Quo Vadis?

      Величественные мраморные стены содрогались от женских стенаний. Она снова обессиленно лежала на полу, раскинув руки в стороны, прижавшись лбом к прохладному полу, в надежде, что вековые камни укроют её плач и не расскажут никому, что подающая надежды шпионка Ватикана лежит здесь ночами и бьется лбом об пол в слезах. Ведь агенты Кардинала не должны горевать, они должны радоваться тому, что им выпала такая высокая честь - сделать что-то для благополучия Папского Престола.       Но Нова плачет, плачет и молится почти каждый день. Всегда лежит на полу, не поднимая головы, в надежде, что Господь простит её за то, как низко она пала в его глазах. Потому что она уверена, что ниже, чем ловчая времени упасть просто невозможно. Шпионить против людей, приютивших тебя; принявших тебя, как свою. Каждый день эта притворная и лживая вежливость, улыбки, смех.       Иуде за подобное заплатили тридцать серебренников, даже немного обидно было работать бесплатно. Она успокаивала себя мыслями о том, что это всё ради Церкви, ради Кардинала, ради приемного отца, получается, ради семьи. А от семьи никогда нельзя отказываться.       Ей часто снятся адские муки, и ей часто кажется, что эти сны вещие. Данте поместил предателей на девятый круг ада, рядом с Сатаной; и Нове любопытно, на каком кругу великий итальянский поэт выделил бы ей место? Или её деяния настолько ужасны, что грешникам прошлого придется потесниться и организовать отдельный круг только для неё?       Она поднимается с пола, отряхивает помятую атласную юбку и на ватных ногах движется к выходу из величественного собора Святого Петра. Ренато всегда пускает её сюда, когда толпы туристов уходят, чтобы она поговорила с Богом в одиночестве.       Никто из священников не хотел исповедовать ведьму, а Ренато она не просила. Никогда.       Меньшее, что он мог для неё сделать - это отдать ей свой золотой крестик, чтобы она чувствовала Его присутствие постоянно. Ренато надеется, что Нова достаточно хорошо спрячет крестик; Нова надеется, что подозрительный предмет не найдет кто-нибудь из колдунов или любопытный Талисс, грешивший частыми превращениями в ворона.       Ренато смотрит на эти заплаканные глаза своей подопечной и удивляется. Глаза отливают золотом, волосы рыжие - типичная ведьма, хоть сейчас помещай на обложку "Молота Ведьм". Но его пугает и восхищает в ней эта двойственность. Девушка, способная повелевать самим временем просит Господа всегда об одном - дать ей сил. Ведьма почти каждую ночь просит пустить её в церковь, чтобы прижаться губами к распятию.       И он не в силах ей отказать.       Она кивает ему в знак благодарности, выходит за порог церкви. - Quo Vadis, Нова?       Он часто задает ей этот вопрос. Никогда не требует ответа. Заслуживает ли она столько боли, сколько испытывает? Выдержит ли она до конца миссии? Тот ли путь она выбрала? Задумывается ли о своей высшей цели?       Она оборачивается, смотрит на него так пристально, медовые глаза её в ночном свете блестят особенно ярко. - А вы, Ренато?       Сожалеет ли он о своей судьбе? О пути, которым шел с самого малого возраста? Бред. Как можно сожалеть о своей единственной судьбе...       Ловчая всегда уходит тихо, оставляя после себя только едва уловимый запах пряных духов и множество противоречивых мыслей в голове Ренато. Она никогда не прощается, потому что всегда приходит вновь. В последнее время она вообще здесь частый гость. Настолько частый, что священнику кажется, что Стену Плача нужно срочно переносить из Иерусалима куда-нибудь в Ватикан, чтобы его ловчая всегда могла прикоснуться к древней реликвии и, наконец, обрести то, чего так страстно желает - покой.       