Одна новость может изменить вашу жизнь...

— Лилс, ты в порядке? Бродяга находит ее сидящей на ступеньках Хогвартса, взгляд отсутствующий, волосы растрепал осенний ветер, а в руках конверт измятый и будто бы со знакомой печатью. Эванс молчит, лишь сильнее мнет в кулаке конверт и смотрит вдаль так, будто не расслышала вопроса. Сириус хмурится, чувствуя внутри зарождающееся беспокойство, кажется, тут срочно нужен Лунатик со своим спокойствием и умением выслушать человека и дать дельный совет. Как назло тут только Блэк, который и не очень знаком с разговорами по душам, тем более, с девчонками. Но делать нечего и он вынуждено усаживается рядом, стараясь состряпать на лице выражение, означающее «я готов тебя выслушать и дать поплакаться в жилетку», к сожалению вместо этого его лицо так и кричит «какого черта я должен делать?» Эванс переводит на него какой-то потухший взгляд, долго разглядывает его лицо и потом качает головой. Кажется, у нее веры в умение Бродяги советовать еще меньше, чем у самого Блэка. Они сидят так по меньшей мере минут десять и Сириусу уже кажется, что можно просто встать и свалить, ведь судя по всему посвящать его в чужие проблемы не собираются. Он даже порывается встать, но замирает, услышав хриплое: — Сигарету дашь? Замирает и пялится на Эванс так, будто она только что призналась, что является дочерью Гриндевальда, не больше не меньше. Его мозг коротит, сбоит и даже как-то страшно скрипит несмазанными пружинами, потому что, какого черта. У него только что попросила сигарету Эванс, та самая, которая вечно морщилась стоило запах почувствовать. Та самая, которая ему целые статьи маглов зачитывала о вреде курения и алкоголизма. Сириусу кажется, что он где-то свернул не туда и попал в параллельный мир, либо знатно приложился головой о стены замка. — Бродяга, ты оглох? Слова срываются с ее губ, и Блэк только сейчас замечает мокрые дорожки на чужих щеках, искусанные губы и кровоточащие лунки на чужих ладонях. Тянется рукой в карман и достает пачку маггловских сигарет, протягивая ее девчонке. У той руки дрожат, когда она тянется за пачкой, и только сейчас он, будто видит ее впервые. Дрожащие от холода плечи, ведь сидит в одной тонкой майке, посиневшие от холода и терзаний губы, а еще глаза какие-то выцветшие, больше не горящие изумрудами. Он чувствует себя последним идиотом, ведь собирался свалить только что, оставляя эту хрупкую девочку с болью наедине. Мантию стягивает со своих плеч и накидывает на плечи рыжеволосой, та тянет правый уголок губ в улыбке, но больше это похоже на сломанную линию. Сириус садится рядом, сам прикуривает сигарету и они сидят так еще минут пять. Между ними только дым сигарет, ветер что треплет чужие рыжие пряди и конверт, что уже не в чужой ладони, а рядом на ступенях. — Это же герб Малфоев?! До него доходит, где он видел такую печать и ему хочется еще сильнее обнять дрожащую Лили. А еще хочется смачно выругаться, такими выражениями, что не пристало слушать юным волшебницам. — Нарси беременна. Голос у нее такой, будто дементоры высосали душу только что, а Сириусу хочется виновато поджать уши. Он знал об этом, умалчивал и на вопросы Лили о Нарциссе, лишь пожимал плечами, утверждая, что знать не знает, как там она, ведь давно не общался с семьей. Ему хочется извиняться за свое вранье и вынужденное молчание, но он только затягивается сигаретой сильнее. Он виноват и будет очень долго заглаживать свою вину, но признаваться в этом сейчас, когда Лили Эванс разбили и растоптали сердце, не станет. Не стоит добавлять еще больше пепла и праха туда, где совсем недавно образовалась пустошь. Он сжимает чужую дрожащую ладонь в своей и еще раз отчаянно жалеет, что рядом нет Лунатика и Сохатого. Лили сейчас, как никогда раньше, нуждается в поддержке друзей. — Я выйду замуж за Джеймса. Сириус вздрагивает, впивается взглядом в чужое бледное лицо и тянет: — Лилс, что ты… Она перебивает, жестко и хлестко, так как никогда раньше не делала, не позволяла себе, являясь слишком воспитанной и доброй. — Я уже все решила. Да и Джеймс прекрасно поймет меня и мою ситуацию. Сам ведь говорил мне о том, что его роду нужна новая кровь. Он поймет… Последние два слова она произносит слишком медленно, так будто и сама не уверена, что действительно поймет, что не осудит и что не возьмет свои слова назад. Сириус Джеймса знает, поэтому на сто процентов может сказать, что Поттер в этой ситуации не оставит Лили одну. Но он молчит, потому что с горечью понимает, как всего одна новость может сломать человека и заставить его отступиться от своих прежних принципов. Он обнимает ее, Лили сворачивается клубком в его руках, утыкается носом в плечо и плачет. Тихо, дрожаще, что мурашки по коже от этого понимания. И ему нечего ей сказать, нечем утешить, ведь этот день принес ей больше боли, чем она могла бы вытерпеть. Он обнимает ее и сам понимает, что по щекам скользят горячие и соленные капли, ведь он никогда не думал, что та любовь, что связывала Лили И Нарциссу приведет к такому краху. Он думает о том, что Нарси слишком легко отказалась от той, кто любил ее всем сердцем ради брака с Малфоем.