Show me how to use this gun

Хэ Тянь не знает, на что надеется, когда стаскивает у старшего брата пистолет, из которого тот учил его стрелять. Конечно, незаряженный, он ведь из него не стрелять собрался. Он не знает, на что надеется, когда показывает его Рыжему, хвастаясь. Он в восторге от ощущения тяжести оружия в своей руке, от того, как оно холодит. Это так круто, так опасно и запретно, что интересно. Он понятия не имеет, чего ожидает, когда плавно, почти что мягко забирает пистолет у Рыжего из рук и проводит стволом по его щеке (досадно, что это даже не эвфемизм). Пацан смотрит прямо в глаза, не отводя взгляд, хотя и чертовски боится, дрожит, но, оказывается, его так легко завести. Просто катастрофа. Кто знал, что доверие так возбуждает? Его дыхание становится все более прерывистым и поверхностным, и Тянь уверен, что у него чертовски сильно тянет внизу живота, все скручивается в тугой узел от страха и возбуждения. Потому что поверить мафиозному отпрыску, у которого непонятно откуда пистолет и который может без особых последствий застрелить его хотьпрямщас, — очень страшно. Он ведь даже никак не проверил, просто поверил на слово, что он не заряжен. У него от адреналина скачет пульс, подрагивают мышцы и течет по спине холодящая горячую спину капля пота. Хэ Тянь видит, как Рыжий заинтригован, и чувствует, как слабая безумная улыбка расплывается на его лице неконтролируемо. Власть над кем-то сносит крышу. Он смотрит Гуань Шаню прямо в глаза, слабо кивая и мягко, почти что нежно надавливая на его веки пальцами свободной руки, давая понять, что он хочет, чтоб он прикрыл их. Он подчиняется, и Тянь ведёт пистолетом вверх, к его лбу, прислоняет дуло прямо к нему и ждёт пару секунд непонятно чего, просто упиваясь тем, как Рыжего всего пробивает мелкой дрожью, как он, не в силах контролировать свое тело, сухо и громко сглатывает. Он знает, как ощущается этот липкий страх, царапающий спину вдоль позвоночника, скребущийся где-то на уровне диафрагмы, распирающий ее изнутри, будто туда подселили маленьких котят, которые щекочут все внутри своей мягкой шерсточкой. — Бам, — почти шепотом, вполголоса произносит Тянь, слегка толкая Рыжего пистолетом в лоб, и видит, как он испуганно открывает глаза, будто выныривая из воды, задыхаясь вдохом. Он нагло, самодовольно скалится, обнажая острые кафельные зубы, радуясь, что его пакость удалась, видит, как Рыжий теряется в его взгляде, ухватывая там что-то глубже, чем вредность и довольство собой, тем, что его удалось испугать. Кажется, он случайно обнажил перед этим странным мальчишкой ещё и душу. Хэ Тянь перестает улыбаться: уголки его губ медленно опускаются; и они ещё недолго смотрят друг другу в глаза. Он не выдерживает этой открытости, чувства, будто его в чем-то уличили, поймали за чем-то запретным и ужасным, и надавливает на затылок, подталкивая его к тому, чтоб он встал на колени. Мальчишка, не отрывая взгляда, слушается с промедлением. Тянь обводит пистолетом скулу, левой рукой приподнимая подбородок Рыжего указательным пальцем, заставляя его смотреть на него снизу вверх, большим надавливая на его нижнюю губу. Он тяжело дышит и смотрит открыто, почти по-детски, доверчиво — просто малец, пытающийся казаться взрослым и сильным. Хэ Тянь мнет его губу, проталкивая палец глубже в рот, чувствует острые кромки зубов, теплый мягкий влажный язык. Гуань Шань обхватывает его палец губами, обводит его языком внутри и втягивает щеки, глядя ему прямо в глаза. Хэ Тянь не выдерживает этого давления, того, что этот дикий пацан творит с ним, и гладит его щеки подушечкой пальца изнутри, чуть отодвигая их. Ему нравится, что Рыжий тяжело дышит, согревая горячим дыханием его руку; нравится, что у него мягко и тепло во рту, что он податливый и не беснуется как обычно. Он напоследок проводит большим пальцем по его сжатым острым зубам с выпирающими повыше клыками, проходясь и по деснам, приподнимая верхнюю губу (теперь он выглядит, как скалящаяся собака), и, медленно пройдясь пистолетом от мочки вдоль линии челюсти, подносит его ко рту, аккуратно, стараясь, чтоб он не стукнулся об него зубами. Гуань Шань боязно, недоверчиво разжимает челюсть, своими карими глазами глядя, как беззащитный оленёнок, Хэ Тяню в глаза, и тот медленно, осторожно просовывает пистолет дальше ему в рот. Он думает, что выглядит до жути пугающе: все время сипло дышит, почти не моргая, смотрит дикими глазами с полностью черной от зрачков радужкой и время от времени сглатывает