В "Гнезде" никогда не бывает спокойно, вечно шум и веселая беготня, громкие разговоры и вечные посиделки, от которых Нове плохо, как морально, так и физически. Она старается не привязываться к этой атмосфере доверия вокруг, потому что скоро это всё будет разрушено. Её руками. Она часто думает, станет ли её имя таким же синонимом предательства для колдунов, как стало имя Иуды Искариота для остальных людей. Она думает, заслужили ли эти люди, которые называют её своим другом такой судьбы? Определенно, не заслуживают. Но Кардинал говорит ей, что всё это для благой цели, а, следовательно, грехом её шпионаж не считается. Почему тогда так стыдно и больно?       Иногда Нове кажется, что только Ренато способен её выслушать и понять. Только священник способен понять ведьму - какая ирония. Он никогда не указывает ей, что хорошо, а что - плохо, и это ей нравится. Нравится, что её просто слушают и не требуют ничего взамен. Нравится, что Ренато всегда готов открыть для неё двери обители, где всегда приятная прохлада, завораживающее хоровое пение, могущественные стены, которые смогут её защитить и этот запах ладана, от которого сердце успокаивается. В "Гнезде" пахнет по-другому - резкими духами Веспер и стряпней Хорхе, но ладаном - никогда. А Ренато весь окутан этим ароматом - ароматом церкви, который сможет её успокоить. Поэтому она и возвращается в Божий дом.       Они с Ренато всегда встречаются в странных местах - дешевых мотелях, чтобы не вызвать подозрений, ведь в их деле это особенно важно. Он ждет её уже минут пятнадцать. Опаздывает. На неё не похоже.       Но Нова всегда приходит, всегда осторожно сидит напротив него и делится новыми сведениями. Вот и сейчас рассказывает, а Ренато не может оторвать взгляд. Эти малахитовые глаза, рыжие волосы, наспех собранные "крабом" и простенькое черное платье. Нова отлично справлялась в ролью городской ведьмы. - Что у вас с руками? - обеспокоенно спрашивает Ренато. Аккуратные ладошки перебинтованы, красные пятна растеклись по белой марле, из-за чего Нова стыдливо опускает взгляд. - Немного переборщила с магией. Слишком много энергии пропустила через руки - сосуды и лопнули.       Её спокойствие в этой ситуации Ренато настораживает, он садится ближе к ней, хочет уже прикоснуться к её рукам, но взглядом спрашивает разрешения. Она не отрывает взгляд. Можно.       Он тщательно осматривает повязку, осторожно прикасаясь к её рукам. Такая нежная кожа. - Кровотечение вы остановили. Это хорошо, - заключает он. Она выдавливает из себя сдержанный смешок. Странная реакция. - Что? - Кажется, теперь и у меня есть стигматы, - с довольным видом сообщает она. - Теперь я точно одна из вас.       Одна из вас. Она всегда была одной из них, даже не смотря на то, что ведьма. Ренато это знал, пока остальные кардиналы упрямо отрицали и отказывались принимать ловчую в своих рядах. - В следующий раз будьте аккуратны, Нова, - почти шепчет священник. - Я помолюсь за ваше здоровье.       Ренато покидает её с двоякими чувствами, прикосновения к её рукам обжигают, остаются на коже, будто пятна. Но Ренато не хочется от этих прикосновений отмыться, хочется смотреть на свои руки и думать, как ещё несколько часов назад он касался рук Новы.       Он задерживается с ведьмой и из-за этого приходит на проповедь последним, успев проскочить в закрывающиеся двери Сикстинской Капеллы. Среди старых священников пошел недовольный шепот. - Наш маленький Клод Фролло, кажется, снова задержался со своей Эсмеральдой.       Клод Фролло. Как оскорбительно это звучало. На что они намекают этим сравнением? Он никогда бы не поставил Нову перед выбором: быть с ним или умереть.       