Сигарета, балкон, бабушка.

Пит всегда знал, что является пешкой в руках Кхун Корна, как и все телохранители Тирапаньякул, но с тем, что произошло больше года назад, можно было сказать, что он вместе с Порше дошёл до конца шахматной доски и кажется был повышен. Конь, ладья или другая фигура не имело значения, если честно. Просто стоя на балконе и выкуривая свои лёгкие эти мысли достигали запутанный ум слишком быстро, чтобы их оборвал кайф от никотина или чего-то по тяжелее, если Пит стаскивал со столика не свою пачку сигарет. Становилось смешно и чудовищно пусто внутри, ведь место, которое он занял в младшей семье — угроза не только его безопасности. Вставая вот так рука об руку с Вегасом он единолично повесил мишени на каждого своего кровного родственника. Пит не знал правильно ли его чувство спокойствия от мысли, что та малая часть его рода за который он не раздумывая отдаст выстрел наотмашь уже давно стоит в очереди на перерождение… Хотя в его жизни мало, что может быть правильным. Честно говоря многие годы он лепил из себя совершенно другого человека. Пустышку под тысячным слоем масок, чтобы никто никогда не увидел и не запомнил его лица, чтобы никто не залез ему под шкуру без надобности, чтобы никогда не повысили. Пит из кожи вон лез, чтобы навсегда остаться в комнате Танкхуна и смотреть дорамы, ходить вслед за ним в глупой одежде, чтобы просто быть на фоне. И что по итогу? Теперь его знают. Поверхностно, как парня отчаянно решившего, что сможет совладать с Вегасом. Псих психу пара. Не замечательно ли? Кто-то называет его шлюхой и крысой. В их реалиях это нормально. Вполне в стиле телохранителей второй семьи, что до сих пор прощупывают границы дозволенности под руководством Порша. Кто-то уважает за то что выдержал пытки босса и не стал умалишённым. А может и стал, кто знает. Уж точно не телохранители. Он раньше даже не старался заводить «выгодные» знакомства за пределами комплекса, что уж говорить о телохранителях других семей в этом не было никакого смысла. Дверь на балкон тихо открывается от ветра скорее всего. Родственники. Он помнит ощущение тяжести в своем теле, как свинец застывший в его жилах, а позже бурлящий гнев, после сорвавшейся сделки с тупым, но ебать каким богатым дилером. Тогда ворвавшись в дом бабули с несколькими доверенными людьми первой семьи, он разрушил свой идеальный образ в глазах той, что воспитывала его, как доброго порядочного человека. И к тому разговору, который случился у них в дороге на безопасную территорию он никогда не хотел бы возвращаться. Он мечтал о том, чтобы бабушка до сих думала, что он успешно ведёт свою карьеру в IT-компании и не имеет никакого отношения к преступности. Как жаль, что действительность, оказалась совершенно другой. — Пит? Вырвавшись на поверхность своего плывущего разума, бывший телохранитель хотел бы обругать себя за утраченную бдительность, но взглянув в морщинистое лицо родственницы он откинул эти мысли. Улыбка к его сожалению не лезла на лицо. Находясь так близко спустя почти десяток лет, сопровождающийся лишь короткими встречами или телефонным разговором, хотелось уткнуться в ее плечо и как в детстве заплакать. Но ему больше никогда не будет семь. На его руках кровь и отпечатки чужих зубов, напоминающие ему, что ещё недавно он кого-то пытал в подвалах этого дома, а не пот и ссадины от работы в огороде. — Ба, уже поздно, почему не спишь? — он смотрит, как бабушка без привычных очков на носу щуриться, кажется следя глазами за патрульными. Как за воробьями на грядках. — Много мыслей Пит, — начинает она, — не могу уснуть, когда Кхун Порш, Кхун Вегас, Кхун Макао или ты, где-то там далеко. Не представляю, как могла спокойно спать, пока ты все это время был здесь, и стоял подобно ему. Она указывает на телохранителя у дверей летней веранды. Пит смотрит и кажется этот парнишка совсем молодой и двадцати ему не дать. Мог бы сейчас учиться в колледже на курсе так третьем… — Ты ведь тоже не спишь… Потому что беспокоишься за Кхун Вегаса? — ей не нужно гадать, чтобы понять своего внука. Хоть и трудно принять, что Вегас, которого она встретила на острове и Кхун Вегас здесь в Бангкоке это один и тот же человек. Ещё труднее подслушивать слухи о внуке и его избраннике. — Конечно, бабуль, беспокоюсь. И Венис без него почти не спит, ворочается много, — он тушит сигарету и в сотый раз уверяет себя, что обязательно выкинет содержимое переполненной пепельницы. Рядом стоят два стула, но они не спешат присаживаться, всё думают, кто первый уйдет от неудобного разговора в свою спальню. На удивление они остаются. — Венис растёт, у него почти все зубы прорезались, — говоря о зубах у него чешутся ранки на тыльной стороне ладони хочется отвлечься не думать о крови на руках и запах кислый от сигарет вполне даёт ему такую возможность. Язык развязывается сам собой. — Он почти не плачет и не суёт свои руки куда не следует, иногда тянет меня за волосы, чтобы я его обнял покрепче. Это мило. Но на днях он сильно вертелся в руках Вегаса, пытаясь достать из уха серьгу, что чуть не выпал. Как объяснил Порш, имеющий воспоминания о детском доме, в котором провёл чуть меньше года, пока его дядя не встал на ноги — младенцев там персоналу запрещают держать на руках и успокаивать, когда те плачут, чтобы новорожденные учились засыпать и успокаиваться сами. И хоть дом малютки куда бросили Венис и был более чем элитным там так же практиковали эту методику. Так что было счастьем, то что этот ребенок начал изучать мир. — Действительно мило. Я надеюсь Венис вырастет хорошим человеком. И Пит, я может и стара, но не глупа. Не уходи от моего вопроса. Захотелось вернуть выброшенную сигарету, чтобы та догорела и обожгла пальцы, потому что так у него бы была возможность уйти в медпункт от разговора с бабушкой об его чувствах к Вегасу. Черт, он воспитывает с ним ребенка и держит в узде Макао, пока Вегас, как подручный с чемоданчиком дантиста для устрашения, разъезжает с Кинном или Порше на встречи. — Бабуль, почти час ночи, я кажется скурил, что-то тяжелее никотина и болтаю о Венис, по моему побитому состоянию должно быть видно, что я чувствую, да? — он пытается мягче говорить, но горло саднит и дерет от того выходит голос куда хуже даже его будничного. — Хорошо, не буду давить, ты же думал о чем-то своем Пит, пока я не вошла, извини, — все же сегодня первой уходит она.