Огонь Бельтайна

Эта ночь кажется Ромулу душной до темных кругов перед глазами и одновременно очень свежей, как порыв ледяного ветра. Черной, как вековечная тьма, и яркой, как всполох пламени. Пламя костра гудит, рассыпается искрами, рвется вверх – к черным, усыпанным крупными звездами небесам. Пламя пляшет и смеется, такое же дикое и своенравное, как самая родная на свете улыбка. Млад лихо разворачивается в пляске, змеей выкручивается из объятий незнакомой черноволосой девицы и оборачивается на Ромула. Улыбается так, что разом затмевает и это пламя, и сияющую в небесах луну, и даже солнце бы затмил, осмелься оно выглянуть сейчас. Ромул и глазом моргнуть не успевает, когда его хватают за обе руки горячими цепкими пальцам и тянут в круг танцующих. Костер дышит в лицо таким жаром, что на коже выступает испарина. А может, не от костра, а от того, как близко оказываются темные шальные глаза Млада. Пересохшие губы опаляет сперва его торопливым дыханием, а потом поцелуем – долгим, жадным и жарким. Совершенно бесстыдным. Какая радость, что здесь и сейчас стесняться совершенно некого. В огне за спиной догорают тоскливые зимние дни и холодные весенние ночи, которые пришлось провести в одиночестве, пока Млад был в отъезде по своим чародейским делам. Руки невольно крепче обвивают тонкую гибкую талию, прижимают разгоряченное тело ближе, пальцы сминают легкую ткань рубахи. Млад сдавленно смеется в губы и вдруг прижимается поцелуем к щеке Ромула, щекоча волосами. Ох уж эти волосы... Отпущенные сегодня на свободу – легкие и пышные, завивающиеся в мелкие непослушные кудри. Сдерживает их только такой же пышный и лохматый венок, в котором цветов и трав столько, что даже искушенный в этой науке Ромул не может на глаз определить, где здесь что. −Идем отсюда. – опаляет щеку уже не губами, а шепотом. – Быстрее! Ромул согласно кивает и через силу разжимает объятья, перехватывая Млада за руку. Вдвоем они вырываются из цепкой хватки хоровода и бегут по высокой траве прочь – под сень леса. Только разлетаются в стороны потревоженные светлячки, похожие на упавшие с неба желтые звездочки. Берег лесного озера встречает тишиной и прохладой. Здесь нет буйного пляшущего света пламени, зато сквозь расступившиеся кроны древесных исполинов щедро льет серебряный свет луна. Млад замирает на мгновение, запрокидывая голову, подставляя под ее прохладные поцелуи лицо с блаженно приоткрытым губами, и облегченно вздыхает. А потом оборачивается на застывшего рядом Ромула и кладет руки ему на плечи: −Хорошая ночь, правда? – шепчет он, скользя ладонями Ромулу по шее и накрывая смуглые впалые щеки. −С тобой любая ночь хороша. – отзывается Ромул, коротко касаясь ладони Млада губами. – Но эта – особенно. Млад смеется, щуря глаза, и лунный свет путается в его волосах. Венок дурманит острым ярким запахом трав и цветов, смешиваясь с едва уловимым ароматом меда и горячего железа. Собственным запахом Млада. Звонкий смех переходит в сдавленный вскрик, когда Ромул целует эти полные яркие губы, скользит языком в податливо приоткрывающийся рот, прижимается еще ближе, позволяя себе опустить руки пониже тонкой талии. Млад в его объятьях выгибается, прижимаясь, как кот. Зарывается пальцами Ромулу в короткие волосы, потом все-таки обнимает за шею, притирается к бедру неумолимо растущим возбуждением. Пламя Бельтайна вспыхивает в крови, согревая и обжигая, отзываясь глухим шумом в ушах и торопливыми ударами сердца. Ромул с нажимом проводит ладонями по широкой крепкой спине, пробирается под свободно висящую рубаху, пояс от которой остался где-то у костра. Судорожно вдыхает от ощущения теплой гладкой кожи, тугих напряженных мышц. Млад нехотя отстраняется, позволяя стащить с себя рубаху. Ворот расшнурован так широко, что даже не задевает венок. На смятую их беспорядочными шагами траву Ромул кидает рубашку, однако в полете та увеличивается до настоящего покрывала. Млад, красуясь, щелкает пальцами, и вокруг его руки рассыпаются юркие искорки, отражаясь в глазах. −Магия так и искрит. – смеется он, плавно опускаясь на покрывало. – Чувствуешь? −Если тут что и искрит, то уж точно не магия. – усмехается Ромул, непослушными пальцами распутывая шнуровку своих штанов. Млад поднимается на локтях, выгибаясь так красиво и бесстыдно, что даже луна бы покраснела. Если бы ее тоже не заразило безумие этой ночи. Бледные лучи ласково скользят по его шее с проступившими жилами, спускаются к фигурному разлету ключиц, очерчивают грудь и живот с проступающими мышцами. Робко замирают у пояса штанов. −Ромул… − неожиданно тихо и нежно шепчет Млад, и Ромул