Ему в этой истории скорее Квазимодо ближе, из-за желания Нову оберегать; из-за желания укрыть её от всех за могущественными мраморными стенами Собора Святого Петра, как Квазимодо спрятал свою Эсмеральду в Парижской Богоматери. Чтобы никто не нашел, чтобы никто не посмел вытащить её из этого надежного убежища и навредить ей. Ибо нет для этой ведьмы убежища надежней, чем Божий дом.       Мысли о ловчей в голове стоят роем, мешают слушать Его Святейшество, так быть не должно. Ренато углубляется в молитву, чтобы отвлечься, целыми днями читает Псалтирь, отчаянно сжимая в руках маленькую книжку с пожелтевшими страницами. Молится за Нову и за то, чтобы она, наконец, покинула его мысли.       Но она остается в его голове, обосновывается, как у себя дома. Это отвлекает немного, особенно, если на первом месте в твоих помыслах должен быть Бог. Ренато всё ещё надеется, что вера поможет ему.       Ночью ему снится Нова, которую приговаривают к сожжению его "коллеги" священники. Ренато сам поджигает столб, к которому она привязана, пока толпа людей на площади яростно кричит.       "Ведьма! Ведьма! Ведьма!"       У Ренато холодный пот выступает на лбу, когда он просывается, и в висках пульсирует.Что ж, Нова вполне оправдывает свой статус ведьмы, ибо, кажется, не просто так она снится одному из самых непорочных слуг Господа.       В следующий раз они встречаются возле Римского Форума прохладным вечером. Она предложила это место, ведь если скрываешься - прячься у всех на виду. Она сидит на одном древнем камне возле Базилики Эмилия, деловито листая книгу. Ренато отмечает длинное черное платье и темно-бордовую помаду, что в сочетании с её носительницей выглядит действительно дьявольски прекрасно. - Прекрасное место для чтения, - начинает он, прячя руки в карманах брюк. Он обращает внимания на книгу - "Молот ведьм". - Неужели, вам действительно интересны средневековые способы борьбы с ведьмами?       Она поднимает взгляд, смотрит заискивающе, сверкая золотом глаз. - Ваши коллеги из инквизиции высказывают в этой книге крайне интересные положения. - Например? - он протягивает ей руку, чтобы она смогла подняться со своего насиженного места. И вот они уже идут по узким тропинкам, которые соединяют между собой некогда величественные сооружения времен Римской Империи. - Знали ли вы, Ренато, что мы - женщины выступаем главным источником греха и похоти и, следовательно, больше склонны к вероотступничеству? Эти теоретики из прошлого считали, что мы верим в Бога меньше, чем вы - мужчины. Сейчас в Ватикане про меня, наверное, думают также? - она нервно теребила ткань своего платья, она снова на пределе и, кажется, сегодня снова придется ждать её ночного визита для молитвы. И Ренато подождет. - Я никогда не думал о вас в таком ключе.       Он прекрасно понимает, что она, скорее всего, не имела в виду кого-то конкретного. Но показать своё отношение к ней было так важно в тот момент. И то было правдой, потому что иногда Ренато кажется, что эта, казалось бы, нечестивая девушка верит больше, чем любой старик в сутане, осуждающий её. Он ещё обязательно попросит прощения возле Распятия за такие мысли. Но это будет позже... - Но, сдается мне, вы попросили встречи не потому, что хотели поделиться впечатлениями от древнего трактата.       Она опускает взгляд, внезапно останавливается. Делает глубокий вдох и, наконец, смотрит на Ренато в упор. - Вы можете пообещать мне, что, когда всё закончится, то с моими... - она делает паузу, подбирая подходящее слово. - ...с моими новыми напарниками ничего не случится. Сможете? - Кардинал пока не может дать вам такого обещания. - Я же не Кардинала спрашиваю, - голос предательски ломается посреди фразы, её отчаяние трудно скрыть. - Я спрашиваю Вас...       