Quia peccavimus tibi

Дверь за ведьмой закрылась, а Ренато откинулся на спинку стула и уставился в потолок, отсутствующе теребя край рукава пальто. Глухо-коричневый цвет заполнил все поле зрения, будто пытаясь забить бушующие мысли о только что прошедшей встрече. Но они все равно пробивались, растекаясь по потолку густыми разводами, образуя странный узор. Разумеется, священник знал, что у ловчих времени золотые глаза. Но даже регулярно встречаясь с одной из них, он ни разу не видел это золото вживую. Между ними зияла огромная пропасть в виде улицы, людей, рябящих экранов старых телевизоров и страниц церковных книг. Все это оседало на глазах Новы тусклыми зелеными линзами, прятало от мужчины живые нимбы золота. Ему вспомнились бесчисленные иконы и мраморные статуи древних праведников и мучеников. Их нимбы и кровь тоже сверкали золотом, ловя отблески свечей. Но то был мертвый металл, не имеющий ничего общего с сиянием солнца и живыми переливами на воде. Ренато отчаянно хотелось увидеть настоящее золото внимательных глаз, увидеть в нем отголоски древнего величия. Глупо, конечно. Искать божественное в касании дьявола? И все же это манило, искушало вглядываться в глаза Новы каждую их встречу. С каждым разом удерживаться от соблазна становилось все сложней, и святой отец боялся, что однажды не выдержит. На потолке продолжали сливаться и расходиться дорожки капель. Они были цвета того золота, которое Ренато каждый день представлял в своих мыслях. Он вгляделся в орнамент вязких следов. Будто бы сами собой, те складывались в слова, которые женским голосом до сих пор отдавались где-то на задворках сознания. "Мы слишком разные, отец Ренато." "Человек ли?" "Вам не отречься от тьмы, ибо существо ваше осквернено касанием дьявола." "Дьявола, Ренато." Эти фразы капали вниз, в полете обращаясь острыми лезвиями и втыкаясь мужчине в грудь. Они не содержали в себе ничего, кроме правды, прописных истин, которые открылись ему еще с детства, которые были отбиты на печатных машинках в книгах, лежащих в семинарской библиотеке. Он жил ими, пел их на проповедях. И все же именно сейчас ему почему-то было больно. Быть может, дело было в той, кто эти слова произносила. Говорить о Других со братьями и сестрами-церковниками, с обычными людьми, было чем-то обыденным. Но когда Другая с таким рвением, готовностью, упрямостью, горечью признавала и осознавала собственную греховность... Это наводило на некоторые мысли, которые с легкостью можно было счесть еретическими, и все же Ренато упрямо думал, искал, мучился неразрешенными вопросами. Бог всемилостив и всепрощающ. Его Сын умер за все человечество, избавив его от первородного греха Адама и Евы. Он простил даже тех, кто убил его. Покаявшийся разбойник ступил за Ним в рай. Так почему эта несчастная, так стремящаяся к свету душа лишена небесных врат только за то, в чем сама не повинна? Только за искреннее желание покаяться и очиститься она уже святее большинства людей, которых Ренато видел за всю свою жизнь. Мужчина тяжело вздохнул и устало потер ладонями лицо. Пальто зашелестело, обламывая кончики тонких золотых иголок, торчащих из его груди. Боль никуда не делась, под кофтой кололись остатки множества таких же иголок, которые вонзались в него с тех самых пор, как он встретил ведьму и молился за ее исцеление. Перед глазами стоял шрам от клейма, до сих пор были видны неровные, красные борозды, которые чуть дрожали от толчков не до конца свернувшейся крови. И снова: совершенно обыденная вещь, которую он видел уже тысячи раз, которой не придавал особого значения, пока не встретил Нову. Теперь каждая деталь, каждая частичка его жизни подвергалась сомнениям, превращалась в очередную стрелу, которые пронзали тело святого Себастьяна. И сейчас таких стрел в Ренато было чуть ли не больше, чем в самом великомученике. Резко вскочив со стула, мужчина быстрым шагом подошел к окну. Глаза вбирали в себя ночь, прерываемую лишь монотонным светом фонарей. В ночи солнце не светит, подумал он, но вспомнил про затмения и полыхающий ореол, незаслоненную луной часть солнца. Так ли выглядят ее глаза? Как может дьявольское проклятие так сильно напоминать заботливо сотворенное Богом? Почему мягкие руки изрыты уродливой бороздой? Кажется, все вокруг заставляло мужчину задавать себе все новые и новые вопросы без ответов. С каждой минутой это становилось все невыносимее. Щелкнул выключатель, скрипнула и хлопнула входная дверь. Ночь мягко скрыла золотые капли и стрелы, от которых к утру не останется и следа.