почти давится воздухом и от этого тона, и от выражения его лица. Потому что Млад… Любуется. Им, вечно угрюмым, нелюдимым и нелюбимым людьми внуком Яги. А Млад только улыбается шире и призывно протягивает руку. Со стороны озера доносится еле слышный всплеск, но Ромулу нет до него никакого дела. Куда важнее стащить, наконец, с Млада штаны с исподним, приласкать сперва ладонью, потом губами, не отрывая взгляда от его лица. Млад крупно вздрагивает всем телом, сжимает пальцами края покрывала и стонет так, что у Ромула темнеет в глазах. −Нам сейчас… все… мавки завидуют… − с трудом выговаривает Млад, невольно подаваясь бедрами вверх. Ромул не отвечает, только плотнее обхватывает губами напряженную, солоноватую от выступившей смазки плоть и опускает голову, принимая глубже, сжимая стенками горла. Тело Млада натягивается, как струна. По красивому, как из мрамора выточенному, лицу быстро скользят две слезинки. −Ро-мул… − задыхаясь, шепчет Млад, ожесточенно кусая припухшие покрасневшие губы и принимаясь ласкать себя. Ромул очерчивает языком рисунок вен на окончательно затвердевшей плоти и краем глаза наблюдает, как чуткие изящные пальцы Млада скользят по горлу, спускаются к груди, стискивают и перекатывают соски. Кудри у Млада растрепались, венок съехал набок. Такой чародей – обнаженный, открытый, почти потерявшийся в собственном удовольствии – кажется вдруг самым совершенным воплощением ночи Бельтайна, какое видел мир. Ромул уж точно никогда ничего подобного не видел. Когда Ромул отстраняется, Млад недовольно стонет, но ловко выделывает правой рукой сложный пасс, и на покрывало рядом с его головой мягко падает небольшой флакон. −В этот раз – безупречно. – тихо смеется Ромул, наклоняясь и смыкая пальцы на прохладном стекле. Млад хмыкает и успевает укусить Ромула за плечо. В первый такой раз флакон благополучно стукнул чародея по голове, залив маслом волосы. Теперь, однако, все идет действительно как по маслу. −Хорошо, что мы так часто упражняемся. – усмехается в ответ Млад, шире разводя колени. Ромул медлит, глубоко вдыхая пахнущий лесной прелью и водой ночной воздух. Млад, залитый лунным светом, взбудораженный и возбужденный, с потемневшей прижимающейся к животу напряженной плотью и ярким, потерявшим очертания, ртом, прекрасен настолько, что не хватает слов. На первое прикосновение Млад отзывается долгим несдержанным стоном. Подается навстречу, прогибаясь в пояснице так, словно у него вовсе нет хребта. Плавно качает бедрами, принимая первый палец. Венок с его головы все-таки свалился, кудри рассыпались прихотливым потоком. Сильные ноги смыкаются вокруг бедер Ромула, когда он все-таки толкается в горячий, растянутый вход, вжимаясь лбом Младу в плечо и сдавленно выстанывая его имя. Млад что-то неразборчиво шепчет в ответ и только пришпоривает пятками, побуждая двигаться резче, сильнее. Ромул вжимает гибкое и податливое, но такое сильное и крепкое тело в подстилку, радуясь мимоходом, что трава здесь такая густая, что похожа на перину. Руки Млада оглаживают ему спину, плечи, шею, ласкают затылок с коротко обрезанными волосами. −Счастье мое… − тихо, но горячо раздается над ухом. Шепот Млада отзывается коротким спазмом внизу живота и странным трепетом в груди. Заставляет двинуть бедрами чуть иначе, добиваясь звонкого чувственного вскрика. Млад выгибается навстречу, потираясь твердой скользкой от смазки плотью, обнимает сильнее, будто окутывая собой. Своим жаром, своим запахом, своей страстью. Любовью своей обнимая. −Родной мой… − шепчет Млад, касаясь горячими влажными губами уха, и Ромул не выдерживает. Белые звезды и желтые светляки вспыхивают под веками все разом. Пламенем Бельтайна ошпаривает изнутри и снаружи, а до слуха доносится долгий, вынимающий всю душу стон Млада. В себя приводит лижущий влажную спину прохладный ветерок с озера. Ромул упирается непослушными руками в землю и осторожно скатывается вбок. Встречается глазами с Младом и торопливо переводит дыхание. Кудри Млада рассыпались вокруг головы, словно причудливая корона. Чуть в стороне сиротливо лежит венок, по-прежнему пышный и свежий. Ромул тянется к нему, но все же роняет непослушную руку на тяжело вздымающуюся грудь Млада. −Да будет с нами благословение Бела. – язык у Млада заплетается, но улыбка широкая и совершенно счастливая. −Да будет. – эхом отзывается Ромул и тянется поцеловать эти улыбающиеся губы. Млад с охотой отвечает, приподнимаясь на локте, и вдруг резко отстраняется. Чтобы с хулиганской улыбкой нахлобучить венок уже на голову смеющемуся Ромулу. Из озера на них с умилением взирают все местные мавки.