Ренато, скорее всего, ответил бы то же самое, но разве имеет он такое право? Может ли он сказать этой девушке, своей подопечной, что не ручается за судьбу близких ей людей? Она бы не простила такого ответа, а он не простил бы себя. - Я вам обещаю.       И, ради всего святого, теперь он обязан сдержать это обещание. А пока он просто смотрит на искреннюю улыбку на её лице, на эти сверкающие в вечернем солнце глаза, на эти идеально накрашенные губы. Кажется, его личная погибель - это огненно-рыжие волосы и бордовая помада. - Извините, что выдернула вас по такому мелочному вопросу. Но, с другой стороны, когда бы ещё мы с вами смогли прогуляться по такому потрясающему месту, - Нова вдруг берет его под руку, и вместе они идут дальше, изредка обсуждая великие события прошлого, будто неудобного разговора несколько мгновений назад вовсе и не существовало.       Она внезапно придвигается чуть ближе, прижимаясь к нему крепче. Ренато не был готов, напряжение скользит по всему телу. Ладони стыдливо потеют. - Вы так пахнете, - тихо шепчет она. - Что? - не понимает он. - Ладаном. Такой запах потрясающий... Можно я? - она, не дожидаясь ответа, придвигается ближе, блаженно вдыхая этот аромат, закрывая глаза. - Мой любимый запах.       Ему некуда от неё бежать, негде спрятаться, чтобы скрыть смущение на лице и постепенно розовеющие щеки. Между ними случается нечто, напоминающие обьятия. Нова доверчиво прижимается щекой к его плечу, мажет носом по ткани, собирая запах. Ренато и не замечал, что весь пропитан этими благовониями, как и не замечал, что Нове приятен этот аромат. Он не должен был поощрять эти действия с её стороны, но он неловко кладет руки ей на талию, по ладоням будто бы проходит разряд электричества. Что он делает?       Он уходит поспешно, аргументируя это срочными делами, оставляя девушку одну среди римских руин. В голове ворох мыслей и несказанных фраз.       Стольким можно было бы поделиться с ним, и она этого не сделала. Держит это в себе, откровенничая только с позолоченным крестиком, спрятанным под матрасом в маленькой комнате в "Гнезде". Но сегодня она снова уйдет поздней ночью, снова придет к нему. Пустит ли её Ренато? Откроет ли ей массивные двери? Скажет ли ей что-нибудь по поводу происходящего между ними? Найдет ли Нова в себе силы ответить?       Однако, Нова определенно, стыдливо промолчит о том, что прошлой ночью Ренато нашел её во снах. Он явился перед ней мраморной статуей, к которой она прижалась, прося сочувствия и понимания. Заплаканная она прижалась к холодному мрамору губами. И тогда статуя ожила, согрела её своими обьятиями. И они долго говорили, и все её мысли о Ренато расступились перед ним, как воды расступились перед Моисеем.       Quo Vadis, Нова?       Она спрашивает себя каждый день, когда притворяется другом "Союза Сожжения", когда ночами сжимает до боли в руках крестик, моля о прощении. Она сомневалась в том, что справится с миссией ещё несколько месяцев назад, пока в её жизнь не пришел Ренато. Её смирительная рубашка, её последняя обитель. Он слушал её и всегда показывал дорогу там, где девушка видела лишь тупик.       Лишь с ним она могла вести откровенные беседы, и лишь он всегда готов был поддержать её разговор. Они могли разговаривать часами о толкованиях Библии и о том, с чем лучше носить бежевый тренч Ренато. А после расставаний часто продолжали бурную дискуссию уже по телефону. Ей так нравилось слушать его голос, смех в телефонной трубке, представлять его улыбку. От этого сердце пропускало удары. Нова не помнила, когда это началось, будто всегда с ней было, с самой первой их встречи. Какое название дать своим чувствам она не знала. Наивным словом "любовь" разбрасываться она не хотела, ведь это не сказка, а жизнь. В их ситуации, и в их положении не было места для любви.       