накопившуюся слюну, потому что да, очевидно, его эта вся ситуация тоже заводит, ему жарко и тесно в одежде и, кажется, собственной коже, но он старается сохранять хладнокровие и мыслить хотя бы немного трезво. Хэ Тянь придерживает Рыжего за затылок, чтоб не отклонялся, и медленно, следя за его реакцией, глядя ему прямо в глаза, вводит его дальше, глубже, пока не чувствует пальцем на спусковой скобе мягкость его губ. Он сводит брови (если прикрыть его рот, то он почти что выглядит так, будто молится), моргает своими огромными слезящимися глазами и кое-как сглатывает — видно, что ему некомфортно, что ему в новинку держать что-то такое во рту — челюсть затекла, по подбородку и шее, затекая за ворот футболки, все равно течет слюна, и язык некуда деть. Тянь скорее знает, чем догадывается, что у него во рту неприятный металлический привкус оружия, потому что даже после стрельбы руки отдают сталью, как будто подержал монетки. Мальчишка хватается руками за его штаны на бедрах, по бокам, там, где швы и три дурацкие лампасы, и от этого у него на секунду подгибаются колени. Хэ Тянь сжаливается и вынимает пистолет из его рта — от губ за ним тянется нить слюны. Пацан резко опускает голову, прижимаясь к его бёдрам, ещё крепче сжимает ткань его штанов в кулаках и тяжело, шумно дышит, дрожа, и пока он не видит, Тянь тоже может перевести дыхание, прикрыть глаза на пару секунд, немного расслабиться. Он поднимает на него голову, облизываясь и рвано утирая мокрый подбородок запястьем пару раз, и слегка приоткрывает губы, как будто ему неловко просить о продолжении, и Хэ снова немного медлит, когда вводит пистолет ему в рот (потому что знает, что он большой и тяжёлый, и им очень неприятно получать по зубам), поглаживая его рукой по скуле, но уже гораздо быстрее и нетерпеливее делает это. Хэ Тянь видит румянец на его щеках, видит, что ему нравится, и между его разведенных ног ставит свою. Гуань Шань слегка трётся, надеясь, что он не заметит, поскуливает, выдавая себя с головой, и начинает сам брать в рот глубже, насаживаясь понемногу и отодвигаясь обратно. У Тяня мокрые, все в слюне пальцы, которые лежат на спусковом крючке. Хэ Тяню на несколько секунд становится жаль, что пистолет у него незаряженный, потому что пристрелить это дикое рыжее недоразумение было бы куда проще, чем пытаться сдержаться. Потому что Рыжий все ещё сжимает в руках и без того натянутую ткань его штанов; потому что он понемногу привыкает, начинает все чаще двигать головой, и она слишком близко, на одном уровне с членом Тяня, и он не может думать ни о чем другом, кроме как о том, как у него мягко, влажно и тепло во рту, и как он хотел бы оказаться в нем. Ему жарко и душно от этих мыслей, челка липнет ко вспотевшему лбу, кажется, мокрое все тело — даже за коленками влажно, руки бьёт дрожью, и дышит он хрипло и уже гораздо громче, не в состоянии сдерживаться. Рыжий плотно обхватывает ствол губами, собирая с него лишнюю слюну, и скорее неосознанно, на автомате, чем намеренно, проводит языком по дулу, заглядывая Тяню в глаза. Запускает руку к себе в штаны, и ему хватает пары движений, чтоб прикрыть глаза и негромко, задушенно простонать сквозь сжатые зубы. Хэ в панике смотрит на это ржавое безумие, смотрит, как Рыжий, обессилев, прислоняется головой к резинке на его штанах, пытается отдышаться и мутно, осоловело, с опускающимися веками, заглядывает ему в глаза. Хэ Тянь, кажется, впервые в жизни не находит, что сказать, поэтому просто испуганно смотрит в ответ, и Рыжий, не отрывая взгляда, медленно, трясь щекой, перемещается к члену Тяня, обхватывает его стояк губами через ткань спортивок, и Тянь готов сойти с ума прямо сейчас, потому что дыхание у Гуань Шаня горячее, неровное, влажное, и он так же, через ткань мажет языком по члену. Тянь будто через толщу воды слышит, как пистолет издает характерный звук, потому что его натурально бьёт тремором. Он закрывает глаза, чтобы не сойти с ума от того, что этот чёртов Рыжий творит с ним, и дёргается, когда вдруг чувствует, как он гладит его через штаны. У него подкашиваются ноги и он едва не падает, чувствуя, как кончает — позорно, с громким, почти девичьим полувсхлипом-полустоном, в штаны, даже не коснувшись себя. Он будто накурен: кажется, будто чувствует даже, как у него бежит кровь по венам, все чувства такие яркие, мысли такие жидкие, неразборчивые, похожие на дурацкий кисель. Он чувствует, как от его лица и шеи идёт жар смущения, и думает, что так люди и сходят с ума.