановые. Этому есть объяснение: трудности в отношениях с его бойфрендом. Я, честно, не хотел сувать в это свой нос, но приходится, ведь его "кавалер" зачастил наведываться к нам и устраивать ссоры с коммунистом. Хотя ссорами это даже назвать сложно. Он просто приходил и кричал, долго очень. А этот идиот стоит и хмурится, сжал руки в кулаки и молчит, сказать особо ничего не может. Вот и приходится прогонять его с нашего участка, угрожая вызовом полиции. Торд после этого обычно тяжело вздыхал и уходил в свою комнату. А сегодня он предпочёл одиночеству компанию меня. Не особо хорошая идея это была. Мы не ладим, но и ненависти особой не испытываем друг к другу, как мне кажется. Он меня бесит, его чёртовы рога, запах табака, который уже въелся в его кожу и одежду, что он носит, его привычки, манера общения, перечислять можно долго, поверьте, я смогу найти ещё тысяча и одну вещь, что раздражает меня в нём. Но ведь я продолжаю заступаться за него, продолжаю провожать его, идущего в свою комнату, сочувствующим взглядом и прошу Эдда с Мэттом не заходить к нему, он должен побыть наедине со своими мыслями. О чём это я? – Ты же в отношениях, – я поднял на него взгляд своих чёрных дыр, недоумённо пялясь. – Мы на грани расставания. Не думаю, что есть смысл продолжать быть верным ему, – делает очередную затяжку и медленно выдыхает дым в открытое окно. Его растворяет в себе тёплый летний ветерок, унося неприятный запах прочь с нашего участка. – Ты же сам это видишь. Вижу, не слепой же. Но продолжаю думать, что это просто трудности в отношениях, которые бывают у всех и не стоит из-за этого изменять. Хлопаю коммуниста по плечу и слезаю с подоконника. Он же остаётся сидеть там, докуривая сигарету. Кажется, в тот вечер он так и заплакал, сидя там. Это не моё дело. Скоро всё у них наладится и будет хорошо, они будут счастливы до беспамятства и, держась за ручки, побегут венчаться, а дальше Торд и вовсе съедет от нас, уехав жить к нему.

***

– Ты так и не ответил в тот раз. Потрахаемся? – прерывает тишину он, хрипя и тяжело дыша, ему говорить трудно. Наивный я, такой наивный. Его парень вчера снова пришёл и избил его, на последовательно несколько раз пырнув ножом в живот, из-за чего он и лежит на больничной койке передо мной прямо сейчас, накрытый одеялом. Наивный, наивный и глупый я, который верил, что их ждёт счастливая семейная жизнь. Крови было не то, что-бы много, но то, что она была, уже говорило о многом. Торд лежит на спине, держась за живот и корчась от боли, ведь какие-то органы явно были задеты. Я прибежал, но поздно, он успел смыться, захлопнув за собой дверь. Но норвежец был ещё живой, ещё в сознании. Перевернулся на живот и попытался встать, но грохнулся на пол, застонав. Мне пришлось помогать ему, никого кроме нас не было дома. Обнял его и прижал к себе, набирая номер скорой помощи. А он так и потерял сознание в моих объятиях, но перед этим так жался ко мне, пытаясь обнять в ответ, ища во мне защиту. Глупый. – Ты идиот, Ларссон. Полнейший идиот и кретин, – он улыбнулся. Мне и для меня. И я тоже попытался. За окном опять светило солнце, одаривая землю последними своими лучами, прежде чем скрыться за горизонтом. Опять дул тёплый летний ветерок, от которого всё внутри расслаблялось, а сердце успокаивалось, начиная биться медленнее. А Торд продолжал улыбаться мне. И от этого было ещё спокойнее на душе, пускай я и понимал, сколько боли в этой улыбке было скрыто. Но я постараюсь. Впредь постараюсь сделать его улыбку теплее и солнечнее, что будет согревать холодной зимой и остужать жарким летом. И я готов сделать всё, чтобы добиться этого. Добиться и увидеть его искреннюю улыбку. Настоящую. Посвящённую только мне. Только мне.