Но она готова была идти за ним туда, куда он скажет. Готова была пойти за ним, как Мария Магдалина пошла когда-то за Иисусом Христом. Но между Новой и Марией есть различие. Нова не стала бы плакать возле распятия, Нова бы смела всех вокруг, чтобы его спасти. И, уж поверьте, ей хватило бы на это сил. А что было бы дальше не имело никакого значения. Даже если бы Ренато, как Спаситель когда-то, повелел бы ей его не касаться, то она бы не посмела притронуться к нему, лучше руку отсечь. Лишь бы просто быть рядом. Рядом с ним.       Ренато не отпускал её мысли, не выходил из головы, мешал колдовать и работать. И это любопытство о том, носил ли он крестик, что отдал ей? Касался ли его? Целовал ли его во время молитвы? Ей стыдно за эти помыслы, но избавиться от них она не может. Или не хочет.       Ночная дорога снова ведет её в Собор. Двери заботливо открыты. В темноте горят несколько свечей. В пустом Соборе лишь один человек в черной сутане. По пшеничным прядям волос гуляют пляшут тени от свечей.       Она твердо идет вперед, тяжело опускается на колени рядом со священником. Ибо нет для неё места спокойнее и безопаснее, чем в этой церкви, рядом с этим человеком.       Ренато смотрит на неё, жестом приглашая присоединиться к молитве. В этом было нечто интимное, нечто откровенное, что она не могла разделить ни с кем, кроме как с этим мужчиной.       "Господи, за что ты так несправедлив со мной?" - отчаянно спрашивает Ренато, складывая руки в молитвенном жесте. - "Разве не могу я любить и Тебя, и эту девушку одинаково сильно? Зачем ты ставишь меня перед этим выбором, Господи..."       "Думаешь, мои чувства к этому мужчине преуменьшат мою глубокую веру в тебя, Господи?" - думает Нова, пока слезы непроизвольно текут по девичьим щекам. - "Так вот, ты неправ! Полюбив его, я лишь сильнее осознала свою веру. Неужели, меня после этого назовут великой грешницей? Ответь мне, Господи."       Сидят в тишине какое-то время. Впервые от благовоний становится душно, Ренато впервые душит воротник-колоратка. Белый воротничок хочется в этот момент выбросить, куда подальше, лишь бы дышалось свободней.       Нова устало облакачивается на впереди стоящую скамью, дышит тяжело, будто потратила много сил на это божественное откровение, что между ними только что произошло. В свете лампад роскошные пряди её волос похожи на настоящее пламя. Она лежит на скамье, смотрит в его сторону, сверкая золотой радужкой глаз. - Сдается мне, мы молились об одном и том же, - шепчет она, но в гробовой тишине её голос, кажется, слышит весь Ватикан.       Он смущенно отворачивается. Внутри буря эмоций: страх, надежда, смятение, решимость, снова страх. Нервно барабанит пальцами по деревянной скамье. - Нова, вы... - он не заканчивает фразу, Нова перехватывает его руку, не касаясь обнаженной кожи, берет нежно за черную ткань сутаны, стараясь успокоить тремор. Смотрит пристально, такая чистая, такая смелая, такая настоящая и правдивая. - Вы часто спрашивали меня о моем пути, Ренато, - начинает она. - Quo Vadis, Нова? Я думала над этим вопросом, взвешивала каждое свое решение. И поняла, что я не жалею о сделанном выборе. Как там говорится? Это мой крест, и мне его нести.       Она делает паузу, на секунду отрывая от него взгляд, священник придвигается чуть ближе к ней. - Не волнуйтесь, Нова, продолжайте.       Девичьи пальцы сильнее сжимают его руку, он сжимает её ладони в ответ, наплевав в этот момент на все обеты, догмы и правила. Пусть только она говорит. - Прошу вас, спросите меня ещё раз... - умоляет она, прижимаясь губами к корзине из их ладоней, доверчиво трется щекой о его мягкую ладонь, - Прошу вас. - Quo, Vadis? Куда ты идешь, Нова?       И ответ не заставил себя ждать. - К тебе.